— Вы симпатизируете этой женщине? — У нас деловые отношения, сэр.
Детство Уильяма Веллингтона прошло как у многих мальчишек, которые росли в семье полицейского без материнской любви: с дисциплиной, логическими задачками и редкими минутами спокойствия с отцом. Мальчик обожал папу и всячески старался в школе и дома. Отец часто оставался на работе допоздна. Это не расстраивало маленького Уильяма, потому что большую часть вечеров он проводил в доме коллеги отца, мистера Скарлета и его дочери, Элайзы. Она была младше и гораздо меньше. Её большие голубые глаза всегда с интересом разглядывали нового друга, а светлые, пшеничные волосы обрамляли умное личико. Эта красивая, но смешная девочка мечтала работать в полиции, словно не помнила, что туда не берут девчонок. Однажды Уильям сказал эту мысль Элайзе, из-за чего они чуть не подрались. — Элайза, как тебе не стыдно? — спросил мистер Скарлет у дочери, опустившей глаза в пол. — Уильям твой друг, нельзя так обращаться со своими друзьями. Она шмыгнула носом и не подняла взгляд, словно обидевшись на него. — Элайза, ты же девочка. Где твои манеры? — Он мне не друг! Друзья не делают друг другу больно! Уильям сказал, что я никогда не смогу работать в полиции, потому что я девочка. Не хочу быть девочкой, хочу быть полицейским! — крикнула она и в слезах убежала в свою комнату. Ей было всего девять. Когда Уильяму исполнилось четырнадцать, его отца убили на задании. Чувствуя вину и ответственность перед коллегой, мистер Скарлет забрал парня к себе и учил так же, как и Элайзу. Мальчик решил стать полицейским и служить закону, как и его отец, поэтому они вместе, но часто порознь занимались и узнавали много нового о криминальном мире и делах полиции. В какой-то момент мистер Скарлет стал уделять больше вниманию Уильяму, от чего губы одиннадцатилетней Элайзы поджимались, а брови хмурились. И справедливость в доме восстановилась после первого же запроса. Мистер Скарлет обожал дочь, особенно после смерти жены год назад от чахотки. Он выглядел подавленным в те минуты, когда ему казалось, что его никто не видел, а Элайза часто приглушенно плакала у себя в комнате. Хоть и Уильям часто злился на неё, в такие моменты ему очень хотелось её утешить. В пятнадцать лет Уильяма взяли в академию, и он следующие пять лет учился там, видясь со своей семьёй только летом и в зимние праздники. Через два лета Элайза стала взрослее и прекраснее, хоть и осталась такой же воинственной и хитрой. Она умнела от встречи к встрече, и Уильяму стало казаться, что девочка обгоняла его по знаниям в его будущей профессии. И да, он всё так же был уверен, что Элайза никогда не приблизится к полицейской деятельности. Она всё так же стояла на своём, ругалась со своими одноклассницами и часто за это получала. Мистер Скарлет пытался переубедить дочь, но бросил это гиблое дело, продолжая рассказывать ей новые загадки и тренируя её логику, но менее активно из-за его повышения на работе. В последнее лето в качестве ученика академии Элайза пережила сильное потрясение: её любимую собаку сбила повозка. Девочка не могла смотреть, как мучается её любимый питомец. С тяжёлым сердцем Уильям смотрел на страдания джек рассел терьера и боль Элайзы. Мистер Скарлет попросил увести его дочь, чтобы она не услышала, как он убьёт животное, чтобы оно не мучилось. Уильям выполнил просьбу наставника, даже перевыполнил. В парке, под липой Элайза сидела, склонив голову на бок, и тоскливо смотрела на пролезающие сквозь траву дикие цветы. Уильям делал вид, что читал книгу, на самом же деле украдкой наблюдал за подругой. Из её причёски выбился локон, и ему так хотелось заправить его ей за ухо. Она посмотрела на него с немым вопросом. Парень протянул руку и заправил светлую прядь за ухо, аккуратно обведя рукой очертание её подбородка. Короткий поцелуй, быстрый и внезапно сорвавшийся с губ, он навсегда запомнится им обоим. Секундное промедление. Её глаза смотрели в его и искали что-то, хоть намёк, хоть полутень, хоть отголосок чего-то. И тут же резкий взмах руки. Пощёчина. Она практически не коснулась щеки, словно пролетела мимо. И лишь глаза, светлые и чистые, полные слёз и непонимания. Элайза всегда волновала его больше других, она всегда оставалась искрой в его жизни. Ей было шестнадцать. Через год Уильям закончил обучение и поступил на службу. Благодаря мистеру Скарлету, он отлично знал все процедуры, все обязанности и все условности. Скоро его повысили, и парень не стал просто так сидеть. Он усиленно и упорно работал, часто в паре с мистером Скарлетом. Они стали настоящими друзьями: говорили о разном, в том числе и об Элайзе. Девушка радовалась за друга, но с каждым разом чувствовалось, как её уверенность гасла в глазах. Уильям был этому только рад: наконец-то она образумилась и не станет лезть не в своё дело, не в свою профессию. Когда же он высказал ей это, она с остервенением залепила ему пощёчину, звучную и больную, которую он хорошо почувствовал. Элайза ещё никогда так долго не была рассержена на него. В какой-то момент они практически перестали общаться. Помирил их, конечно, мистер Скарлет, но после их дружба стала холоднее, особенно с её стороны.***
Став взрослой, Элайза тяжело переживала отказы, особенно твёрдые и непоколебимые от отца, которые касались работы. Когда он ушёл в отставку из полиции после травмы и открыл частное детективное агентство, у неё появились шанс и надежда, что наконец-то она сможет работать вместе с папой, поможет расследовать дела, как это делал Уильям. Она немного завидовала другу, который словно украл у неё отца. Дулась она долго, пока отец не начал сильно пить. Он всегда мог позволить себе стаканчик бренди на ночь, но в последнее время алкоголя стало больше, а клиентов меньше. Элайза практически умоляла отца пустить её в дело, чтобы помочь ему, но тот твёрдо и иногда жёстко стоял на своём. Тогда девушка стала искать способ доказать свою силу: она наняла мальчишек, которые искали для неё трупы, чтобы она смогла их осматривать и делать первые выводы. В полиции ей мог бы помочь Уильям, хотя она не шибко надеялась на его помощь. Уильям сильно изменился с юных лет: стал выше, крупнее, сильнее, мужественнее, серьёзнее. Как и её отец, он стал регулярно выпивать, но в визиты у них дома, когда Элайза вскользь упоминала о проблеме, Уильям менял тему, считая это профессиональной деформацией, а не зависимостью. Переубедить его оказалось невозможным. В один вечер отец снова не вернулся домой. Тогда девушка подумала, что он либо работает над новым делом, либо опять пьёт или у себя в агентстве или с Уильямом в баре. Элайза стала беспокоиться, когда отец не вернулся и на второй день. Тогда она зашла в агентство, зашла к Уильяму на работу, но нигде его не было. Уильям, к тому времени уже ставший инспектором, убедил девушку не беспокоиться: наверняка новое дело сильно накрыло с головой, и скоро отец будет дома. Так и случилось. Только Уильям не представлял, что мистер Скарлет будет дома лежать на кушетке и никогда больше не скажет ни слова. На похоронах было тяжко. Смотря на соседнюю могилу, сердце Элайзы стонало и ныло. Она знала, что её папа упокоился, что там, в лучшем мире, он встретился с мамой. Ей так хотелось снова с ним заговорить, снова его увидеть, снова поспорить о работе или улыбнуться и обнять. Только больше он никогда ничего не скажет: ни умного, ни обидного, ни ценного, ни ободряющего. Ни-че-го. Чувствовалось, что боль пронзила не только её сердце. Хмурый, как туча, Уильям стоял рядом, ходил рядом, говорил с ней, успокаивал, но никакие слова не могли утешить её. Папы больше нет. И Уильяму тоже было плохо, она это знала. Он стёр с её щеки слезу, нежно погладив и взглянув на неё с такой невыразимой скорбью, что слёзы, словно град, хлынули по щекам. Элайза осталась одна, совсем одна. Ни папы, ни мамы. Только призрачная рука Уильяма, на которого в глубине души она была ещё рассержена. Хорошо в горе только одно — оно может сплотить тех, кто когда-то давно рассорился. Не погрузиться в себя помогло дело, первое, которое вела Элайза. Ей не было страшно, ей не было что-то непонятно, она отнеслась к нему как к задачке, которую давал отец. К тому же задача была проста — найти девушку и воссоединить с дядей. Игнорируя его замечания насчёт её пола, она погрузилась в процесс с головой. Ей встречались те, кто скептически отнеслись ней и её профессии, но она поставила их на место: заказчика и Моисея, служившего в борделе. Не учла она лишь одного: попадания в участок как девушка лёгкого поведения. Пришлось соврать. Причём не самую хорошую легенду она выбрала. — Не думал, что невинный поцелуй в детстве делает меня твоим клиентом, Элайза, — довольно спокойно сказал Уильям, наблюдая за девушкой исподлобья. Он вытащил её из другого отделения и посадил напротив в кабинете, всё ещё удивляясь её проделкам, хотя скоро удивлению не будет места. — Пришлось импровизировать. — И сделать меня любителем шлюх? — Но ведь сразу поверили, — огрызнулась она. Элайза скептически относилась к увлечениям друга: выпивка, игра в карты, падшие женщины. Она никак не могла переубедить, но часто подкалывала, утверждая, что Уильям катится в пропасть, из которой его не вытащит даже его репутация. Видимо, Уильям решил её усмирить и оставить на всю ночь в камере. Только она не собиралась сдаваться. И в итоге оказалась обманута опытным мошенником, который притворился дядей, чтобы забрать свою жену и присвоить её состояние. Элайза чуть не плакала, узнав, насколько сильно она облажалась. — Мне нужна твоя помощь, — просила она друга, облокотившегося на стол и потягивающего виски. — Уильям, прошу, преодолей свою злость на меня. — Это нечто более сложное, чем просто злость, — покачал он головой, поставив бокал на стол и со вздохом посмотрев на неё. Элайза просила дать ей дело, чтобы она смогла найти хоть что-то новое. Она знала и про новую привычку Уильяма поскорее закрыть дело под любым статусом, не пытаясь разобраться. Он громко стукнул по столу, спугнув девушку, от чего та разочарованно развела руками. Он на повышенных тонах говорил с ней, не пытаясь смерить свою злость, практически кричал. Внутри всё сжалось от осознания безысходности. Мозг пытался найти хоть какую-то лазейку. — Это всё произошло, потому что ты лезешь не в своё дело. Ты подвергаешь себя опасности и строишь из себя сыщика, хотя на самом деле ты просто женщина, которая слишком сильно увлеклась детскими фантазиями о работе детективом! — Ты прав, Уильям. Я всего лишь женщина, — она еле сдерживала слёзы, чтобы не разрыдаться у Уильяма в кабинете. Мало ли кто мог зайти и увидеть их разборки, ещё её предательских слёз не хватало. — Мой отец разочаровался бы во мне. — Нет, Элайза. Он бы не разочаровался. — Он подошёл ближе, почти вплотную. — Просто переживал. Как переживаю за тебя я. Его глаза искали её, смотрели с такой тоской и нежностью, от чего Элайзе стало его жалко. Он искренне переживает. Только она не может иначе. Она должна закончить дело, должна восстановить справедливость, должна доказать всем, что от неё есть толк. Она не просто женщина. Она — детектив. Он вышел, чтобы принести ей нюхательную соль, а она взяла дело и улизнула из участка, отправившись в контору отца. Уильям тарабанил в дверь, кричал, звал её, но всё без толку. Элайза судорожно думала, что же может быть крючком. И нашла. Ей удалось проникнуть в номер преступника, усыпить его и дождаться полиции, хоть и Уильям не поверил с первого раза её словам. После задержания он подошёл к ней и предупредил: «Если ты ещё раз украдёшь дело или отравишь кого-то, мне придётся тебя арестовать». На что она улыбнулась, накрыв его руку своей и сказала: «Спасибо за всё». Он коротко кивнул и долго не мог отвести заворожённого взгляда. Работа снова его отвлекла, и он ушёл. Новых дел не прибавлялось, клиенты, видя в кресле дочь Генри Скарлета, поспешно уходили, а Элайза разочарованно тёрла виски и думала, что же делать. Денег не прибавлялось, поэтому она пошла ва-банк. Надев лучшее платье, она уговорила Уильяма посидеть с ней и выпить чаю. И в голову совсем внезапно, без единой секунды планирования ей пришла отличная идея: Уильям возьмёт её к себе на работу в качестве консультирующего детектива. Не за просто так, конечно. Инспектор ухмыльнулся и со всей присущей ему вежливостью отказался от такого щедрого предложения. Элайзе подвернулся удачный случай: она прочитала срочную телеграмму, адресованную Уильяму, и поспешила на место преступления. Там она оказалась чуть быстрее полиции, но всё равно ей не дали ничего сделать. А за оскорбление Уильяма (она правда пыталась как лучше) ещё и попала в суд и получила штраф, который оплатила за неё жена потенциального убийцы и заказчица. — Она не моя чёртова жена! — на следующий день в очередной раз кричал Уильям в морге. Элайза практически победила, если только считать победой повестку в суд и новый штраф. Уильям, конечно, поговорил с судьёй, и её освободили от такой обязанности. Она снова стала лезть, как бы сказал Уильям, куда не следует. Элайза проникла в морг и осмотрела тело убитого, проникла в дом убитого, проникла в дом убийцы, и все её попытки докопаться до истины воспринимались в штыки её старым другом. Он оказался слишком уставшим на той неделе. А может быть всё дело в той самой лени, которая появилась из-за алкоголя, карт и женщин. — Почему я должна что-то доказывать тебе? — непонимающе спросила она, чуть ли не крикнув в сердцах, что она о нём думала. — Почему ты? — Уильям махнул рукой, словно ответ так очевиден. — Ну да, девушка детектив же не должна ничего доказывать, оказавшись первой в мужской профессии! — Это несправедливо! — развела руками Элайза и снова принялась доказывать, что она не так глупа и проста, как он мог бы подумать. Она нашла то, что смогло доказать невиновность осуждённого. Письмо, которое спрятала жена потенциального убийцы, оказало большую услугу. Полиция смогла распутать дело и не позволила убить невиновного, хоть и теперь жизнь его не будет прежней. Горько-сладкий финал. — Пообещаешь, что сказанный мной комплимент не станет твоим оружием в будущем по моему смирению? — спросил Уильям, от чего Элайза лучезарно улыбнулась и дала слово. — Отличная работа. Твой отец гордился бы тобой. Она с нежностью посмотрела на него, чувствуя прилив энергии. — Спасибо, Уильям. Ты знаешь, мне это так важно. — И да, ты же знала, что её не будет на вокзале? Защитница моей репутации. Он сказал это так иронично и в то же время так тепло, что она снова улыбнулась и отвела взгляд. Да, она послала его на вокзал, хотя жены невиновного там не должно было быть, но она не подставляла его. — Тебе не нужно защищать свою репутацию, она стоит железным особняком. А вот мне стоило бы иметь хоть что-то за собой, — здраво и немного расчётливо рассудила Элайза. Уильям долго не мог оторвать от неё взгляда, но в итоге ушёл работать дальше со словами: «Пообещай, что не впутаешься ни в какие неприятности. Ради меня». «Обещаю», — сказала она, и с чувством выполненного долга ушла домой. Спустя какое-то время Уильям назначил встречу в её агентстве по срочному делу. Девушка, предвкушая важное дело, пришла сильно заранее и подготовилась к приходу друга. В томительном ожидании она провела два часа: Уильям практически ввалился в её кабинет с сильным запахом перегара и, действительно, с заданием. В какой-то момент ей стало казаться, что это всё просто шутка, и Уильям так плохо над ней решил подтрунить. Дело об «опасной организации», в которой состоят только девушки. Погружаясь глубже в проблемы этого общества, Элайза всё больше находила сходств со своей ситуацией. Она не одинока в своих рассуждениях. И тут же выяснилось, что девушка, которая так ярко и самоотверженно говорила о правах женщин, оказалась убийцей. Элайзе обязательно нужно было со всем разобраться. Она была уверена, что это глупая ошибка. Не могла та девушка совершить убийство, просто не могла! — Элайза, выйди отсюда, пожалуйста, — сдерживаясь, чтобы не запыхтеть, как паровоз, сказал Уильям. — Тут лежит тело, над которым совершили жестокое, хладнокровное убийство. Меня от этого практически трясет, а с тобой мне так спокойно, — сказала она, сложив руки в молитвенном жесте, и с лёгкой улыбкой посмотрела на него. Элайза не знала, сработает ли эта откровенная лесть и манипуляция на её непроницаемого инспектора. Она часто пыталась надавить на его чувства к ней, на его чувство превосходства, но в последнее время он раскусил её тактику, поэтому стоял скалой. В итоге, после долгой беседы и взаимных оскорблений, её выставили из морга. Целые сутки она собирала новую информацию, готовилась, чтобы помахать перед Уильямом белым флагом, и это сработало. Её старания не прошли даром. При этом, после разговора Элайза оказалась на мушке у главной суфражистки, которая попыталась манипулировать ею, её чувствами. Доверчивая девушка поверила и слегка озлобилась на Уильяма, чему тот сильно удивился. Что стало большим ударом для их взаимоотношения, так это ситуация, в которой Элайза не сразу рассказала Уильяму о планах суфражистки. Он был настолько зол, что сначала пытался оставаться в холодной ярости, но тут же снёс со стола свой бокал и виски, разбив их вдребезги и повысив температуру в комнате. Как бы девушка не пыталась объясниться, Уильям всё давно понял. — Я ей… поверила, — искренне сказала она, невзначай состроив брови домиком. — А что насчёт меня? — он тяжело дышал, с болью смотря на Элайзу. — Или я всё ещё не заслуживаю твоего доверия? И ничего не значу для тебя? Слова прозвучали так, словно нож ей вонзили в грудь и несколько раз провернули. Первые несколько секунд она растерянно смотрела на него, не находя слов, чтобы объяснить, как он ей дорог. — Конечно, значишь, ты мне очень дорог. — Но ты доверилась ей, а не мне. Сильный аргумент. Уильям часто подвергал её слова и действия сомнению, а её, в какой-то мере, единомышленница поддержала начинания и похвалила за успехи в детективном деле, что очень редко делал её друг на фоне всех упрёков, предостережений и запретов. Но они не смогли долго злиться друг на друга. Объединив силы, они поймали ту, кто хотела анархии и разрухи ради прав женщин. — Ты так жаждешь его одобрения, — сказала надменно пойманная преступница. — Я не жажду ничьего одобрения, мы с инспектором Веллингтоном работаем на равных, — не совсем уверенно сказала девушка, покосившись на друга. — На равных? Не смеши меня. Допрос прошёл отвратительно. Столько колких, правдивых и обидных слов Элайза ещё не слышала в свой адрес. И, казалось, всё чистейшая правда. Уильям попытался успокоить её и переубедить, она не должна была слушать ту, чьи мысли так кардинально не совпадают с её. Элайза не жаждет крови, она хочет мирного решения, на договорной основе, на компромиссе. Медленно. Постепенно. Максимально безболезненно. Освещённое в прессе дело суфражистки вновь привлекло внимание Элайзы: она была уверена, о ней написали в газете! Впервые! Наконец-то хоть какая-то реклама. И тут же последовало разочарование, как и поспешный визит к Уильяму на работу. В довольно пассивно-агрессивной форме девушка выразила недовольство в полной мере, а на удивление спокойный инспектор пообещал, что следующее дело, которое они будут вести вместе, обязательно покажет её способности. И тут же подвернулось такое дело: о фотографиях, которые присылает якобы призрак. Работая над ним уже третьи сутки, Элайза поняла, что дело, которое раньше не представляло для Скотленд-Ярда интереса, вдруг заинтересовало Уильяма. Почувствовав подвох, она спросила напрямую, но получила довольно убедительный аргумент: «Надо раскрыть все дела за этот месяц для отчётности». Похоже на правду. Оказалось, конечно, Уильям преследовал другую цель. Про него писали статью, и он нашёл удачное дело для газеты, так неудачно совпавшее с тем, что его вела Элайза. Обозлённая, раздражённая, доверившаяся девушка уже собиралась уходить, как Уильям сказал правду, которую скрывал с самого начала. — Я пытаюсь добиться повышения, но впереди меня множество военных и друзей шефа. — То есть ты впервые столкнулся с предубеждениями на работе? Интересно, как же это? Иронию он прочувствовал сразу и тяжело вздохнул в спину уже уходящей Элайзе. Как же он так мог? Он же обещал! Уильям, человек слова, так мог с ней поступить. Немыслимо. Она верила в его рыцарские качества, и когда она, наполовину сделав работу, оказалась брошена на произвол судьбы… ничего, кроме громких восклицаний, не осталось. И всё же она была нанята клиентом. Ей удалось довести дело до конца, несмотря на то, что Уильям планировал снова присвоить все лавры себе. Она стерпела и обидные слова клиентки о её «ненормальном образе жизни», и смирилась, что друг предал её. И дело оказалось проще простого. Ответ оказался на поверхности. Для тех, кто не верит в призраков, разумеется. На следующий день она застала Уильяма в своей конторе что-то подписывающего у неё за столом. Она тут же его прервала своим приходом, и он, немного смущённо, что становилось частым явлением, сказал: — Лучше иногда написать извинения на бумаге, потому что в живую ты сбиваешь меня с мысли и сильно раздражаешь. Девушка поставила свою сумку в кресло и скрестила руки на груди. Как-то разговор не походил на то, о чём изначально заявлял Уильям. — Это и есть твои извинения? — Вот они. — Уильям протянул Элайзе газету. Девушка тряхнула ею, расправив бумагу, и почувствовала запах свежей краски для печати. — Смерть и дева: женщина детектив распутала дело о фотографиях с того света. — Еле успел перед печатью. Весь твой вклад в дело полностью отмечен, а так же там есть адрес твоего агентства. Уильям говорил тише обычного, от чего Элайза поняла, как искренне он переживал за их дружбу, что наплевав на свою хвалебную оду, он отметил и её участие, чем мог навлечь гнев начальства. Ей это сильно польстило и заставило слегка стушеваться. Он смотрел так проникновенно, так тепло. В такие моменты она забывала, что они сильно друг друга раздражают во время работы. — Уильям… я не знаю, что и сказать. Спасибо! Она сдержалась, чтобы не обнять его, потому что это было бы слушком даже для неё. Учтиво улыбнувшись, Элайза дождалась, когда он уйдёт, и искренне и широко улыбнулась, положив газету на видное место и с теплотой на сердце выдохнув. А потом начались бешеные несколько дней, в которые она попала в заброшенную тюрьму и просидела в запертой камере почти сутки, пока не пришёл Уильям, чтобы рыцарь снова спас вечно лезущую в логово дракона принцессу. Она рассказала, как оказалась в камере: её привели записи отца, и Элайза хочет попытаться разобраться, что или кто находится в камере номер девяносто девять. Уильям, торопящийся в клуб, со скепсисом отнёсся к затее и попытался открыть защищённый от взлома замок. Он устало пожаловался на начальника, его привычку повышать не за достойные, а за сомнительные заслуги. Элайзе стало грустно за него: он так старается, из кожи вон лезет, а никакого результата. Она прекрасно его понимала. — Зато ты добился всего сам. Такое нечасто бывает. Ты уже всё доказал. — Твоя сердечность слишком непривычна, — хмыкнул он. И они поругались из-за того, что Уильям не рассказал своему начальнику о ней и её работе. Для него всё ещё это было невесомо. Скорее всего, как предполагала Элайза, он боялся начальство или ненавидел, потому что она видела его лицо, как только заходила речь о суперинтенданте Стирлинге. Он ушёл, оставив её в камере, и в ярости громко крикнув от бессилия. Она кинула на пол инструменты для вскрытия замков и тоже закричала, не в силах больше сдерживаться. Казалось, ненависть пронизывала их сердца, а души заточены в такой же тюрьме: затхлой, серой, холодной. Словно они не могу выбраться из заточения собственных предубеждений. Упорно и долго она вскрывала дверь, и наконец-то смогла открыть её, чуть не надорвавшись. Упав на холодный пол, она аккуратно выглянула и услышала, как кто-то медленно и довольно громко поднимался наверх. Уильям, должно быть. Пугало лишь то, что он не отвечал, если это был, конечно, он. Встав наизготовку, она приготовилась обороняться инструментами, и вздохнула с облегчением, когда в камере показалось уставшее и запыхавшееся лицо друга. Элайза выронила инструменты с оглушительным звоном и тут же заметила, что Уильяма ранили в руку. Он шипел и пытался вырываться, пока она делала перевязку сломанной и разрезанной руки. И в итоге они приняли решение спуститься вниз, аккуратно пройти мимо того, кто напал на Уильяма, и уйти, а по возможности, найти девяносто девятую камеру. По неосторожности Уильям выронил заряженный пистолет вниз, и тот тут же выстрелил. Притаившись, они медленно стали спускаться к вооружённому врагу, параллельно обсуждая, как же им стоит поступить. Элайза предложила действовать в паре, она отвлекает, он бьёт. Уильяму понравилась идея, но только та часть, где он бьёт. В итоге, упрямый и самостоятельный, он попытался воплотить свой план, но его тут же заметили. Уильяму грозило схлопотать пулю в лоб, но Элайза быстро сориентировалась и отвлекла человека с пистолетом. Он выстрелил в её сторону, а Уильям в ту же секунду вырубил его, после шипя от боли. Пришла другая угроза: второй человек, явно больше и без того практически огромного Уильяма, спускался к ним, чтобы сделать что-то ужасное. Элайза судорожно звенела ключами, за которые бился Уильям внизу с человеком с ножом, а сам Уильям встал так, чтобы загородить подругу детства и забрал пистолет. Тот оказался разряжен. Дрожащими руками девушка открыла дверь и тут же на них побежал тот второй, огромный, грозивший переломать им каждую кость. Уильям сначала играл в героя, но Элайза быстро привела его в чувства и утянула за дверь, захлопнув её перед носом огромного и устрашающего преступника. Зачем они здесь? Почему они закрыли Элайзу в камере? Зачем напали на Уильяма? Что они скрывали? Столько вопросов, на которые им предстояло найти ответы. Обойдя нижние этажи и не найдя ничего интересного, в том числе и камеру, из-за которой Элайза туда попала, ей стало казаться, что они ходят кругами. Уильям, конечно, заметил, что память — штука интересная и имеющая свойство изменяться. И снова заговорил о том поцелуе в детстве, когда Элайза дала ему повод понервничать: то есть пощёчину. Она чувствовала что-то непонятное каждый раз, когда Уильям заговаривал о нём, словно пытался на что-то намекнуть. Никогда не любила намёки, только факты и чёткость, хоть иногда и работала аккуратно, словно полунамёками. — Это был просто невинный поцелуй, — видя смешанную реакцию Элайзы, развёл руками Уильям и ушёл вперёд. — Мы стали слишком часто о нём говорить, — раздражённо сказала Элайза и обогнала друга. В ту же секунду они услышали крики о помощи. Переглянувшись, почти синхронно пошли в сторону криков. И то, что они увидели в камере девяносто девять, заставило Уильяма присвистнуть, а Элайзу изумлённо открыть рот. Множество поддельных векселей висело на верёвках и сушилось после обработки. На тюремной кушетке сидел человек, уставший и болезненный, будто давно не видевший белого света. Его заключили сюда люди из банды и заставили работать на них, хоть тот и отказывался. Ничего не оставалось, как вызвать подкрепление. Заключённый тут же запаниковал, но Уильям заверил, что его защитят и не сделают ничего плохого, но тот не поверил и со всех ног побежал на выход. Уильям первый выбежал за заключённым, и тут же услышали выстрел. Заключённый упал на землю, а перед ним в нескольких метрах стоял человек в защитном костюме. Уильям встал неподвижно и стал угрожать вечным преследованием Скотленд-Ярда, если тот убьёт инспектора. Тут же появилась Элайза, выставив руку с пистолетом, и пристально смотрела на человека в защитном костюме. Она боялась переглянуться с Уильямом, словно думала, что его там нет, что на самом деле он давно мёртв и лежит на земле. Душное помещение заброшенной тюрьмы так повлияло на сознание, что она дрожала от преследующего холода. Она всё же переглянулась с Уильямом, и на душе немного отлегло. Напавший на заточённого изготовителя фальшивок начал отступать и вскоре скрылся. Элайза обязательно выстрелила бы, если бы в оружии был хоть один патрон. После, успокоившись и разобравшись со всем, её отправили домой. Уильям настаивал, что ей нужна охрана. Он переживал за неё, она это точно знала, но никак не могла с собой ничего поделать. Элайза была уверена в своей правоте и безумной удачи, поэтому ускользнула из дома на встречу с Моисеем, за что и получила выговор от инспектора. Он всё никак не мог принять её моральную силу, ловкость и ум, словно не признавая этого, словно считая, что он всегда будет расчётливее, всегда будет на шаг впереди. Элайза знала одно — она чаще оказывалась права, поэтому доверилась своим чувствам, несмотря на то, что Уильям считал её слишком наивной для частного детектива. Он остался у неё дома, отослал её служанку Айви. Всё выглядело как семейный ужин: свеча, две тарелки, полные еды, супруги, после тяжелого дня обсуждающие общие темы. Они с печалью посмотрели в свои тарелки: Элайза готовила из рук вон плохо. Ей всегда было интересно нечто другое, а научиться готовить она никак не могла. Не было времени. Они стояли у плиты, Уильям учил её варить яйца, а она смущённо улыбалась, чувствуя его превосходство. — Если бы отец нас увидел, он бы сказал, что мы похожи на старых супругов, — сказала она и склонила голову набок, рассматривая лицо друга детства. — Поверь, если бы ты была моей женой, Элайза, я бы не стоял сейчас тут и не варил яйца. — О, да? Ты так в этом уверен? Уильям всегда так нежно смотрел на неё, что спустя первые несколько секунд Элайза тушевалась и отводила взгляд, но всегда глазами возвращалась к его глазам, в минуты гнева больше печальные, чем злые, в такие минуты гипнотизирующие и тёплые. Они злились, ругались, но всё равно работали вместе, хоть иногда ей приходилось работать одной из-за чрезмерной опеки Уильяма. Он переживал слишком сильно, дважды закрывал её в камере, дважды приставлял к её дому охрану, один раз даже заплатив из своего кармана. Он так о ней заботился. Собственно, она этого, конечно, заслуживала. Только её обижало его недоверие. Приходилось что-то делать тайно, а потом говорить правду и получать в результате тяжёлые вздохи и сердитые глаза. Больше двух суток Уильям и Элайза без перерыва работали над крупным делом, к которому их подвёл покойный отец девушки. Они вскрыли коррупцию в отделе, распутали клубок тайн, но что-то выбивалось из общей картины, что не давало покоя Элайзе. И всё-таки, она была безмерно благодарна старому другу, уставшему от её проделок. — Уильям, я навеки в долгу у тебя. И как бы я могла отплатить за это... — Может, поужинаем? — он аккуратно взял её за руку и пристально заглянул в глаза. Его чувства были очевидны всем, кроме него самого. Он словно отрицал их наличие. То же самое делала и Элайза: отрицала, что чувствует хоть что-то большее, чем просто дружескую привязанность. — Поужинаем. И они поссорились. Снова. Только они так могли, буквально за долю секунды поменять вектор, и их беседа взлетела на повышенные тона, гранича с оскорблениями. Она вылетела из кабинета, гневно хлопнув дверью, прекрасно зная, что сейчас Уильям тяжело вздохнул, чуть ли не пыхтя от бессилия и гнева. Элайза поняла всё в тот момент, когда к ней пришёл Руперт, её друг, а потом ворвалась его возможная невеста, сыплющая оскорблениями. Она мчалась на место, где может внезапно найти его труп, и старалась не думать, что всё будет так плохо. Она молилась, чтобы они оказались там, где она подумала, она умоляла, чтобы Моисей приехал практически сразу, как и она. Страх парализовал её после того, как она постучала в дверь. Детектив Дженкенс открыл, дружелюбно приветствуя её пистолетом. Мимолётный испуг, и тут же испуг ещё больше, когда она увидела Уильяма, стоящего на мушке второго пистолета. Слова провалились в желудок, а ноги еле несли её в комнату. Она знала, что всё это глупо выглядит, но ничего другого не оставалось. Ей нужно было тянуть время, говорить глупости, лишь бы только Моисей успел до того, как их убьют. До того, как убьют Уильяма. От этой мысли слёзы подступили к глазам, а голос предательски задрожал. Ей не было обидно, когда детектив Дженкенс оскорблял её, ей было больно от одной только мысли, что сердце Уильяма остановится. Они больше никогда не будут работать вместе, никогда не будут ругаться, никогда не посмотрят друг на друга так, словно они — всё друг для друга. Хвала небесам, Моисей успел. В итоге всё закончилось лучше, чем могло бы. Уильям ради Элайзы извинился перед Моисеем, скривив лицо, но протянув руку. И на следующий день они всё-таки пошли в ресторан, только пообедать. — Давай сыграем в игру «Не ссоримся до того, как придём в ресторан», — сказал Уильям, беря Элайзу под руку и ведя её вперёд. — Ты первый же и начинаешь ссориться, — улыбнувшись, сказала она. — Конечно, всегда виноват один лишь я. — А мне так нравится, надо играть в неё чаще. Всё было бы гораздо проще, не будь Элайза девушкой с амбициями. Всё было бы гораздо проще, если бы они жили не в конце девятнадцатого века, когда девушка должна каждый раз доказывать, что она не хуже мужчины. И тогда всё было бы просто прекрасно. Увы…