Часть 1
5 мая 2020 г. в 00:25
Чувствуя, как умелая рука Ино, скользит кистями по её лицу, Харуно задумывается и закусывает губу. Шипение блондинки похоже на змей Орочимару, и Сакура искренне извиняется, наблюдая, как подруга аккуратно поправляет съехавший контур губ. «Просто замри» - умоляет её этот личный стилист, и девушка слушается. Отражение в зеркале замирает, и даже не верится, что она действительно выглядит именно так. Изящная юката винного цвета, которая так красиво оттеняет необычный оттенок её светлых волос, кажется чистым струящимся шёлком. Сакура вздрагивает, когда прохладная кисть ещё раз касается губ, и это ощущение отдаёт сладковатым дежавю. Стоит кисти исчезнуть, и на губах чувствуется каждое малейшее движение прохладного воздуха. Прямо как…
Когда всё так резко изменилось? Могла ли маленькая девочка с волосами цвета лепестков вишни предположить, что будет выходить замуж вот так? Она всегда мечтала о красивом торжестве, куче гостей и прекрасном женихе. Все мечты сбылись, но совсем по-иному. Спроси её кто-либо хотя бы три года назад, кого она любит больше всех, кого выберет в суженные, она бы не задумываясь ответила «Учиха Саске». Смазливый, загадочный парень с тяжёлой судьбой, она пошла бы на всё ради него. И так было всегда, с самой первой их встречи, с возраста, в котором она себя даже не помнила. Ещё три года назад… Так что же изменилось?
Сначала Сакура думала, что поворотным моментом стала война шиноби. Но сейчас, сидя перед зеркалом, в этой огромной светлой комнате, где вокруг неё порхали чьи-то руки, закрепляя волосы, макияж и одежду, она невольно задумалась, что всё было бы точно так же при любом исходе.
Он, один из немногих, кто всегда был рядом, когда она в этом нуждалась. С самого детства. Наставник с добрыми глазами, сильный и смелый. Тот, кто всегда защитит и поддержит. Тот, кто объединял их в седьмую команду. Какаши. Когда она впервые посмотрела на него как на мужчину? Основываясь на тех воспоминаниях, которые она осознавала, она с уверенностью могла сказать, что да, на войне. Когда впервые услышала его историю от Обито. Тогда он неожиданно стал ближе, словно к шкатулке, которая долгое время у неё хранилась, нашёлся ключ. Его маска, скрывавшая не только лицо, но и всю боль, через которую он прошёл, вдруг стала незаметна для неё. Потому что, шкатулка открылась. Вот так до безумия просто, а ведь она никогда не искала ключей.
Он был не в восторге от её желания продолжать бой, поэтому так спокойно нёс её после гендзютсу Саске. Она помнила. Сильные, крепкие руки, которые так бережно её держали. Он нашёл убежище в пещере какой-то скалы и остался с ней там. Они не разговаривали. Просто восстанавливали чакру, а потом она долго осматривала его глаз и тело своими медицинскими техниками.
Тогда их взгляды впервые пересеклись так. Непонятное чувство заскреблось где-то внутри. Молчание никогда прежде не было таким странно-густым. Когда земля неожиданно начала ходить ходуном, это даже успокоило, потому что отрезвило. Они на войне. За пределами пещеры кричали люди, и бросившись туда, они замерли перед самым выходом. Их пути расходились, слишком ярко ощущалась чакра ирьенинов с одной стороны и солдат с другой. Она знала, что как бы ей не хотелось помочь воинам, она медик, и должна спасти тех, что уже на грани. Жизни и смерти. Позже она оправдывалась перед самой собой, что они просто не знали, смогут ли выжить и встретиться вновь. Поэтому его резкое движение было отражением её собственного. Их губы столкнулись всего три раза, не давая возможности отстраниться. Короткий, но сладкий и по-настоящему горячий поцелуй, его ладонь на её шее, её пальцы в его волосах, а затем громкий влажный звук при разрыве ласкающих друг друга губ. Ей показалось, что на ней снова опробовали чидори. Их глаза, по-странному ничего особо не выражающие, задержались друг на друге на миг, а затем двое шиноби побежали каждый в свою сторону. В крови кипел адреналин, влажные губы какое-то время холодил ветер и где-то на периферии загруженного анализом пострадавших мозга горела мысль, что для них это не будет просто так. Они не смогут отмахнуться, оправдываясь стрессом или ещё бог весть чем.
Потому что это они. Слишком давно и близко знакомы. Их мир перевернулся с ног на голову, а впереди тёмным пятном маячила неизвестность.
Война заканчивается и вот Сакура уже в палате своей команды. Осматривает нервные окончания друзей, чтобы подготовить отчёт для будущих механических конечностей. Наруто что-то безостановочно мелет, а она, концентрируя свою чакру на контроле пульса и внешних проявлений эмоций, идёт к бывшему сенсею. Осматривает травмы, с грустью отмечая, сколько шрамов прибавится на его теле. Переходит к глазам, когда фраза Наруто вдруг пробивается сквозь белый шум: «… и больше нет никаких недосказанностей!» Какаши тоже это слышит и смотрит прямо ей в душу. Недосказанностей… Конечно. На лице не дрогнул ни один мускул, но они всё так же слишком давно знакомы. Он слышал, как застрял вдох в её горле. Чувствовал волнами исходящий от неё запах напряжения. И даже его острое обоняние сейчас было не нужно.
Саске покинул деревню сразу после суда, не проявляя никакого интереса в продолжении лечения заживающей руки. Какаши, как уже утверждённого хокаге, перевели в личную палату, где вскоре завалили горой документов. Сакура много раз задумывалась, что не обязана быть именно его врачом, но всё равно мониторила его состояние и исправно приходила к нему каждый день. Каждый раз, как испытание, но по какой-то причине, она словно не могла отказаться. Как азартные игры Цунаде, в которых она всегда проигрывает, но к которым всегда возвращается. Он уже сам прямым текстом говорит ей, что возиться с ним сможет и медсестра. Он устал видеть эту маску невозмутимости на её лице. После этих слов она смотрит на него слегка укоризненно и это первые обращённые на него эмоции за последнее время.
Однако происходит что-то худшее чем постоянное напускное безразличие. Она начинает избегать его. Они пересекаются только через неделю в палате Узумаки, где собрались все его друзья, здоровые и раненые, в повседневной и в больничной одежде. Джинчурики что-то задорно кричит о том, как скоро сместит сенсея со столь нежеланного поста. Вокруг смех, шутки, а он ловит её обиженный взгляд и понимает, что они полностью запутались. Она покидает палату и он следом. Слова, что они могут «притвориться, что этого никогда не было» проходят наружу, но даже не договорив, он понимает, что нет, не могут. Видит это в её глазах. И чувствует в собственном участившемся сердцебиении, а потом теряется, когда слабая улыбка касается её губ. Кажется, его подскочивший пульс, который она без сомнения прекрасно слышала, был причиной. И эта улыбка перевернула всё обратно на ноги, на свои места.
Она перестала убегать. Они могли неторопливо обсуждать какую-то маловажную мелочь, говорить обо всём, но только не о том, о чём действительно хотели. Она жаловалась на нагрузку в больнице, он на нескончаемые документы и так повторялось по кругу, пока однажды он не почувствовал её оформившееся нежелание уходить из этой палаты. Они оба схитрили. Он вроде должен был настоять на её уходе, она вроде должна была просто уйти. Но они подыграли друг другу, когда она чакрой заставила себя заснуть во время их усталой полуночной беседы. Они играли до конца. Он чувствовал, как затекла рука под её розовой макушкой, но не посмел даже шелохнуться. Она обманывала его своими ирьенинскими фокусами с собственным телом, притворяясь глубоко спящей, а он не был против. Слишком хрупким было то, что зарождалось между ними. Оно бы вдребезги разбилось от прямолинейного разговора и выяснения отношений.
Они не считали себя дураками, проворачивая такие фокусы снова и снова. Вот цветы в палате появились ни с того ни с сего, вот её прикосновения к его лицу во время осмотра уже не кажутся такими отстранёнными и профессиональными, и руки постоянно сталкиваются, конечно, случайно. И вне всяких сомнений, он случайно заказывает большие вкусные обеды на одного прямо в палату.
Хатаке выписывают, а до инаугурации остаётся всего три недели. С чего-то вдруг они начинают тренироваться, твердя, что не стоит терять форму, обедают у него дома и оказывается, что он готовит намного лучше неё. Мужчина весело смеётся, когда она соскабливает горелое подобие котлет и шуточно дуется. Он провожает её домой, когда вдруг резко останавливается. Смотрит так прямо и Сакура забывает, о чём только что говорила. Да и какая разница, ведь опять не о том, о чём хотела. Он надвигается как гроза, давая ей восемь секунд на раздумья после взгляда-вспышки. А потом целует её, рассылая по всему телу маленькие заряды электричества, которые оглушают её как сильный гром. Она тянется к нему, и ей кажется, что громыхнуло недостаточно близко.
Затем вступление в должность и вот, она уже девушка шестого хокаге. По деревне расползаются слухи, а её влечёт к нему с такой силой, что она начинает проклинать его пост. Всё время занят, а ей хоть на стенку лезть. Сидя у него дома на его коленях, она целует его шею, чувствуя, что он почти ругается. Ей всё равно. От желания темнеют глаза, а он лишь ложится рядом и гладит по этим лилово-персиковым волосам.
Он чувствует. В самом прямом смысле. Ловит этот тяжёлый мускатный аромат, который она источает, каждый раз, когда возбуждается. Но торопиться хочется меньше всего. Они слишком давно знакомы для подобной спешки. Об этом напоминает её отец, когда они сообщают о своих отношениях родителям; но что куда важнее, его собственная совесть. Ведь все те годы, когда он был её учителем никуда не делись. Сакуре всего девятнадцать, она слишком юная.
Их первая ссора была фееричной. Его работа и её комплексы замесились в одну глубокую, грязную яму, в которую им пришлось спускаться. Непонимание, обида и разочарование, три всадника их личного апокалипсиса. Да, любовь не такая сказочная, какой может казаться со стороны. Но и невиноватых не бывает. Их разница в возрасте не даёт ему права решать за неё, а ей придётся смириться, что её любимый человек теперь глава целой деревни.
Шторм проходит и они примиряются жаркими поцелуями, горячим шёпотом и мятыми простынями. Она ластится к нему как мартовская кошка, а он только улыбается, гладя её лицо. Таких ночей становится больше, а она всё больше превращается в страстную молодую женщину, которая не боится солнечного света или собственных эмоций.
На свадьбе Наруто они непривычно изображают из себя образцовую пару, она резвится с ровесниками и зовёт его танцевать, а он с улыбкой дарит ей один единственный медленный танец. Девушка не обижается, наоборот, наслаждается возможностью так открыто быть с ним. Ловит косые взгляды, с радостью отмечая, насколько ей на них плевать.
Сакура помнит, как неожиданно было его предложение. Она вышла из душа, наблюдая, как он готовит оладьи. Каждые выходные они проводили подобным образом, поэтому, когда он опустился перед ней на колено, она ошалела. Нет, Какаши сделал это не из-за брака. Он был на коленях, потому что просил о ребёнке. Зная, что ей только исполнилось двадцать, что он вечно на работе. Он говорил о том, что они построят клановый особняк, что Наруто скоро закончит обучение и уже через пять-шесть лет сменит его на посту хокаге. Он обещал помогать ей растить их детей и всегда оставаться её опорой. Харуно не смогла бы описать то лёгкое, но будоражащее ощущение бабочек в животе, когда он вот так говорил, что хочет стать отцом.
Её родители приняли новость контрастно. Отец сдержанно, но вежливо подтвердил их благословение, а вот мать в разговоре наедине очень пылко выразила радость, что её дочь свяжет судьбу «с хокаге, а не с каким-то отступником». Сакуру почти не задели эти слова, хотя она прекрасно понимала, что чувства к Саске были хоть и слепыми, но от того не менее реальными.
Однако всё это уже не играло никакого значения. Сейчас, сидя в этой светлой комнате, с законченной причёской и макияжем, она как никогда понимала, что у неё есть типаж. Губы изогнулись в усмешке. Война или не война, она бы всё равно влюбилась в Какаши, просто потому что это так на неё похоже.
Она с удовольствием отпустила чувство, которое не приносило ничего кроме боли, и заменила его на другое, такое похожее, но всё же… Более взрослое. Когда не ждёшь беззаботной сказки, но знаешь, что со всеми ненастьями будешь бороться в команде.
В команде с ним.
С Какаши.