Ночь

За окном лил дождь, а под ним стоял продрогший Верховенский. Он умоляюще звал Ставрогина, который с недоверием смотрел на него из окна. "Какой бес его сюда притащил?" - подумал Ставрогин. Он задёрнул штору, потом вновь отдёрнул её. Повторил так три раза. Верховенский всё ещё стоял под окном и продолжал кричать. Тогда Ставрогин потёр виски, окончательно убедившись в том, что это не галлюцинация. А они частенько приходили и до самоизоляции, которая даже здорового человека может свести с ума. Тем более, у Ставрогина уже несколько дней была бессонница. Он включил свет, открыл окно, взял телефон и показал Верховенскому. Тот крикнул, что его телефон сел. Ставрогин закатил глаза, взял первый попавшийся листок, написал несколько строчек и кинул его в окно. Верховенский с излишней торопливостью подбежал к записке, прочитал и с блаженством посмотрел на Ставрогина. Тот снова закатил глаза. Через несколько минут Верховенский уже расхаживал взад-вперёд по комнате Ставрогина и как-то слишком торопливо говорил о совершенно незначительных вещах. Они не виделись уже давно, потому что Ставрогин на этот учебный год перевёлся в Москву. Инициатором этого неожиданного переезда стала Варвара Петровна, которая основательно похлопотала за своего сына и сделала всё так гладко, что многие в его родном маленьком городке до сих пор гадали, куда он делся. Некоторые даже начали поговаривать о его самоубийстве, так неожиданно пропал Ставрогин. А Верховенский остался в провинции. "И Эркель тоже", - отметил для себя Ставрогин, хотя там остались и все остальные, а не только он. Верховенский каждый день исправно отправлял Ставрогину кучу сообщений: от подробного изложения каких-то совершено не касающихся до них сплетен до жарких признаний в любви. Эти сообщения Ставрогин иногда пролистывал, а иногда вообще не читал. Нет, это совсем не от пренебрежения к Верховенскому, просто учёба в МАРХИ действительно отнимала много времени. Ставрогину нужно было основательно подтянуться, чтобы сразу не вылететь. Тогда он вспомнил советы своего трудолюбивого одногруппника Кириллова, с которым раньше учился. А буквально в самом начале карантина в его съёмную квартиру явились Варвара Петровна и Даша, которые забрали его обратно в провинцию, в загородный дом Ставрогиных. Этот дом был оснащён всеми удобствами, даже небольшим парком, однако Ставрогину быстро надоело общество его невозмутимых соседок по самоизоляции, которые как ни в чём не бывало продолжали вместе вышивать и вести беседы на нейтральные темы. Даша была даже рада переходу на такой режим, потому что так она могла приглядывать за состоянием Ставрогина, для которого стала чуть ли не сиделкой. Однако психологическое здоровье "пациента" только ухудшалось, потому что он быстро заскучал, что, в принципе, случалось с ним частенько. Но сейчас смена обстановки была просто невозможна, поэтому Ставрогину становилось ещё тоскливее. И тут ему на голову среди ночи сваливается вот такой подарок, о котором ещё только предстоит сообщить Даше и Варваре Петровне. Ставрогину было тяжело признаваться себе, что это - самый лучший подарок в его жизни. Сейчас он еле сдерживал улыбку, смотря на торопливого молодого человека, промокшего насквозь, но тоже абсолютно счастливого. Всё бы хорошо, но карантин уже длился две недели, а в многочисленных сообщениях Верховенский как-то подозрительно избегал разговоров о самоизоляции и своём местонахождении. Ставрогин, ещё только направляясь в загородный дом и сообщив об этом Верховенскому, ожидал, что тот незамедлительно захочет к нему присоединиться. Но, к большому удивлению Ставрогина, Верховенский ничего такого не сказал. Тогда Ставрогин оставил эту тему, но в его сердце поселилось неприятное ревнивое ощущение, которое с каждым днём только росло. Он понимал, что именно это ощущение больше всего мучило его и не давало спать. Однако старался об этом не думать. Не выходило. Наконец, он нашёл в себе силы прервать столь приятную, но совершенно бессмысленную речь Верховенского, чтобы разрешить давно мучавший его вопрос: - Где ты жил до сегодняшнего дня? Верховенский резко умолк, а потом осторожно начал: - У Эркеля... Ставрогин закрыл глаза, подавляя резко возросшее ревнивое ощущение. Хорошо, что Верховенский продолжил. Ставрогин бы не смог говорить спокойно. - П-прости меня, - голос Верховенского дрожал. Казалось, он сейчас заплачет. Ставрогин открыл глаза, не ожидая столь резкой перемены, но смотрел довольно холодно. - У него мать в больницу попала! Я не мог его оставить! Ты ведь знаешь, он, - тут Верховенский запнулся, хотел было продолжать, но Ставрогин его прервал. - Знаю. Почему тогда сейчас пришёл? - Ставрогин хотел как-то смягчить свой тон, но не получалось, потому что глупое ревнивое ощущение не уходило. - Его мать завтра выписывают, - по голосу Верховенского было понятно, что эта новость была для него словно гора с его плеч. Он даже вдохнул полной грудью и посмотрел на Ставрогина лучезарным, совершенно влюблённым взглядом. Ставрогин удивлённо наблюдал своего собеседника. "А всё-таки изменился ты за полгода", - думал он. Эта перемена в Верховенском сбивала с толку, но как-то даже восхищала. То ревнивое ощущение сменилось иррациональной гордостью. Сейчас Ставрогин понял, что Верховенский до сих пор трепетно любит его. А решение остаться с Эркелем в такой трудный для него момент свидетельствовало о том, что Верховенский сильно повзрослел, раз мог ждать хоть какое-то время, а не сразу броситься к Ставрогину, узнав о его приезде. Верховенский неловко замялся на месте. Это вывело Ставрогина из захвативших его размышлений. - Можно... можно я с тобой поживу? - осторожно, но всё же так прямо спросил Верховенский. Ставрогин хрипло рассмеялся. "В чём-то ты неисправим", - пронеслось у него в голове. Верховенский тоже рассмеялся, но довольно нервно, потому что не знал, что ответит Ставрогин. Всё-таки, он был очень ревнив, и Верховенский знал это. Ставрогин легко уловил это волнение, поэтому молчал настолько долго, насколько это возможно. А потом просто кивнул. Верховенский от захватившей его радости зачем-то повторил этот жест, бросился за дверь, пробежал так несколько шагов, потом вернулся, взял сумку и опять убежал. Однако Ставрогин, повинуясь какому-то совершенно новому, лёгкому и приятному, ощущению, окликнул Верховенского и вернул к себе в комнату. - У нас холодно. Поэтому лови, - в Верховенского полетела одна из тёплых пижам Ставрогина. Верховенский, находившийся уже чуть ли не в состоянии эйфории, снова убежал. "Теперь не соскучишься", - подумал Ставрогин и лёг на кровать, положив руки под голову и закрыв глаза. Словно подтверждая его мысли, в ванной что-то с грохотом упало. Ставрогин вновь хрипло рассмеялся. Вскоре Верховенский вернулся и преспокойно лёг рядом с ним. "И как я буду объяснять это?" - думал Ставрогин, лёжа в кровати. Ответа пока не было. Тогда он перевёл взгляд на уже спящего Верховенского и впервые за две недели сладко зевнул