Право на любовь...

Предательство — это самый низменный в своей мелочности, подлый человеческий поступок. Оголённый нерв боли… Я вероломно предал сам себя, вонзил меч по самую рукоять в камень, в который я бережно складывал свои думы в жажде расплаты… Камень превратился в кусок пенопласта, такой же пустой и лёгкий, он крошился, издавая мерзкое шипение, визги моего свирепствующего в исступлённой ненависти демона. Демона, который поднимал голову и огрызался всякий раз, стоило мне проявить к жене внимание. Я не старался его укротить или же посадить на цепь. Зачем, если он имеет на это право… 20 грёбаных лет я был в заточении собственного тела, став усопшим пленником страха. Такое не забывается, наоборот, имеет накатывающую разрывающую силу напоминания. И что же произошло?.. Одна ночь вычеркнула всё… Я потерялся в лабиринте самообмана, ходил кругами, переваливаясь поочерёдно на противоположные стороны, какая сильнее затянет… Её лицо было олицетворением безобразия, уродства поступков, которые не оправдать. Теперь же её лицо ассоциировалось с подаренным мне блаженством. На грани боли и острого лезвия экстаза. Взял первый попавшийся предмет со стола и до хруста сжал в кулак. Ни свет ни заря я приехал на фирму, закрылся в кабинете, не способный думать ни о чём другом. До ломоты хотелось залезть в свою отяжелевшую голову и вытащить воспоминания, скомкать как бумагу и выкинуть в мусорное ведро. Но они жили, не давали покоя, подкидывая ленту новых кадров. Кто такая Джерен Карачай? Вернее, кем она являлась и кем для тебя стала? С первым её появлением в особняке я посчитал её глупым, обиженным на жизнь ребёнком и испытывал к ней лишь жалость. До тех пор, пока в ней не просыпался Дьявол и она не подвергала меня жутким испытаниям… Но жалость снова возрождалась, стоило ей поплакаться у меня на коленях, рассказывая о несбыточных, разрушенных корыстных задумках… Джерен не умела скрывать свои эмоции. Я её видел, легко расшифровывал каждую проявленную слабость и получал какое-то извращённое удовольствие от своего влияния на неё и власти. Это удовлетворяло меня, помогало уравновесить чаши весов. На одной — двадцать лет забвения, а другая должна была быть переполнена свершённой мной вендеттой. Но совесть меня останавливала, выстраивалась стеной. И от бессилия всю свою злость я срывал на ней… Моя боль осталась неотомщённой. Превратилась в развевающийся прах, преследуемый в гонении пепел. В орехово-зелёных глазах была непроходящая печаль и тоска. Но угли ненависти всё ещё тлели, иногда затухали, но одно брошенное ею слово — подгорали, полыхали огнём. В какой-то момент всё поменялось… Я не уследил когда… Может с подаренной мне книгой. Открыв которую можно было увидеть дописанную цитату из самого романа: «Но даже не стремясь ко злу и не стараясь сделать кого-то несчастным, можно совершить ошибку и нанести душевную рану…». Прочитав строчки написанные аккуратным почерком, меня впервые торкнуло, спёрло дыхание в осознании, что точка невозврата пройдена… Меня охватили чувства, тянуло к ней магнитом. Я никогда прежде таких эмоций не испытывал. Гремучая смесь, где всё намешано, начиная от ненависти и заканчивая сочувствием и желанием познавания её сути и плоти с вытекающей впоследствии ревностью… Неподавляемой ревностью к брату. Если от ревности к Джемре я хотел наказать Дженка, то тут была совсем другая история. Я хотел наказать её, ткнуть лицом в омерзительность обоюдного деяния: наказать её за то, что посмела стоять с ним рядом, смотреть на него, улыбаться ему. Потому что всё это принадлежало мне. И демон во мне одобрительно урчал. Шепчя, словно чёрт на левом плече, строя изощрённые козни… Я даже не понял в какой из дней, мысли о любимой, милой Джемре стали далеки и безвкусны. Джемре вытеснялась этой бестией, всецело захватившей мой рассудок в её нужде. Любовь должна быть чистой, жертвенно искренней, невинной, коей и являлась моя любовь к спасительнице… Она не должна быть тёмной, в желании обладать, ломать, доминировать и подчинять. С Джерен мои тёмные стороны оживали, ликовали. Я становился другим. Бывший пацифист, свернувший на неровность пути мазохиста с замашками садиста… Джерен стала наваждением. Девушка, которая каким-то образом всегда напоминала о себе и искушала одичавшего без ласки меня. Я хотел её в самом примитивном смысле этого слова. Как мужчина хочет женщину. Напоминал себе постоянно: на верь этим глазам, перед тобой лживая лицемерная тварь, не обманывай себя, тебе кажется и скоро это пройдёт… Не проходило, а заходилось в охотничьем азарте. Вчерашняя ночь была обречённым на поражение восстанием. Борьба боли и облегчения. Что же я ожидал почувствовать с первым к ней касанием? Гниль, ощущение грязи, отсырелый запах тины… Ожидания рухнули и растворились в дурмане её аромата, который я впитывал и вбирал в себя. Исчезли в ванильном вкусе сладких губ и в нежности мягкого податливого тела… Испив её один раз, я не смог остановиться. Хотел ещё и остервенело брал её, не насыщаясь. Пил этот глоток силы с желанием наполниться снова. Испить и унять эту нестерпимую жажду. Я предельно чётко осознавал, что если не прекращу эту пытку сейчас, не смогу остановиться и изменю себе окончательно. Захлебнусь потом в сожалениях за того забытого парня в коляске. Никакое прощение, никакая совесть не оправдают чудовищную сущность этой девушки… Со срывающимися на стоны вибрирующими голосами, беснующаяся тогда война в голове вдруг затихла. Безвременно застыла… Остановилась с глазами, смотрящими на меня как на целый мир, на маленькую вселенную. Я скорее прочёл эти слова по губам, не способный услышать из-за пронизывающего в ушах рёва кипящего сердца в угаре страсти… Два слова и моё имя. Я не слышал их давно, оказывается скучал… В грудь ударило молнией, затопило теплом и покоем. Она подарила их, и возвысила меня к небу… Я терял себя в ней. Стал изгоем собственного тела, поэтому не мог бессердечно всё перечеркнуть и претворять беззаботное счастье. Бросив обломки именной ручки, встал и широким шагом вышел из кабинета. Меня преследовала тревога, была со мной с момента, как я вышел из спальни, оставив Джерен. Удивлённая секретарша неловко привстала, приветствуя. И сразу же заметалась, хватая планшет: — Господин Недим, у вас сегодня запланирована встреча… — Перенеси всё на завтра, — перебил семенившую позади, не поспевавшую за мной секретаршу. Рассмотрел вдалеке расслабленно идущего вальяжной походкой Дженка. — Хотя, стой… — секретарша испуганно затормозила, чуть не припечатавшись мне в спину. — Да, Господин?.. Подождав, пока Дженк окажется в зоне слышимости, произнёс: — Я передумал… Предполагаю Господин Дженк справится со всем сам?.. Как думаешь?.. Кузен закатил глаза: — С утра пышешь «радостью», я смотрю… Давай сделаем проще и перепишем на меня твою долю. Как тебе такой расклад?.. — с язвительной ухмылкой парировал он мне. — Займись работой, у меня дела… — Я не твоя секретарша, Недим, приказы будешь ей раздавать... — обдав меня холодом, Дженк прошёл мимо. — Господин Недим?.. — подала голос Нефес. — Всё на завтра! Чувство зыбкости достигло своего апогея… Быстро доехав до дома, я заметил Метина. В город Джерен ещё не выходила, значит… Водитель весь подобрался, невозмутимо взирая на мою машину. Я заметил за ним интересное поведение, направленное на некое покрывательство Джерен. Вспомнилось утро второго дня после того, как я застал мило беседующих Дженка и Джерен и мою едкую ревность, от которой мне впоследствии снесло башню. «Госпожа Джерен была в кафе», — не моргнув глазом утверждал тогда водитель. «До ночи сидела там и попивала сок, значит?» «Так точно, Господин…» «Я смотрю, ты защитником заделался». «Не подумайте ничего Господин, я…» «Возвращайся к работе, Метин», — остудил я его пыл, потому что мне показалось, что он безбожно врёт. А это значит, что моя жена нажила себе союзника в лице водителя… — Где Джерен? — спросил я у Нуртен, с чем-то возившейся около стола. — Госпожа ещё не спускалась, мой Принц. Накрыть вам завтрак?.. Оставив её без ответа, взлетел наверх и с шумом ворвался в спальню. Запал ушёл, я вмиг потух. Джерен спала, прижимая к себе мою подушку. От увиденной картины в области груди стало тесно. Уставился на молочного цвета спину, на тонкую талию. Воспоминания захлестнули, вызывая волнение. Прошёлся взглядом по капле родимого пятна между лопаток. Было ещё одно… Внизу, где заканчивается мягкая линия живота и переходит в женское естество… Нет… С силой затолкал воспоминания обратно. Зажмурил глаза до разноцветных точек, давая волю гневу, который всегда следовал верным соратником. — Джерен, просыпайся… — позвал, чувствуя надвигающееся раздражение. Теряя терпение, подошёл. — Просыпайся! — растормошил за плечо. Рука, обнимающая подушку, безвольно упала. Сердце пропустило удар. Я похолодел. Медленно протянул руку, боясь прикоснулся к прохладной щеке, ниже к шее. Нету… Боже, нет… Сильнее надавив почувствовал удар, еле слабый… Она жива, но просачивалась сквозь пальцы как песок. Заметил на тумбочке полупустой пузырёк. — Твою мать, Джерен! — укутав голое тело в одеяло, взял на руки, срываясь на бег, крича охранникам что-то. Не помню что, сердце призрачно очернено. Она не может умереть… Смотря на потерявшее естественные оттенки лицо, по мне катился ледяной пот, кровь в жилах стыла. Не убирая палец с пульса, которого, казалось, совсем не было, я с ужасом замирал и возвращался к жизни обратно со слабым его ударом. Орал на бледного Метина в приказе ускориться. Смутно помню, как ворвался с больницу с безжизненной Джерен, крича о помощи. Меня колотило от полного раздрая души и тела. Метался раненым животным около реанимации. Голова взрывалась, сердце выпрыгивало, заставляя грудь ходить ходуном. От слов вышедшего доктора оно остановилось и начало работать с новым стартом, с единственно выхваченной фразой: «Она жива…» Прикрыл веки, слыша лишь пустой звон. Потерялся в пространстве. Кто я? Что я? Где я? Не понимал. С последними словами доктора, заверяющего о стабильном состоянии пациентки, меня накрыло второй волной, но уже необузданного негодования. Я придушу её нахрен… — О Боже, я вам третий раз повторяю — это случайность! Я не собиралась себя убить… — Вы вроде не производите впечатление глупого человека. Послушайте, Госпожа Джерен… Вам повезло, что препарат имел слабодействующую дозу мелатонина, иначе вы бы здесь не лежали живой и психически здоровой… Чаще всего люди остаются инвалидами той или иной степени… — Я и раньше пила подобные таблетки, а тут была уставшая и не заметила, что выпила больше нужного. — Целый пузырёк?.. — взлетели вверх брови доктора. Схватившись за голову взвыла. Этот допрос с пристрастием продолжался по третьему кругу. Отвернулась к единственному окну в палате, на улице была ночь. На мне была одна больничная сорочка, и мне было крайне неловко от всей этой ситуации. Сидя на кушетке, я потянула тонкую простынку повыше к груди. Дверь открылась, вошёл смурной Недим. — Наконец-то! Недим, скажи им, что это недоразумение. — Доктор, можете нас оставить наедине? — Конечно… Пусть останется в прошлом, — врач учтиво откланялся прочь. Недим перевёл мрачный взгляд на меня: — Ну и что это было? — А что это было? — Не прикидывайся идиоткой! — И ты туда же! Да вы сговорились… Я не собиралась умирать. Не могла уснуть и хотела немного отдохнуть… — Я не верю ни единому твоему слову, Джерен! — Уффф, надоело… — устало потёрла слипающиеся глаза. — Делай, что хочешь, но родные не должны знать. И вообще… Я домой хочу… — Ты останешься здесь и подумаешь над своим поведением. — Не разговаривай со мной как с ребёнком! — Ты ничем от ребёнка в данный момент не отличаешься… Захлопнула рот, понимая, что свою точку зрения мы может отстаивать и до полуночи. Справившись с лёгким головокружением, подвинулась к краю и прикоснулась к сжатой в кулак руке стоящего ко мне боком Недима. — Я не собиралась таким образом отсрочить развод, Недим… Ты сейчас об этом и думаешь, знаю… Но не надо. Ещё раз говорю, я переборщила с таблетками. Я не хотела… — прислонилась лбом к нашим сомкнутым рукам. — Пожалуйста, поверь… Взгляни на меня… Не проронив и слова, Недим сбросил мою руку и чеканя шаг вышел. Но в ту же секунду зашёл обратно, шандарахнув дверьми: — Если ещё раз ты попытаешься себе что-то сделать или навредить, то, клянусь, я сам лично отправлю тебя на тот свет! Поняла меня?! — сжимая зубы до хруста, зло смерил меня глазами. — Ты вернулся, чтобы сказать лишь это?.. — Да! — Уходи, Недим… — отвернулась, сворачиваясь калачиком, закрывая устало глаза… Всё завтра. Я обдумаю всё завтра… Утром следующего дня меня забирал добродушно настроенный Метин, который всю дорогу рассказывал забавные истории из своей жизни. Я не была против его компании, он заставлял иногда улыбаться и не думать о впереди едущем обиженном муже. Двор особняка встретил нас машиной и охраной Господина Агяха. Прекрасно, для полного счастья мне не хватало только его нудных и эмоциональных нравоучений. Зашли мы с Недимом домой вместе. — Что эта девчонка себе позволяет, Недим! — с ходу обдал нас возмущением, не успев ещё встать с дивана и поставить чашечку с кофе. — Ты забыла представителем чьей фамилии являешься?! — Не моя вина вашего патологического недоверия Папочка-Агях… — смотря куда-то в потолок, безучастно ответила ему. — Что за неслыханная наглость… Смотри в лицо, когда с тобой разговаривают! Что за невоспитанность! — Остановись, дядя… — устало произнёс муж, подошёл к нему, успокаивающе приобнял за спину. — Я сам разберусь со своей женой… — Сынок! Я тебя не один раз предупреждал о беспардонности этой женщины! — Джерен, поднимайся к себе. — С удовольствием… — натянуто улыбнувшись напоследок, пошла к лестнице. — Недим!.. — Дядя, пожалуйста… Эти дни были очень утомительны. Давай присядем. Я соскучился по нашим разговорам… Уверена, последние слова Недима смягчили очерствелый нрав Папы-Агяха. Убрав влажные после душа волосы на одно плечо, я пыталась застегнуть платье. Молния сзади не поддавалась. Десятый раз приложила усилие в попытке пройти заедающую помеху. Никак… — Да что ты будешь делать… — надув щеки, медленно выпустила воздух. Сняла предмет гардероба через голову, оставаясь в одном белье и начала разбираться с замком. По иронии судьбы или по закону подлости в таком виде меня и застал Недим. Не сомневаюсь, подумает о том, что я его соблазняя коварно поджидаю. И судя по неверящему хмыку, так и есть. Не стала изворачиваться или испуганно прикрываться одеждой. Чего он там не видел. Я была чересчур спокойна, воспринимала происходящее с апатией. Или это не прошедшее до конца действие оставшегося в организме снотворного. Игнорируя его дальше, я возилась со своим занятием, затылком ощущая его изучающий пристальный взгляд. Спокойное и глубокое дыхание Недима стало поверхностно-отрывистым. Может удивить его не присущим мне действием? Сделать то, чего он не ожидал. Застать его врасплох, возлагая на себя его привилегию… Дать понять, что я открыта и больше не намерена прятаться. Стать смелой, потому что бремя молчания растворилось, подарив свободу слова. Сама того не понимая, отправила себя на конечную остановку. Мне понадобилось посмотреть смерти в глаза, ощутить её мерзлое дыхание, чтобы прийти к этому. Я не собираюсь забиться в угол и молить о пощаде. Просто покажу то, чего он на самом деле хочет… А хотел он меня. И наше безумие взаимно. Оставив бесполезное дело, повернулась к нему. Недим отвёл глаза, собираясь выходить. Встала перед ним, загораживая выход: — Я тебя волную, Недим? — сказала, потянувшись к нему близко, дыша одним воздухом. — Я тебя ненавижу… — Знаю… это же лучше безразличия, да?.. Сонное сердце встрепенулось, всё быстрее качая кровь по венам. Приливы сладостных волн начали меня обвалкивать. Я старалась, держала внешне невозмутимое лицо, внутри дрожа как осиновый лист. Подняла руку в попытке коснуться лица, но Недим резко схватил, сильно сдавив, и давил ещё больше по мере того, как его накрывало возбуждение. Был на взводе, вторя моему горящему состоянию. — Недиим… — шёпотом, с придыханием его имя слетело с губ. Запустила левую руку в его волосы, пропустив через пальцы, медленно спускаясь к щеке. Не сдержала тихого стона от прострелившей боли в правой руке. Накрыла наши трясущиеся от напряжения ладони, указательным пальцем прочерчивая его вздутые жгуты вен. — Недиим… — всё тот же шёпот. Я кайфовала от его имени, прокатывала на языке, пробуя новое откровенное звучание, не скрывающее моего влечения. Наконец, подняла лицо, прямо взглянула в чёрные злые глаза: — Больно… — пожаловалась, надув губки. — Не играй со мной… — захрипел, кадык беспрерывно дергался. — Отпусти, любимый… — потянулась, оставив легкий поцелуй на сведённых губах. — Отпусти… Сжав сильнее, отбросил. Пульсирующей от боли рукой накрыла его губы. — Целуй… — Джерен… — зарычал, откидываясь головой назад. Взяла причинившую мне боль мужскую ладонь, целуя горячий центр. Дёрнулся, зашипел. — Б**ть… — протяжно выдохнул, долго смотрел. Сдался, принимая своё обречённое на провал сопротивление. Навалился, оттесняя меня в комнату, хватая за талию, толкнул на кровать. В четыре руки сняли с него рубашку, и Недим накрыл меня собой. Вот так — кожа к коже. Обхватила его за талию ногами, оплетая. Расчесала пальцами назад спутавшиеся пряди. Улыбнулась уголком губ смотрящему пристально Недиму. Ощущая ток судорог по всему телу, первая коснулась губ. С напором целуя, сплетаясь с ним языком, не открывая до конца глаза, заметила то, от чего внутри всё оборвалось. Недим целовал меня с открытыми глазами. Замерла от данной дикости. Отодвинулась. — Почему у тебя открыты глаза? — спросила понизив голос, поглаживая его грудь. — Не знаю… — опустил голову утыкаясь мне в шею. — Ты живая… — Я напугала тебя, да?.. Прости. Этого больше не повторится… Подняла его голову и разгладила складку между сведёнными бровями. Его что-то мучило. Опять боролся с собой. — Расслабься… Ни о чём не думай, ладно? — взяла его ладонь, кладя себе на грудь. — Чувствуешь, как гулко бьётся?.. Оно живое и бьётся для тебя, Недим… Ради тебя, любимый… — шепнула последнее в ухо, прислонилась щекой к подбородку, одухотворённая закрыла глаза. Рука пришла в движение, с нажимом проходясь по груди и на секунду останавливаясь на талии, проложила путь дальше, начиная древний как мир танец…