Заветное желание

Под треки: CARYS — Princesses Don't Cry (Nightcore Remix) Lime Kid & Skytrick — Surrender Прилежно позируешь Овсяну в образе няшки 002*, стараясь изо всех сил скрыть смущение. Пришлось значительно потрудиться, чтобы естественно, без напряга работать на камеру — за плечами оставлены тонны просмотренных видеороликов с моделями на фотосессии и столько же часов кривляния перед зеркалом, прежде чем удовлетворилась результатами и, наконец, написала Артёму с просьбой о фотосете. Было сложно — сначала долго копила деньги, ужимаясь на всём, чём только можно, затем терпеливо ждала, когда Овсянников после долгого перерыва снова станет принимать заказы на съемку, после, когда он все же ответил, бегала и договаривалась об аренде площадки на крыше высотного здания, параллельно пытаясь успокоиться и не визжать от радости через секунду в предвкушении долгожданной встречи с тем, о ком мечтаешь уже почти год. Парень увлеченно скачет вокруг тебя, короткими рубленными фразами советуя, как лучше встать, в какую сторону посмотреть, какую эмоцию изобразить. Стараешься изо всех сил не пялиться на него и держать, черт возьми, лицо, но господи — как же сложно, когда объект обожания вот здесь, прямо перед тобой, протяни только руку — и можно дотронуться… Но нет, еще не время поддаваться эмоциональным порывам: слишком многое принесено в жертву и поставлено на кон. Всему свое время, Т/И. Овсян, как всегда, в черном — удобные кеды, узкие джинсы, стильный бомбер, из-под которого виднеется внезапно белая простая футболка. Ну как, как можно быть настолько элегантным и эстетично прекрасным? Еще эти выбеленные взъерошенные волосы и подведенные черным брови, ярко выделяющиеся на фоне общей бледности кожи, оттеняя светло-зеленые с сероватым отливом глаза, которые сейчас задумчиво оценивают твою не слишком удачную позу. Скрещенные крепкие, но изящные руки попеременно потирают квадратный подбородок, к которому падают остро очерченные линии челюсти, и так хочется к ним прикоснуться… Так, успокойся. Держи себя в руках. Еще не время. — Думаю, 002 так бы не встала, — отрывается от созерцания Артём и указывает пальцем в сторону края крыши, — встань лучше туда и раскинь руки. Будем ждать порыва ветра, чтобы растрепал волосы. Послушно подходишь к кромке и делаешь так, как велит Овсян. Сердце колотится столь сильно, что хочется сделать еще пару шагов и свалиться вниз, целясь головой прямо в асфальт, чтобы унять его бешеный стук с этим сосущим страхом и жгучим стыдом быть отвергнутой. Стараясь не настраиваться заранее на поражение, еле доживаешь до конца съемок и тогда собираешься с мыслями и последними силами — либо сейчас, либо уже никогда. Парень, несмотря на энтузиазм во время фотосессии, выглядит довольно уставшим — под глазами залегли темные круги, губы бледные и потрескавшиеся, отрешенный взгляд подернут задумчивой пеленой — такое чувство, будто он не спит несколько дней и все это время пережевывает мыслительную жвачку со вкусом причины его хронического недосыпа. Уже предвкушая провал, все же, наступая себе на горло, тихо интересуешься: — Овсян, ты не голоден? Может, зайдем куда выпить по чашечке кофе? Артём отрывается от упаковывания в чехол аппаратуры и поворачивается к тебе с таким лицом, будто впервые видит, но, тряхнув головой, словно отгоняя лишние мысли, внезапно отвечает: — Почему нет? Погнали, только я бы выпил не кофе, а пропустил горячительного стаканчик-другой. Вечерело — рабочая Москва постепенно заканчивала свою деятельность и нехотя передавала бразды правления Москве безбашенной, любящей отрываться до самого утра как следует и максимально безрассудно, но и ту, и другую объединяло одно прекрасное качество — им было плевать на тебя и на то, как ты выглядишь. Поэтому, когда вы завалились в первый попавшийся паб, охранник с редкими пока посетителями лишь бросили на твой своеобразный прикид скользящий взгляд и отвернулись, вернувшись к своим делам и проблемам. Овсянников, заказав из съестного только какой-то веганский салат, объяснив свой выбор диетой, когда перехватил твой недоуменный взгляд, вяло поддерживал светскую беседу, капитально так налегая на алкоголь, будто наконец-то нашел повод дать себе послабление и выпить; ты, однако, не особо увлекалась горячительным, потому что во что бы то ни стало надо оставить себе способность соображать для исполнения мечты. Понимая, что еще пару рюмашек — и тот будет совсем готов, интересуешься в попытке отвлечь косплеера от шотов: — У тебя неприятности? Парень отрывает от пустой рюмки свои пока еще прозрачные глаза и, подперев щеку кулаком, с легкой улыбкой отвечает вопросом: — Почему ты так решила? Перечисляешь слегка смущенно то, что успела заметить, боясь ошибиться и выглядеть глупо, но Артём, внимательно выслушав, удивленно присвистывает: — Надо же, то ли на моем лице все и правда так отражается, то ли ты такая наблюдательная… Покурим? Выходите на поверхность из немного душного паба, который скоро будет совсем уже жарким — потихоньку рабочий люд стекается в питейные заведения развлекаться, пятница же. Вообще-то уже давно бросила эту пагубную привычку, но от предложенной Овсяном сигариллы отказаться не в силах. — Да все по пизде как-то пошло, — затянувшись, начал он, пристально вглядываясь в стремящееся поскорее закатиться за горизонт красное солнце, — знаешь, так бывает — живешь себе, не тужишь, занимаешься любимым делом, барахтаешься в бытовой суете и даже получаешь от этого мазохистское удовольствие, и тут внезапно, в один момент, теряешь все — стабильность, деньги, ссоришься с родителями, не находишь понимания у друзей, также ругаешься с ними, а кто-то даже уходит из твоей жизни навсегда, оставив после себя неприятный душок. Конечно же, на работе, по классике, разлад с начальством и тоже задница. Куда не плюнь — везде задница. Утомился, не могу. Парень устало потирает переносицу, слегка зажмурившись, а ты глядишь на него, и сердце сжимается от сочувствия и нежности к такому беззащитному Овсяну, которого никогда не увидишь на фотках. Не выдерживая, заключаешь не ожидавшего подобного поворота Артёма в объятья и шепчешь на ухо: — Я понимаю тебя. В жизни никогда не бывает все ровно и гладко, даже у богатых людей, но черные полосы заставляют нас переосмыслить свою жизнь и, сбросив через боль старую шкуру, двигаться дальше. Крепись, Овсян — самая темная ночь всегда перед рассветом, ты же знаешь. Чувствуешь, как спустя время чужие руки несмело приобнимают за талию, однако, с каждым вздохом все крепче сжимая. Дышишь часто и глубоко, втягивая в себя пряный и сводящий с ума запах парня, уткнувшись куда-то в основание шеи, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не лизнуть ухо. Еще не время. — Ты права, — отпустив, обворожительно улыбается тот, обнажив ряд белых и ровных зубов, — надо просто не раскисать и двигаться дальше. Ну что, идем? — и, весело подмигнув, хватает за руку, увлекая в подвал, где располагался паб. После перекура Артём будто внутренне расслабился и уже вовсю увлеченно рассказывал, активно жестикулируя, разные забавные истории из своей насыщенной и безумной жизни, заставляя тебя смеяться до слез, не таясь, любоваться им, сидя напротив — таким внезапно ожившим, веселым, внутренне сильным. Таким, в которого просто грех не влюбиться. — …а я им продолжаю доказывать, что никакой это не мед, — ухахатываясь с собственного рассказа, трясет рукой Овсянников, — причем ну вот вообще никак не аргументируя, хотя это был чертов мед, представляешь? Они такие говорят: да попробуй блин, хренов умник! А я — да сам пробуй, мне-то зачем?!.. Он выглядит настолько сексуальным в этот момент — словно при раскадровке отмечаешь широкую улыбку, преображающую полностью это точёное лицо, осоловевшие уже глаза, яркий румянец на высоких скулах, мило торчащий хохолок на макушке, острый язычок, скользнувший по четко очерченным губам — что не выдерживаешь и, скидывая туфлю, скользишь ногой вверх по штанине его джинсов. Парень осекается на полуслове и смотрит, как ты с милой улыбкой закусываешь губу, напряженно следя за его реакцией, пытаясь подгадать момент, когда стоит остановиться или продолжить. Но тот в очередной раз удивляет – закидывает ногу в чулке себе на колено, принявшись щекотать пятку, отчего хихикаешь, но стараешься излишне не лягаться. — На чем я там остановился?.. А, да, так вот, пробую я, в итоге, этот мед, и знаешь что? Отвечаю: «МММММ, КАКОЙ ВКУСНЫЙ МЕД»! И они такие смотрят на меня, глаза по пять рублей, а в них виднеется только одно — WTF? Овсян продолжает свой увлекательный рассказ, глядя тебе прямо в глаза, параллельно поднимая руку вверх, оглаживая щиколотку, икру, стремясь к колену. Чувствуешь жар от его ладони, который отзывается влажным пожаром внизу живота и, не выдерживая, вырываешься, стремительно вскакивая из-за стола. — Я скоро вернусь, — бросаешь растерявшемуся Артёму и быстро двигаешься по направлению к туалету. Нагнувшись над раковиной, пытаешься отдышаться. Дура. Какая же ты дура. Ведь сама же хотела этого, подводила к этому парня весь вечер, но в самый ответственный момент не удержалась, поджав хвост, убежала. Признаться честно, ты и не верила до конца, что все будет так, как в мечтах — ожидала, что косплеер вот-вот даст от ворот поворот, но все произошло так легко, так… естественно? Это стало полной неожиданностью, и теперь не знаешь, как реагировать и что вообще делать. Исподлобья взглянув в свое отражение, замечаешь, как щеки под тонной штукатурки настолько пылают, что даже сквозь нее это заметно. Так, нужно успокоиться. Успокоиться, собраться и по-быстрому свалить от… Внезапно дверь в уборную распахивается и не успеваешь ничего сообразить, как тебя тащат в кабинку напротив умывальника, захлопывают дверь — и видишь перед собой раскрасневшееся лицо Овсянникова на расстоянии сантиметра от своего носа. — Думала сбежать от меня? — усмехается, опуская взгляд на нервно искусанные губы. — Не выйдет. В ту же секунду сокращает расстояние до нуля, вовлекая в глубокий и жесткий поцелуй со вкусом алко, по-хозяйски проникая языком в податливый рот, запуская руку в волосы и удерживая затылок, чтобы не отвертелась. А тебе даже дышать нечем от расплескавшегося по крови адреналина и эстрогена, потому хочешь отстранить парня хоть на секунду, но не дает, давя твое сопротивление своим гораздо более сильным напором. В конечном счете сдаешься, расслабившись, учишься дышать Овсяном прямо во время жаркого французского, обвиваешь его крепкую шею руками, прижимаешься всем телом к нему, чувствуя, как по ноге течет капля тягучей смазки от возбуждения — никогда не думала, что можешь кого-то так чудовищно хотеть. Артём припирает с силой к стене, закидывая ногу себе на бедро и кладя руку на резинку чулка. Отрываешься-таки от сладостных губ и приникаешь к венке на шее, оставляя там свою метку на память, после чего скользишь кончиком языка к ключице, которую обнажаешь рывком, присасываешься к косточке, слыша протяжный полувздох-полустон. Такая ароматная, неожиданно тонкая кожа, такое четко очерченное тело, такое крышесносно желанное — поднимаешь футболку, оголяя легкие кубики пресса и, присев, прижимаешься к ним губами, оставляя влажную дорожку следов, желая поцеловать и лизнуть каждый, параллельно лаская поясницу ладонями. Косплеер откидывает назад голову, прикрыв глаза и тяжело дыша — видимо, живот его эрогенная зона. Не выдерживая, хватает за волосы, заставляя подняться, и разворачивает к себе спиной, нетерпеливо задирая короткое платье. — Вот же сучка, ты ведь этого хотела? — шипит на ухо, сжимая шею до синяков и, отодвигая влажные трусики, резко входит, даже не давая привыкнуть к размеру, сразу начинает рвано толкаться, шлепая с силой по аппетитным ягодицам. Невольно прогибаешься в спине, двигаешься на встречу, пускай и больно с непривычки — давно уже секса не было — но разве есть что-то прекраснее, чем жесткое порево с Овсянниковым? Твои несдерживаемые стоны его только сильнее заводят, и Артём, зверея, агрессивней толкается, отчего ноги так и норовят подогнуться, но тут парень просовывает руку между ними и круговыми движениями неожиданно нежно ласкает клитор, который безошибочно нащупал. Такой невероятный контраст — разрывающий сзади член и ласковые прикосновения пальцев к чувствительному бугорку, а самое главное, что и то, и другое принадлежит тому, о ком мечтала каждую ночь, мастурбировала, выстанывая его имя во время оргазма, склонившись ночью над листом бумаги, старательно вырисовывала карандашом его скульптурное, эстетически прекрасное лицо, которое, наверное, уже выучила наизусть и могла бы воспроизвести с закрытыми глазами. Лицо Артёма, мать его, Овсянникова. В этот момент косплеер выходит из тебя — и сразу чувствуешь непривычную пустоту, ненаполненность, которая раздражает — разворачивает к себе, снова хватая за шею (нравится же ему душить, чертяка). — Я тебя сейчас так оттрахаю, что ты еще долго ходить враскорячку будешь, — рычит в губы, а твое сердце, тем временем, пускается в пляс. Закидывает ноги себе на талию, резко проникает внутрь, агрессивно втрахивая в стену, и уже даже не стонешь — орешь аки сумасшедшая, даже не ощущая, как по щекам льются слезы. Вцепляешься ему в плечи, а тот кусает за губы, засасывая в поцелуй так глубоко, что даже больно. Сегодня вечером Овсян принадлежит только тебе и трахает только тебя, как и фантазировала — эта мысль сводит с ума. Заветная мечта наконец-то осуществилась. Парень отрывается от твоей кровоточащей нижней губы и впивается в место где-то позади уха, не снижая темпа продолжает вдалбливаться в тебя — и как у него только выдержки хватает? Понимаешь, что еще немного — и кончишь, потому непроизвольно шепчешь, как мантру: «Быстрее, быстрее, быстрее…» Рыкнув, тот опускает на пол и, опять развернув, заставляет согнуться, выставить зад совершенно по-шлюхански, и уж тогда-то, наконец, исполняет твою просьбу как следует — никогда не думала, что кто-то способен так трахать. Чувствуя, как тело в плен захватывает адское пламя, хрипишь между стонами имя Овсянникова и, судорожно вскрикнув, корчишься в ярком, словно вспышка сверхновой, оргазме, ощущая, как сладко сокращаются мышцы влагалища, сжимая член Артёма, который, едва успевая выскользнуть из лона, вслед за тобой изливается на ногу, откидываясь на стену и тяжело дыша. Сквозь пелену неумолимо уходящего наслаждения видишь, как по черной ткани чулка лениво бегут струйки густой спермы и понимаешь — скоро обессиленно свалишься прямо на кафель. За секунду до того, как колени касаются пола, тебя подхватывают сильные руки и прижимают к себе. — Свела меня сегодня с ума, неистовая сучка, — выдыхает на ухо и смачно чмокает в многострадальную шею. — А ты свел меня с ума уже давно… Тут вы слышите недовольные голоса секьюрити, которые усиливаются в сторону туалета и понимаете, что, походу, на вас кто-то стукнул. Резко выбегаете из уборной, проносясь мимо не ожидавшей такого охраны, хватаете свои вещи из-за стола и мчитесь на выход, пока, амбалы не поймали и не скрутили. Ты бежишь, увлекаемая Овсяном, так быстро, как никогда, хохоча вместе с ним, чувствуя невероятную легкость в теле и свободу внутри, о какой и не смела мечтать. Наверное, это и есть счастье. Забежав за темный угол какого-то, здания, вы тормозите, чтобы отдышаться, но никак не можете перестать смеяться, глядя друг на друга — взлохмаченные, растрепанные, перемазанные вашей общей слюной и смазкой, но с безумным блеском в глазах, которому позавидуют даже пациенты психушки. — Аниме-боги, пожалуй, этот экспириенс теперь займет первую строчку в топе моих самых отбитых поступков, — ухмыляется парень, сгибаясь от боли в животе. — А ведь этот день так уныло начинался, никогда б не подумал, что он так сумасшедше закончится. А ты и слова не можешь вымолвить, наслаждаясь состоянием абсолютного бешеного счастья, которое полностью завладело всем существом, проникая в каждую клеточку тела, напитывая собой, и все из-за парня, тяжело сопящего напротив — чертов прекрасный Овсян, как тебя еще мать-земля носит… Внезапно в тишине раздается громкий звук рингтона, и Артём судорожно начинает копаться в рюкзаке в поисках телефона. — Прости, я отойду на минутку? Важный звонок, — говорит он и выходит за угол на свет, а ты, пока тот разговаривает, понимаешь, что получила все, что желала, и даже больше, потому бесшумно растворяешься в темноте, не желая больше собой обременять.

***

Утро начинается с дикой головной боли и пустыни Сахары во рту. Еле разлепив глаза, пялишься в потолок, пытаясь прийти в себя, вспоминая, что вчера было. А вчера, Т/И, исполнилось твое заветное желание, и от ярких воспоминаний в груди потеплело. Как же это было прекрасно, но, к сожалению, так быстро закончилось, ах… Ну что же — тем не менее, нужно постараться не сожалеть и продолжать жить дальше. С трудом скатившись с постели, встаешь перед зеркалом и придирчиво осматриваешь себя, медленно охуевая: губы выглядят так, будто выпила литр дико пачкающего кожу вина, на шее виднеются пятнышки насыщенно-фиолетовых засосов и кровоподтеки в виде пальцев; на ягодицах краснеют четкие отпечатки пятерни косплеера, а внизу живота все саднит и ноет. Ладно хоть вчера хватило ума по приезду домой вымыться, а то сегодня, ко всему прочему, прибавились бы еще и прыщи. Но все равно, теперь еще нескоро можно будет выйти на улицу. Взяв с собой в постель фильтр с водой, устало валишься на подушки и прислушиваешься к собственным мыслям. Вряд ли вы еще пересечетесь, да и, в общем-то, не настаиваешь — минувший безудержный секс стал пределом твоих мечтаний, на большее и не рассчитывала. Хотелось бы, конечно, получить фотки, но тут как пойдет — вдруг парень уже сильно пожалел о том, что произошло и закинул в черный список, не желая больше никогда даже вспоминать твое имя? Не очень приятная перспектива. Однако, жизнь продолжается, и теперь она начнется однозначно с чистого листа. Нащупав телефон под подушкой, заходишь в контакт и открываешь входящие сообщения. Едва заметив непрочитанное от человека со знакомой аватаркой, чувствуешь, как сверху донизу прошибает противный холодок, а на лбу выступают капельки пота. Открываешь дрожащими пальцами и перечитываешь текст несколько раз, не сразу вкуривая смысл написанного: «Как можно так безбожно смываться, не сказав ни слова? Я ведь обыскался тебя и даже думал мельком, что тебя кто-то украл… Но да ладно. У меня в заложниках твои косплейные фотки и если хочешь, чтоб они попали к тебе в руки, придется их отработать. Приезжай на этот адрес вечером послезавтра, и чтоб в чулках была, как вчера — мне понравилось :D»