Рассветная молитва на двоих

Потерянный. Когда-то давно так его называл наставник. Теперь же он сам себя именует подобным образом. Заблудшая душа, нашедшая свой покой в Бездне. Сжавшаяся в маленький комок, жалкая, слабая душа, помещенная в Белый свисток и лишенная своей воли, вот все, что осталось от некогда совершенно обычного человека, стремящегося к науке. Оставшееся наследие представляло не более чем копию, подражающую человеку, но никогда таковым не являющееся. Неужели это то, чего он заслужил? Быть незримым духом, привязанным к самому себе. Он определенно хотел оставить свой след в истории. Хотел встретить рассвет новой эры. -Хозяин? – голос Молящейся руки раздался совсем близко. Когда он успел зайти в помещение? – Вы опять задумались. Лорд отрывается от записей, бережно разложенных на столе, поворачиваясь лицом к приспешнику. Гайра. Никогда не меняющийся, высокий, крепкий, находящийся в таком же плену Зоаголика, слуга был слепым пятном в мире Бондрюда. Мужчина не раз ловил себя на том, что не синхронизируется с копией и более того, не слышит его мысли, за то тот вполне отчетливо видел и слышал, что происходило в голове господина. И сейчас, сидя за своим рабочим столом, подняв голову, Бондрюд чувствовал на себе взгляд слуги, сконцентрировавшегося на чертах лица, скрытых под черной маской, украшенной тонкой фиолетовой полосой. -Я почти закончил. – ученый развернулся обратно к поверхности стола, постаравшись возобновить свое изучение полученного материала, но ему это не давало странное теплое чувство. Что-то копошилось в его голове. Словно руки, это нечто перебирало его мысли, жизнь, воспоминания, пробираясь все дальше, к самим истокам, о которых начал забывать сам лорд. Перед глазами иногда пролетали обрывки воспоминаний, всплывающих в голове и тут же исчезавших в неизведанных пучинах сознания: зоаголик, корабль, отряд ученых, город, наставник, рассвет. – Гайра? -Вам пора отдохнуть. – из-под маски донесся спокойный размеренный голос. Рука приспешника потянулась к столу, собирая с него листы и укладывая их в небольшую стопку. В чем было преимущество копий? Определенно в том, что они всегда знали, что тебе необходимо в данный момент. Они никогда не сделают того, что может навредить их хозяину, никогда не посоветуют то, что может усугубить ситуацию. Эти ходячие трупы были не более чем хранилище для осколков разума, оставшегося от оригинала. Но не Гайра. Его мысли, поведение, мировоззрение – все это в корень отличалось от других таких же рядовых слуг. Он знал о Бондрюде слишком много, всегда попадал в цель, делал то, что необходимо ученому, но о чем он не догадывается. Сколько бы раз лорд не снимал с него маску, ожидая увидеть сшитый по кускам труп, он всегда натыкался на вполне обычное лицо, уж больно сильно походящее на то, что было у Бондрюда оригинального. -Ты прав, я уже и правда изрядно засиделся. – попытавшись подняться из-за стола, мужчина почувствовал руку в грубой перчатке на своем плече, мягко опустившей его обратно. -Вы уже несколько дней ходите в таком странном состоянии, хозяин. Что вас тревожит? – Гайра продолжал держать руку, осторожно поглаживая до тех пор, пока напряженные плечи лорда расслабленно не опустились. – Не думайте, что я ничего не замечаю. Любая выбивающаяся из вашего поведения мелочь бросается в глаза. Бондрюд глубоко вздохнул, вновь поворачиваясь к копии. Когда слуга был рядом, заботливо нависая сверху и расспрашивая о самочувствии, ученый невольно поддавался ему, находя в этом подобии человека защиту и поддержку. Обнимал ли его когда-либо Гайра? Помнится, впервые это случилось после создания Белого свистка из Бондрюда оригинального. Осторожно вскрывая тело, мужчина раскрывал грудную клетку трупа, стараясь как можно бережнее достать что-то маленькое и белое, лежащее под лопнувшими легкими. Гайра стоял рядом, время от времени молча передавая хозяину необходимые инструменты и забирая старые, сразу же тщательно их протирая. Это была самая первая копия лорда, служащая ему с самого начала и до нынешнего дня, уже порядка десяти лет. Ученый извлек легкие, сочившиеся чем-то липким и рвано лежащие внутри тела. Взяв их в руки, он так же перерезал все, что к ним шло, добираясь до нужного белого предмета. Мужчина медленно вынул легкий бесформенный комочек. Резонатор жизни. Щелчок. Вот и все было кончено. Стук сердца. Более не существовало того человека, что стремился к научным открытиям, что искал ответы на самые сложные вопросы. Больше не было того, кто начал изучать природу Белых свистков. Смотря на самого себя, нет, на то, из чего он был сделан, лорд не мог сдержать эмоций. Остался только он. Жалкая пародия на когда-то существовавшего человека. Потерянный. Его плечи дрожали, пока руки сжимали белый хрупкий камень, несущий в себе душу оригинала. Копия. Постепенно сжимаясь и начиная тяжело дышать, именно в этот момент ученый почувствовал чужое теплое прикосновение. Гайра опустился рядом с ним на холодный бетонный пол, успокаивающе поглаживая и накрывая хозяина длинным мягким плащом, он притянул его к себе, укутывая и укрывая от внешнего мира. Никто и никогда не увидел бы Бондрюда в подобном состоянии, никто бы не догадался о чувствах мужчины. Никто, кроме Гайры. -Ты как всегда особенно проницателен. – ученый говорил это без капли иронии. К чему скрывать очевидные факты. – Бездна удивительное место, не правда ли? Такая необъятная, переменчивая. Иногда кажется, что я никогда не смогу изучить ее полностью, ибо всегда будут оставаться тайны, до которых я не смог добраться. -Всегда будет то, что останется неизученным. – Гайра поднял раскладной стул, находящийся неподалеку, приставляя его к столу и грузно опустившись, садясь рядом с хозяином. Он знал, что последнему нужна компания. – Неужели то, какой вклад в науку вы внесли за последнее десятилетие недостаточно, чтобы считать себя великим ученым этой эпохи? -Нам необходимо стремиться к совершенству, Гайра. Разве не в этом состоит природа человека? В постоянных попытках стать лучше, сильнее, опытнее. -Но разве мы с вами считаемся людьми? – слуга наклонил голову набок. – Мы давно ими не являемся, господин. Для нас открыто куда больше дверей, разве не так? Эти слова заставили лорда отвлечься и вновь задуматься о своем. Ненавидел ли он себя? Определенно, когда-то это чувство в нем присутствовало, но сейчас он не особо задумывался о том, кем он был и чем он стал в итоге. Лишь изредка на него нападали воспоминания о прошлом, заставляющие впасть в раздумья. Бондрюд задумчиво провел пальцами по своему белому свистку: твердому, резному, по форме сложенных в молитве рук. Давно ли он молился? Помнится, последний раз он это делал еще будучи человеком, дабы перекрыть свои грехи. Сейчас это осталось не более, чем привычка, которой он иногда следует. Какой смысл теперь пытаться попасть в лучший мир, когда для этого нужна душа, не имеющейся в нынешних копиях. Но тем не менее, Гайра достаточно часто напоминал лорду об этой привычке оригинала, складывая руки и молясь перед экспериментами. Если бы у Бондрюда спросили, кто из его копий по достоинству носит прозвище Молящейся Руки, он бы не задумываясь сказал про Гайру. -Вы всегда смотрите на заслуги оригинала, хозяин. – слуга решил не дожидаться ответа, переведя разговор в другое русло. - Но вы забываете о том, что он не сделал ничего достойного, в отличии от вас. Вы уже привыкли более не называть себя человеком и это правильно только, с одной стороны. – он наклонился к Бондрюду, накрывая своей большой ладонью его руку, все так же монотонно поглаживающей свисток. – Вы не считаете себя личностью и в этом ваша ошибка. Стоит принять себя. Все-таки, именно вы наградили меня отдельным сознанием. Ученый внимательно посмотрел на слугу. Вновь это теплое чувство в голове, что-то опять перебирает его мысли, будто в поисках нужного момента. Повисла тишина, в которой оба мужчины сидели, смотря друг на друга и словно чего-то ожидая. Гайра вновь продолжил свою речь. -Посудите сами. Вы дали мне имя, и после своей смерти никогда не переносились в мое тело. Когда я ранен, вы кропотливо залечиваете меня, хотя можете взять запасную Молящуюся Руку и так же назвать ее Гайрой. Вы ведете со мной беседы, выделяете среди остальных. – копия взял его руку в свою, отстранив от свистка и сжав, не желая более отпускать. – Случайно, возможно даже не догадываясь, вы вдохнули в меня жизнь, превратив из ходячего трупа в вашего помощника. Потому вы и не можете заглядывать в мою голову, хозяин, ибо вы уже начали жить с мыслью того, что я не какая то рядовая кукла, которую можно отправить умирать. Вновь донесся тяжелый вздох. Когда это могло успеть произойти? В какой момент жизнь свернула туда, что он невольно начал очеловечивать тело, которое не несет большей роли, чем быть сосудом для души. Раньше он так бережно хранил Гайру из-за его слишком большой схожести с оригиналом, но потом время шло, и вот ученый уже видел в этой злосчастной копии единственного, кто может составить ему компанию на далеком от поверхности, холодном темном пятом слое. -Ты нашел все это роясь у меня в голове, верно? – мужчина слегка опустил голову. – Какая прекрасная тактика. Ты поставил на мне чудесный эксперимент, Гайра. -Это никогда не являлось экспериментом, хозяин. – приспешник выпрямился, вновь смотря на Бондрюда сверху вниз. Он немного помедлил, прежде чем вновь начать говорить. – Вы когда-то потеряли того, кто любил вас, верно? -У меня никогда не было такого человека. – ответил ученый, соврав в этом высказывании. Возможно, когда-то такой человек и был, но воспоминание было затеряно слишком далеко, так что даже Гайра не мог дотянуться до него. Был лишь маленький отрывок, не имевший смысла без контекста, лишь далекое отрывистое «Здравствуй» и шоколад, небрежно завернутый в пергамент, перевязанный тонкой веревочкой на двойной узел, немного подтаявший и приторный, но который он все равно ел тем вечером, глядя на закат. -Тогда позвольте мне встать на его место. – голос копии стал серьезным, плечи приподнялись, а рука чуть сжалась. – Позвольте мне стать вашим рассветом. Говорил ли ему такое когда-нибудь? Скорее всего нет, ведь это бы стало ярким воспоминанием, которое перенеслось бы от копии к копии, но увы, жизнь Бондрюда оригинального была полна серых красок и там едва ли могла набраться горстка ярких моментов. Тишина. Она не была похожа на все затишья до этого. До ушей доносилось лишь размеренное сердцебиение их двоих, нашедшее и теперь бьющееся в один такт. Ученый вытащил свою руку из ладони слуги, передвинувшись на край стула и потянувшись, начав медленно снимать маску с подчиненного. Тот не сопротивлялся, лишь наклонившись вперед. Бондрюд отложил ее в сторону, поднявшись и зарывшись пальцами в торчащие короткие волосы Гайры. Тот не отличался особыми чертами лица, ровно, как и оригинал, но именно это лицо запало в душу ученого. Именно его он вспоминал во время экспедиций на шестой слой. -Я думаю, тебе не нужен ответ. Ты его уже знаешь. – Теплое чувство. Обрывки воспоминаний. Что- то мягко обволакивало его сознание. Им не нужно было говорить свои желания вслух, как минимум Бондрюду. Гайра поднялся, отодвигая ногой стул в сторону. Высокий. Копия всегда превосходил ученого в габаритах и неизвестно, был ли таким оригинальный Бондрюд, или это не более, чем ошибка, допущенная во время создания. Он вновь накрыл своей ладонью руку хозяина, делясь с ним теплом, что просачивалось сквозь грубую, потертую временем, перчатку. Второй рукой он осторожно скользнул по маске, столь необычной в своем строении, что многим из исследователей, нашедших временное убежище в Идофронте, не было понятно, как ее носить и самое главное, для чего. Чуть дальше на профильной стороне находился небольшой механизм, скрытый от посторонних глаз. Нащупав необходимые две кнопки, он с силой надавил на них (иначе было никак), заставляя лицевую часть отсоединиться от основной и приподняться выше. Гайра отодвинул эту часть полностью, открывая лицо Бондрюда, которое уже мало чем напоминало оригинала. С каждой новой версией, после смерти предыдущего тела, новое отличалось все больше и больше от исходника, как внешне, так и внутренне. Характер менялся, менялся и ход мыслей, но всегда оставалось то стремление к науке, что было при жизни, всегда оставались те глаза, что с удовлетворением любили смотреть на рассвет. -Когда вы в последний раз целовались? – подчиненный наклонился ближе, практически вплотную, ощущая на себе обжигающее дыхание мужчины. -Помнится, это делал Бондрюд оригинальный. – темные глаза жадно вглядывались в каждую деталь на лице слуги: острые черты, грубая щетина, сальные короткие волосы. Ничего из того, что могло бы привлечь обычного человека. Так почему же его так тянуло к нему? Только ли дело в том, что он напоминал ему создателя, или причина скрыта куда глубже, чем себе можно представить. -Тогда переберите свои воспоминания о том, как он это делал. -Думаешь, их так легко достать? – тут он уже не мог сдержать усмешку. -Значит, мы сейчас проведем с вами опыт. Давайте помолимся Бездне, господин. – переплетая пальцы с лордом, складывая их руки подобно парной молитве, копия трепетно коснулся сухих тонких губ ученого. Потерянный. Когда-то давно так его называл наставник. Сейчас же только это слово он мог подобрать для описания своего состояния. Этот момент должен был быть чем-то важным, сокровенным и волнительным, как его всегда описывали люди, но сейчас не было какого-то трепета внутри. Они были спокойны, поддаваясь навстречу друг другу и прижавшись, заключив в объятия, прячась от всего мира. Может это было потому, что они являлись копиями и как бы не отличались, все еще оставались кусочками одного разума. Кусочками когда-то существовавшего человека, любящего рассветы. Бондрюд приоткрыл рот, позволяя подчиненному проникнуть в него языком. Потерянный. Прикрывая глаза, ученый отдавался этому странному, давно утерянному чувству, видя перед собой того, кто когда-то был оригиналом. Впервые он передавал инициативу кому-то другому, впервые подчинялся, исследуя новые ощущения беспомощности. Горячий язык Гайры неспешно изучал рот хозяина, пока тот так же прикрыл глаза, но все же наблюдал за реакцией последнего. Ничего. Разве могут ходячие трупы чувствовать то, что подвластно только людям? Разве могут уподобится им? Тепло. Но это щекотливое чувство более не находилось в голове, оно переместилось в грудь, растекаясь там подобно воде и обжигая внутренности. Потерянный. Копия осторожно отстранился, напоследок проведя языком по сухим, потрескавшимся, потерявшим цвет губам хозяина, хоть немного, но смачивая и смягчая их. Они вновь посмотрели друг на друга, ожидая реакции на то, что произошло сейчас. Эмоции у пленников Зоаголика проявлялись далеко не так, как должны были. Не смотря на все такое же спокойное состояние снаружи, размеренное дыхание, такую же, как и всегда, бледную кожу, холодные глаза, слуга мог заметить внезапное затишье в голове хозяина. Более не было тех летящих мыслей, каких-либо глубоких раздумий. Еще. Хотелось еще. Бондрюд хотел расширить спектр эмоций. Он взял инициативу на себя. Притянув к себе Гайру за воротник, ученый снова прильнул в губам подчиненного. Тепло. Щетина мужчины неприятно натирала кожу лорда, оставляя микроповреждения и красные следы, но обращал ли он на подобную мелочь внимание? Нет. Это была его копия, труп, не наделенный отдельным сознанием, не больше чем тело, необходимое для перерождения. Это было уже не важно, все эти факты потеряли свой вес. Теперь это был человек по имени Гайра, его помощник, его правая рука, слуга. Его рассвет. Сколько прошло времени? Пять минут, тридцать, час, а может и целая вечность. Время в Бездне понятие абстрактное, не поддающаяся измерению материя, пока они стояли, потерянные, держащиеся друг за друга, как за спасительный луч в кромешной темноте холодного пятого слоя, наверху могли пройти сутки, недели, могли пролететь года, но им было не до этого. Они никуда не торопились, вновь и вновь повторяя процесс. Была ли между ними страсть? Сложно сказать, ведь со стороны они выглядели не более, чем два равнодушных человека, встретившихся волей судьбы. Все действие, все эмоции, все происходило в голове, в глубине сознания с время от времени всплывающими воспоминаниями. Жарко. Сколько они уже так стоят? Прекратив целоваться, они просто обнимались. Бондрюд невольно облокотился на слугу, положив голову тому на плечо и смотря куда вниз из-под полуприкрытых век. Этот взгляд таил в себе куда больше, чем это могло показаться со стороны. Гайра знал, что он значит. Ходит слух, что хозяева камней души могут видеть тех, кто заключен в этом белом комочке. В такие моменты ученый говорил, что видит самого себя, стоящего поодаль, еще совсем молодого, с расчесанными волосами и без этой грубой щетины. Ведущие между собой немую беседу, которую не дано услышать обычным смертным, он всегда накрывал своей ладонью свисток, долго перебирая его между пальцами, в сотый раз изучая причудливый рельеф. Всегда, но не сейчас. -Я стал бесполезным. – нарушая тишину, проговорил лорд, полностью закрыв глаза. – Как редко я начинаю вспоминать самого себя. Кем я был, как выглядел. Белый свисток. На столько ли важно было тогда жертвовать собой ради его получения? Безделушка. Потерянный. -Вам надо отдохнуть, хозяин. Вы переутомились. – Гайра провел рукой по спине лорда, ощущая пальцами фактуру крепких мышц и выпирающий позвоночник. – Сколько времени вы спали? -Порядка нескольких часов, если брать время на поверхности. -Вам надо взять перерыв. – слуга наконец отстранился от мужчины, потянувшись и взяв со стола свою маску, возвращая ее на свое законное место. Высокий. – Пройдемте, я достану сухпаек и наберу воды из запасов. Вы давно не ели. -Ты как обычно очень проницателен, Гайра. – сказал ученый без тени иронии, опуская маску обратно и пряча лицо. К чему было отрицать тот факт, что слуга прав. Как обычно прав. Потерянный. Когда-то давно так его называл наставник. Сейчас это был не более, чем пережиток прошлого. Даже после самой темной ночи наступает рассвет. А как известно, на рассвете принято молится.