Do you want to build a snowman?

Мир за окнами Института вот уже две недели похож на хорошо спродюсированную, коммерческую, но всё же сказку. Сотни магазинов с товарами для Рождества, мужчины в костюмах Санта-Клаусов, что звоном колокольчиков призывают пожертвовать мелочёвку для бездомных; тысячи тысяч разноцветных огней, что своим светом пытаются отвлечь людей от очередного экономического кризиса. Дети шумят и смеются, плачут, когда им не покупают желанный подарок, просятся на колени к Санте и требуют носок для камина побольше. Взрослые обсуждают между собой, в каком торговом центре купить выгоднее и стоит ли в этом году сэкономить на праздничном столе. Все поздравляют друг друга с наступающими праздниками и натянуто улыбаются при виде дальних родственников, которых пришлось пригласить в гости только из вежливости. В воздухе пахнет хвоей, жжёным порохом и глинтвейном. Если открыть ставни, то можно услышать, как на соседней улице поёт церковный хор. Очередной год без снега, один лишь слякотный ледяной ветер. Клэри давно перестала верить в то, что лишняя игрушка на ели поможет лучше пережить следующий год. Она вообще не видела необходимости во всей этой мишуре и предпраздничной суете, но её детям нравилась вера в несуществующее чудо, и они с Джейсом изо всех сил старались угодить им и ещё на год продлить их наивное: «Санта оставил подарки, мне кажется, я слышал ночью на крыше стук копыт Рудольфа!» Ребёнок на то и ребёнок, чтобы жить чаяниями и иллюзиями. К сожалению, сама Клэри уже и забыла, когда была кем-то, кроме уставшей от жизни и того, что её сопровождает, замужней женщиной. Будто в прошлой жизни. Будто световые годы назад. Сзади послышались тихие, но немного шаркающие шаги. - Я уложил их. Ты идёшь? Клэри отстранённо кивает, толком не слыша слов своего мужа. Кларисса Адель Эрондейл, уже десять лет как, поздравьте с юбилеем. Вот только никакой радости она по этому поводу не испытывает. - Десять минут. Я хотела зайти в мастерскую и зарисовать кое-что. Клэри всё так же стоит к нему спиной, но она слишком хорошо знает Джейса, чтобы предсказать его реакцию на свои слова. Сейчас он деланно безразлично пожмёт плечами, спрячет ладони в карманы джинсов и уйдёт, по пути пару раз обернувшись. Он слишком сильно любит её, чтобы провоцировать скандал, хотя поводов для него у них накопилось уже предостаточно. Ещё раз взглянув на рождественские огни за окном, Клэри отворачивается и медленно бредёт коридорами пустующего Института — огромной тюрьмы, полнящейся сквозняками и одиночеством. Тюрьмы, в которую она когда-то заточила себя добровольно. В которой когда-то видела для себя будущее. «Мастерская» - бывшая спальня Клэри из прошлого - была единственным местом, где она чувствовала себя немного свободнее. Здесь всегда стоял душный, тошнотворный запах лака-закрепителя и фиксатива, а от её рабочего фартука несло неразбавленной масляной краской, но почему-то именно эти запахи помогали ей окончательно расслабиться и погрузится в творчество. Раньше она часто кидалась в Джейса мастихином и кисточками, когда тот пытался проветрить помещение, пока он не запомнил, что в её храм ему вход заказан. Клэри вдохнула полной грудью и блаженно улыбнулась, чувствуя, как от духоты и химии начинает слегка ныть голова. Она схватила с ближайшего мольберта забытую вчера шаль и закуталась в неё поплотнее, опускаясь на небольшой бархатный диванчик, который своими силами притащила сюда около пяти лет назад. Сегодня особенная ночь, и она не может провести её в объятьях Джейса. Сегодня она будет спать совершенно одна, как делала до этого каждый год на протяжении четырнадцати лет. - Что-то ты сегодня особенно грустная. Клэри открывает глаза и ёжится от холода, обнимая себя руками. Вокруг всё стерильно-белое от снега, и единственным выделяющимся пятном на этом чистом мольберте является чёрное пальто её брата и его тёмные глаза. Он стоит, наклонившись к ней, спрятав ладони в карманы, и внимательно рассматривает, слегка приподняв левую бровь. Ему снова восемнадцать. Ему всегда восемнадцать. Клэри рассеянно смотрит на его голую шею и думает о том, что Джонатан может простудиться, а потом тут же одёргивает себя. Не может. Он же, чёрт возьми, уже четырнадцать лет как мёртв. - Не больно радостный день, знаешь ли. Тот пожимает плечами и садится рядом с ней на каменную скамью, вытянув свои длинные ноги в остроносых дизайнерских туфлях. Клэри как-то сказала ему, что это жуткое позёрство, но брат только отмахнулся. Он сказал, что теперь может делать всё, что захочет, и что она, вообще-то, ему не указ. Сначала убила, а теперь командует - что за наглость? Клэри тяжело вздыхает и наклоняется в сторону, чтобы опустить голову ему на плечо. Джонатан обнимает её одной рукой и рассеянно целует в макушку. Ещё десять лет назад она вздрагивала от его взглядов и пыталась держать дистанцию, но сейчас ей настолько наплевать на прошлое, что она готова даже признаться ему в том, что скучает. У неё всего одна ночь в году, чтобы выговориться и выплеснуть всё то, что накопилось в её высохшей, утратившей ценность и для Рая, и для Ада душе. - Я превращаюсь в каменный истукан какого-то мелкого языческого божка. Мне плевать на всё, что происходит вокруг. Я хочу жизни, хочу цвета, хочу ярости и крови, а вместо этого проживаю каждый день как под копирку, в ненависти к себе и своей жизни. Ей хочется выть от осознания того, во что превратилась когда-то жаждущая битвы и победы Клэри Фрей. Хочется рвать на себе потускневшие волосы, содрать с себя кожу, на которой появляются первые морщины, и выкинуть в окно все свадебные подарки Джейса, сбросив с себя кандалы замужества. Она любила его, своего мальчика-ангела, как и души не чаяла в собственных детях, но забота о них забирала у неё все силы, и того, что оставалась ей самой, не хватало даже для того, чтобы иногда выйти в рейд и разогнать кровь, ставшую похожей на загнивающее болото. - Просто ты выросла, Кларисса. Выросла и поняла, что когда-то давным-давно тебе стоило ко мне прислушаться. Пока он поглаживает её волосы, Кларисса думает о том, где же всё-таки сделала неправильный выбор, когда свернула не туда, куда стоило. Когда сказала Джейсу «да»? Когда согласилась стать Главой Нью-Йоркского Института? Когда, после того, как вернулась из Эдома, принялась радоваться вместе со всеми и мечтать о счастливом будущем? Или когда решила однажды вместе с лучшим другом зайти в «Пандемониум» и увидела то, чего не должна была видеть? Вокруг снежная сказка, настоящая, без попыток на ней заработать. Каменная скамья, на которой они сидят, прижимаясь друг к другу, живая стена из кустов лавра, припорошенных сверху белоснежной шапкой, небольшой замёрзший фонтан со спящими на дне карпами, протоптанная Джонатаном дорожка следов, которая заканчивается низким заборчиком и просевшей калиткой. Что за ней — Клэри не знает, никогда не интересовалась. Ей нравится и здесь. - Тогда я хотела быть счастливой. Она и сама не верит в то, что говорит, и эта маленькая ложь оседает в горле мерзким привкусом плесени. Привкусом десяти последних лет её жизни. - Тогда ты хотела, чтобы Джослин была счастливой. И он снова, снова, дьявол его раздери, прав. Был прав всегда, с самого начала. Когда он, мечтательный безумец, требовал от неё того, чего она не могла дать, умоляя поверить во внутреннее, зовущее «я». Когда пытался открыть ей глаза, но не смог преодолеть сопротивление атрофированных мышц и её внезапно возникшую демонстративную глухоту. Когда до последнего верил и доверял, зная, что она способна на невозможное даже будучи загнанной в угол. Она была подростком, просто глупым, эгоистичным подростком, неспособным увидеть дальше собственных желаний и зоны комфорта. Неспособным прислушаться и услышать суть самой себя. Сейчас она готова продать сотни, тысячи невинных душ, чтобы получить возможность вернуться назад во времени и сделать всё иначе. Ей плевать на невинных, потому что невинных не существует. Ей было шестнадцать, когда она остановила войну и придумала первую руну, которую можно было нанести на кожу нежити. Ей было шестнадцать, когда она почти что стала королевой Эдома и убила собственного брата. Ей тридцать и она жена и мать двоих детей. Ах да, Глава Нью-Йоркского Института, что за радость. - Я хочу что-то сделать. Я хочу движения. Я хочу жить, Джонатан. Я хочу действовать. Она хочет так много и сильно, что этого желания хватило бы для того, чтобы разорвать Вселенную пополам. - Действовать нужно было раньше, милая, когда в этом был толк. Да, нужно было действовать. Нужно было поступать так, как требовало мятежное сердце. Но она хотела порадовать маму. Она считала, что Джослин как никто заслужила замужнюю счастливую дочь и пару озорников-внуков. Она не хотела вступать в брак, не хотела обязательств. Ей нужен был Джейс в полное и безраздельное пользование. Но вышло так, что она сидела на кухне и слушала восторженные рассказы Алека об очередном кругосветном путешествии с Магнусом, а затем неслась успокаивать проснувшуюся дочь. Произошло так, что Изабель и Саймон убегали в ночь на вечеринку, а затем делились фотографиями и воспоминаниями, а ей приходилось давить из себя фальшивую улыбку, вспоминая, как весь прошлый день она просидела в библиотеке, изучая вместе с детьми азбуку и цифры, а потом сидела и ждала возвращения мужа с рейда, пока её задница не приобрела форму прямоугольника, а позвоночник не начал ныть, как у старухи. Случилось так, что, когда старые знакомые при встрече спрашивали её о том, что же произошло в её жизни за последние годы, Клэри нечего было ответить. Она любила свою семью, безумно любила. Но она чувствовала себя с ними запертой в клетке, посаженной обязанностями на якорную цепь, и эта цепь год от года всё сильнее натирала, уже давно содрав кожу и обнажив мышцы. Когда она готова была уже окончательно зарыться в жалость к себе, как в песок, Джонатан неожиданно заговорил: - Хочешь, слепим снеговика? Клэри вздрогнула от неожиданности и снова села, смотря на него огромными от удивления глазами. - Прости, что? Джонатан задумчиво осматривал дворик, мысленно что-то прикидывая. Сейчас он выглядел таким юным и беззаботным, что Клэри казался просто невозможным тот факт, что когда-то он пытался расстегнуть на ней джинсы, при этом говоря что-то о том, что они созданы друг для друга. - Никогда этого раньше не делал, а тут что-то захотелось. Как думаешь, у нас получится? Снега-то полно. Он поднялся на ноги, оставляя Клэри наедине с зимним холодом. Она сама не поняла почему, но это повергло её в настоящую панику. Она протянула к нему руку, чтобы окрикнуть, но брат сам развернулся и улыбнулся ей так по-мальчишечьи задорно, будто ему было не больше десяти. В чёрных глазах блеснула изумрудная тень. И он сомкнул пальцы на её ладони, чтобы потянуть на себя. Клэри почувствовала, как её будто прошибает разрядом тока. Тело тряхнуло, и она чуть было не потеряла равновесие, но вовремя успела сделать небольшой шаг вперёд. Шокированная она опустила взгляд вниз, и обомлела, когда поняла, что смотрит на практически детскую, не покрытую шрамами и не высушенную растворителями ладонь. Она вытащила из кармана вторую руку и подвергла её тщательному осмотру, а затем схватилась ладонями за юное, полное жизни лицо и оттянула в сторону прядь своих снова ярких, вьющихся волос. - Что...? - Так ты будешь мне помогать? Джонатан уже стоит на коленях в паре метрах от неё и катает основу для снеговика. Вид у него до того невозмутимый, будто он и правда не имеет к произошедшему никакого отношения. Клэри делает осторожный шаг в его сторону и с какой-то теплотой, почти эйфорией в душе понимает, что тело её стало легче, послушнее. Шаг, шаг, ещё шаг, и она падает рядом с братом, притягивая его за шею, прижимаясь всем телом и заходясь в рыданиях настолько громких, что их, кажется, не слышно только на последнем кругу Ада. Джонатан на пару секунд замирает, а затем оставляет снег и обнимает её обеими руками, крепко прижимая к себе. - С Рождеством, сестрёнка. Она вслепую ударяет его ладонью по спине. - Это день твоей смерти, идиот. И это я тебя убила. А Джонатан только смеётся, терпя её снова неловкие, подростковые удары. - И сделала это очень хитро, должен признать. Клэри отстраняется от него, вытирая рукавом слёзы и смотрит на него, будто в первый раз, с лёгким недоверием и любопытством. Она открывает рот, чтобы извиниться, чтобы попросить прощения за то, что сделала. Чтобы спросить, почему он только лет делает вид, что не держит на неё зла, а всего лишь помогает советами, выслушивает её проблемы, и ведёт себя так, будто не целовал когда-то и не пытался взять силой. Чтобы поблагодарить за то, что подарил ей вторую молодость хотя бы во сне. Во сне ли? Где они, кстати, находятся? В ответ на невысказанное брат собирает в ладонь немного снега и вытирает им её лицо, как тканевым платком, и Клэри поражается тому, что снег и не холодный вовсе, а похож на шёлк. - Так ты будешь лепить со мной снеговика или ещё поплачем? Клэри кажется, что она сейчас рассмеётся от того, что впервые слышит в голове брата ворчливые нотки, и они ей неожиданно нравятся. Она кивает ему, а затем делает это ещё несколько раз, чтобы на всякий случай, а потом погружается ладонями в снег и начинает катать средний шар. - Здесь хватить на целую семью из снеговиков. Джонатан указывает рукой куда-то в сторону. - Там за забором этого добра навалом. Хватит собрать зрительский зал в Большом. Клэри никогда не была в Большом, но почему-то сразу понимает, о чём он говорит. На секунду снова мелькает мысль: а что же там, за забором, кроме снега? Просто ли засыпает она каждый год в годовщину смерти брата? Но Джонатан берётся за третий шар, и она бежит к фонтану собирать со дна декоративные камушки для глаз и рта снеговика. И в этот момент она впервые за долгие годы по-настоящему свободна и счастлива.