В туннеле судьбы

Следующим утром стук в дверь раздался даже раньше будильника. Из старого радиоприемника зазвучала песня «What Kind Of Man». Радио орало на столе рядом с кроватью Мари , но она даже не пошевелилась, несмотря на шум. Если честно, ей было нахрапеть на это радио. Мари поздно легла спать, всю ночь собирала вещи в поездку, и поэтому ее комната теперь выглядела так, словно по ней прошелся торнадо: повсюду было разбросано белье, на полках лежали стопки комиксов и коллекционных безделушек, на стене висел криво прикрепленный за один угол постер . В другом конце комнаты на карнизе для штор висел целый ряд медалей за фехтование, и теперь они покачивались от стука в дверь, который становился все громче и громче, заглушая радио. — Мари! Выключай радио. Ты и так уже опаздываешь на автобус. — Голос ее матери был хуже тысячи будильников. Убивает сон наповал. Мари застонала. — На завтрашний автобус я еще успею. Подумай об этом. — После таких слов стук в дверь лишь усилился. Приоткрыв один глаз, Мари пошарила рукой в кровати. Ага. Она схватила недоеденное яблоко и бросила его в радио. Пластмассовый приемник разлетелся на части — но, по крайней мере, музыка смолкла. Действовать у Мари получалось лучше, чем обдумывать средства. Она села. — Не кричи. Если хочешь знать, я уже полностью оделась. Мари поднялась с кровати в пижаме и вздрогнула от холода, когда ее босые ступни коснулись пола. Это чувство освежило в памяти ночной кошмар: она блуждает в зимнем лесу и с каждым шагом проваливается в снег все глубже, и вот она уже по пояс в белоснежной пустоте, лишь голые деревья вокруг и белое небо в вышине. А потом я ушла с головой под снег и не могла больше дышать… Это было не похоже на сон. Скорее, казалось воспоминанием. От холода ступни практически онемели. — Я не слышу, чтобы ты собиралась, — голос из-за двери прервал ее мысли. Мари зашевелился. Мать остановила Мари возле выхода и вытащила из ее ушей наушники. Она окинул взглядом ее джинсы и свитер с изображением кошки, одетой в гавайскую юбочку, и кивнула: — Новый свитер? Свитер был старый, и Мари, говоря это, ухмыльнулась. Миссис Дюпен-Чен закатила глаза. Она работала в туристическом агентстве, поэтому у нее были кошачьи свитера с картинками на любой случай. На сегодняшнем было написано: «МЯУ-НА КЕА БИЧ. Ну, еще бы. Мама Мари была уверена, что у каждого человека должна быть страсть; для нее, очевидно, такой страстью были кошки и путешествия, а в идеале — путешествующие кошки. Ее повсюду сопровождал полосатый кот Стэнли. — Ничего не забыла? — ехидно спросила миссис Дюпен-Чен и протянула ей билет на автобус. — Никогда ничего не забываю. — Мари положил билет в карман и достала из шкафа свою спортивную сумку с фехтовальным костюмом, которую тоже едва не забыла. — Спасибо, мам. — Автобус отправляется после уроков. Ты должна сразу ехать на Пенсильванский вокзал. Не отходи от команды. Не теряй из виду тренеров. Если что-то случится, я буду у бабушки с дедушкой. — Судя по голосу, миссис Дюпен-Чен была взволнована. Прикинув, Мари решила, что это, возможно, связано с прошлыми соревнованиями, когда всю их команду взяли под арест за игру в автоматы в Атлантик-Сити. Мари усмехнулась. — А в чем проблема? Я же еду на Кубок Северной Америки, мам. Не на войну. Она покачала головой. — Ты просто притягиваешь проблемы, Маринет Дюпен-Чен . Это у тебя в крови. Тебя куда ни отправляй — все равно что на войну. — Если только это не… — Мари сверилась с билетом, — Филли. — Значит, она едет в Филадельфию. Она поставил в уме галочку: чизстейки. Она обнял маму, как умела, закинула за спину рюкзак и взяла в руку сумку. — Я буду вести себя как следует. Никаких проблем. Никаких войн. Даже никаких стычек. — Не драться, не кусаться, — сказала она. — И на этот раз никаких черных карточек. Прошу тебя. И красных тоже. — Обещаю. — Не говори так. Мы оба знаем, что это приведет лишь к разочарованиям. — Она вздохнула. — Лучше не завышать планку ожиданий. — Ладно, а если так: обещаю, что меня не арестуют? Наверное, это я могу обещать. — Мари поцеловала мать в щеку. — Вернусь в воскресенье. И не затевай уборку в моей комнате, пока меня нет. Не думай, что я не замечу, если ты хоть что-то выбросишь. Она невозмутимо пожала плечами. — А я тебе уже говорила, сейчас же звоню мистеру и миссис Барахольщикам. Если они решат нанести нам визит, я не стану им мешать. — Я тоже тебе говорила, это коллекция. Ничего не трогай.— Она улыбнулась, и ее мать, тоже улыбаясь, пожала плечами. — Поклянись. Вместо ответа она сунула ей в зубы традиционный утренний пончик. Мари побежала по тротуару, и улыбка на лице матери медленно испарилась. В какой-то момент лицо миссис Дюпен-Чен могло показаться стальным. Когда Мари свернула за угол, она достала мобильный телефон и набрала несколько цифр. Затем она шагнула чуть дальше на крыльцо и пристально осмотрела улицу, будто в поисках чего-то. Ее взгляд перебегал с одной машины на другую, с забора на забор, с крыши на крышу. Если там что-то и было, то она ничего не заметила. Миссис Дюпен-Чен поежилась, несмотря на свитер, и убрала телефон в карман. За дымоходом соседнего дома рука в черной перчатке опустила бинокль. Вне всяких сомнений, Сабина Дюпен-Чен волновалась не зря; просто она смотрела не в том направлении. За семьей Дюпен-Чен наблюдали. Вот в чем была проблема на этот раз. Была ли тому виной способность Мари притягивать неприятности, как считала ее мать, или нет — неважно. На этот раз все было серьезнее, нежели детские шалости в Атлантик-Сити.