Оранжевый цвет

      Кенма не любил оранжевый цвет, не любил шум и яркий свет. Если два последних пункта объяснялись простыми побочными эффектами затворнической жизни, то вот причину первого никто понять не мог, даже, казалось бы, сам Козуме.       Наверно парню просто не нравилось то, что этот цвет ярко рябит в глаза, а также на это явно влияло и то, что Кенма не любил цитрусовые, среди которых были оранжевые фрукты. На самом деле, такое себе объяснение, но ничего другого Кенма придумать не мог. Оранжевый не нравился ему, вот и всё.       Он даже не понравился тогда, когда перед ним возникло чужое улыбающееся лицо. Кенма просто потерялся тогда, отстав от быстрого темпа Куроо, и тут же наткнулся на ненавистный цвет, которому в дополнение шёл старшеклассник, с которым тот был совершенно незнаком, что немного пугало.       Невысокий парень весь светился на солнце, даже будто заменяя его, из-за чего Кенма тогда сощурился. Слишком светло.       — Я Хината Шоё, — быстро пробормотал рыжеволосый, улыбнувшись.       Козуме тогда лишь кивнул, осматривая нового знакомого, тут же замечая небольшую надпись слева на футболке. Карасуно. Именно эта школа была их противником на предстоящий тренировочный матч. Забавно.       — А тебя как зовут?       — Козуме… — сказал игрок Некома, чуть нахмурившись. Он не был уверен, что нужно заводить новые знакомства, особенно с таким ярким человеком, как Хината, — Кенма…       С этого всё и началось. И Кенма, конечно же, потом пожалел об этом, но только раз. Только раз до того, как увидел чужой высокий прыжок, до того, как посмотрел в чужие глаза, до того, как в первый раз заинтересовался игрой, улыбнувшись. Всё это было ново и очень ярко, что пугало Козуме, но почему-то заставляло желать этих ощущений всё больше и больше. Забавно.       Прошло несколько часов тренировочных матчей, за которые Кенма утомился, затем с радостью покинул спортзал, выдыхая. Наконец-то в глаза ему больше не будет бросаться ничего яркого. Наконец так привычно и приятно.       Но продлились эти чувства недолго. Через пару часов всё стихло, освобождая место для некоторой тоски. Кенме казалось, будто Куроо снова отобрал у него приставку, из-за чего игрок Некома очень грустил и бесился, но всё было не так просто, ведь приставка спокойно хранилась в переднем кармане рюкзака, а Тецуро спокойно сидел рядом, листая что-то в телефоне, даже не отпуская колких фраз насчёт зависимости друга от игр. Вроде всё было прекрасно и спокойно, но что-то всё равно заставляло Козуме волноваться.       Спустя десять минут втыкания в спинку переднего сиденья, Кенма достал из кармана кофты телефон, тут же открывая входящие сообщения, где значилось только одно с пожеланиями хорошей поездки и кучей смайликов. Кенма понятия не имел, почему он дал свой номер Хинате, но, наверное, из-за того, что тот был слишком настырным, или Кенма просто не смог тогда отказать ему, что было на него не похоже, но кто знает…       Спустя пару дней Козуме проклял себя за то, что дал свой номер неугомонному Хинате, который просто заваливал его сообщениями. А через пару недель, незаметно для себя, начал заходить в их переписку чаще, отвечая сообщениями, которые были намного больше его предыдущих.       Кенма не успел и глазом моргнуть, как через пару месяцев начал скучать по новому другу, а затем просматривать сайты с билетами на автобусы, тут же одёргивая себя, удивляясь своему же поведению.       За последние месяцы он стал больше засиживаться в телефоне, вместо приставки, за что Куроо ругал его, отбирая телефон во время тренировок из-за того, что друг часто стал отвлекаться на него, хотя должен был быть полностью поглощён игрой.       Тецуро несколько раз спрашивал у сокомандника о его внезапных переменах, но Кенма не мог ответить на этот вопрос даже самому себе, что тут говорить о Куроо.       А затем наступил первый тренировочный лагерь, где они с Хинатой наконец смогли увидится впервые, после такой продолжительной разлуки. Шоё всё также блистал на солнышке, но уже не так резко раздражал взгляд. Это радовало.       За всё время лагеря Хината ни на секунду не отходил от Кенмы, отчего тот был лишь рад, всё время чуть улыбаясь, но затем сразу же одёргивая себя после того, как ловил на себе удивлённый взгляд Куроо.       «Нельзя было так сдавать себя», — именно на такой мысли поймал себя Кенма, после чего тут же удивлённо поднял брови, пропуская мяч, из-за чего удивились уже другие, тут же набрасываясь на подростка с вопросами.       Куроо положил свою руку на чужое плечо, немного сжимая, сначала одаряя друга внимательным взглядом, а затем, хитро улыбаясь, отчего Козуме вздрогнул, отворачиваясь.       — Так и знал, — протянул Куроо, кивая Бокуто, который тут же засмеялся, одаряя Козуме такой же хитрой улыбкой. Да уж, глупо было думать о том, что Тецуро ничего не поймёт, а ещё глупее было думать, что он не расскажет обо всём Котаро.       Не расскажет о чём? Это была вторая мысль, на которой поймал себя Кенма, тут же хмурясь, продолжая не слишком уж внимательно наблюдать за игрой. Не расскажет о чём? О своих подозрениях. А о каких? Подозрениях о том, почему же Кенма вечно переглядывается с Хинатой, вечно обменивается улыбками, вечно с ним. Вечно. Да уж, когда-то от присутствия солнечного Шоё на Козуме накатывала лишь усталость, а что теперь? Теперь он, кажется, больше не сможет и дня прожить без этого солнечного лучика, который успел поглотить его полностью за столь короткий срок.       Эта мысль очень сильно ошарашила связующего, отчего тот немного криво подал мяч Льву. Тот не попал, упустив мяч. Послышался свисток, а затем и громкий голос тренера, который принялся отчитывать совсем не Кенму, а Льва, затем извинившегося за все грехи перед семпаем. Пронесло.       После тренировочных матчей в лагере объявлялась пора обычных тренировок, после которых Кенма тут же сбежал, ускользая от Куроо, который, видимо, хотел много чего ему сказать. Но Козуме это было не нужно: он и так прекрасно знал, что ему скажет друг, а также прекрасно знал то, что это всё окажется правдой. Так что не нужно было мусолить эту тему лишний раз.       Совершив побег, Кенма быстро упорхнул на ужин, где спустя несколько минут окружил себя Хинатой и Львом, которые болтали о чём-то, даже не удосужившись перед этим прожевать. Кенме нравилось быть рядом с ними, но его очень раздражало самодовольство Куроо, который шептался о чём-то с Бокуто. Хотя, было прекрасно понятно о чём.       После ужина Кенма снова сбежал, но уже в комнату их команды, после которой он также незаметно проскользнул на улицу, заходя за угол здания, скрываясь уже там. Он понятия не имел от кого он бегает, ведь к насмешкам и самодовольному лицу Куроо он уже давно привык, а большего друг сделать не мог. Наверное, он всё же сбегал от правды, которую и так недавно понял сам. Ему просто было страшно услышать то же самое, но уже от кого-то другого. Это точно значило бы то, что Козуме настолько влюбился, что это стало слишком заметно для других. Может быть, даже и для самого Хинаты, который в последнее время начал кидать на него странные задумчивые взгляды. Значило ли это что-то?       — Кенма? — раздался рядом знакомый голос, из-за чего Козуме вздрогнул, оборачиваясь, замечая рядом с собой Шоё, который с интересом рассматривал чужое взволнованное лицо. — Тебя что-то мучает? Я никогда тебя таким не видел.       — Каким? — вопросом на вопрос ответил Козуме, отводя взгляд в сторону.       — Эмоциональным.       — Я совсем не такой, — вздохнул Кенма, пожав плечами, делая вид, будто его ничуть не взволновал чужой ответ, который точно означал, что Хината знает что-то. Тогда почему не говорит напрямую?       — Я пойду, Кенма, меня ждёт Кагеяма: мы решили ещё немного потренироваться после ужина, — кивнул Шоё, радостно улыбнувшись. — Он пообещал, что мы сегодня сделаем нашу новую быструю.       Козуме поднял взгляд, заглядывая в чужие карие глаза, что ответили тем же, ярко сияя на свете луны. Шоё всегда был очень ярким и светлым, даже тогда, когда наступала ночь. Это одновременно нравилось и не нравилось Кенме, вызывая у того смешанные, волнующие его чувства. Всё же Кенма продолжал не любить свет, даже после встречи с таким солнышком.       — Я пойду, — радостно кивнул Шоё, разворачиваясь, желая вприпрыжку рвануть к Кагеяме, но лишь удивлённо обернулся, когда почувствовал чужую холодную руку на своём запястье.       — Шоё, — прошептал Кенма, склонив голову вниз, надеясь, что Хината поймёт всё без слов, что не заставит его говорить такие волнующие и смущающие вещи.       — Что такое, Кенма? — улыбнулся рыжеволосый, но затем чуть нахмурился, увидев чужое взволнованное лицо.       Что же делать?       «Я поцеловал его, потому что он мне нравится», — эхом прогремел голос Куроо в голове Кенмы, из-за чего тот вздрогнул, сильнее сжимая руку Хинаты. — «Я просто не знал, что он чувствует ко мне, поэтому просто поцеловал его, показывая этим то, что он мне нравится».       — Кенма, — позвал Хината, подходя ближе, взволнованно оглядывая друга, — с тобой всё…       Козуме оборвал его на полуслове, резко хватая чужое плечо, притискивая Шоё поближе к себе, тут же накрывая чужие губы, надеясь, что хоть так рыжеволосый поймёт все мысли и чувства, что волновали Кенму всё это время. Хоть бы он понял…       Хината чуть отстранился, удивлённо осматривая немного покрасневшее лицо связующего Некомы, затем, радостно улыбнувшись, притянул его поближе к себе, вновь начиная очень неумелый поцелуй.       Да уж, времени попрактиковаться не было у обоих: один всё время боялся людей, ведя затворнический образ жизни, а второй просто был слишком увлечён волейболом, чтобы находить время на что-то большее, чем разговоры с друзьями.       Именно поэтому каждый из них слепо тыкался губами в губы другого, именно поэтому их носы сталкивались, из-за чего Шоё тихо смеялся, сильнее сжимая ткань футболки на чужом боку, чувствуя, как также сжимается чужая ладонь на его плече.       Пальцы вторых рук чуть сжались, крепко переплетаясь, немного неловко сталкиваясь во время лёгких поглаживаний, отчего Хината ещё больше смеялся, часто отстраняясь, вызывая у Козуме хоть и не широкую, но очень счастливую улыбку.       Кенма даже сейчас продолжал не любить оранжевый цвет, шум и яркий свет, но при этом он очень сильно любил Хинату, отчего первое просто становилось мелочью, утопая в чужих бездонных глазах. Вся его нелюбовь и раздраженность яркостью просто меркла на фоне тихих смешков и глупых невнятных шептаний, которые начинались в перерывах, а затем утопали в неловких поцелуях, наполненных смешанными, но взаимными чувствами. Всё это было не важно, пока рядом с Кенмой был его яркий Шоё, который очень быстро перевернул весь его мир с ног на голову.