Навеки.

- Подожди, ты что, всерьез?! Сашка смотрит на Лизу в упор – и готова отшатнуться, или же принять удар. Как знать, что выкинет Павленко. Вот она стоит – еще более белая, чем обычно, вправду – почти монашка. Только не бывает у монашек такого ожесточенного, яростного выражения лица. - Да, Павленко, всерьез. Ночью Фарит предложил мне отказаться от экзамена. Совсем. И вообще – забыть, что я училась здесь. Забыть, что я – Слово. - И что ты делаешь здесь? Почему ты, дура такая, продолжаешь стоять в этом коридоре, почему ты еще в Торпе?! - А ты ведь знаешь уже, что я отказалась. Саша отворачивается к окну – глядит сквозь стекло на то, как падает и падает снег. Раннее утро, 13 января – через 4 часа начнется их экзамен, они либо прозвучат, либо погибнут – безымянными, немыми, навеки. «Навеки» кажется Саше странным, придуманным словом, хочется развернуть его подобно конфете – снять пеструю обертку, сделанную из слащавых фраз, снять тяготы грамматического состояния, и увидеть суть. Если подумать, то тем, кем пользуется Речь, под силу изъявить и саму вечность. За этими мыслями Самохина не замечает ни едких слов Лизы, ни саму собеседницу, шепчущую что-то тихо, будто сквозь зубы. - Саша. Ты – из-за Кожевникова? – наконец спрашивает Павленко, и вот тут Самохина оборачивается. Она-то знает, что речь идет не о Фарите. Она знает, что Женька Топорко в очередной раз рассказала сплетни всему институту. Знает, что Косте давно плевать на свою случайную и уже опостылевшую жену. Ведь, в конце концов, Косте только 20 лет – Женька еще младше. Как-то раз Портнов с сарказмом назвал их детьми… Сашка не приняла всерьез. - Нет, - говорит Сашка, и, чтобы не усомниться, повторяет еще раз, - Нет. Больше они не говорят: Павленко, прошептав что-то матерное, несется прочь из ее дома, бежит, должно быть, в общежитие, а Сашка остается стоять у окна. Хозяйка предупреждена – в конце концов, Лиза – не первая, кто заглянул на огонек в ночь на 13 января. Завтра Сашка съедет с квартиры. Это уже навсегда. *** Перед экзаменом – примерно за полчаса – к ней подходит Фарит. Самохина глядит без страха, жалости или любых иных чувств – у нее страшно болит голова, хочется лечь спать и не думать, что завтра будет. В конце концов, «подсадить на колечко» - тоже вариант в этой чертовой грамматической системе. - Что ты сделала с Лизой? – спрашивает Коженников, и его темно-карие глаза становятся совсем черными. Саша молчит. Молчит, когда Фарит отводит ее от сокурсников, ошарашено глядящих вслед, молчит, когда он резко разворачивает ее к себе. - Что ты сделала? Ты еще недостаточно поиздевалась над людьми? Тебе что, не хватило изъявленной тобой любви?! - Я ничего не делала с ней, - говорит Самохина. Говорит сухо, отрывисто, гонит от себя мысли о том, что же случилось с Павленко после того, как она выскочила из её дома. В голову лезет чушь – вспоминается, как она в 9 классе целых 2 часа шла за Коневым, вздумавшим прогуляться – а она, Сашка, пряталась за домами и выслеживала его путь. И еще почему-то сирень, цветущая под их окнами – там, в Москве, где мама, где малой, где Валентин. Экзамен через 15 минут. И она больше никогда их не увидит. В голове опять проскальзывает вездесущее: «навеки», и мысленно Саша уже чертит схему того, что на самом деле представляет собой слово. - Самохина, она пришла ко мне и стала умолять отпустить тебя из института. Когда я подтвердил твой отказ – а какого черта ты рассказала ей об этом?! – она ушла. И стала экспериментировать со временем. Экзамен, как ты помнишь, совсем скоро, а нам приходится вытаскивать Павленко из временных колец, обнаруживать, что она обжила эти фрагменты – а, следовательно, вмешиваться в её суть – суть создателя этого чертового прошлого. Скажи мне одно – почему сейчас, почему вы все сейчас решили выкинуть какие-нибудь коленца? Терять нечего? - Есть что терять, Фарит. Есть что. Самохина уходит прочь, возвращается к своему курсу – ощущает спиной их взгляды. Сил на злость нет. Ей нужна Лиза. И когда Павленко появляется – её ведет под руку Фарит, видимо, чтобы не убежала – Самохина хватает её, разворачивает к себе: - Какая ты все-таки дура, Лиза, - мрачно заявляет Сашка, а затем целует её – видимо, чтобы избежать возражений.