Никогда.

Всё началось той ночью, когда Осаму в очередной раз вернулся с какой-то гулянки, а Чуя просто не успел спрятаться в ванной. Каждый раз ожидая его на кухне, наблюдая за переменой красок ночи за окном, мафиози надеялся на то, что этим утром Дазай вернётся раньше. А лучше бы возвращался и вовсе ночью, хотя его наверняка не волнует мнение супруга. Сегодняшней ночью рыжий ждал без силы оторваться от окна, он вглядывался в кромешную тьму, на деле лишь с замиранием сердца не желая видеть рассвет. Ведь яркие краски восходящего солнца могли кличать только о том что Осаму даже если и вернётся, то не в лучшем расположении духа. Потому, тревожно смотря впереди себя, юноша тонул в мыслях и предостережениях, забыв о скромном звуке ключа, который поворачивается в замке двери. Но стоило лишь услышать знакомый, изломанный дозой очередного наркотика голос, оцепенение спадает на мгновения, после ужасом возвращаясь. Когда на спину опускаются такие некогда нежные ладони, скользящие ниже, по бокам, когда они сжимают то ли в объятиях, то ли в попытке удушить, но жмут до синяков, которые скоро расцветут на бледной коже. Все это сопровождалось противным, лукаво-протяжным и слишком близким: — Чу~уя Парень позади хищно усмехается, отказываясь выпускать Накахару из своих цепких лап. Мафиози вовсе не нужно видеть лицо оппонента, он просто слышит каждую эмоцию одурманенную, что скользит в голосе нотами разными, некоторые из которых пугают, некоторые же наоборот, пленят, но только не сейчас. Сейчас хотелось разорвать тело позади себя вклочья, уничтожить и разбить, или хотя бы сбежать от предъстоящего насилия, но он не мог. Чуя не мог, а главное не хотел причинять боль любимому. Несмотря на все заскоки этого идиота, он изредка обращался и оберегал, помогая восстанавливаться после травм, хотя и по глупости сам их оставлял. Дазай не хотел подобного исхода, но его мозг под действием наркотиков просто пьянел, более не имея возможности сдерживать все эмоции внутри. Он, конечно, не хотел принимать препарат. Потому что знал, чем обычно оборачивается подобное веселье – новые травмы на теле партнёра и жуткое сожаление, пожирающее изнутри год за годом. Потому сначала Осаму смог бросить свою вредную привычку расслабляться путем заветных порошков, тогда казалось, что прошлое больше никогда не покажется кровью на чужих бёдрах, не останется синяками на ягодицах и не будет принуждать к страдания. Надежда умирает последней, но стоило только Дазаю согласиться "встретиться" со своими явно не лучшими друзьями, а там уж и задержаться, Накахара собственными руками придушил надежду на покой. Но закончиться этой пытке одними следами было не суждено. Пока исполнитель мафии задыхался в слезах на собственном кухонном столе, Осаму упивался своим превосходством, тихо мурлыча себе какие-то глупые слова, никому сейчас не нужные. Как и рыжий юноша, чьи руки давно дрожат от перенапряжения, сердце неровно бьётся, сбивая за собой как дыхание, так и последовательный ток крови. Боль медленно распространяется по телу от бёдер и выше. Там вновь за долгое время будут красоваться следы длинных и тонких пальцев, которые так аккуратно расчесывали непослушные кудри Чуи. Вновь покажутся жуткие кровоподтеки, скрывать которые бедному парню придётся слишком долго, просто чтобы перед собой не позориться. Вновь губы будут искусаны в кровь, лишь бы сдержать безумные стоны боли, а ладони расцарапаны в хлам, чтобы отвлечься от одного на другое. И пусть все эти мелочи давно не спасают от боли моральной, это позволяет жить хоть какой-то, пусть и пустой искрой. Пока тело прошивает лёгкая дрожь, рыжий даже не сопротивляется перемене обстановки. Казалось бы, так бережно его переносят на кровать разрушительного двойного чёрного дуэта, как тут же нагло берут. Без спроса и подготовки, просто насильно принуждая к подобному. Хотя, будь бы выбор, Чуя не посмел поднять руку на Дазая, потому что боится сделать больно любимому. Но, в свою очередь, физическую боль медленно вытесняет душевная, которая приходит ближе к концу столь наглого принуждения. Все мышцы ноют, голова идёт кругом, внизу неприятно хлюпает кровь. Было бы необходимо покинуть постель, расслабиться в душе, оправиться от потрясения, но нет. Мафиози остаётся на месте, не в силах просто пошевелиться, пусть ему и удалось просто сесть, бесмпомощно обняв руками себя за плечи. Тогда обида и начала подобно червю, выгрызать все внутри, порождая за собой смуту и боль, не забывая о ужасе и смятении. Всё это медленно с ума сводило Накахару, как бы ни старался отречься от этих эмоций. Но они постепенно становились частью целого, частью личности мафиози, которые не мог подавлять такого влияния. Он не отрекался от принципов, издавна работающих в собственной голове, но и сопротивляться нарастающему отчаянию не мог. Буря отрицательных чувств накрывала с головой, одаривая если не новой дрожью, то очередным новым ужасом, который жил в душе, вызывая неустанную дрожь в коленях и проявлял себя же лишь в случаях редких. Конечно, стоило лишь опустить голову на мягкую подушку, все бы закончилось, но слишком слаб был юноша, чтобы хоть как-то противостоять подобным мыслям. Так до самого утра они его и сопровождали, ни на одно мгновение не покидая, насильно принуждая раз за разом смотреть то в стену, то на собственную испорченную кожу. Проснулся Осаму не в лучшем своём состоянии. Бесмпомощно застонав, он медленно приходил в себя, разглядывая каждый клочок помещения, где оказался, вскоре узнав собственную спальню. Удивительно, что рядом не было рыжего оппонента, хотя стоит только поднять взгляд, все сразу на места становится, будто последний кусочек пазла упал в руки. Юноша, не в силах бороться со своим желанием, тянет руки к Чуе, не чувствуя никакого ответа, просто обнимает. Мало кто знает, что шрамы на его руках не попытки покончить с жизнью, даже не мазохистское удовольствие, а простое наказание за боль, любимому причиненное. Он знает, что сейчас мафиози хочет вырвать сердце предательского наркомана, но в тот же момент беспристанно хочет обнять в ответ, но борется. Две стороны теряются в одном споре и рыжий парень просто покидает объятия своего мужа, исчезая в ванной. В такие моменты Дазаю хочется просто верить, что очередные шрамы, скрытые за полосками бинтов, спасут нежного как цветок самой вишни Чую. Он хочет верить, что в следующий раз сдержит свое слово и навсегда забудет о тех придурках, которые подсыпали ненавистный белый порошок в пойло. Обрабатывая по вечерам остатки болезненных ночей прошлого, Осаму не упускал шанса тяжело вздохнуть, каждый раз обвиняя себя в слабости. А Накахара, в свою очередь, бесмпомощно улыбался, понимая, что пусть и мог бы себя защитить, но никогда не причинил бы боли любимому. Никогда.