Бес

      -Бог свидетель, погубить он, бес проклятый, тебя желает, батюшка! -молвил Басманов, возлюбленный опричник царя, -Ватажиться тебе с ним опасно. Давеча он к язычнику-колдуну ездил. Небось темное этот душегуб задумал против тебя, царе.       Нахмурив свои колючие брови, сведя их к переносице, где уже в юные его годы образовалась глубокая борозда, Иван оторвал цепкий взор от свитка с недописанным приказанием и, распрямив свою скрюченную спину, посмотрел вниз. Там, подле его стола, располагался сам Феодор, сидя по-турецки и оперевшись подбородком о белы руки. Царь поманил его пальцем, сиявшим каменьями перстов. Юноша послушно опустился у самых ног своего владыки. Тот же обхватил острый подбородок красавца своими почти что старческими руками, но с крепкой хваткой грозного монарха, наводившего страх на чернь одним своим взглядом. Вопреки этому Федор смотрел на царя бесстрашно, но даже с искорками лукавства. Наверное именно это в опричнике и заводило да будоражило Грозного. Появлялось не подавляемое желание укротить, обуздать этот дикий языческий огонь, преисполненный неиссякаемой энергией юности.       -А не лжешь ли ты мне ненароком, а, Федька? -усмехнувшись, спросил царь, глядя на юнца полуопущенными веками глаз. Юноша чуть склонил голову в бок, глаза его засверкали адским пламенем. Смотря вверх из-под пушистых черных ресниц, опричник с лукавством в голосе и во всем выражении лица своего молвил:"А ты проверь и испытай раба своего на правдивость, царе. Бог видит, не обману тебя, ведь есть я твой пес верный.»       -Эх ты, егоза, распоясался совсем. Я б тебя да и влеготку…       -Обижаешь, царе. Я у тебя надежа-воин, ранений в брани пережил немало, так что наказывай рачительно, дух весь из меня выбей, покамест в правдивости моих слов не удостоверишься.-Басманов придвинулся на четвереньках вплотную к царской ноге, с присущей ему изящностью прогибаясь в спине, излучая всем своим существом нечто бесовское, дикое, то, что необходимо потушить, иначе жар пламени пожрет все себя окружающие.       -Ух, куролесник клятый, пляшешь на краю обрыва.-отвечал ему Грозный, проводя дланью, пронизанной бирюзовыми венами, по маковке Феодора, спускаясь ниже и сжимая черные вихры, оттягивая вместе с власами и главу юноши назад. На эту боль опричник лишь оскалился в усмешке, изгибая лукаво густые брови:"Не щади меня, царе, я все выдюжу да и пляшу так, что любая девка обзавидуется моему изяществу, сам знаешь.» Наклонившись, Иоанн надавил на затылок юнца, заставляя поддаться его вперед, и властно впился в алые уста Басманова, кусая нижнюю губу до стального вкуса на языке. Поцелуй был больше похож на схватку за лидерство, за престол, ведь опричник, несмотря на свое положение верного слуги, был парнем не робким, его просто так не обуздаешь, и он имел достаточно наглости и силы для того, чтобы углубить, перевести их «схватку» на новый уровень. На такую непозволительную дерзость царь обхватил свободной дланью чужую шею, прерывая путь кислорода к легким опричника, сжимая все сильнее. Федор попытался высвободиться от поцелуя, дабы получить хоть немного воздуха, но давящая на затылок рука Грозного не позволяла это сделать. Конечно, физически юноша был во много раз сильнее, и, если бы он того пожелал, Басманов в сию же секунду мог бы скрутить царя, но не был он настолько дураком, да и, чего уж таить, такое положение его не просто устраивало, но даже возбуждало. От недостатка кислорода внутри все напрягалось, скручиваясь в клубок внизу живота, по телу бежали мурашки предвкушения, а конечности немели и приятно покалывали. Испытывая животное удовольствие, Федор в экстазе закатил глаза, прогибаясь в спине и раздвигая шире колени. Он громко захрипел в попытках издать стон в приоткрытый рот царя, который уже перестал терзать его уста. Грозный удовлетворенно улыбнулся, опуская ладонь с шеи своего извращенного похотью слуги. Опричник жадно, как рыба, выкинутая на сушу, стал втягивать ртом воздух, заходясь громким кашлем и опираясь для удобства на колени своего владыки. Царь провел с толикой нежности вниз по щеке Федора сухими перстами, едва уловимо дотрагиваясь до контрастно синеющих следов удушья на бледной шеи юноши. Взяв его грубые и мозолистые от тренировок и битв ладони в свои, он в немом приказе заставил юношу подняться и сесть царю на колени лицом к лицу, которое еще сохраняло в себе багряный оттенок. Было бы опрометчиво полагать, что искорки непокорности потухли в бездонных очах юноши, но действия Грозного ещё сильнее распалило их, превращая не просто в дикое пламя, но устрашающий огненный столб.       -Вижу, балахвост, тебе мало, а? -с устрашающей улыбкой, обнажающей клыки, вопросил царь. Ответа ему не требовалось, ибо весь растрёпанный, но не менее притягательный внешний вид Федора говорил сам за себя. Он опять же сыскал дерзости запрокинуть назад уже пострадавшую шею, намекая на то, что наказание не было таким уж изощренным. Обвив талию любовника, Грозный, что есть мочи, впился в подставленную ему кожу, кусая и рьяно целуя ее. Дыхание юноши стало неровным. Цепляясь пальцами за парчовую ткань на плечах царя, он зажмурился, отдаваясь полноте ощущений. Боль достигла того пика, при котором она приносила неземное удовольствие. Когда Грозный прокусил кожу в области, где шея переходила в крепко сложенные плечи, и потекла вниз тёплая струйка, Федор, сильнее впечатывая свой таз в партнера и прогибаясь корпусом, протяжно застонал, совершенно раскрепощенно, даже не пытаясь сдержать звука.       -Шлёнда бесстыдная! -злостно прошипев сквозь зубы, царь сжал волосы опричника, втягивая его в очередную схватку за первенство, продолжавшуюся, покамест воздуха в телах обоих совсем не осталось.       -Мне надысь доложили, что на седмице этой ты, курощуп бесовской, охмутал трёх девок. Что ж на это ты молвишь? -сказав это, государь с силой встряхнул за густую гриву юношу. Тот же, не опуская наглых очей своих, с ухмылкой отвечал: ’’Кто б пес этот не был, просчитался он, ибо запамятовал он доложить тебе о паре парнях.’’ Расплатой стала наотмашь влепленная пощечина, от который ланиты вспыхнули и, в следствие, закололи. Оттолкнув от себя Федора, заставляя того рухнуть на пол каменный, Грозный величественно поднялся и проследовал к сундуку. Приподнявшись на локтях, Басманов не торопился вставать, а лишь заинтересованно глядел на государя, вальяжно раскинув ноги. Взяв в руку хлыст, царь в очередной раз потянул за вихры опричника, заставляя того встать. Изогнув чёрную аки ночь бровь, Федор выжидающе посмотрел на своего повелителя, стоя спиной к столу и опираясь о его деревянную поверхность руками.       -Снимай кафтан и воротись ко мне спиной, Федька. Рядились ведь, что дух из тебя бесовской твой весь выбью. Юноша не заставил себя ждать, понимая, что довел до гнева своей непокорностью. От этой мысли он чуть ли не дрожал в предвкушении чего-то великого.       -Оперись-ка о стол. После этих слов хлыст разрезал со свистом воздух и с характерным звуком встретился с молочной плотью Феодора, заставляя его прогнуться и чуть ли подкашивая. Опричник издал звук, похожий одновременно и на крик, и на громкий стон. Обжигая кожу, удар повторился, равно как и возглас удовольствия со стороны юноши, который уже почти полностью распластался на поверхности столешницы. С каждым ударом возбуждение в обоих телах вспыхивало с новой силой. Один упивался своей властью, другой же полностью отдавался болезненным ощущениям, граничащими с безумным удовольствием. Царь мог и не подозревать, но ведомым был он, ведь юноша провоцировал и манипулировал им, точно зная, какие действия последуют со стороны Грозного, в следствие чего можно легко понять, что Федор Басманов обладал безграничным влиянием на государя, играясь с ним, словно с марионеточной болванкой. Юноша уже хрипел, грудь его быстро вздымалась, кудри черны прилипли к взмокшему лбу, когда царь прекратил удары хлыстом. Он приблизился к любовнику, прижимаясь пахом к крепким ягодицам, страстно целуя кровоточащие раны на спине. Федор, все ещё тяжело дыша, приподнялся на локтях и развернулся лицом к Иоанну, чего последний никак не ожидал. Кокетливо склонив голову, он, опираясь одной рукой о столешницу, поманил перстом царя ближе к себе. Решив принять правила игры опричника, государь, обхватывая могучий стан воина, приблизился к его устам, но был остановлен преградой в виде аристократично длинного пальца своего слуги. Оторопев от этакой дерзости, он застыл, не предпринимая никаких ответных действий со своей стороны.       -Видел бы ты, царе, как они метались и извивались, аки змии, подо мной…       -Ах ты ж, блядун проклятый, сын сучий! -с перекошенным от гнева лицом свирепо зашипел Грозный, сжимая руки вокруг шеи опричника, попутно пытаясь сорвать с него штаны да сапоги. Оставив Феодора абсолютно нагим, государь впечатал его в гладкую поверхность, ведя рукой, царапая, от шеи к сильной вздымающейся груди опричника.       -Они кричали от удовольствия, -хрипя, пытался говорить Басманов, -молили меня выебать… Длань царя сильнее сжалась округ, с силой давя на трепыхающуюся жилку под кожей. Открывая широко рот в попытках вдохнуть воздух, из горла опричника лились свистящие хрипы. Пальцы его впились в край стола, ноги задрожали в судороге, напрягая стопы. Зрелище пред Грозным было воистину завораживающе прекрасное. Отпуская шею слуги, позволяя ему задышать, он сам принялся судорожно скидывать с себя одеяния, пока Федор пытался оклематься, заходясь кашлем.       -Уж дурь я с тебя в сей миг выбью, страмец! Обхватив узкие бедра, где наверняка останутся фиалковые отметины, грубо, рыча, проник в Басманова, срывая устами его сладостный крик, царь остервенело начал вдалбливаться в поджарого юношу. Федор обвил за спиной владыки своего крепкие ноги, впиваясь ногтями в мужские плечи, да стал покрывать страстно шею его поцелуями, грубо кусая царскую кожу, за что главу его грубо отдернули назад. Наклонившись к уху с массивной серьгой янтарной, Грозный горячо зашептал:"Покорись своему правителю, склони буйну главу свою, подчинись да принадлежи властителю только своему!»       -Ах, хоть и обычный слуга я твой, полным рабом твоего разврата я не стану, да и не совладаешь ты с похотью моей, загнешься быстро, Ванюш.-прерываясь на стоны, залепетал Басманов, нагло ухмыляясь, будучи уверенным, что слова эти сойдут ему с рук, что было абсолютной правдой, -Ох, Господи, да! Не останавливайся!       -Как же ты можешь говорить этакую лабуду, крича, аки шаболда последняя, а, Федька? -хрипло захохотал царь, но частоту движений бедер немедленно удвоил, срывая с губ опричника своими действиями низкие хриплые стоны, ублажающие царевы уши. Конечно, Иоанн понимал, что Басманов был прав, ведь он, государь, уже давно немолод, тело утратило былые возможности, что внутри Грозного вызывало тихий ужас, а вот Федор-совершенно другое дело. Молодой, могучий и прекрасный опричник, находящийся еще на заре своей жизни, пламенный и неукротимый, царю он напоминал беса, инкуба, низвергнутого жаром преисподней да посланного для испытания воли государевой, которое он провалил еще в ту минуту, когда Алексей представил своего сына.       -Ох, Ванюша, задобный мой, я все-таки муж добрый, не только же мне ноги раздвигать пред тобой, да и жену свою без внимания оставлять негоже, -усмехнулся Федор, в тоже мгновение прикрывая глаза и хмурясь, мыча и содрогаясь, ибо государь нашел ту точку, сосредоточения всего приятного, с придыханием продолжая, -не позволит же царь властывать над собой, да? Нахмурившись, Грозный призадумался, остановившись. Опричник удивленно встрепенулся, приподнимаясь на локтях. Эта эмоция почти сразу же сменилось на выражения полное лукавства. Протянув руки вперед в зовущем жесте, юноша нежно притянул лицо царя, утягивая в медлительный, глубокий поцелуй, оттягивая нижнюю губу жемчужными зубами. Отвлекая государя этим приемом, Федор толкнул царя в бок, бедрами припечатывая его к поверхности дерева. Победно улыбнувшись, он статно выпрямился, опираясь дланями о колени мужчины, и склонил игриво голову к плечу, пламенно сверкая очами с хитрым прищуром. Не дожидаясь реакции партнера, он медленно задвигал тазом, прогибаясь в спине, аки грациозный дикий зверь, запрокинул голову и гортанно застонал, нетерпеливо и резко наращивая темп. Басманов внутри ликовал над очередной победой, когда Иоанн сдавил юношеские бедра, насаживая грубее, увеличивая глубину проникновения. Грудь опричника затрепетала, словно птичка в клетке, дыхание с каждым движением учащалось. Казалось что все его нутро горит от всей яркости ощущений, но этого было мало, поэтому он самолично принялся сдавливать собственное горло, закатывая глаза и издавая уже хрипы, а не сладостные стоны. Лицо его все вытянулось, все естество опричника натянулось струной, которая вот-вот порвется. Довершающим штрихом стало теплое семя в его нутре, стекающие вниз. Совершив еще пару глубоких движений, Федор излился на царский живот.       -Ох, Господи, это навевает воспоминания.-тяжело дыша, с придыханием прошептал опричник, взъерошивая черные кудри и убирая прилипшие власы со взмокшего чела.       -О чем же ты Феденька, касатик мой? -нежно молвил царь, поглаживая острые скулы шершавым перстом. Опричник в несвойственной ему манере улыбнулся, жутко растягивая губы к самым ушам. Глаза его полностью закатились, обнажая пронизанную лопнувшими капиллярами белизну. Он с хрустом повел плечами так, будто все его кости в один миг поломались, наклоняясь вплотную к лицу Грозного, который от испуга втянул шею и будто пытался раствориться в столешнице, и прорычал голосом нечеловеческим:"ТЫ КАЗНИЛ МЕНЯ, ДУШЕГУБ!!!» После он откинулся назад, словно позвоночник его переломился, и одержимо захохотал.       -Окстись, бес проклятый! -испуганно высоким голосом вскрикнул царь, толкая Басманова на пол, вскочил и рванул к дверям своих покой. Казалось, что безумный смех опричника окружает его со всех сторон, отталкиваясь со звоном колоколов от сжимающихся стен комнаты и проникая глубоко в его естество. Единственный выход был заперт, а на крики помощи никто не реагировал, будто вакуум поглощал все звуки, срывающиеся с уст царя. Из неоткуда подул пронизывающий до самых костей сильный ветер, туша все свечи в комнате. Резко стало тихо, а единственным источником звуков было бешено бьющиеся сердце государя. Он боязливо оглянулся по сторонам, но боясь поворачиваться. Все же, пересилив свой страх, он обернулся спиной к тяжелой двери и рухнул на колени, от увиденного им ужасающего зрелища. Стены комнаты выросли раз втрое, а посередке из камня прорастал кол, пронзающий тело юного Федора Басманова. Облачен он был в окрашенный червленым хитон, а прекрасный лик был уродливо перекошен в предсмертной агонии. В необъяснимом порыве Иван на четвереньках подполз к мученику, застывая подле и теня руки к ногам, висящим по обе стороны кола, по которому обильно текла кровь из разорванного прямого кишечника и превратившегося в месиво кольцо мышц, которое некогда возлюбил Грозный. Пытаясь издать хоть какой-то звук, опричник распахнул рот и выпучил глаза, смотря прямо на своего бывшего владыку.       -Нет, Феденька, это же как так получилось? Луна моя, месяц ясный, кто же сотворил такое с тобой? Я…я…-он взволнованно оглянулся по сторонам, словно пытаясь найти виновного в произошедшем, -Погоди, светик мой, я сниму тебя. Да, точно, спасу тебя. Обожди же минуточку, ты ведь мой надежа-воин, все выдюжишь, яхонтовый мой. Неуверенно поднявшись на ноги, пошатываясь, он дрожащими руками попытался поднять за бедра тяжелое тело юноши, но, вопреки этому, произошло совершенно обратное. Федор скользнул еще ниже по колу, вскрикивая от режущей боли разрывающихся органов. Затуманенным взором царь посмотрел вперед, где за смертоносным древом стояла девушка. Она невидящим взглядом уставилась прямо пред собой, поглаживая курчавые волосики двух малых дятинок, вцепившихся с двух сторон в юбки сарафана матушки. Аки последний пьяница, неровной поступью Грозный приблизился к ней, рухнув возле нее.       -Варвара Васильевна, что же происходит? Что же случилось, голубушка? Почему же вы стоите? На помощь звать нужно. Помогите же мне! -судорожно залепетал царе, ежесекундно оборачиваясь на любовника, мучившегося в агонии из адской боли. Женщина стекольными глазами наградила Грозного равнодушным взглядом, замерла так на пару секунд и после продолжила взирать на ужасную картину казни своего мужа, тихо напивая мелодию смутно знакомой колыбели детям. Иоан впал в ступор и, заикаясь, зашептал: «Что ж это такое… Надо же все же смочь сделать… На помощь… Нужно стражу звать.» Он опять беспомощно оглянулся по сторонам, будто надеясь на неожиданное появление какого-нибудь спасителя. Пусто.       -Иван Васильевич, вы сделали меня вдовой. Жизнь мою погубили. Вы виновны во всех бедах семьи моей…-неожиданно молвила девушка, продолжая пусто глядеть вперёд.       -Ч-чегось? Что же ты такое мелешь, женщина?! -Ты во всем виновен! -Ты во всем виновен! -Ты! -Виновен!       Со всех сторон слышались крики. Всем своим существом чувствовал царь гневные взгляды. Воздух все сильнее сжимался. Круг голосов сужался и давил на слух, отдаваясь тяжелым перезвоном. -ВИНОВЕН! ИРОД! … … ......        Грозный резко распахнул глаза. С чела стекал хладный пот. Рубаха неприятно липла к телу и членам. Грудь тяжело вздымалась. В голове будто колотилось сердце, отдаваясь пульсацией в ушах. Все ещё слышались отголоски этих разъярённых криков. Царь параноидально оглядел комнату. Пусто.       -Ох, Боже, сильно согрешил. Не покидает мою главу грешную, раба твоего, этот образ бесовской! Каюсь я! Не выдержит сердце мое очередного морока подобного…       Перед глазами снова, как наяву, предстали эти лукавые глаза да улыбка дерзкая. Нет, не уйдёт этот образ из головы государя. Никогда не исчезнет и уйдёт вместе с ним в хладную могилу. Навсегда с ним. На вечно.