Я вижу тебя в своих снах

Во сне Малкольм оказывается в своей детской спальне. Он видит, как кто-то стоит в темноте, и, конечно же, знает, кто это. — Черт бы тебя побрал, – шепчет он, неспешно садясь на кровать. Даже во сне – может быть, особенно во сне – он не может не дрожать от страха. – Неужели ты не можешь дать мне хоть одну ночь хорошо поспать? Отец улыбается ему из темноты, делая шаг к кровати. Малкольм подтягивает ноги к себе, хотя знает, что это бессмысленно – он никуда не уйдет. Брайт позволяет Мартину медленно, спокойно приблизиться к нему, и, хотя Малкольм не может унять дрожь, Мартин не перестает улыбаться. — Конечно, нет. Ты ведь не можешь освободить меня, правда? – Мартин садится на край кровати, и, хотя Малкольм уже взрослый человек, его отец все еще кажется ему большим и пугающим. Хирург протягивает холодную и влажную руку и кладет ее на щеку профайлера. Огрубевшим большим пальцем он проводит по скуле Малкольма. — Это только кажется справедливым, что мы преследуем друг друга, – говорит Мартин, продолжая смотреть на сына из-под полуприкрытых век. Его взгляд мягкий, с толикой удовольствия и нежности, совсем как в реальной жизни. – Серьезно, Малкольм, ты можешь проснуться в любое время, когда захочешь, не так ли? Обычно это неправда: Малкольму постоянно приходится страдать из-за своих снов, позволяя им идти своим чередом до самого конца. Но на этот раз Мартин прав: Малкольм мог бы открыть глаза прямо сейчас и положить этому конец, попытаться попасть в лучший сон. Но Брайт этого не делает. Он напуган, как и всегда, но сейчас у него все еще есть некоторое самообладание, и он им пользуется. Он мог бы попытаться довести дело до конца, посмотреть, что отец сделает с ним сегодня. Профайлер продолжает молчать, и улыбка Мартина становится еще шире. Хирург протягивает другую руку, обхватывая лицо Малкольма уже обеими, и наклоняется, целуя его. Это должно было заставить Брайта проснуться. Он должен был, по крайней мере, отстраниться или оттолкнуть Мартина, сделать хоть что-то… но он позволяет этому случиться. При голодном и требовательном поцелуе глаза Малкольма открыты и уставлены на отца так же, как и глаза Мартина остаются открытыми, глядя прямо в душу. Они тоже голодны. Малкольм задается вопросом, что Мартин из его сна может видеть в его глазах. — Почему бы тебе не уступить местечко своему отцу? – спрашивает Мартин, отстраняясь от поцелуя и тяжело выдыхая. – Позволь папе согреть тебя. Малкольм ненавидит эту легкость, с которой он повинуется своему отцу, когда нет никаких ограничений, сдерживающих Мартина от него, нет охранников тюрьмы, чтобы защитить его. Профайлер перекатывается на бок, оказываясь на краю кровати, и слышит, как Мартин где-то за его спиной расстегивает ремень. Брайт делает глубокий вдох; возможно, сон вот-вот примет жестокий оборот, когда отец задушит его. Вместо этого доктор Уитли забирается на кровать и ложится позади Малкольма, и тот чувствует прикосновение твердого, ничем не ограниченного члена, трущегося о его задницу. Сердце Малкольма начинает биться быстрее. — Помнишь, как ты хотел, чтобы я спал с тобой теми ночами, когда тебе снились кошмары? – спрашивает Мартин, проводя рукой между ног Малкольма. Он обхватывает пах профайлера через ткань боксеров, слегка сжимая. – Я оставался с тобой всю ночь, пока ты не засыпал, а иногда и дольше. Славные были времена, правда? Мартин ласкает его через боксеры, вычерчивая форму члена Малкольма кончиками пальцев, после чего прижимается лицом к шее Брайта, делая глубокий вдох. Профайлер начинает тяжело дышать через приоткрытые губы, его член становится твердым. Это тело вспоминает что-то из детства или это просто воспоминание о прикосновениях его собственной руки из реальности? Он не знает. Он ненавидит себя за то, что сдается отцу с такой легкостью, будто не потратил годы, пытаясь стать самим собой, кем-то, а не просто сыном серийного убийцы. — Хороший мальчик, – Мартин покрывает поцелуями его шею. – Хочешь сам снять их или это сделать мне? Малкольм не колеблется. Перевернувшись на живот, он запускает пальцы под пояс боксерок и стягивает их с бедер. Его лицо заливается краской сильнее. К уже обнаженной заднице Брайта прижимается хирург. Его член, горячий и твердый, пульсирует, и Малкольм чувствует это на своих ягодицах. Руки Мартина пробегают по телу профайлера, проскальзывая под рубашку и поглаживая его грудь и живот. Печальный, жалкий писк вырывается из горла профайлера, заставляя доктора Уитли ухмыльнуться. — Я должен был догадаться, – шепчет Мартин ему на ухо, прижимаясь бедрами сильнее к заднице Малкольма. – Ты никогда не переставал быть папиным сыном, да? Нет нужды что-то говорить: Малкольм раздвигает ноги, становясь еще более уязвимым для своего отца. Мартин немедленно принимает приглашение, обнимая одной крепкой рукой талию Брайта, в то время сплевывая дважды на другую руку и проводя ей по своему члену. Малкольм слышит эти скользкие, влажные звуки, после чего чувствует, как член его отца становится напротив его отверстия, настойчиво толкнувшись вперед. — Все хорошо, Малкольм, – Мартин целует его в ушную раковину и поднимает сына на четвереньки, крепко прижимая к себе. – Папа тоже никогда не переставал любить тебя. В этот момент все, что Малкольм может, – это задыхаться, когда отец начинает двигаться внутри него. Одна рука Мартина по-прежнему обнимает Брайта за талию, удерживая его неподвижно, в то время как другая возвращается к обнаженному члену Малкольма, крепко сжимая его и начиная проводить по длине. Отцовская хватка крепче, чем у самого профайлера, – собственническая. Брайт не может сдержать стон от этих потрясающих чувств, начиная двигаться навстречу толстому члену своего отца. Доктор Уитли наклоняется, чтобы поцеловать его в шею, продолжая толчки и затем ускоряясь настолько, чтобы кровать под ними начала качаться. — Я никогда не переставал любить тебя, – говорит Мартин, подрачивая член Малкольма и одновременно входя в него. Каждый толчок глубокий и мощный настолько, что у Брайта появляются звезды перед глазами. – И однажды ты снова станешь моим. Малкольм начинает сжиматься вокруг члена Мартина с каждым толчком, заставляя того стонать от удовольствия. Его кулак движется еще быстрее на члене Брайта. Профайлер не может удержаться от крика каждый раз, как его отец что-то задевает внутри него, что заставляет все внутренности буквально переворачиваться. Ему стыдно за мысль о том, как хорошо и правильно быть во власти своего отца, отдаться ему. Он словно не хочет больше просыпаться. — Я люблю тебя, – шепчет Мартин на ухо сыну, крепко сжимая рукой его член, заставляя достигнуть пика и излиться на матрас. Не проходит секунды, и доктор Уитли кончает следом за ним где-то глубоко внутри, что Малкольм не сможет сказать, где заканчивается его отец и где начинается он сам. — И я всегда буду рядом, – говорит Мартин, и именно это, в конце концов, заставляет Малкольма проснуться. Брайт открывает глаза и оказывается в собственном доме. Этот вид наполняет его облечением и виной одновременно, но последняя вскоре захватывает разум, заставляя его закрыть глаза руками. Он чувствует, что его боксеры влажные, и знает, что они будут в его собственном семени, как только Брайт снимет их. Он чувствует себя подростком, которого преследуют влажные сны. Однако это гораздо хуже – настолько, что он никогда не сможет поднять этот вопрос на приеме у своего терапевта. Да что с ним такое творится? Малкольм не может позволить своему отцу проникнуть так глубоко под его кожу. Но реальность такова, что Мартин уже там.