***
— Шерсть лучше лизать сверху-вниз, чтобы она лежала красивее, — пафосно изрекла юная львица, для полнейшей демонстрации проведя языком по сбившейся шерсти на тыльной стороне лапы. Светло-рыжие ворсинки охотницы заметно блестели в ярких лучах утреннего солнца, что так высоко стояло над ними, и выглядела эта казистая картина со стороны довольно-таки прельщающе. — А как по мне, то вода лучше справляется с этим. Вылизываться — долго и нудно, — хмыкнула в ответ её подруга, скорчившись и отрицательно мотнув головой. Забавный хохолок на ней то поднимался, то опускался в один такт её движениям, пока окаймлённая светлыми веснушками мордочка щурилась, стоило ей неохотно вспомнить, как каждый раз против её же воли вылизывала мать. Хранитель, внимательно следя за звонко хохочущими Зури и Тиифу, попятился назад, надеясь, что те не обратят никакого внимания на его столь внезапное исчезновение. Подруги Киары снова обсуждали что-то, что самому Киону было совершенно не интересно, и в один момент они будто позабыли о его присутствии, предавшись обсуждению хорошо наточенных когтей. Не так давно шея и грудь юного гвардейца начала покрываться тем, что в будущем будет гривой, а родители то и дело принялись искать своему второму чаду будущую жену. Выбор в этом прайде был вовсе не велик, однако Кион, совершенно не интересуясь поиском своей судьбы, пытался как-то улизнуть с прогулок с Тиифу и Зури, которые происходили чуть ли не каждый день. Он решил скрыться тогда, когда его крестец коснулся до зашуршавших позади него листьев, после чего одним вероломным прыжком подросток исчез за россыпью диких кустов. «Пронесло, слава Аскари, — с неким облегчением подумал Кион, ещё раз оглянувшись назад, дабы удостовериться, что те не застали его исчезновения. — Ну чёрт, почему мама с папой задумались именно о моей женитьбе, пока сама их наследница щеголяет без мужа? Чем я провинился в этой жизни? — табуном пронеслось в его голове, и подросток мысленно фыркнул от абсурдности ситуации. — Почему в этом прайде нет львиц, кроме Зури и Тиифу?» — Привет! — у самих ушей неожиданно раздался чей-то знакомый голос, как всегда полный обыденного его носителю энтузиазма, заразительного такого, не описать даже. Кион, что-то вопросительно промычав, обернулся, и застал рядом с собой, к его счастью, вовсе не подруг своей сестры. — Что такое? — внезапный гость приглушенно хихикнул. — Я так поменялась за это время? — Ты будто осталась такой же, Джасири, — улыбчиво ответил лев, изучающе разглядывая старую подругу, и понимая, что она правда будто нисколько не изменилась за то время, что ему довелось повидаться с ней: всё та же тёмно-серая пушистая шерсть, тот же забавный цветастый хохолок, те же фиолетовые большие глаза, и, что нельзя было обделить, те же светлые пятна и полосы на ней. Если же его гвардия успела поменяться, стать старше и сильнее, то она осталась такой же. Словно детский и невинный вид в его боевой приятельнице не мог её покинуть никоим образом. — Ну что ж, буду считать это за комплимент, — благодарно промолвила гиена, скромно склонив уши. — А вот ты… Ты так поменялся. — Джасири, смотря на вытянувшееся тело Киона, на сильные плечи и так рано возмужавший взгляд, с неподдельным восторгом присвистнула. — Чую, скоро и бородой обзаведешься, не успеет Киара найти парня. — Она даже не спешит, — невесело усмехнулся хранитель, вспоминая, как не единожды при нём его сестра то и дело отнекивалась от возможного обручения с кем-либо из принцев соседних прайдов. Симба и Нала всячески описывали ей то, каким прекрасным львом вырос второй сын Малки, их старого друга. Так описывали, что даже Кион, морщась от понимания до невозможности сильного преувеличения, прятал морду в передних лапах. Киара всё равно отказывалась, и это, честно, настораживало слегка: в детстве, когда она без разрешения забрела в Чужеземье и познакомилась с каким-то там пресловутым львёнком, то Киара без устали рассказывала ему о нём в различных красках. — Мне кажется, она выйдет замуж после рождения моих внуков… В лучшем случае. По крайней мере, мне папа с мамой начали активно искать кандидатуру, а ты знаешь двух барышней в нашем прайде: ни рыба, ни мясо. — А сам кого-то разглядывал хоть? — спросила она после короткого молчания, посмотрев на Киона. Тот покачал головой, опустив её к раскинувшейся окрест них реке и прильнув к водной глади губами. — У нас вполне нормально оценивается замужество с братьями и сёстрами. Подросток тут же подавился водой, стоило ему это услышать. Выпрямившись, он устремил удивлённый взгляд на Джасири, надеясь, что та просто так некстати пошутила. — Ну нет, — принялся отказываться Кион, строго посмотрев на подругу. Разум начал активно подкидывать ей возможные вариации их будущей замужней жизни, о которой они совершенно не грезили. — Я жду, чтобы поскорее вырасти и сбежать от неё куда подальше, а ты мне тут предлагаешь на ней жениться. Да и… Она же моя сестра, Джас. Пойми, это неправильно. — Неправильно… — повторила она за ним, несколько недоверчиво смотря на молодого хранителя. Под её взором, хранящим малую и невесомую долю укора, подросток неосознанно сжался, отчего-то ощутив неправильность в своих словах. — А что в этой жизни правильно, Кион? — смягчив очертания морды, спросила Джасири, и впервые её глаза приняли не присущее ей спокойствие. Взрослое, не свойственное весёлой и отважной гиене. — Допустим для примера, что лев должен быть с львицей. Не со львом, не с чужой львицей, и тем более не со своей родной сестрой, — изрек юноша, не утомляясь в сильных раздумьях и найдя ответ почти сразу. — Ничего не должно меняться. Наш мир должен оставаться таким, каким был. Представь, что будет, если день и ночь поменяются местами, или Скала Гордости перевернется вверх-ногами. А представь, если львы будут выбирать в пары львов, а львицы — львиц. Или это сделают гиены, а может и другой вид. Так и род наш пропадет. Вряд ли это хорошо окончится. Изменения в обыденности — не очень хорошо. — Ты слишком далеко пошел. Вряд ли все львы в мире захотят делить своё драгоценное ложе с другим львом, — Джасири заметно улыбнулась, смотря на Киона так, точно перед ней был непутевый детёныш, а вовсе не хвалёный лидер гвардии, что так рьяно защищал земли. — Если так посмотреть, то Джанджа не должен был быть лидером своего клана, потому как у нас, гиен, матриархат. Если же углубиться, то мы не должны были сейчас стоять и разговаривать, потому что я гиена, а ты — лев, но ты не пытаешься разорвать меня, а я и думать не думаю вцепиться тебе в горло. Наш мир строится на неправильности, Кион. Правильно ли то, что львёнок вынужден защищать все земли, которыми он даже править не будет в будущем? Или то, что в Львиной Гвардии всего один лев? Юный лев поначалу округлил глаза, пытаясь вникнуть в замысловатые речи подруги, но к самой кульминации, вдаваясь в раздумья, нахмурился, впервые исподлобья посмотрев на приятельницу. В первый раз в жизни он чувствовал, как в груди горел неистовый огонь постепенно возрастающей ярости, который был нацелен на Джасири. — Неужто ты ставишь под сомнение мой отряд, Джас? — расправив сильные плечи и демонстративно хрустнув шеей, протянул Кион. — Нет, не подумай. Твой отряд защищал земли больше полугода, вас уважают в соседних прайдах, но разве тебе не кажется, что ты пошел против правил? — зычной интонацией спросила гиена, победоносно усмехнувшись, стоило увидеть, как заигралось непонимание на некогда хмуром лике льва. — Послушай, я не собираюсь решать за тебя, не собираюсь женить тебя на Киаре. Я просто привела пример, а потом решила опровергнуть стереотип. Всё меняется, дорогой мой. Всё меняется. Гусениц видел? Смотрел, как эти примитивные насекомые превращаются в красивых бабочек? Ночь сменяется днём, как и наоборот, а солнце меняется законным местом с луной. Без этих перемен в жизни мы бы не обошлись. А как же говорить о нас самих? — Джасири сдула павшую на глаза прядь, отливающую лиловым отблеском. — Ты когда-то был обычным шаловливым львёнком, которого заботило лишь то, во что и с кем бы поиграть сегодня или завтра. Что теперь? Ты защищаешь свой дом, ведешь борьбу против тех, кто не чтит Круг Жизни. Дослушав её до самого конца и мысленно приняв поражение, Кион обреченно вздохнул, после одарив её лёгкой улыбкой. — Откуда в тебе столько мудрости? — поражаясь порой тому, что могла сказать его подруга, хранитель прижал к растущему загривку округлые уши. За эту мудрость, ту, которая была далеко не у всех, она его и притягивала. Кион спрашивал это не в первый раз. Не в первый раз она в ответ пожимала плечами, лукаво улыбаясь.***
— Хорош, отряд! — громогласно воскликнул остановившийся Кион, подходя к высоким ярусам отвесных скал, пока за ним кое-как поспевала довольно утомившаяся за этот день гвардия. Сам подросток, тряхнув бордовым загривком, вдохнул полные легкие вечернего воздуха, с упоением разглядывая прекраснейший и укутанный многочисленными цветами небосвод. — Думаю, на сегодня хватит. Мы давно так не работали. — Давно? — громким шепотом воскликнула обескураженная его словами Фули, обращаясь к друзьям. Те дёрнулись, не сумев вспомнить, когда в последний раз они так утомлялись. Быстрейшая нахмурилась, угрюмо посмотрев на лидера. — Мы так никогда не работали. Кион, с тобой точно всё хорошо? Ты сегодня чуть ли не быстрее меня бежал. — Прости. Тебе завидно, что я чуть не обогнал быстрейшего гепарда в саванне? — вполне добродушно спросил юный лидер, повернув голову, дабы переглянуться с быстрейшей, и расплывшись в плутоватой ухмылке. Фули, ничуть от него не отставая, с натянутым пафосом усмехнулась, одарив товарища не лишенной должной ей хитринки искоркой в малахитовых радужках. — Нет, что ты? — искренне и незлобно хохотнула гепард, несильно пнув ближайший камушек. Бунга, Оно и Бешти удивленно переглянулись между собой, в последнее время одновременно замечая, что между Кионом и Фули подобные беседы, не лишенные лёгкой нотки дерзости, были не в первый раз. — Я просто совсем немного боюсь, что единственный лев в Львиной Гвардии совсем скоро превратится в гепарда. Того, гляди, и пятна появятся. — Малыш, а у тебя ведь так и не прошли те пятна на лапах! — ткнув пальцем на запястья самого грозного, произнес Бунга. Кион растерянно оглянул лапы, вспоминая, как в первое время стеснялся того, что пятна, некогда считавшиеся родовыми, так и не исчезли со временем. — Забираю свои слова назад, Кион, — прокашлявшись, продолжила Фули, с настоящим интересом и непониманием смотря на рыже-золотистые прогалины, что родимыми пятнами остались на нём. — С этого дня ты официально гепард! — Очень смешно, — фыркнул юноша, тряхнув загривком и вновь изучающе посмотрев на свои лапы. Явление было правда не из обычных, и это послужило некоторое время прекрасной причиной для того, чтобы называть его недомерком. К слову, когда саванну в первый раз оглушил Рык Предков, объект, который он так и не опознал, эти насмешки слишком уж резко прекратились, сменившись лишь нервными и поспешными приветствиями. — Ну… Можете расходиться по домам. Сегодня вы все свободны. Если Мзинго ещё раз покажется мне на глаза, то я дам вам знать. Уже совсем скоро он остался в одиночестве с самим собой. Гвардия разошлась, и Кион, ещё раз горделиво посмотрев на свой знак хранителя, поднял глаза на отдаляющиеся силуэты своей команды. Стоило тем исчезнуть за горизонтом, как подросток, подойдя к мелкому гроту, окликнул притаившуюся там приятельницу. Из сумрака пещеры высунулась знакомая мордочка, а на него глянули ставшие родными аметистовые радужки. — Я думала, ты только к ночи освободишься, «малыш», — глухо прыснула Джасири, обворожительно смотря на Киона под пышной чёлкой, тонкими локонами падающей на сверкавшие от солнечного света очи. — Как только Бунге хватило фантазии назвать так тебя? Кстати, будь добр, напомни, почему мы проводим время втайне от твоего отряда? — Ты не слышала, как они шутили по поводу нас… В другом ключе. Особенно Фули. Чуть ли не клялась своими пятнами, что на свадьбе будет свидетельницей, — хмыкнул хранитель, отчетливо припоминая, как бросала быстрейшая безобидные колкости, когда в детстве ему хватало смелости сказать, что он в очередной раз направлялся на прогулку, не забывая произнести имя своей спутницы. — Ах, проказница, — елейно молвила гиена, то и дело дёргая большими ушами. — Ну ничего, найдет себе однажды гепарда, этакого «просто друга», пошутим над ней в качестве возмездия. — Мне бы хоть найти кого-то тут, чтобы родители уже наконец-то успокоились, — всё ещё не скрывая улыбки, между вздохом произнес Кион. Если же Нала ещё как-то сдалась со временем, а то и встала на сторону своего чада, то Симба, отправляя мажордома в другие земли с вестью, пытался подобрать где-то неплохую жену для своего мальчика. — Как ты? Слышал от Оно, Мадоа снова родила. Ты уже вдвойне тётя? — Втройне, Кион. Сестрёнка принесла на свет тройню: сынишки, Рохо и Газини, и моя любимица — маленькая и прелестная доченька по имени Сафари, — Джасири умиленно улыбнулась, прижав уши к вискам, но вдруг, внезапно совсем, в гарванных зрачках блеснула ребяческая искра задоринки, хитрая-хитрая, после чего, что-то триумфально процедив, гиена несильно ткнула льва в плечо и моментально ринулась со всех лап в другую сторону. — А мы ещё молоды, так что догоняй, клубок! — Проказница! — с наигранным возмущением воскликнул подросток, но тут же, оставляя за собой горсть пыли, побежал следом за Джасири. Саванну, укрытую предвечерними сумерками, моментально залил звонкий смех льва и гиены. Изумрудная гладь травы колыхала в безмолвном танце в один такт их бегу, пока пряди карминовой и чёрной загривков трепал несильный западный ветер. И было так хорошо, до невообразимого трепета в самой душе хорошо, до пляшущих в животе бабочек, что параллельно разлетались цветастым маревом вокруг них, стоило им обоим в едином прыжке ступить в кусты. И было так прекрасно, стоило глянуть на эту велеречивую картину, что раскрылась перед ними во всей красе, предоставляя всё изящество земель матери Африки. Как и всегда, когда им доводилось вспомнить детство, когда они, точно дети малые, догоняли один другого, Кион напряг тело, готовясь к кульминационному моменту. Секунда. Две. В беге он, отталкиваясь задними лапами и протянув вперед передние, совершил прыжок, ловко нависнув тенью над Джасири. С обыденной лёгкостью он подхватил её в прыжке, и, чтобы ненароком не навредить ей по вине своей неосторожности, совершил обычный для него кульбит в воздухе. Как и обычно, он оказывался снизу, подхватывая её и прижимая к себе, будто волнуясь за то, чтобы Джасири не ощутила полнейшее поражение. — Ты меня поймал, — заливаясь смехом, с умело скрытой мелкой досадой от поражения, произнесла юная матриарх, боковым зрением смотря на развалившегося подростка под собой. Он ловил её так же, как и в предыдущие много раз, умело, позволяя ей оказаться сверху, пока она, что удивительно, никак не поспевала за ним, постоянно проигрывая. — Ты всегда меня ловишь. Почему я не могу поймать тебя? — Миледи Джасири, Вам это так надо? — Кион вероломно перевернулся, таким образом, что он вскоре оказался сверху, в то время как сама Джасири подобным образом оказалась снизу, между его передними лапами. Признаться, в этот момент, когда гиена, не ожидая того действа с его стороны, сощурилась, хранитель вдруг ощутил… Умиление? Тяжело было описать это чувство. Джасири, на которую падал янтарный свет ярчайшего солнца, которая забавно зажмурила фиолетовые глаза, выглядела как никогда прекрасно и умиротворенно, точно в его лапах была не гиена, не тот зверь, который для них, львов, приписывался к врагам, а самый обычный котенок. Киону вдруг это чувство показалось слегка неправильным, будто он позволил себе подумать о чём-то аморальном, потому он помотал головой, тем самым побивая себе по щекам круглыми ушами. Опустив взгляд вниз, на по-птичьи склонившую голову подругу, подросток ухмыльнулся и опустил к ней лукавый лик. — Ну что, Джас? Признаешь своё поражение, или мне придется тебя заставить? Она молчала некоторое время, непонимающе клипая смуглыми веками и глядя на него в ответ. А потом, неожиданно для них обоих, подняла мордочку ближе к Киону, в конечном итоге со всей щенячьей щедростью лизнув хранителя в нос. Лев, оторопев от её действия, отпрянул назад, изумленно смотря на приятельницу. — И-и-и… Что это сейчас было? — с укором спросил подросток после того, как ощутил весь жар языка подруги. Сама она хихикнула, прильнув щекой к травянистой земле и хитро смотря на обескураженного хранителя. Джасири просто по-детски боялась признаться самой себе, что удивлённый Кион — самое милое, что ей доводилось узреть в этой жизни. — Дружеский «лизь», — дерзко показав ему язык, со смешком ответила гиена, как вдруг придала взору невинные нотки, пускай Кион и разглядел так плохо скрытую любовь к присущим ей авантюрам. — А ты что подумал, клубочек? Подросток хотел было ответить что-то серьёзное, однако появившаяся сама собой улыбка, тронувшая чёрные губы, не позволила: почему-то ему нравилось, когда Джасири называла его «клубочек». Наверное, назови его так кто-то другой, даже родная мать, и он отреагировал бы иначе. — Ни о чём, — простодушно ответил гвардеец, и тут же, устремив взгляд наверх, к укрытому травой холму, навострил уши. Оттуда мог открыться величавый вид на бескрайние просторы великой саванны. И пускай он мог описать весь свой родном дом легко, просто закрыв глаза, нельзя было отрицать, что с каждым новым разом старые панорамы всё равно заставляли его умилённо вздохнуть. — Идём. Думаю, оттуда будет прекрасный вид. Джасири поспешно мотнула коротким хвостом и тряхнула загривком, любопытно посмотрев на Киона. Подушечки лап безмятежно коснулись шелковистого покрова травы, укрытой неосязаемым полотном вечернего солнечного диска. Гиена последовала за ним, подходя к невысокому холму, за которым скрывался вполне приличный и прикрытый им вид. Сам хранитель помнил это место достаточно хорошо, чтобы забыть: когда-то давно, ещё в молодости, в этот же день вступила в своё законное существование его Львиная Гвардия. Тогда он чуть было не лишился этого по вине указа Симбы, и, стоило ему в тот же день заснуть у самого подножия сего бугра, как во сне появился его дед*. Кион знал, что если бы не его появление, то ничего бы не случилось. Знал, что если бы не наставления Муфасы, то все эти приключения не затронули бы его жизнь. В один момент он подумал, что если бы не он, то они с Джасири так бы и не встретились, а гиены по сей день остались бы для него бездушными тварями. Тут же лев, дабы избавиться от дум прошлого, невидно для подруги зажмурился, пытаясь подумать о другом. Кион сделал с ней несколько шагов вперёд, чтобы они оказались на холме, и в следующую секунду в солнце ударил ослепительный луч шафранового светила. Лев и гиена, те, кто по природе должны были быть врагами, синхронно охнули от увиденного. Полотно неба у самого купола было фиолетово-синим, кое-как граничащим с иссиня-чёрным, а истинный цвет помогала разглядеть россыпь огоньков-звёзд. Помесь оранжевых, золотистых и коралловых оттенков точно пьянила своей картинностью, а багрянец, уместившийся поодаль пассивно и будто без желания опускающимся за горизонт солнцем заставлял захватить дух. Где-то там, вдали, разлился длинный и тонкий ручей, послуживший домом для доселе нетронутых рыб, а рядом колыхали травы да цветы. Описать всё благолепие одними словами было невозможно. — Небо саванны, — полушепотом протянул Кион, завороженно глядя на родной дом, охваченный многотысячными колоритами предвечерних сумерек. Длинный хвост прошелся по травянистому холму, а в карие-багровых очах блеснуло детское восхищение. Джасири же завороженно выдохнула, поздно словив себя на мысли, что ещё пару секунд назад боялась сделать лишний вздох, словно от опрометчивого действа с её стороны всё это могло бы исчезнуть в небытие их мира. — В Чужеземье таких прекрасных видов довольно-таки редко увидишь. Всё скалы, да скалы. Ну, иногда черепашка проползет мимо, мои племянники тогда вообще срываются с места, — пожав плечами, пошутила гиена и обменялась взглядами с хранителем. Набрав в ноздри воздуха, она блаженно прикрыла глаза, так похожие на росшие поодаль фиалки, после чего выдохнула его. — А ты представь, какие красоты там, за самим горизонтом. Порой мне грустно от мысли, что далеко отсюда есть места, которые я не могу исследовать. Иногда я думаю покинуть Чужеземье. — Чего? — удивлённо переспросил Кион, с трудом веря, что та пошутила. Выражение лика Джасири было будничным, будто говорилось о чём-то совершенно обычном. — Как ты можешь уйти отсюда, Джас? Тут твой дом. Как же твой клан, сестра, племянники с маленькой Сафари… Как же я? Гиена дёрнулась, после мельком посмотрев на льва, изогнувшего брови домиком. Слова, что шли по пути ко рту и до последнего вертелись ядовитой змейкой на языке застряли по пути к гортани, оставшись непобедимым комом. — Я… Я… — замялась матриарх, виновато прижав уши к вискам и потупив созерцание, в котором отобразилось сожаление. — Не пойми меня неправильно, клубочек. Я просто неусидчивая, и если я понимаю, что где-то там есть то, что я ещё не увидела, то мне тяжело жить. Тяжело на душе. Тем не менее, отправиться в путь далекий я хочу не в полном одиночестве, а со своей, ну, судьбой. С кем-то дорогим мне. Понимаешь? — Понимаю, — кивнул в ответ Кион, пытаясь скрыть внутреннюю скорбь, словно он потерял нечто дорогое и близкое ему. Когда подросток хотел произнести что-то ещё, добавить от себя, то услышал, как окликнула его Нала, стоявшая вдали. — Ох, мне пора домой. Мама зовет. Ну, встретимся завтра, пушинка? Однако след Джасири, когда он повернулся к ней, уже простыл, оставив за собой лишь пустошь. Кион что-то удивленно промычал, но, потупив взгляд и опустив уши, ощутил ту же гнетущую пустоту в душе. Не заставляя мать ждать его, хранитель поспешил к ней, в то время как гиена, пересекая земли прайда, уныло ковыляла по мелкой речушке, оставляя за собой мокрые следы. Она и сама не знала, зачем завела разговор об этом. Не получится отрицать, что желанием покинуть эти земли и отправиться в неизвестность она горела, но неосознанно Джасири доходила до аспекта, что некто удерживал её здесь. Нет, отнюдь, это был не клан. Это была не Мадоа вовсе, не её дети, даже не её любимица Сафари. Как бы ни было то неправильно, но она была обязана признать, что удерживал её тут именно Кион. Отчего-то ощущение неминуемой пустоты в дикой и бравой душе настигало юного матриарха, давая понять, что лучше ей не станет. Нисколько. Весь мир не стоил пожизненного одиночества. Джасири думала над этим до самой дороги домой. Дома она оказалась уже ночью, когда уже давно не смеркалось, когда саванну накрыло безграничной тенью мрака. Гиена, тоскливо вздохнув, устроилась на своём обычном месте. — Кион, Кион… — смотря на мерцавшие звёзды, которые смотрели на неё в ответ глазами Королей Прошлого, прошептала обреченной интонацией Джасири. — Ничего ты не понимаешь, клубочек.***
Исайя приоткрыл пасть, будучи под впечатлением от услышанной истории, но тут же прикрыл, с интересом смотря на отца. Кион положил голову на скрещенные лапы, глядя в ответ на сына, ожидая, что за всем его рассказом последует череда вопросов. И он, так или иначе, не ошибся. — Так это значит, что мама влюбилась в тебя первой? — не сразу всё же спросил гибридный детёныш, до этого полностью уверенный в том, что вся эта история началась с инициативы именно отца. Хранитель коротко кивнул в знак подтверждения, и сын, нахмурившись, задумался. По всей видимости, это было совершенно не то, что он ожидал услышать. — Да, Исайя. Она… Хорошо это скрывала. Я же, в свою очередь, намёков понять не мог, — рослый лев отчего-то вспомнил, как готов был раз триллион извиниться перед ней за своё непонимание, за то, что, не осознавая того, делал больно и не замечал этого, заставляя через боль и слёзы улыбаться ему. — Когда я сам понял свои чувства, то пытался их всячески отрицать. Ты только представь ведь! Для прайда было бы позорно, узнай остальные, что сын короля полюбил не просто животное не своего вида, а гиену. — А ты сам как понял, что влюбился? — поерзав на месте от распирающего его любопытства, нетерпеливо спросил детёныш. — Чтобы узнать это, мне надо будет продолжить эту историю, сын мой.***
ГЛАВА 2. Порознь. — Отступаем, идиоты! — во весь голос рявкнул негодующе Джанджа, зло клацнув клыками и просверлив надменным взглядом Львиную Гвардию, стоявшую позади. Посередине, приняв боевую позу и искажаясь в ратном азарте, ожидал его ухода Кион, за это время успевший значительно подрасти. Гиена зарычала, ненавистно глядя в горящие неистовым огнём глаза заклятого врага. — А с тобой мы ещё встретимся, Кион! Но в следующий миг уши Джанджи заложило грозным рыком, который он ошибочно спутал с Рычанием Предков. Гиены испуганно затявкали, кинувшись восвояси под заливистый смех гвардии. Кион довольно улыбнулся, когда те исчезли из виду. Признаться, прошло времени не мало. Он сам за этот год успел стать старше; грива, на которой созвездиями переплетались солнечные лучи, успела полностью покрыть грудь и шею, но и ей было, куда расти, а взгляд приобрел больше мужественности, взрослой такой, что невольно самого Джанджу время от времени бросало в дрожь. — Не изменился, — хмыкнул Бешти, подойдя ближе и смотря на земляную возвышенность, по которой до этого бежали прочь гиены. Лидер фыркнул, приударив хвостом по грунту. — Ага, согласен. Всё такой же дуралей, что и раньше. Думает, что когда-нибудь эти земли будут принадлежать ему. Святая наивность! — добавил Кион, повернувшись к своей гвардии. Надо было признать, что и те потерпели изменения во внешности: Бунга стал выше, в то время как телосложение его приобрело рельеф, Фули со временем стала стройнее и изящнее, Оно казался более величественным, а сам Бешти стал сильнее, что позволяло ему придавить недругов, вроде Джанджи и Макучи. — Что ж, я не скажу что-то новое. Мы отлично поработали! А теперь мне надо отойти. Дела. — Конечно-конечно, не заставляй Джасири грустно вздыхать без своего прекрасного принца, — приглушенно хихикнул Бунга, пару раз ткнув локтем бегемота, что-то невнятно протянувшего в ответ на его реплику. При упоминании о Джасири Кион запнулся, и тут же почувствовал холод, будто откуда-то дула самая настоящая пурга. Свою чужеземную подругу он не видел давно, а найти её в её же дома никак не выходило: каждый раз, как он оказывался близко, у каньонов его каким-то образом находила Мадоа. Её ответ не менялся: Джасири занята. Тут же Фули, заметив перемену в его настроении, напряглась, после чего с укором посмотрела на смелейшего, воздержавшись от того, чтобы не отвесить тому подзатыльник за глупую шутку. — Полно, Бунга. Уже не смешно, — сетуя на порядком надоевшие высказывания медоеда, Фули хмуро оглянула его с лап до головы, для полной демонстрации выпустив серебристое остриё когтей из пазух. — В первый раз было забавно. Во второй — тоже. В сотый раз уже звучит нелепо. Ты серьёзно думаешь, что Кион выберет в жёны кого-то не своего вида? — Серьёзно? В детстве ты сама шутила над ним на эту тему, и ничего, а как я начал, то сразу «какой плохой и нехороший»? — возмутился Бунга, сложив лапы на груди домиком и обиженно смотря на Фули. Последняя плотоядно ухмыльнулась. — Ну, а ты поддержал мою шутку, значит да, — поучительно возразил гепард, моментально опровергнув всевозможные продолжения этих распрей. Смелейший не оставлял за собой попыток что-то ответить ей на эту колкость, но всё, что у него получалось, так это нелепо шевелить губами, промычать что-то несуразное и активно жестикулировать в знак непонимания. — Ребята, всё в порядке, — безмятежным тоном приостановил их недолгий спор Кион, не сразу поняв то, что те и подавно закончили свои переговоры. Гвардия сразу же обратила всё свое внимание на него. — Конечно, было бы неплохо встретить по пути Джасири, так как она уже больше месяца не попадалась мне на глаза, но нет, я иду не за ней. Во время боя Чунгу, похоже, умудрился оставить мне подарок в память о себе, — поморщившись, лев приподнял алые ворсинки гривы, позволяя разглядеть длинный шрам, окаймляющий левое плечо. — Мне бы найти Рафики. Ну, или Макини на худой конец, если вдруг наш старый друг занят. К слову, по дороге к баобабу, Кион невольно вновь вспомнил о Джасири, мысленно поразившись тому, что та не пошла на поводу мнения остальных гиен и, что было так далеко от её вида, чтила Круг Жизни. Возможно, виной его мыслям послужили слова Джанджи, когда он неожиданно заикнулся о ней, бесстрашно глядя ему в глаза. — Отрепье, ты правда думаешь, что всю жизнь будешь иметь её доверие? Джасири — гиена, как и мы. Она предаст! Кион не верил в его слова, пропитанные ложью, ни секунды. Не было и секунды в его жизни, чтобы он позволил себе усомниться в верности своей подруги. Его вера в неё была мизерна поначалу, стоило той напрямую заявить о своём отношении к Кругу Жизни, но с каждой новой встречей, с каждым новым общением, вера эта возрастала геометрической прогрессией. Кион мог бы, возможно, усомниться в ком-то другом, но не в Джасири. Некое чутьё подсказывало, что быть того не могло, что это не более, чем абсурд и махинация с нечестивой стороны Джанджи. Всё же, когда он оказался у баобаба королевского маджузи, мысли о подруге-гиене покинули его. — О, достопочтенный шаман нашего прайда, тут ли ты? — подняв обрамленную огненной гривой голову к самой вершине могучего крона баобаба, спросил хранитель. Ответа не было никакого минуту, а то и две. В следующую секунду до его ушей донеслось шуршание ломких листьев, а позже, хвостом ухватившись за ветвь дерева, показалось туловище… Нет, не Рафики. — Привет, Макини. — И тебе привет, хранитель Кион! — поприветствовала его бабуин, без всякого страха мерно качаясь на ветке. Лев даже пугался в какой-то момент, что та могла ненароком хрустнуть и Макини сломает себе что-нибудь. — Что привело тебя сюда? Совет? Лекарство? Или же сама судьба? — Скорее лекарство, — невесело ответил гвардеец, показав небольшой шрам на плече, хорошо скрытый за ещё не такой пышной, как у отца, гривой. Будущая маджузи склонила набок голову. — Это Чунгу. У Джанджи и Чизи кишка тонка на такое. — Раньше ты возвращался чуть ли не дохляком после сражений с гиенами и леопардами, но всё равно держался молодцом и отказывался от возможной помощи от Рафики, а сейчас из-за одной царапинки сюда пришел, — усмехнулась добродушным тембром Макини, однако сразу же скрылась, чтобы найти надобные для ситуации снадобья и листья. — Дай угадаю: на тебя так женское общество дурно повлияло, так? — Ну ты и сказала, конечно! Окружающие меня самки имеют более боевой характер, чем самцы. Даже Киара в последнее время вовсю свой характер показывает, — хмыкнул Кион, растянув уголки рта в улыбке от реплики будущего шамана. — На мне показывает, правда… А если говорить уже про царапину, то я просто стал более осторожным, чем раньше. Джасири как-то мне рассказывала, что от одной такой «царапинки» некоторые гиены из её и чужого клана умирали в мучениях. — Да уж, — вполне серьёзно отрезала Макини, прикладывая к мелкой ране лист, хранившийся у Рафики в особом месте. — Жизнь гиен не проста, а уж тем более у матриарха. Всю себя отдаёшь клану, обязана родить именно дочерей. Даже выйти когда хочешь и за кого хочешь нормально нельзя, надо поскорее ведь. Твоей подруге, кстати, уже пора скоро обручаться. Лидер гвардии недоуменно изогнул бровь от слов маджузи. — В смысле… Обручаться? — дёрнулся лев, надеясь, что это было совсем не то, о чём он мог подумать. — Да ты чего? Какое замужество? Какие дети? Она сама ещё ребёнок в душе! — Ребёнок она, или нет, но таковы уж традиции у гиен, юный принц, и по её воле просто брать и противиться им противозаконно, — невозмутимо ответила Макини, мысленно посочувствовав Джасири, но в тоже время поняв, как ей повезло родиться бабуином. — У неё тот возраст, когда матриарху находят мужа. Я больше, чем уверена, что у неё уже есть жених. Представь, ты будешь нянькой её детям! Думаю, у неё родятся красивые и милые дети, как она сама. Кион её более не слушал. Он глубоко задумался над возможной вариацией будущего своей подруги. Пару месяцев назад он бы, возможно, и порадовался, но сейчас какое-то чуждое ему чувство не позволяло это сделать, и лидер гвардии всячески пытался списать это на то, что на данный момент он не был готов отпустить ещё совсем молодую и по-детски милую приятельницу в далекое плавание. Пока Макини ещё что-то говорила, Кион, остановив её и сухо поблагодарив, поднялся с места и засеменил в другую сторону. Что говорила маджузи за его спиной, лев не слышал и не слушал. Только издав приглушенный вздох, он задумался над тем, сколько уже пришлось пережить им с Джасири: внезапное знакомство среди глухих сводов Чужеземья, совместное изгнание прайда Зиры из её дома, просмотр звёзд на ночном небе, и просто длительное молчание между ними — то, что будто тянулось вечностью для них двоих. Кион в то время ни разу не задумывался над тем, что однажды ему придется её отпустить, позволить зажить ей другой жизнью, а себе жить с другой. С львицей. Почему-то казалось, что та львица, с кем он будет делить свои дни в будущем, с кем он создаст семью, будет приглядывать за детьми, станет для него кем-то чужим, пустотой. Отчего ему так казалось? Отчего он чувствовал ревность, неправильную такую, что аж претило на душе от этих чувств? Кион тяжелой поступью прошелся по травянистой стезе, волоча по усыпанной жёлтым песком почве. В изнывающей от одновременно родных и чужих дум голове беспощадно триллионным гулом билась трель нескончаемых мыслей. Не могла ведь Джасири, такая простая и добрая, словно дитя, принадлежать какому-то смазливому гиену. Не могло всё закончиться именно так. Лев поднял голову, устремив унылый и лишенный отрады взгляд вперед, и тут же обомлел: у реки были очертания знакомой с детства фигуры. — Джасири! Сама гиена, до этого тоскливо смотревшая на своё отражение в воде, ненавистно оглядывая свою мордочку, так не похожую на львиную, вздрогнула, судорожно ища взглядом того, кто окликнул её. С досадой она заметила, что к ней подходил Кион. Матриарх, забив облезлым хвостом по земле, приготовилась к худшему. — Вот ты где, Джас! Небо саванны, я так давно тебя не видел. Как ты там, пуш… — но хранитель, вспомнив о словах Макини, запнулся. Отныне ему было запрещено использовать по отношению к ней всяких там «пушинок», и его это, если честно, задевало. Кион остановил скорбный вздох и серьёзно посмотрел на подругу. — Слышал, ты скоро будешь замужем, верно? Фиолетовые глаза гиены округлились от удивления, но она тут же отвернула от него взор, снова посмотрев на собственное отражение в реке и в уме повторяя: нельзя. — Д-да, есть такое, — нервно ответила Джасири, сжав клыки. Сейчас бы бросить всё, и, как в подростковом возрасте, нырнуть в гриву Киона, ещё не познав это чертово ощущение, за которое хотелось ненавидеть себя, за то, что позволила ему овладеть ею, и его самого, за то, что стал запретным объектом её частых мыслей. — А т-ты откуда узнал? — Макини рассказала. Странно, что наш шаман узнает обо всём этом раньше, чем я, — без укора продолжил гвардеец, проредив коготками землю под собой и задев тем самым пару пучков листьев, выпирающих оттуда. — Так… Какой он? Твой жених хороший хоть, или очередной Чизи? — Суйара* очень хороший жених, — раздраженным фальцетом чуть ли не сквозь крепко сжатые клыки процедила Джасири. В один момент её начало неистово раздражать то, что Кион, носящий звание «просто друга», позволял себе так безбожно и откровенно лезть в её возможную личную жизнь, о которой она совершенно не грезила. «Суйара? О, Айхью, да родители небось гении, так своего сына назвать. Он мне уже не нравится» — пронеслось набатом в уме льва, который уже было хотел негодующе рыкнуть от услышанного. — Интересно, и в чём же проявляются его качества хорошего жениха? — Ох, да много в чём. Хотя бы потому, что он помалкивает часто и не лезет не в свои дела… в отличии от некоторых, — она уже не пыталась скрыть того, что серчала на его присутствие. Не скрывала, что была до невозможности раздражена, находясь рядом с ним, потому, приподняв трубой хвост, горделиво пошагала в другую сторону, оставив обомлевшего от её реакции Киона позади. Тот, нахмурившись, тем же шагом пошел за ней. Не догонял, а она не пыталась бежать. — Ну и когда это мы стали такими нервными, что даже своих друзей посылаем куда подальше? Это тебя твой Суйара надоумил? — процедил Кион, шаг за шагом идя с той же скоростью, что и Джасири. Гиена, нахохлившись, с затянутым пафосом фыркнула. — Давай, обвиняй других в своих недостатках! Пора бы уже признать, что я не буду постоянно твоей «пушинкой», Кион. Будь добр, оставь меня, — рыкнув, отчеканила матриарх, прибавляя скорость и уже честно намереваясь сбежать. Её смог остановить только обыденный трюк Киона. Он, как и обычно, прыгнул на неё в беге, сумев придавить её к земле, на сей раз не давая ей так просто оказаться сверху. На этот раз без поблажек. На этот раз всё так, как и должно было быть изначально. — Да что с тобой, Шетани тебя побери, такое?! Какая к черту разница, есть ли у тебя жених, или нет?! — в какой-то момент им обоим показалось, что всю саванну в буквальном смысле слова оглушил вопль молодого хранителя. Он не боялся, что его услышат. Нисколько. — Неужели из-за этого ты перестанешь разговаривать со всеми? Мы друзья, Джасири, и я не хочу просто брать и отпускать тебя восвояси только из-за такой мелочи. Или у вас, гиен, такая традиция, что после свадьбы все вокруг становятся пустым местом? — Тебе не понять, — ядовито прорычала Джасири, ловко выбравшись из хватки Киона и встав в боевую стойку. Лишь бы он ушел. Лишь бы он оставил её в покое и более не теребил ей душу своим излишне частым появлением в её жизни. — Ты, никогда никого не любивший так, как самец любит самку, не сможешь меня понять. Да даже если бы входил в их ряды, понять бы не смог. Оставь меня в покое, Кион. Не пробуй вновь вернуть всё, те дни подошли к концу. — Ты хочешь прямо сейчас взять и всё перечеркнуть? Всю ту дружбу, все наши воспоминания? Из-за одного только парня? — но в ответ гнетущее молчание и деланно-безразличный взгляд Джасири. Лев развернулся, мимолетно посмотрев на неё. — Что ж, Джас, я такого от тебя не ожидал. Кион, нервно побивая по земле хвостом, засеменил в ту сторону, откуда и пришел. Джасири же пошла своим путем, в само Чужеземье. Они оба шли противоположными друг от друга путями. Они оба пытались перечеркнуть всё, что было, но если Кион не позволял себе это сделать, то Джасири всячески пыталась это совершить. Нельзя. Просто нельзя было позволить этим неправильным и мерзким чувствам вспыхнуть с новой силой, одолевая её нутро похлеще любой болезни. В уме гиена прокручивала всевозможные слова, которые он произнес в, как она думала, последний раз. — Му друзья, Джасири! — Мы друзья! — Друзья. Она ненавидела это слово всей душой. Сцепляла клыки и неистово дёргалась, когда кто-то произносил его при ней. Потому что не хотела она более носить этот навязчивый ярлык, не хотела быть каким-то там другом, о котором можно будет забыть скоро, как сделала только что она сама. В то же время Кион, не смотря вперёд и глядя на лапы, отчего-то вспомнил слова Джанджи. Сказанные в ядовитом тоне, таком напыщенном и чванливом, но сейчас почему-то показавшимися ему малость правдивыми. — Она гиена. Она предаст. Джасири никогда не пыталась на него напасть. Не пыталась выпустить когти во всю их длину, чтобы полоснуть ими, не обнажала острые клыки для нападения. Она не предавала его в бою. Никогда. Почему-то Кион думал, что если бы это самое предательство было пережито именно в баталии, когда Джасири, позволив бы бесу внутри вырваться наружу, вцепилась ему в глотку и покончила со всем, то было бы лучше. Сейчас же она предала не его. Их дружбу. То, что ему меньше всего на свете хотелось терять, потому что, как никак, а Кион каждый раз после того, как он с отрядом заканчивал миссию гвардейцев, без раздумий бежал именно к ней, чтобы пережить старые дни с самого начала. Будет ли он жаловаться всем на этом свете за это? Ни за что. Попытается ли он внезапно встретиться с ней? Безусловно. Поэтому Кион, поздно ночью, когда звёзды на небе словно говорили идти к ней, пересек границу. На секунду хранитель оглянулся по сторонам, услышав зов пичужек да хруст треснувшей ветки. Он с лёгкостью прошел мимо своих земель, пересек невеликое бревно, на котором когда-то давно, в детстве, не удержался и упал в воду по чистой случайности. Лев увидел величественные своды каньонов, что служили домом для гиен, и начал оглядываться, вспоминая, где жила его подруга. Кион прошел многочисленные части Чужеземья, рыская в поисках знакомого клана и по всей возможности пытаясь не попасться кому-либо другому. Сморщившись, он мысленно возжелал, чтобы ему ненароком не попался будущий муж Джасири. — Кион?! — разразился вдруг чей-то сердитый голос, но лев сразу вычислил, что то была вовсе не та, кого он искал. Обернувшись, хранитель засек стоявшую позади него Мадоа, исказившуюся в недовольном оскале и побивающую по земле передней лапой: она-то знала о тайных и сокровенных мечтах своей сестры, что и послужило такому обращению к давнему другу. — Ты что тут вообще делаешь? — Я иска… — Я думала, что Джасири ясно дала тебе знать: она не хочет видеться с жителями земель прайда, — рыкнула молодая гиена, раздраженная его внезапным появлением в их доме. Признаться, лев заметил, что в последнее время обе сестры кардинально изменились характером: если же Мадоа с самого их знакомства была спокойной и разумной, то теперь она, казалось бы, хуже, чем клан Джанджи. Джасири, некогда милая и добрая, так похожая на распустивший свои лепестки цветочек, стала на редкость разъярённой и нервной. — Она на меня накричала, толком ничего не объяснив нормально, после чего послала на все четыре стороны, — процедил Кион, следя за тем, как изменилась в лике сестра его подруги. На секунду. — У неё… Были на это свои причины, — поспешно ответила ему Мадоа, на ходу придумывая, что ответить. Как только же лев уже хотел было ответить что-то и сам, слух прорезал визг гиен, а позже со всех сторон, в самом сумраке, показались чьи-то светившиеся глаза. Кион судорожно оглянулся, после оторопело посмотрев на стоявшую перед ним Мадоа. — Послушай, Кион, мы не нападаем на невиноватого, не подумай. Круг Жизни запрещает. Но если ты не уйдешь добровольно, то нам придется тебя выгнать силой. Не побоями, нет. Выбирай, что тебе более выгодно. В сумрачных фабрах пресловутого Чужеземья лев скрупулёзно разглядывал мрачные очертания гиен, медленно выходящих из укрытия и окружающих его в полукруге. Кион замялся, но тут же, отметая прочь все сомнения, с угрозой посмотрел на сестру подруги. — Думаешь, такая мелочь меня остановит, а, Мадоа? — высокомерно усмехнулся молодой хранитель, тут же столкнувшись с тем, как блеснуло фальшивое недоверие в каштановых глазах гиены. Клан напрягся, готовый в любой момент изгнать мимо проходимца. Посмотрев налево и направо, Кион снова остановился на своей собеседнице, после натянув на морду невинную улыбку. — Ну что вы, ребята? Зачем нам эта диктатура? Если так надо, то я… — в тот момент, когда он должен был метнуться в сторону дома, гвардеец резко перепрыгнул одну из гиен, — найду её, чего бы мне это не стоило! Рявкнув что-то, клан понесся за ним, пока Кион в уме вспоминал, как добраться до ложе матриарха. Когти сверкали при свете луны, царапая бугристую землю, а дыхание сбивалось, создавая лживое ощущение удушья. Возможно, он бы не стал того делать, не будь на то должной причины, но странное ощущение того, что замужество Джасири с кем-то другим, неправильно, двигало его вперед похлеще, чем вторгшийся в их земли Макуча. За ним, клацая клыками чуть ли не у самих алых ворсинок хвоста, бежали гиены, кидающиеся угрозами. Сам Кион прекрасно знал то, что те ни в коем случае не посмеют на него напасть или ранить, не посмеют оставить Прайдлэнд без должного защитника и тем самым позволить гневу его отца, самого короля Симбы, заставить пойти на их клан войной. Тем не менее, некое впечатление их девиантное поведение оставляло, вместе с тем оставляя смутный осадок на душе. Сощурившись, он разглядел поворот, и, увеличив скорость, поспешил свернуть раньше, чем гиены успели бы оказаться у него на хвосте. Миг. Резкий поворот, и сквозь скалы Кион заметил трещину. Скрывшись там, он проследил за тем, чтобы клан прошел мимо него, не заметив дыру в каменной стене. Когда миновал пушистый хвост последней гиены, лев поспешно вылез из укрытия, и, прижимаясь брюхом к земле, сунулся в противоположную от трещины сторону. Тут же он услышал топот чьих-то лап и прорезавшие булыжники когти. — Что тут происходит?! — завопил кто-то, но тут же, будто забыв, как дышать, замолчал, боязливо смотря на того, кто посмел потревожить покой её клана. Кион поднял взгляд, увидев перед собой ту, о которой думал весь день. Ту, которую так рьяно искал. — Ты?! — Джасири… Лев, тяжело дыша и чувствуя, как сквозь гриву пробивалось такое живое и горячее сердце, слабо улыбнулся и почувствовал, как жгло от не имеющих объяснения слёз глазные яблоки. Разрывая дистанцию между ними, Кион, забыв о формальностях, уткнулся подбородком в гривастую шею гиены, позволив той укрыться в его алой шевелюре. Матриарх хотела его оттолкнуть, или же отойти самой. — О Айхью, Джасири, — прошептал немыми устами молодой гвардеец, всем своим сильным телом чувствуя то, как отчего-то дрожала его приятельница. Лев уже хотел было пожурить её за то, что она позволяла себе выходить на холод поздней ночью, не зная, почему так не по-дружески волновался за неё. — Ты не представляешь, как долго я тебя искал… — Зря. Я просила оставить меня. Она сама отстранилась. С трудом, страстно желая окунуться в его гриву, вдыхать запах любимого зверя и наплевать на то, что он лев, но вопреки всему Джасири отстранилась. Её взгляд, коим она его сверлила, был таким же мёрзлым, как и титанический голос, которым гиена с трудом произнесла эти слова. Кион приоткрыл пасть, разочарованный услышанным и до конца веривший, что она его не прогонит хотя бы сейчас. — Послушай, — вздохнул он, пытаясь перебирать слова с учетом того, что сам хранитель никогда не был готов на сантименты. Собеседница, закатив глаза, приготовилась ко всему наихудшему, понимая при этом, что её девичье сердце более давления этого не выдерживало и хотело правды. — Я понимаю, что ты чья-то невеста. Я понимаю, поверь, но я не хочу терять такую подругу, как ты. Что с того, что у тебя есть жених? Или он так ревнив, что даже какого-то льва посчитает твоим любовником? Если так, то он тебе не пара, пойми же. — Ну, сюрприз. Вот так сенсация, — иронично отчеканила гиена, буравя серьёзным взглядом Киона, скривившего уголок пасти в непонимании от резкости её слов. — Хочешь удивлю тебя? Суйаре вообще плевать хотелось на то, с кем я общаюсь. Всё это было моим решением. Лев округлил глаза, ожидая совершенно другой ответ, но тут же принял обычный облик, пытаясь не показать, как пронзила его обида от столь резких слов. — Вот как, значит, — безразлично бросил гвардеец, замечая, как дёргались от волнения угольно-чёрные зрачки Джасири. Лгала. Лгала от первого до последнего слова. Каждой своей репликой. — Вижу же, что это неправда. Джасири, которую я знаю, так бы не поступила. Я хочу знать правду. Какой бы она ни была. Пусть даже окажется, что ты правда уходишь отсюда далеко, или традиции не позволяют общаться со львами после брака: я просто хочу знать. Сцепив клыки, матриарх яростно глядела на Киона. Так же, как он смотрел на неё, только вот в его взгляде можно было где-то там разглядеть сожаление вперемешку с неописуемым алканием всё узнать. Гиена услышала краем уха, как где-то там, далеко от них, завыл клан. Разум говорил: молчи, молчи до самого конца, унеси позорную тайну в могилу свою. Сердце говорила о другом: выскажись, раскрой свой секрет, не дай себе страдать. — Хочешь знать правду, да? — саркастичной интонацией воскликнула Джасири. В глазах Киона было видно утверждение. Душа скрипела, болела так, будто в неё разом вцепились когти нескольких одичалых леопардов, стремящихся оставить на память о себе раны. — Всё потому, что я, чёрт тебя побери, люблю! — в сердцах крикнула гиена, моментально заметив, как изменилось выражение лика у хранителя. Он не верил. Не мог поверить, что это правда. — Да, да! Люблю не по-дружески. Я, гиена, матриарх своего великого клана и уже чья-то невеста, ещё с подросткового возраста влюблена во льва. Она рычала, чтобы остановить плач. Держалась стойко, лишь бы не сделать так, чтобы вновь уткнуться в его гриву. Нельзя. Нельзя было позволять себе подобные сентиментальности. Пускай на глазах уже и блестели кристаллики слёз, горьких и горячих, но Джасири не могла себе этого позволить. Кион же, вжав голову в плечи, смотрел на неё так, словно у подруги его только что отросла вторая голова. Он поднял лапу, медленно-медленно, чтобы не спугнуть, и прошептал её имя. Тихо, но любяще, однако всё равно не так, как она сама когда-то шептала его имя во сне. Лев хотел было прикоснуться к ней, его пальцы всего-лишь в жалких миллиметрах от неё, но тут оба услышали, как затявкал за ними клан. «Боже, прости меня, клубочек» — горьковато усмехнувшись, скорбно подумала Джасири, и тут же обреченный лик гиены резко переменился на гневный, а сама она когтистым пальцем указала на незваного гостя, обращаясь к снующему в их сторону клану: — Взять его! Выгоните его прочь! Не оставьте раны на нём, но прогоните! Кион не успел опомниться, как почти весь клан подруги окружил его со всех сторон. Несколько гиен упёрлось ему в грудь, силком отталкивая рослого льва от их матриарха, а некоторые, будучи ближе всего к нему, пытались прикрыть пасть, чтобы тот не воспользовался рыком против них. Гвардеец пытался отвернуть от них морду, при этом гневно рыча и с угрозой смотря в глаза противников. В груди болело от многочисленных ударов, а лапы малость болели по вине того, что некоторые гиены позабыли скрыть когти. — Джасири! — только и успел воскликнуть Кион, мельком разглядев в гипертрофированных красках с сожалением смотревшую ему вслед гиену. Последняя склонила голову, приглушенно и без остановки прося прощения за свой проступок. Скоро его уже не было ни видно, ни слышно. Через некоторое время уже среди сводов Чужеземья раздался топот лап. К ней, запыхавшись и с сочувствием оглядывая её, бежала Мадоа. — Как ты? Кион выглядел на редкость напористым, еле как выгнали отсюда, — задыхаясь от долгого бега, с трудом промолвила сестра Джасири, утешающе проведя языком по её щеке. Матриарх зажмурила глаза, позволяя слезе прокатиться вниз, к самому подбородку. — Я всё сказала ему, — понуро ответила гиена, обвив лапы коротким хвостом и поежившись так, словно от холода, который в это время царствовал в нывшей от боли душе. Она за пеленой этих мыслей, за прочной их прорвой, не заметила, как удивилась собеседница её речам. — Сказала всё, как есть. Теперь он знает, а мне не легче. Наоборот, хуже. Чувствую себя гадко, будто я предала всех: себя, тебя и твоих детей, клан, хотя я с самого начала следовала чистой дорогой. Похоже, мне нельзя следовать зову своего сердца. Оно подсказывает мне плохие вещи. — Твои чувства… Странные, — долго подбирая наиболее подходящие для ситуации слова, наконец-то сказала Мадоа. — Но их нельзя назвать неправильными, и избавиться, к сожалению, тоже нельзя будет. Всё же, ты сильная, я в тебя верю. Главное, чтобы Суйара не узнал, что… — О чём я не должен узнать? Басовитый голос заставил сестёр разом вернуться в сокрушительную реалию. Перед ними, выйдя из тени, встал высокий самец гиены, пафосно тряхнувший иссиня-чёрным загривком, чьи пряди как всегда спадали ему на кобальтовые, точно ночное небо, глаза, холодные и стеклянные, что сердце Джасири иногда будто пробивало насквозь прочным остриё скалы. — О том, что… — затянув губы в трубочку, попыталась что-либо сказать Мадоа, как вдруг перед ней встала сестра, оказавшись перед своим женихом. — О том, что я уже выбрала имена для наших будущих детей, дорогой! — с фальшивой радостью в юношеском голосе ответила Джасири, при этом с облегчением заметив в удовлетворении и интересе блеснувшие глаза своего жениха. — Если будет дочка, то назовём нашу малышку Лаини, а если родится сынок… Мне нравится имя Исайя. — Отлично! Мне уже не терпится, чтобы ты подарила мне детей, милая моя, — лучезарно улыбнувшись, благодарно пропел Суйара. Тут же, невольно вспомнив сына львиного короля, Суйара нахмурился и нарочито-небрежно, громко так, фыркнул. — Того кретина мы выгнали. Представляешь? Он отбивался так, что чуть ли не прибил некоторых! Вот же ж королевский ошметок. «Кретин? Львиный ошметок?! — Джасири вспыхнула от слов жениха, потому вовремя себя сдержала, чтобы не накричать на него, стоило ей услышать подобного рода оскорбления в адрес своего тайного возлюбленного. — Да как ты смеешь, падаль?! Уверена, ты и когтя его не стоишь!» — но матриарх, с детства научившаяся скрывать эмоции при себе, наигранно-удовлетворенно кивнула. — Надеюсь, он сюда больше не сунется, иначе нам придется прибегнуть к более жёстким мерам, а это сулит нашему клану долгой войной с Прайдлэндом. На самом деле, она искренне мечтала о том, чтобы Кион вернулся. Пускай и надежда была фантомной, а вероятность его возвращения — призрачной до невозможности, но в закоулках души Джасири всё же верила, что однажды она увидит его снова.***
— Ух ты! — не без детского восхищения произнес Исайя, дослушав эту часть столь умопомрачительной истории. Карие глаза детёныша блеснули восторгом, в котором таилось любопытство, а сам он не знал, что спросить первым. — Это же… Это так… А-ах, Аскари, это так прекрасно! — воскликнул гибрид, в последнее время часто используя фразы отца. — Значит, имя мне выбрала мама? — Да, она с самого начала предложила назвать тебя именно так. Мои имена ей не понравились. Проще говоря, тебя могли сейчас звать Мланго… Ну, или Сора, — Кион, двинувшись вперед, ткнулся носом в нос сына. Последний с большим интересом глянул на родителя. — А как отреагировал Суйара, узнав, что ты забрал его невесту… Или уже жену? — не сразу продумав вопрос и запутавшись в пучине остальных, всё же спросил Исайя. — Он не узнал об этом, как и весь клан, — с каким-то довольством произнес хранитель, вспоминая, как порой хотелось кинуть мстительную колкость в адрес бывшего жениха Джасири. Напомнить, как однажды он, чуть ли не плюясь проклятиями в него, прогонял его из земель их клана. — Но это ещё не всё, сынок. Наша история не подошла к концу. Так слушай же внимательно.***
ГЛАВА 3. Посланник из неба. Они не виделись больше двух недель. Так близко, но так далеко в то же время. Одна из них, с вдребезги разбитым сердцем, вынужденная разрывать кожу о его осколки, и другой, с непонятыми до конца чувствами и желавший отрицать всё на свете. Не могло так быть. Не могло. Почему Киону так хотелось оказаться на её скорой свадьбе и отогнать прочь её будущего мужа? Почему так хотелось ринуться вместе с ней восвояси, далеко из этого прайда за самый горизонт, как сама Джасири об этом когда-то мечтала? Почему ему страшно не оттого, что его неправильно полюбили, а оттого, что он сам, судя по всему, начал неправильно любить? Кион пытался отрицать, что это так, что он мог полюбить гиену, потому что не мог принц, сын великого короля, поступить подобным образом. Разум, ещё не контуженный каторжной реалией, синхронно с естеством его вторили, что он глубоко ошибался, поступал неправильно. Ему бы забыть об этом дне, найти себе симпатичную да умную львицу, как желали того его родители, и завести с ней семью. Так, чтобы забыть о том, что в этом мире существовала какая-то гиена, которая влюбилась в него, льва. Кион думал, что так было бы нечестно даже если не к своей подруге, то по отношению к самому себе, потому что вопреки всему, подминая под себя какую-нибудь львицу, он будет всячески представлять перед собой гибкое и изящное тело красавицы-Джасири, омытое только-только достигшими земли лучами утреннего солнца, и её глаза, большие-большие, точно две фиалки. Избавиться от аморальных чувств у них не выйдет, их жизни прежними уже не станут, и Кион думал, что тот самый «дружеский лизь» из их ребячества не такой уж и «дружеский». Возможно, она уже тогда намекала ему о своём неровном дыхании, о том, что воспринимала его вовсе не как какого-то там друга. Он же, увы, не понял этого, уйдя в закат и не придав значения её резкому уходу. Под покровом ночи лев, не теряясь только благодаря светлячкам да надменному свету луны, проходил по кривой стезе. Сна не было давно, однако всё равно веки то и дело хотели сомкнуться, чтобы позволить своему хозяину заснуть. Обрамленные рыжими пятнами, лапы повели его к реке, в созерцании которого Кион посмотрел на своё отражение. Оттуда на него глядел вовсе не воин, который готов был умереть с гордым именем родного дома на устах, а потрепанный жизнью лев, под глазами которого пролегли тёмные круги, гласившие о недосыпе. Он осмотрел свою морду, не похожую на морду гиен, гриву, которой никогда не было у гиен, и усы, которых тоже не имелось у гиен. Кион не знал, что когда-то давно Джасири так же критично осматривала себя, понимая, что она даже близко не была похожа на львицу. — Всё потеряно, — одновременно с ветром, что гулко зашумел в ушах, тоскливо произнес в пустоту Кион, опустив голову от бессилия. Было невыносимо грустно от своего же обреченного состояния, а отсутствие давней подруги рядом с ним создавало исполинских размеров пробоину в душе. — Не всё потеряно, если не смиряться с этой потерей. Ахнув, молодой хранитель оглянулся назад, и обомлел, завидев того, кто решил составить его компанию этой одинокой ночью. Позади него стоял лев, чуть старше него, казавшийся таким реальным, таким настоящим, что ему на миг подумалось, что то был всего-то гнусный мираж. Золотистая шерсть чудилась оранжевой в темноте ночи, а пряди бордовой гривы струились по сильным плечам. Кион не скоро отошел от этого состояния, поняв, что ничего не изменилось. — Дедушка, — не без удивления произнес гвардеец, сразу узнав в пришельце своего покойного деда. Тот мягко улыбнулся, коротко кивнув в ответ. Муфаса, как заметил его младший внук, сейчас выглядел даже младше своего сына. — Ты так давно не навещал меня. Что тебя привело на этот раз? Проблем ведь никаких нет. Великий король неспешно сел рядом с внуком, с упоением вдохнув аромат ночного воздуха. Прекрасный такой, что душа трепетала от блаженства. — Разве я не могу просто так навестить свою семью? — без всякого укора и обиды спросил Муфаса, издав недолгий смешок. Кион уже хотел было стыдливо сжаться, поняв, что мог нечаянно задеть деда своим вопросом, но тот тут же продолжил: — И неужели мой внук, сам хранитель Кион, не видит, что проблема есть? Она внутри, вот здесь, — лапа льва ткнулась гвардейцу в то место, где билось сердце. Муфаса даже ощутил подушечками лап его биение, — но ты её не замечаешь. Или хочешь делать вид, что не замечаешь? — Я так понимаю, ты сейчас о Джасири говоришь, — спокойно ответил лев, честно ожидавший, что дедушка его сейчас начнет сетовать за этот случай. Как ни странно, но тот только с одобрением кивнул. — Я не хотел этого. Она, наверное, не хотела этого так же. Она влюбилась в меня первой, а я… А что я? Я, как глупый мальчишка, влюбился в неё в ответ. — А точно ли Джасири влюбилась в тебя первой? — новый вопрос заставил Киона изумленно посмотреть на покойного родственника. — Ты сейчас говоришь, как Рафики. Он тоже любит сыпать такого рода вопросами… Странными, такими. Как он сам, — поежившись, хранитель боковым зрением посмотрел на Муфасу, растянувшего уголки пасти в искренней улыбке. — Что ж, не поверишь, но в свободное время я любил приходить к нему и коротать с ним время. Вот и привычка осталась, — с честным энтузиазмом отрезал коренастый лев, посмотрев на небо. Куда-то в одну точку, будто там и правда что-то было. Гвардеец, посмотрев туда, куда смотрел дедушка, видел только шмат иссиня-чёрного полотна. — Видишь во-о-он ту звезду, Кион? — но юноша помотал головой в знак отрицания. — А я вижу. Ты не видишь очевидные вещи перед собой, то, на что стоило бы тебе обратить внимание, потому не можешь увидеть простую звезду на небе. — Как я могу обратить внимание на то, что запрещено с роду? — взъелся сын короля, насупившись от растущего негодования. — Ты говоришь так, будто я должен прямо сейчас пойти и признаться в своих чувствах. Они есть, они появились, и потому мне страшно. Так нельзя, дедушка. Она гиена. Это противостоит всем законам природы. — Мы всегда противостояли её законам, и природа прощала нас. Посмотри же на себя! Ты — больше, чем лидер. Ты — лев. Единственный лев в своей гвардии, — Кион посмотрел в сангиновые глаза Муфасы, и был удивлен, увидев там гордость. Не разочарование, нет. Самую настоящую гордость. — Если бы не львиная сила духа, то неизвестно, какова была бы наша участь. Кого звали бы тогда королями? Царями зверей всех? Ты лев, мой внук. Твой дух противостоит всем правилам. Твоё сердце подскажет правильный… — Нет, — строго отчеканил он, отойдя от удивившегося деда. — Нет, не подскажет, и уж тем более не правильный путь. Если моя судьба так аморальна, то сердце моё — хлам, не более. — Кион, обойдя валявшееся далеко от них бревно, улегся рядом и прикрыл глаза лапами. — Сейчас я очнусь, и тебя не будет. Прости, дедушка. Я знаю, что поступаю неправильно по отношению к тебе. Мне правда совестно за это. Прости. Нынешний король этих земель тягостно вздохнул. Точно с таким же вздохом он каждый раз провожал брата, который вновь не мог понять, где правильный путь, а где нет. Он хотел уже уйти, позволить ему сделать другой выбор, правильный по его мнению, сделавший его несчастным, но вдруг остановился. — Однажды жил на свете один лев, — мечтательно и внезапно, совершенно не к месту, проговорил Муфаса, смотря на звёзды и обходя внука кругами. — Его звали Чана. Когда он был примерно твоего возраста, то под благословение отца ушел в далёкий путь. Знамением Айхью, что явился к нему в облике старого льва, он отправился к счастью, которое находилось у далёкой реки. Далёкой, что путь занимал несколько месяцев. — продолжал лев, а Кион слушал. Внимательно так, навострив уши. — Чана шел, и встретил по пути царя чуждых земель. Они долго беседовали, царь позволил ему посмотреть на мир другими глазами, и юноша будто вырос морально, слушая его. Этот же царь уговорил его следовать по другому пути, отличному от того, о котором поведал Айхью. — эта история, незнакомая молодому хранителю, не прекращалась долго. А он слушал. — Через некоторое время он встретил красивую самку леопарда. Её звали Мсакаджи. Она помогла своему путнику добраться по тернистым путям, а Чана, находясь рядом с ней, понимал: он влюблялся. Влюблялся неправильно, потому что он лев, а Мсакаджи была леопардом. — Кион думал, что сказ сей до жути знаком. И он не ошибался. — Добравшись до того самого места, которое было дано ему в знамении, он не повидал ничего, кроме Айхью, на этот раз представшего ему в облике огненного льва. Чана ничего не понимал, и спросил, где его обещанное счастье. Знаешь, каков был ответ? Своё счастье он оставил там, откуда пришел*. Как бы он не противился, но Кион был вынужден признать: Муфаса прав, и он сумел его вдохновить. Сумел даровать веру, которая когда-то ему казалась невозможной. — Спасибо, де… — но стоило ему поднять голову, как хранитель обнаружил, что Муфасы уже не было рядом с ним. В ответ ему только ветер потрепал огненно-красную гриву, будто голосом короля отвечая на его благодарение. Кион ещё раз посмотрел на своё отражение, более живое и уверенное. — Bahati nzuri iwe nami*.***
ГЛАВА 4. До последнего вздоха. Джасири двигалась по золотистому полю саванны, идя строго по востоку. Лапа саднила время от времени, и всему виной было её неосторожное хождение по скалам. Один опрометчивый трюк обошелся ей вывихом, но гиена, всё равно отмахиваясь на заботу сестры, пытающейся её остановить, без предупреждения клана двинулась на охоту. Вдали от неё мирно паслось стадо импал, не подозревающих, что на них пал ядовитый взгляд аметистовых очей Джасири, что вновь вторглась в земли прайда. Матриарх не в первый раз подумала, что за это ей ничего не будет: в землях Симбы она желанный гость, однако это, как сама гиена решила, было равносильно до того момента, как её клан выгнал его сына. Возможно, король был уже осведомлен о случившемся, и её могли бы выгнать обратно при первом удачном случае. Джасири тут же мотнула головой, пытаясь не отвлекаться на лишние мысли, и снова обратила всё свое внимание на добычу. Гиена одним прыжком оказалась в высокой траве, но тут же вспомнила о болевшей лапе. Стоило той резко коснуться земли, как она, чуть ли не до крови сжав нижнюю губу клыками, глухо застонала от боли. Этого хватило для того, чтобы антилопы, учуяв опасность поблизости, разом под клич вожака кинулись прочь в надежде миновать кровавой вендетты. Место не состоявшейся охоты накрыло высоким слоем пыли. Охнув, Джасири моментально вышла из укрытия, пытаясь догнать одну из импал. Клыки её шумно клацали у хвостов импал, но больная конечность помешала гиен словить кого-то из них. Те разом убежали прочь, оставив матриарха глотать пыль за ними. Кашляя, та забилась в короткой и беглой ненависти, мстительно смотря на исчезавшие с поля зрения хвосты импал. В уме она уже вспоминала многочисленные проклятия в их сторону. Гиена, фыркнув и почувствовав, как сжимало голодным узлом ноющий желудок, повернулась в сторону дома, готовясь с позором вернуться без добычи в клан. Странно, но стоило ей обернуться, как до слуха Джасири дошло покашливание, будто этот некто просил внимания с её стороны. Обернувшись, гиена замерла: там, у тени акации, стоял молодой лев. Он вышел на свет солнца сразу, как та прижалась к земле. Лучи пали на гриву, окропляя её в рыжие оттенки, а каштаново-рубиновые радужки точно светились ярким светом. Джасири безбожно подумала, что он был прекрасен, а потом отогнала эту мысль прочь из её контуженного разума. Кион тем временем подошел к ней ближе, и тогда гиена увидела в его пасти мёртвого гну, свежего и пропитанного кровью. Лев положил тушу на землю, тогда же подвинув её к подруге. — Вот, держи. Только не убегай, ладно? — Кион просил, смотрел так, что отказать и убежать было весьма тяжело. Джасири осталась. Через такие парадоксальные желания, как сбежать с чужой тушей в пасти и остаться с ним, но всё же стояла на месте. — Я видел, что ты не смогла поймать ту антилопу, и… Что ты ранена. Скалы Чужеземья не лучшее место для акробатики, не так ли? — С чего это вдруг такая забота, юный лев? — с лёгкой усмешкой удивилась Джасири, с ощутимой печалью смотря на***
А Кион всё продолжал и продолжал, подходя к логическому завершению. Исайя, его сын, всё так же его слушал, не смея даже перебить, пока отец не прекратит говорить, чтобы позволить чаду задать какой-нибудь вопрос. Лев вдавался в подробности, не заметив, как начал окунаться в прошлое. Он рассказывал все пережитые им с Джасири дни, их последние дни в прайде: прогулки у водопада, просмотр на звёзды, игры в воде. — Но ведь вы с мамой уже скоро ушли из Прайда Света, разве нет? — спросил гибридный детеныш, когда отец остановился, заметив по его лику желание что-либо спросить. Лев кивнул, тут же поздно вспомнив, что всё было несколько иначе. — Но почему? Вы боялись, что там не примут такую пару? — Не всё так просто, Исайя. Мы были беззаботными не так уж и долго. Вскоре Зазу увидел нас… Не совсем в дружеском виде и с не дружеским диалогом между нами. Конечно, эта весть моментально дошла и до Симбы, моего отца, — и тут же перед ним всплыли не самые приятные воспоминания, а левый глаз начало саднить, будто вспоминая то роковое мгновение. — Тогда он дал нам выбор, и первый из них гласил, чтобы Джасири добровольно ушла как можно дальше из земель прайда, и тогда меня кое-как, но простили бы. Конечно же, меня куда больше заинтересовал второй вариант, и отец сказал, что мне придется честно побороть его в битве, если я хочу продолжить свою жизнь с гиеной. Мои мама и сестра пытались его убедить, но не смогли. Папа почему-то был уверен, что я откажусь, и можно будет так просто миновать всех проблем, но я бросил ему вызов. — Кион осклабился, вспоминая, с какой готовностью выпустил когти, как обнажил клыки в ожидании, как встала дыбом шерсть. — Он знал, что не сможет сразиться со мной, но и я не смог бы навредить отцу… В первое время. Я пытался одолеть его, не причинив никакого вреда, однако это повернулось мне боком. Твой дед оставил на мне этот шрам. — старший лев пальцем показал на длинный рубец, что пересекал весь левый глаз, доходя до носа. Исайя завороженно приоткрыл пасть. — Я чуть было не проиграл, когда он случайно ослепил меня. Да, случайно. Твой дед не хотел меня так ранить, но я не слушал его извинений. Я так злился, что использовал против него Рычание Предков. Тогда же Короли Прошлого отобрали его у меня. Гвардия распалась, а отец был ранен, но жив. Пока он не потерял сознание, то кричал, чтобы мы уходили прочь, более не смея попадаться ему на глаза. Земли прайда были закрыты для нас отныне. Мы с Джасири шли долго, даже ночью нормального ночлега не нашли.***
— Уходите прочь! Предатели! Позор! Чтобы лап ваших тут больше не было! Под покровом чернильной ночи в голове Джасири безостановочно крутились последние слова Симбы, сказанные наспех в адрес родному сыну. Прайд, который Кион когда-то защищал ценой собственной жизни, сегодня гнал своего неоднократного героя прочь, плюясь в спину желчью и угрозами, что в случае проявления бравады вернуться лучше им не будет. Гиена попыталась успокоить и обнадежить себя мыслью, что те поступили просто как вассалы Симбы, не имея иного выбора. Всё же, в какой-то момент плевать ей на всё это хотелось. Заливаясь слезами, она пыталась вылизать ещё не запекшуюся коркой кровь, с досадой понимая, что останется немаленький рубец, который изуродует молодой львиный лик. Сам Кион не плакал, не мог и не хотел. Он только успокаивал её, когда ранен был сам, будто полностью суть ситуации понять не мог: он более не принц прайда своего отца. В то же время Джасири более не могла звать себя матриархом. Клан, до которого уже наверняка дошла весть о её доле, был отдан в лапы Мадоа. Сама Джасири не жалела об этом. Нисколько. Она жалела только о том, что по её вине пострадал тот, кого хотелось защитить. — Боже мой, Кион, прости меня, — гиена припала к гриве льва, и тот ощутил, как она стала влажной из-за слёз. — Я… Я не хотела этого. Я не хотела, чтобы с тобой случилось именно это! Прости, что я не молчала до конца. Я должна была держать язык за зубами и не орать вовсю о своих чувствах к тебе. — Ты правда жалеешь, что призналась мне? — Кион почувствовал, как стрелой в сердце вонзилась обида, что будто ковыряла раны резкими движениями. Джасири, всхлипывая и глотая слёзы, активно закивала, пытаясь через сюр разглядеть лежавшего перед ней льва. — Но почему, Джас? После всего, что мы пережили? — После всего, что пережили не мы, а ты! — гиена повернулась к нему спиной и еле слышно шмыгнула носом. Слёзы копились так, будто не было им никакого конца. — Ты ещё недавно имел всё: дом, семью, друзей, статус. Ты был лидером, тебя уважали. Я же говорила, что это неправильно. Наши чувства неправильны, и не пытайся меня жалеть, говоря о другом. Кион издал вздох, выпустив холодный воздух из ноздрей. Сильными лапами лев обвил тело гиены, и он тут же прижал Джасири к себе, зарывшись носом в чёрный загривок. — Допустим, иногда ты та ещё заноза в одном приличном месте, — Кион не молчал долгое время, решив говорить всё сразу. Тут же он услышал, как Джасири, беззвучно лившая слёзы, фыркнула и проронила саркастичное «спасибо» в ответ, — но… Что я потерял? Может, я устал уже быть каким-то там гвардейцем. Может, я хотел бы уйти с тобой за горизонт, как ты и мечтала когда-то. А можно ли назвать семьёй тех, кто тебя выгнал? Нет. Отвернулись все, за мной не пошел никто, Джасири. Никто, кроме тебя. Ты и есть моя семья, а значит и мой дом. Думаешь, я бы обменял тебя на тех, кому плевать на мой выбор? Если ты попробуешь ещё раз при мне что-то такое выкинуть, то укушу за бочок. Ясно? В последний раз шмыгнув, гиена провела тыльной стороной лапы по влажным глазам и улыбнулась. Прижавшись к Киону, Джасири уткнулась в его шею. Бывший хранитель же обвил лапами её вроде и сильное, но такое хрупкое тело, кладя гривастую голову ей на спину. Они когда-нибудь найдут свой настоящий дом, далеко от прайда, далеко от прошлого, но не сегодня. Не сейчас. Сейчас они хотели спать.***
— Вот и конец, сынок. Вот так мы и оказались здесь. Мы живем в прекрасных джунглях. Пускай соседи наши не так хороши, как это место, но жить тут можно. Ну, теперь понял всё? — Понял, — кивнул Исайя, но вдруг посмотрел за плечо отца. — А ты поняла, мама? — Я ведь всё это пережила, мальчик мой, — послышался доброжелательный и такой знакомый голос. Кион резко обернулся. — Джасири? Как долго ты тут стоишь? — Чуть ли не с того момента, как ты начал рассказывать Исайе нашу историю, клубочек ты мой. Ну, вдруг ты начал бы менять её на свой лад? Я бы исправила. Гиена уткнулась в гриву Киона, и лев замурчал, ткнувшись носом в её лоб и мельком посмотрев на округлившийся живот супруги. Он обвил хвостом её тело, прижав хихикнувшую Джасири к себе. Исайя, смотря на это, улыбнулся, решив, что он обязательно признается Таури… Завтра.