Семь лет назад. Остров Тенрю
— Возьмемся за руки! — Не сдавайтесь! Рев Акнологии сотряс небеса. Он эхом отдавался в сердцах хвостатых фей отчаянием, безнадегой. И болью. Они столько преодолели, столько вытерпели и ради чего? Чтобы умереть от лап черного дракона? Хвостатые яростно сражались с гильдией Сердце Чернокнижия, они одолели Семь Кровных Чистилища. Даже когда Древо рухнуло и благословение основательницы Мавис сошло на нет, они не сдавались. Через раны, кровь и слезы они шли к победе, и они победили. Но надолго ли? Стоило им расслабиться, как пришла новая напасть. И если сперва хвостатые думали одолеть Акнологию, то вскоре поняли тщетность попыток. Не зря Гилдартс кричал бежать. Нужно было спасаться, молясь, чтобы хоть кто-то выжил! Однако они остались и упрямо наносили удар за ударом, каждый из которых разбивался о чешую дракона. Волшебство не действовало на этого монстра. Ничто не действовало. Казалось, эта злая насмешка судьбы — встречать на своем пути столько трудностей год за годом. Сколько бы хвостатые не преодолевали преград, их становилось все больше. И в тот момент когда прилетел Акнология, осознание обрушилось на каждого, кто был на острове. Безнадега затопила сердца фей. В последней — отчаянной — попытке спастись, они встали в круг. Девушки плакали, не скрывая этого. Парни сжимали их хрупкие ладошки, но сами едва сдерживали слезы. Прошлые обиды были забыты, сердца же открылись друг другу. Все невысказанные слова срывались с губ, все нераскрытые чувства находили адресатов. И слезы… Слезы текли по щекам, а тела сотрясала дрожь. Это был конец. И все это понимали. Призрак мастера-основателя, Мавис, с грустью глядел на своих детей. Таких маленьких и беззащитных в круговороте жизни. Словно цветы, они росли и хорошели, пока однажды их не задавила проезжающая мимо телега. Лишь лепестки остались на земле, но вскоре и они должны были исчезнуть. Если бы у Мавис осталось сердце, оно обливалось бы кровью. Однако призраки не умели плакать. И она не плакала, только отчего-то тучи собирались на небе. — Мне страшно, Нацу, — заплакала Люси, изо всех сил сжимая ладонь парня. Казалось, он был ее последней опорой в этом ужасном, несправедливом мире. Девушка плакала, захлебываясь слезами и вспоминая, как много не успела сделать. Как много хотела совершить. Как много слов хотела сказать. Нацу не мог сказать ей привычное: «Не плачь, все будет в порядке». Это была бы слишком грубая и очевидная ложь. Он мог только сжимать ее маленькую, холодную ладошку и дарить ей последние мгновения тепла. Все хвостатые цеплялись друг за друга, будто утопающий за соломинку. Им всем было страшно и грустно. Однако они нашли в себе силы вскинуть головы и вперить упрямый взгляд в небо. Туда, где летал их страшнейший враг. В их сердцах горело желание жить, никто не собирался сдаваться, вот только… На одной силе воле нельзя было выжить. Только не в этом бою. — Встретимся… на той стороне, — прошептала Леви, доверчиво прижавшись к Гажилу. Семья Штраусов льнула друг к другу, желая провести последние мгновения вместе. Лексас с печальной улыбкой глядел на своего дедушку, пока тот заливался слезами. Его старое сердце не выдерживало потери стольких ребятишек, которых он знал долгие годы. Гилдартс не мог оторвать взгляда от внезапно нашедшейся дочери. А Кана рыдала как ребенок, смотря на отца. Грей мягко оглаживал ладонь Дождии, но она впервые не смотрела на него с обожанием. Только с чистой, непорочной любовью. И как он только раньше не заметил такую потрясающую девушку? Громовержцы стояли рука об руку, безмолвно даря друг другу поддержку. Эльза вспоминала Джерара и сжимала ладошку Венди, которая цеплялась другой рукой за кошаков. Девочка дрожала от страха больше всех, ведь она была совсем еще ребенком. Как грустно, что даже ее не смогли спасти. — Шарли, — позвал Хэппи в последний миг. Кошка только улыбнулась сквозь слезы и уронила последнее: — Я знаю… И я тебя… Акнология взлетел выше и собрал силы, чтобы атаковать. Хвостатые вскинули взгляды в небо. Но им не удалось увидеть синеву, только серые, тяжелые облака.***
Священная земля Хвоста Феи навсегда исчезла, вместе с могилой мастера-основателя и лучшими волшебниками гильдии. Однако об этом узнали не сразу. Корабли Совета, что проводили операцию на острове не вернулись. Их накрыла ударная волна, и лишь немногие смогли выжить. Почти неделю выжившие дрейфовали в море, пока их не подобрала спасательная команда. Тогда о судьбе волшебников из Хвоста Феи и узнали, эти сведения передали ничего не подозревавшим согильдийцам, которые в тот момент затеяли очередную пьяную драку. Разумеется, они не поверили. Еще бы! Хвост Феи всегда побеждал, выходя сухим из воды при любых трудностях. Однако, когда день за днем, месяц за месяцем поисковые операции возвращались ни с чем, их уверенность начала таять. Словно снег на весеннем солнце, надежда исчезала. Вместе с ней исчезали улыбки, задорный смех и пьяные драки. Поисковые миссии велись шесть лет, однако никому не удалось выжить в том страшном сражении. Отголоски того боя до сих пор доносились внезапно возникающими цунами или землетрясениями. Магия Акнологии внесла дисбаланс во все, даже в погодные явления. С тех пор слишком часто стали происходить катастрофы, и почему-то именно хвостатые разгребали все завалы, будто чувствуя ответственность за разрушения. За глаза их стали называть Могильщиками. Они, облаченные в черные одежды, шли по пятам разрушений. Они искали выживших и хоронили мертвых, мечтая найти и уничтожить Акнологию, который забрал у них всё. Конечно, гильдия изрядно проредела, но в ней остались те, кто всем сердцем любил исчезнувших друзей. Однако их характеры изменились, причем почти до неузнаваемости. Макао принял пост мастера, Вакаба занял место советника. Они оба больше не препирались и мастерски продумывали стратегии и тактики. Ромео перестал улыбаться, Биска и Альзак не убирали оружия, будто ожидали внезапной атаки. Лаки не произнесла ни слова с тех пор, как согильдийцев официально признали погибшими. Макс и Уорен ходили мрачнее тучи, а Джет и Дрой и вовсе походили на призраков. Хвостатые стали тренироваться, как проклятые. Каждый сделал огромный шаг вперед, переступая через себя, через боль и отчаяние. У них был прекрасный стимул рвать мышцы и не жалеть сломанных костей — это месть. Месть за павших, погибших друзей, которые уже никогда не вернутся. Месть за Нацу, Люси, Эльзу, Грея, Дождию, Миру, Лисанну, Эльфмана, Гажила, Леви, Елочку, Бикслоу, Фрида, Лексаса, Кану, Гилдартса, Венди, Хэппи, Шарли, Лилейного. За мастера Макарова. За могилу основательницы. За священную землю гильдии. За уничтоженный Хвост Феи.***
— Мастер, ваши приказания? Демон уважительно склонил голову и смиренно остался ждать ответа. Его мастер окидывал взглядом город, что расположился впереди, и хмурился чему-то своему. Он всегда вел себя так, когда смотрел на людскую суету. Бывало, на его губах появлялась кривая ухмылка, но это было так редко, что демон уже не припомнил бы последнего раза. Он не смел спрашивать о причинах, по которым из года в год в этот день мастер приходил сюда. Как не смел спрашивать, зачем в этот раз он взял его с собой. Они стояли у кромки леса, откуда открывался отличный вид на Магнолию. Полный людей город поражал размерами, но сегодня он был тих, как никогда. Семь лет прошло с трагедии на острове Тенрю. Большая часть людей смирилась с потерей хвостатых фей, некогда защищавших город. Сейчас многие жалели, что кричали на Нацу и Грея, разносивших в щепки дома, пеняли Эльзе на разрушения или жаловались Макарову на шум от гильдии. В этот день они, как никогда, желали снова услышать задорный смех и звуки очередной потасовки. Они бы ни слова не сказали против, наоборот, кинулись бы в самую гущу, окунаясь в давно забытую атмосферу дружбы и тепла. Вот уже пять лет жители Магнолии каждый год в этот день надевали траурные одежды и приходили в собор Сердца. С недавних пор там стояла огромная статуя, изображающая фею. Точь в точь, как на былой вывеске гильдии. На каждом из четырех ее крыльев, словно дивный узор, были выведены имена. Имя каждого, кто не вернулся с острова Тенрю, погиб в бою с Акнологией. Горожане возлагали цветы к памятнику, несли любимые лакомства исчезнувших фей и зажигали сотни свечей. Вечером в небо устремлялись десятки фонариков, к каждому из которых крепилась маленькая записка. Мы любим вас. Мы помним. Мы скорбим. В этот день жизнь в Магнолии останавливалась. Торговцы не открывали лавки, люди не шли на работу. Горожане вспоминали прежние дни, полные беззаботного смеха, шуток и вечного погрома. Они негромко делились, кто из хвостатых и когда проломил им крышу или случайно выбил окно. Люди тихо смеялись, чувствуя ноющую боль в сердце. Для них этот день был тяжелым испытанием, и демон не знал, почему мастер каждый год приходит сюда и наблюдает издалека. Он мог только предполагать, что это как-то связано с гибелью хвостатых фей. — За мной, — отрывисто велел мастер и направился куда-то вправо. Демон, если и удивился, то вида не подал. Скоро они дошли до мрачного здания, около которого стояли кресты. Двадцать одно пустое надгробие. Из гильдии не доносился плач, не было слышно разговоров. Старая темная вывеска покосилась, но все еще означала «Хвост Феи». Словно в насмешку, ее до сих пор не сменили, хотя каждый знал истинное название гильдии. Могильщики угрюмо сидели в мрачном здании, облачившись в привычные черные одежды. Для них этот день не отличался от остальных, ведь траур по погибшим для них не прекращался. Однако к кануну памяти о феях, все они возвращались с заданий и по негласному правилу проводили весь день в гильдии. Иногда к зданию подходили горожане, и их встречала Лаки. Безмолвная Шинигами — так ее теперь называли. Девушка с печальной улыбкой выслушивала соболезнования и кивала. Из окон следили Призрачные Стрелки — Альзак и Биска — будто боясь, что ей могут причинить вред. Остальные члены гильдии тоже поглядывали на приходящих, но от их пронзительных глаз, полных боли, хотелось скорее скрыться. Единственный человек, способный выдержать это, — Яджима, старый друг Макарова. Только он приходил в гильдию и мог хоть немного расшевелить это мрачное царство. У него болело сердце за детишек Макарова, внезапно лишившихся части себя. В застывших взглядах ярко отражались расколотые души и зачерствевшие сердца. Иногда он даже задавался вопросом: как они до сих пор умудрялись оставаться светлой гильдией? Этим же вопросом задавался демон, смотря на мрачное строение и не менее мрачного своего мастера. Стоя у кромки леса, они прекрасно видели все, что происходило в гильдии. Давящая атмосфера буквально заставляла пригибаться к земле горожан. Туман, стелившийся возле гильдии, был особенно густым и холодным. С надгробий на обычных людей с укором взирали выбитые имена. И дата. Единая дата смерти всех фей. Возможно, надгробий должно было быть куда больше, ведь оставшиеся — могильщики — похоронили свои сердца рядом с ними. Демон еще никогда не чувствовал настолько сильной скорби. Его мастер оставался холоден и безразличен. На первый взгляд. Однако, зная его уже много лет, демон мог с уверенностью сказать: мастера разрывала печаль едва ли не большая, чем остальных. Вот только пока он не понимал, почему. Время шло. Наконец мастер прикрыл глаза и бросил: — Достаточно. Уходим. Демон кивнул, однако в следующий миг случилось что-то странное. Из гильдии донесся звонкий голос, никак не сочетавшийся с гнетущей атмосферой. Мастер замер, будто натолкнувшись на невидимую преграду, и медленно обернулся назад. — Что за постные лица? Почему все вы так расстроены? Могильщики вскочили на ноги мгновенно. Заклинания уже готовы были сорваться с магических кругов, как вдруг к первому голосу добавился второй. — Эй, полегче. Неужели не узнаете? Хотели бы они ответить отрицательно, но не могли. Они узнавали голоса, но от этого сердца буквально разрывались. Могильщики боялись и не хотели поднимать головы, чтобы найти источник звука. Это было слишком больно. Вот только взгляды, будто сами поднимались всё выше и выше, пока ни достигли потолка. Там, на балках, сидел слишком знакомый силуэт, около которого стояло еще несколько. И количество силуэтов увеличивалось. Низенький старичок улыбался шире щек, блондинистая девушка стирала слезу радости, голубоволосая малышка подпрыгивала на месте, черноволосый волшебник ухмылялся… — Нет, — прошептала Биска, отступая на шаг и опуская винтовку. — Я не верю… Ее голос дрожал, но ни одна слезинка не появилась в глазах. Мертвенно бледные могильщики — все, как один — уставились вверх. Однако вдруг прибывшие стали спускаться. Они легко отталкивались от воздуха и плыли по нему, точно каждый из них знал заклинание полета. И было в этом что-то удивительное, но такое болезненно-грустное. У всех них отсутствовали ступни, а силуэты просвечивались. Феи… Феи спустились с небес, чтобы навестить отчаявшихся могильщиков. И первый всхлип сорвался с губ Лаки. Он будто дал толчок остальным, и громкий плач — впервые за семь лет — наполнил своды гильдии. Двадцать призраков вернулись в гильдию Мертвых Фей, чтобы рассказать, как они скучали и ждали встречи. — Боже, как это? — плакал Макао, не в силах оторвать взгляда от ничуть не изменившихся друзей. Для них будто не было семи долгих лет, наполненных скорбью, болью и адскими тренировками. Они выглядели точь-в-точь как день отплытия на остров Тенрю. — Давно не виделись, — ухмылялся Грей, а сзади махала рукой Дождия. — Мы так скучали по вам! — улыбалась Люси, обнимая одной рукой Венди, а другой — Хэппи. — Джет, Дрой, почему вы так плачете? — с беспокойством говорила Леви, позади которой возвышался Гажил. Хвостатые не спрашивали, почему их друзья до сих пор носили траур. Они не спрашивали, откуда на их телах появилось столько шрамов. Не спрашивали, отчего гильдия стала похожа на склеп. Они только улыбались — так нежно! — и смотрели на сломленных друзей, которые заливались слезами. Демон перевел опасливый взгляд на своего мастера, который вдруг сжал кулаки. В его глазах горело адское пламя, которое могло сжечь все на своем пути. Однако это не был гнев, это было что-то иное. Человеческое. То немногое, что осталось в мастере со времен его прошлой жизни. Демон смотрел на могильщиков, которые протягивали руки к феям, желая прикоснуться. Однако призраки не имели связи с материальным миром. Ладони живых проходили сквозь их прозрачные руки, обдавая холодом. И от этого могильщики одновременно чувствовали и отчаяние, и радость. — Пусть и в таком виде… — рыдал Макао, — Вы вернулись к нам! Впервые с момента исчезновения острова Тенрю могильщики плакали. Семь лет они запрещали себе проливать слезы. Сперва, потому что верили, что друзья живы. А затем, потому что в их сердцах разгорелось пламя мести. Они не могли позволить себе плакать до тех пор, пока Акнология летал по миру. Они тренировались, чтобы уничтожить его. Пусть сами все погибли бы! Это было не так важно, ведь, к тому же, на той стороне их ждали бы друзья. Но сегодня что-то изменилось. И видя призрачные силуэты друзей, могильщики просто не могли сдерживаться. Все тщательно подавляемые чувства вырвались на свободу, находя выход в слезах и сбивчивых словах. — Но почему сейчас? — Спросил Альзак, едва справляясь с голосом. Хвостатые неуверенно переглянулись, и слово взял Макаров. — Акнология был уничтожен, — сказал он серьезно. — Это и позволило нам прийти. — Уничтожен?! — воскликнули могильщики, не веря своим ушам. — Но как? Кто?! Демон вздрогнул, когда от его мастера вдруг полыхнуло силой. Хвостатые же отчего-то сжали кулаки и понурили головы. Они знали ответ, ведь там — на небесах — с ними не было одного человека. Единственного, кто смог покинуть остров… Нет, не так. Единственного, кто не был человеком среди них и смог возродиться. Пусть хвостатые не могли прийти раньше к друзьям, но они наблюдали за ними. Видели всю боль и отчаяние, что терзало каждого из них. И они видели его, раздавленного грузом ответственности, ожесточенного и лишь едва не сломленного. И сейчас, когда пришло время рассказать, они не могли справиться с собой. Хвостатые ничем не могли облегчить страдания друзей. И новость о том, кто победил Акнологию, могла добавить шрамов на их израненные души. — Я скажу, — вышла вперед Люси, решительно сжав полупрозрачные пальцы в кулаки. — Там, где мы были… с нами не было одного из нас. Именно он победил Акнологию несколько месяцев назад… Это… Это был Нацу. — Нацу? Он жив?! Люси печально кивнула, остальные тоже понурили головы. Могильщики не могли поверить своим ушам. Тогда — на острове Тенрю — Нацу выжил! Но почему тогда он не вернулся в гильдию? Почему скрывался где-то семь долгих лет и сам отправился уничтожать Акнологию? Почему не дал им шанса узнать о себе? Все эти вопросы отчетливо читались на лицах могильщиков, пока феи переглядывались друг с другом и сжимали кулаки. Они видели все, что происходило за семь лет, следили за каждым своим другом. Однако наблюдать за Нацу было особенно больно. — Почему он не пришел?.. Этот вопрос все же прозвучал. Демон отступил от своего мастера, который мрачнел с каждой минутой все сильнее. Казалось, еще миг, и во все стороны полыхнет черное пламя. Однако мастер пока сдерживался. Демон чувствовал на себе призрачные взгляды фей, и от этого становилось жутко. Хвостатые будто приглашали их присоединиться к разговору, вот только он сомневался, что мастер сделает хоть шаг в их сторону. Его обычно холодное выражение лица исказилось. На нем проступили тени скорби, сожаления и боли. Мастер до боли сжал кулаки и резко развернулся. — Уходим, — резко бросил он, и демон мгновенно повиновался. Последнее, что они услышали, полный надежды голос Ромео: — Мы найдем его!***
Он очнулся в странном месте, не похожем ни на одного знакомое. Вокруг была вода, а к телу подводились странного вида корни. Через них поступала сила, наполняя тело энергией и мощью. Через прозрачное стекло было видно всю комнату. Это был огромный зал с множеством капсул, к каждой из которых вели те странные корни. Он был в одной из таких капсул. Кажется, он проспал в ней много времени. Тело плохо слушалось, память была повреждена. Ему казалось, что произошло что-то ужасное, но он не мог вспомнить, что. Он только безмолвно смотрел, как около капсулы бегает странная девушка, крича, что мастер возродился. Чуть в стороне стояли еще люди… или не люди. Они выглядели странно. — Наш мастер ЭНД вернулся! — громко известил высокий черноволосый мужчина, вскинув руки вверх. Все, кто был в зале, тут же рухнули на одно колено, повторив: — Мастер ЭНД вернулся! Где-то с подкорки сознания пришло понимание, что речь шла о нем. Он был мастером ЭНДом, но долгое время отсутствовал. Где он был? ЭНД не помнил, но принял заботу этериасов. Все они представлялись и сияли страшными — хищными — улыбками. Мард Гир исполнял роль мастера в его отсутствие, поэтому сразу же взялся вводить его в курс дела. Кьека объясняла устройство гильдии — Тартара — и рассказывала о демонах. Лами ежедневно проверяла его состояние и беспокойно металась, когда ЭНД в который раз говорил, что практически ничего не помнит. В его памяти остались только воспоминания о детстве с братом, да встрече с Игнилом. Вот только по ночам, когда ЭНД уединялся на крыше, он чувствовал что-то странное. Будто в его руках была чья-та маленькая холодная ладошка. Каждый раз у него появлялось неистовое желание ее согреть, однако сколько бы он не призывал пламени, ничего не менялось. Иногда ему казалось, что за спиной раньше были белые большие крылья, но теперь их не было. Когда он спросил об этом у Лами, она пообещала придумать, как сделать это. Но ЭНД хотел не новые крылья, ему нужны были те. Порой ему казалось, что кого-то рядом не хватает. Кого-то, кто должен сильно раздражать и втягивать в драки. А еще должен был быть кто-то маленький, кого хотелось бы защищать. ЭНД часами бродил по гильдии под обеспокоенные взгляды этериасов. Ему хотелось вспомнить, чья то была ладошка, чьи крылья, чей раздражающий голос и чей открытый взгляд. Однако единственное, что он мог вспомнить, это всепоглощающее отчаяние и дикое желание отомстить. — Акнология! — однажды проревел он, вспомнив тяжелые серые облака и парящего в них дракона. Демоны-помощники Кьеки с визгом разбежались в разные стороны, испугавшись ярости мастера ЭНДа. На него же обрушились воспоминания последних мгновений прошлой жизни. Вернее, жизни до перерождения. Он умер, уничтоженный ревом Акнологии. Однако жажда мести, что разгорелась в нем до невероятных размеров, появилась не из-за этого. Все те, кого он не мог вспомнить, погибли вместе с ним там. И обладательница маленькой холодной ладошки тоже. Почему-то от этого было особенно больно. ЭНД тогда влетел в комнату Мард Гира и с горящими глазами потребовал помочь обуздать новую силу. Демон, планировавший не спеша ввести мастера в курс дела и научить пользоваться проклятьями, не смог устоять под напором. С того дня Тартар превратился в настоящий Ад. Мастер обладал просто невероятной мощью, помноженной на драконью силу. Каждая его атака могла разрушить все, в радиусе нескольких километров. Однако он не был доволен. Ему нужна была абсолютная мощь, чтобы одолеть Акнологию. Каждый день на протяжении многих лет ЭНД собирал всех демонов Тартара и велел нападать на него в полную силу. Он оттачивал навыки и заклинания, не щадя себя. Ему было плевать на порванные мышцы, плевать на сломанные кости. Он должен был стать сильнее, чтобы уничтожить Акнологию. И он действительно стал сильнее, вот только первый вызов, брошенный черному дракону, окончился провалом. Как и второй. И третий… Мастер ЭНД перерождался множество раз, как и все этериасы. Никогда еще у Лами не было столько работы. Однако с каждым новым перерождением к нему возвращалась память. Постепенно он вспоминал, кому принадлежала та маленькая ладошка, те большие белые крылья, развивающиеся алые волосы. По ночам он ощущал в груди тепло, но оно было таким непривычным — инородным — что доставляло лишь дискомфорт. Мастер ЭНД привык быть холодным и безразличным, пылающим только жаждой мести. Ощущать возникающие волны дружелюбия было даже слишком странно. Вспоминать себя другим: веселым и крикливым было и вовсе неприятно. Прошлая жизнь казалась далекой, как сказочный сон. Однако жажда мести была реальной, как и двадцать смертей подряд. Последняя попытка внезапно оказалась удачной. Составив сложный план, расставив демонов на ключевых позициях, мастер ЭНД приготовился встретиться лицом к лицу с Акнологией. Бой был ужасен. Земля на многие десятки километров была выжжена магией и проклятьями. Все сотрясали взрывы и мощные техники. Этериасы, ведомые мастером, готовы были снова и снова отдавать свои жизни, только бы уничтожить непримиримого врага. В той битве полегли все Девять Врат Ада и лишь Владыка Преисподней сумел остаться в живых. Вместе с мастером ЭНДом он нанес последний удар, и вдруг… Свершилось. Акнология камнем рухнул вниз, а в его груди зияла огромная дыра. Этериасы не могли поверить в это. Двадцать одна попытка. Двадцать проигрышей. Одна победа. Наконец-то! Однако, стоя над поверженным противником, мастер ЭНД почему-то не чувствовал удовлетворения. Быть может, потому что смерть Акнологии не вернула погибших товарищей. Быть может, потому что сердце продолжало болеть. А, может и потому, что он раз за разом заставлял свою новую семью страдать из-за своего эгоистичного желания. Оглядываясь на разруху и раскиданные тут и там тела, мастер ЭНД понимал, что натворил. Он жертвовал теми, кто готов был ради него на всё, оправдываясь, что их все равно воскресят. А вдруг нет? Вдруг он бросил их в бой, но они уже не смогут вернуться? Как и… Мастер ЭНД подхватил раненного Мард Гира и мгновенно переместился на Куб. Он метнулся к Лами, которая уже привычно суетилась около капсул. В них постепенно восстанавливались тела поверженных этериасов. Никогда еще он не чувствовал такого облегчения. И такого стыда. Гораздо позже, когда все восстановились после последнего боя, мастер ЭНД скупо извинился перед новой семьей. Те лишь удивленно посмотрели на него и стали бормотать что-то о долге. Однако ЭНД и слушать не захотел. Он запретил этериасам умирать, ведь однажды и они могли к нему не вернуться. И какой из него будет мастер, если он не убережет собственных подчиненных? — Мы пойдем за вами, повелитель, — низко склонилась Кьека. — И никогда не оставим вас одного. Эти слова были правильными. Желанными. Мастер ЭНД сам не подозревал, как отчаянно хотел услышать это обещание. Особенно, после того как лишился цели в жизни. Раньше его поддерживало желание отомстить, но после смерти Акнологии, оно исчезло. ЭНД ощущал себя опустошенным, но этериасы изо всех сил старались скрасить его унылые деньки. Они пытались вместе найти ему новую цель и заполнить собой трещины в его расколотом сердце. У них даже стало получаться, однако им не удавалось в полной мере пробиться в душу мастера ЭНДа. Они были рядом, но не так близко, как могли бы. Каждый год этериасы с беспокойством в глазах наблюдали, как их мастер уходит куда-то. Они не знали причины, но не смели спрашивать, почему он снова отправляется в Магнолию. Сам ЭНД целый день наблюдал за городом издалека, а ночью подходил к собору Сердца. Он долго стоял около статуи феи, рассматривая ее крылышки. Сердце сжималось каждый раз, когда взгляд скользил по именам. …Эльза Алая Макаров Дреяр Люси Хартфилия Нацу Драгнил… На последнее имя мастер ЭНД смотрел особенно долго. Однако почему-то не было ни боли, ни сожаления. Удивительно, но этот факт принимался слишком легко. Да. Он тоже был мертв. Погиб вместе с остальными на острове Тенрю, и умирал еще двадцать раз. По одному за каждого не вернувшегося друга. Нацу Драгнила, Саламандра, больше не было. Был только мастер ЭНД.***
— Лами, — мастер жестом подозвал к себе девушку. — Готова служить вам, мастер! — бодро отрапортовала она, приложив руку к голове. — Какие будут приказания? Мастер ЭНД окинул взглядом Сердце Пекла и прикрыл на миг глаза. Перед внутренним взором встала недавняя картина. Призрачные силуэты фей, что вернулись с того света, слезы могильщиков и собственная боль, царапающая сердце. — Что главное при возрождении? — спросил он, чуть помедлив. — Ммм… — Лами задумалась. — Душа и слепок внутренней энергии. У демонов это проклятья, у людей — магия. — То есть, если у нас будет магия и… душа, ты сможешь возродить человека? — голос не дрогнул, но предательская надежда все же прозвучала. — Я не знаю, — Лами пожала плечами и потерла руки друг о друга. — Наверное. Но я ни разу не пробовала. — Значит, попробуешь, — решительно произнес мастер и быстрым шагом направился прочь из Сердца Пекла. Лами задумчиво смотрела ему вслед и не понимала: радоваться ей или беспокоиться. В глазах мастера наконец воспылала решимость, и он увидел перед собой цель. Он хотел возродить людей? Зачем? — спросила бы Лами, но не решалась. Как не решалась сказать, что каждый возрожденный в Сердце Пекла становится демоном. Будут ли счастливы те, кого он хочет возродить, или же они будут проклинать его? И как отреагирует Анкселам на такое вопиющее нарушение его устоев. Получат ли все они проклятье Противоречия, или жестокий бог смилуется? Никто не знал ответов на эти вопросы. Мастер ЭНД и сам не знал, что будет дальше. Однако он все бы отдал, лишь бы снова сжать в руке ту маленькую холодную ладошку, увидеть за спиной белоснежные крылья, обменяться парой ударов с соперником и засмеяться от души. Он готов был на все, лишь бы снова увидеть двадцать улыбающихся лиц…