***
Гермиона не знала, сколько часов, а может и лет провела в беспамятстве. Всё то время, что девушка проживала повторную, но уже загробную жизнь, она прокручивала все возможные воспоминания, которые появлялись перед ней яркими картинками, прокручиваясь словно маггловское кино. Она не чувствовала потоков магии, успев отвыкнуть от них до такой степени, что уже не могла вспомнить, какого это — быть волшебницей; её тела и вовсе не существовало, как и глаз, и ушей, а мысли Гермионы и вовсе превратились в одно сплошное ничто. Когда она обрела способность слышать, то не знала, как отреагировать на это, потому как все эмоции, что ранее наполняли юную девушку, бесследно пропали без возможности на восстановление. И она всё ещё не могла понять, почему внезапно начала испытывать мощнейшие потоки боли, проходящие током по всему её телу, которое точно так же, как и всё остальное, материализовалась в физическое. Ранее забытые чувства Гермионы обострились, и она, сквозь пелену боли, ощутила такую родную телу магию, медленно наполняющую её, разливаясь теплом по всему её нутру. Уши девушки, которые она теперь ощущала до неверия ярко, обострились, стоило им уловить потоки звука: — Гермиона. Чей-то голос, такой до боли знакомый и родной, заставивший биться вновь откуда-то взявшееся сердце, позвал её сквозь пелену шума, разрывающего до боли напряжённые перепонки. Гермиона не могла открыть глаза, сосредоточившись на ломоте, до краёв заполняющей её хрупкие кости, но отозвалась на бархатный голос хриплым стоном, слетевшим с её онемевших губ. Шуршание на мгновение прекратилось, и Грейнджер почувствовала, как кто-то присел рядом с ней, медленно поглаживая волосы и касаясь пальцами головы, которая невероятно сильно болела, словно кто-то жёг её огнём. Она зашипела от нестерпимой боли, но сразу же почувствовала холодок, пробежавший по её венам и артериям, и слегка расслабилась, когда агония значительно уменьшилась, лишив её страданий. — Гермиона. Девушка снова услышала чей-то голос, который с каждой секундой становился всё более отчётливым, и уже бился в её сознании, повторяя вновь и вновь её имя. — Добро пожаловать обратно, любовь моя. Услышав это, Гермиона распахнула глаза, привычно растворяясь во взгляде чёрных глаз, что беспокойно глядели на неё, жадно впитывая каждую чёрточку лица. — Том, — выдохнула девушка, встретившись с любимыми глазами.После Смерти
7 мая 2020 г. в 10:39
С некоторых пор ты стал неотъемлемой частью моей жизни, моего сердца и моей плоти, Том.
Частью, без которой я не смею жить.
Ты убил меня, милый, пустив зелёный луч мне прямо в сердце, который моментально вобрал в себя всё моё тепло, впрыснув в вены, словно яд, смертельный холод. Но даже мёртвой, я разбиваюсь на миллионы мелких осколков, чувствуя, что умираю вновь.
Я помню, милый, безумный огонь в твоей улыбке, который ты дарил мне всякий раз, когда я помогала тебе, и восхищённый, с примесью гордости, взгляд, которым ты награждал моё жалкое сердце, бьющееся только ради тебя.
— Я нашла, Том! — счастливый крик постепенно перерос в шёпот, когда Том поднёс указательный палец к своим губам.
— Тише, детка, — ухмыльнулся он, нежно проведя ладонью по кудрявым волосам девушки, от чего та зарделась, поспешно закивав. Он удовлетворительно улыбнулся и, наложив на скрытый от чужих глаз уголок библиотеки Заглушающие чары, сказал: — И что же ты нашла, Гермиона?
Грейнджер, смущённая публичной лаской, опустила голову, покрывшись румянцем, и, прокашлявшись, зачитала отрывок из старой книги, лежащей на её коленях:
— Крестраж — могущественный объект, в который Тёмный маг заключает часть своей души, чтобы после смерти тела использовать сохранённую часть души и возродиться. Создание одного крестража даёт возможность воскресить себя один раз; создание множества крестражей приближает к истинному бессмертию. Так, единственным создателем своего первого и последнего крестража является древнегреческий Тёмный маг — Герпо Злостный.
Подняв глаза на Тома, она заметила, что из его глаз исчезли абсолютно все эмоции, что ранее наполняли их, заменив блеснувшим в них недобрым огоньком. Встретившись с его тёмным взглядом, наполненным до краёв пугающим мраком, она продолжила, перелистнув одну страницу вперёд:
— Известно всего два условия создания:
Первое, пожалуй, самое важное, и без него никак не обойтись, если Вы хотите достигнуть Вечной жизни — нужно намеренно убить человека или волшебника, предварительно совершив колдовской обряд.
Второе заключается в том, что отколотая часть должна быть спрятана в определенном предмете. Пока она хранится в нем — ее хозяин сможет выжить даже после смертельной раны: он обратится в дух, способный при определенных условиях обрести плоть.
Гермиона закончила читать, закрыв книгу, и внимательно посмотрела на Риддла, не смея отвести взгляд. Первые несколько секунд он стоял с каменным, ничего не выражающим лицом, но затем его глаза опасно блеснули, а губы начали растягиваться в зловещей ухмылке, от которой сердце Гермионы одновременно и затрепетало, и дрогнуло.
— Ты действительно нашла очень ценную информацию, любимая, — он окинул её тем самым взглядом, который она любила, холила и лелеяла. Гордым.
Я помню твои нежные руки, которые любовно касались моей обнажённой кожи, лаская каждый её дюйм.
Том коснулся своими ледяными, как Смерть, руками её обнажённой спины, и она задрожала, но вовсе не от холода. Гермиона с придыханием ждала, что последует дальше за этим невинно-интимным жестом, и жадно втянула холодный ночной воздух, когда он легко, едва касаясь её кожи, пробежался подушечками пальцев вдоль по позвоночнику, оглаживая костяшками поясницу. Она до сих пор чувствовала дикое покалывание там, где он касался её, словно оставляя клеймо.
Клубы пара вырвались наружу, и она охнула, стоило Тому нежно поцеловать её в шею и провести кончиком языка по коже, обводя невидимый глазу поцелуй. Руками Гермиона вцепилась в его плечи, ощущая под ладонями его обнажённую кожу, царапая и оставляя красные следы, как только он возобновил обжигающие поцелуи, ведя дорожку до ключиц.
— Том... — со стоном вырвалось у неё, когда брюнет укусил левую ключицу, жадно впиваясь в неё зубами.
Он оторвался от неё, с восхищением любуясь проделанной работой; в свете полной Луны сверкающие капельки его слюны красиво обрамляли тёмно-фиолетовый укус, и Гермиона сама невольно залюбовалась этим, чувствуя лёгкое, но неприятное покалывание, когда её прервали, подняв за подбородок и нежно поцеловав, покусывая нижнюю губу.
— Чёрное озеро ночью особенно красиво, не правда ли? — пробормотал Том ей в губы, когда они оторвались друг от друга.
Она заулыбалась, глядя в его сверкающие, почти чёрные глаза, в которых плескались восхищение и нежность, заставляя Гермиону каждый раз терять голову и сходить с ума от яростно бьющегося сердца.
— Я никогда не приходила сюда ночью, — призналась она, припав к разгорячённой груди своего парня.
Том задумался — Гермиона поняла это по его еле уловимому дыханию, — и спустя полминуты развернул её лицом к озеру, не выпуская из объятий.
Гермиона завороженно смотрела на блестящую, призрачную гладь, освещённую лунным сиянием. Небесные звёзды полностью осыпали поверхность озера, почти не оставляя за собой свободного места, а деревья отбрасывали собственные тени, расплываясь до середины.
— Это... очень красиво, Том.
Он поцеловал её в макушку и пробормотал:
— Вот и я так думаю, любимая.
Я помню, как озабочен ты был, когда я забыла свою шапку в гостиной Гриффиндора, торопясь в Хогсмид на встречу с тобой, ведь мы договорились встретиться уже там, потому что тебе, любимый, надо было зайти в «Дэрвиш и Бэнгз».
Ледяной ветер яростно развивал её волосы, заколотые с двух сторон заколками, и хлестал по румяным щекам, вынуждая невольно сощурить глаза, пока она шла до «Сладкого королевства» — места, где Гермиона должны была встретиться с Томом, — весьма прилично опаздывая.
Еле передвигая ноги, обутые в удобные сапожки, по сугробам, она практически дошла до «Королевства», когда сильные руки развернули её к себе, и она ударилась лбом о грубую ткань пальто.
— Где тебя носило, Гермиона, целых полчаса? — прошипел Том, глядя на неё сверху вниз. Яростный огонёк блеснул в его бездонных глазах, напугав девушку.
Дрожащими от холода пальцами она сжала ткань его пальто, сминая в кулачках, и вскинула голову, напрямую встретившись с его взглядом. Глаза в глаза.
— П-прости, Том, я немного опоздала...
Её грубо прервали:
— Я заметил, — яростно выплюнул он.
Внезапно его лицо исказилось, а в глазах промелькнуло... беспокойство? Он внимательно осмотрел её, чуть отодвинув от себя. На его лице промелькнуло облегчение, быстро сменившееся хмуростью, и он резко спросил:
— Заболеть хочешь?
Гермиона захлопала глазами, недоумевая, зачем он это спросил, когда макушкой почувствовала резкий порыв ветра и поняла, что забыла об отсутствии шапки, стоило ей столкнуться с Томом.
— Ой.
Брюнет ещё сильнее нахмурился и, покачав головой, снял свою шапку, выставив на всеобщее обозрение блестящие чёрные пряди, забавно взъерошенные сейчас. Он надел её на Гермиону, натянув ткань так, что она практически закрывала её глаза, что принесло девушке некоторый дискомфорт.
— Ага.
Покраснев ещё сильнее, насколько это было возможно, она посмотрела на него из-под опущенных ресниц и поблагодарила, застенчиво улыбнувшись:
— Спасибо, Том.
Риддл сжал губы в тонкую полоску и, окинув взглядом Гермиону еще раз, убедившись, что она больше ничего не забыла, взял ведьму за руку, крепко сжав хрупкую ладонь.
А ещё я помню, как мои друзья были против того, что мы встречаемся, активно уговаривая меня бросить тебя, любимый. Глу-пы-е.
— Гермиона, неужели ты не видишь, что он просто сумасшедший ублюдок, который манипулирует тобой? — сердито спросил Септимус Уизли, откинувшись на спинку дивана и скрестив руки на груди.
Гермиона чувствовала, как напряжена магия Септимуса, и натянуто ответила:
— О чём ты?
Уизли взорвался и, больно впившись пальцами в её плечи, прорычал:
— Не строй из себя дурочку, Гермиона. Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду.
Гермиона ещё больше напряглась, когда Септимус коснулся скользкой и очень опасной темы, и осторожно спросила:
— Плакса Миртл?
— Да! — рявкнул он и отпустил Гермиону, вернувшись в прежнее положение. — Я уверен, что это Риддл убил её.
Мысленно проклиная себя уже в тысячный раз, из её рта полился яд, отравляя воздух вокруг, и она вновь скормила очередную ложь своему лучшему другу, чувствуя глубокое отвращение к самой себе:
— Том не делал этого, — твёрдо сказала она. — В тот момент, когда её... тело нашли, мы с Томом были на дежурстве, и ты это прекрасно знаешь.
Он смерил её долгим, тяжёлым взглядом.
— Я доверяю тебе, Гермиона, — не стоит, — но совершенно не доверяю ему. Прости, что снова поднимаю эту тему, но... ты точно уверена в нём?
Грейнджер немигающим взглядом уставилась на рыжего парня, чьё выражение лица сделалось вмиг несчастным, и она поспешно отвела его, стыдясь смотреть другу в глаза.
— Гермиона, я думаю, что Септимус прав, — подала голос Эмили Лонгботтом — девушка Септимуса, всё это время молчаливо сидевшая в кресле напротив камина. — Хотя бы вспомни, как он проклял когтевранца на втором курсе. Мерлин, втором. И это, насколько я помню, была совсем не та безобидная магия, которой нас обучали.
Грейнджер потёрла переносицу и посмотрела на подругу, что сидела от неё в радиусе нескольких футов.
— Я помню это, Эм, прекрасно помню.
Лонгботтом перебила её:
— Но это совсем не помешало тебе общаться с ним даже тогда!
— Мы все уже давно выяснили, что Том случайно проклял Морти, не действуя не из каких... плохих побуждений. Просто выброс магии.
На самом деле, это действительно был выброс магии, но нисколько не случайный. Том полностью контролировал свою магию и силу, но друзьям не стоит об этом знать.
— Случайный выброс магии?! — вскрикнула Эмили и вскочила из кресла, из-за чего на пол упало две маленькие подушки, которые она теребила прежде.
Да, — спокойно ответила Грейнджер, содрогаясь от собственного тона, — и на этот раз мы действительно закроем тему.
Но особенно сильно мне запомнился наш с тобой недавний разговор и, к несчастью, последний.
Гермиона с нескрываемым страхом осматривала разные по форме и размеру склянки, стоящие на точно таком же столе, что они с Томом делили, как и другие дети, в кабинете профессора Слизнорта. Посмотрев чуть левее, она заметила котёл, который стоял практически за столом, не полностью скрытый от глаз. Сглотнув, Гермиона медленно перевела взгляд на Тома. Увидев его мягкую, практически утешающую улыбку, ей захотелось нервно хихикнуть, потому что успокоиться не представлялось возможным.
— Не бойся, милая, мы не будем использовать это.
Она начала нервно теребить пуговицу, делающую её мантию закрытой. Ну и ладно, если случайно выдернет — пришьёт обратно. Верно, ведь?
— А, — она прочистила горло, когда звук получился слишком сдавленным, и вновь попробовала сказать: — Я... не читала про Обряд, потому что отдала ту книгу тебе. Ты будешь использовать заклинания? Что-то типа... Связывающих чар? И я говорю не об Инкарцеро.
Риддл кивнул, довольный её сообразительностью.
— Ты совершенно права, любимая, впрочем, как и всегда, — пробормотал он, и в его глазах появился маниакальный блеск, когда он выудил из школьной сумки свой дневник, на обложке которого было напечатано золотистыми буквами «Том Марволо Риддл».
— Будущий крестраж...
Гермиона сказала больше себе, нежели Тому, но он прокомментировал:
— В яблочко.
Она перевела взгляд с дневника, который Том положил на тот самый стол, где всё еще стояли склянки, и начала нервно переступать с ноги на ногу, чувствуя, как паника невероятно быстро разрастается в груди. Грейнджер посмотрела на Тома, который теперь облокачивался о стол, сложив руки на груди, всем своим видом показывая нетерпение. Что невероятно жутко бесило Гермиону, но она не признается об этом даже под страхом смерти.
Вспомнив, как Риддл когда-то — вообще, постоянно — говорил о том, что считает людей, показывающих свои страхи, слабыми и ничтожными, мгновенно спрятала животный страх за безразличной, даже скучающей маской, затолкав дурацкое чувство глубоко-глубоко в сердце, чтобы вообще больше никогда его не чувствовать. Ради Тома она готова сделать это, даже если ей придётся умереть... хоть и временно.
— Волнительно, не правда ли?
Услышав вопрос, который вырвал её из размышлений, она глубоко вздохнула и кивнула, растянув уголок губ в подобие усмешки. Риддл цокнул и, оттолкнувшись от стола, медленно пошёл к неподвижно стоящей, словно застывшая статуя, Гермионе, хищно разглядывая девушку с головы до пят.
— Ты очень смелая девушка, Гермиона, — произнёс он, остановившись в нескольких дюймах от неё, — но ты можешь не скрывать свой страх, когда рядом со мной. Я же вижу, как ты волнуешься, — он нежно погладил её щеку.
С лица Гермионы моментально слетела маска, и она недоверчиво посмотрела на него.
— Ты же... ты же сам говорил, что люди, показывающие свои страхи другим, не больше, чем ничтожества.
Том пристально посмотрел её в глаза, снова затягивая в любимый ею водоворот. Брови парня взлетели вверх.
— Они — да, а ты... они не стоят даже твоей реснички, поэтому никогда больше не смей сравнивать себя с ними, — он невесело усмехнулся, пробегая глазами по её лицу, будто бы вбирая каждую чёрточку, каждую линию и изгиб девушки.
Скользнув взглядом по её губам, он не удержался и оставил почти болезненный поцелуй, отчаянно вжимая свои губы в её. Когда он оторвался, Гермиона тяжело дышала, пытаясь успокоить дыхание и разбушевавшееся сердце, отбивающее чечётку у неё в груди, бешено стуча о рёбра.
— Ты готова? — наконец спросил он.
Она с готовностью кивнула:
— Да.
— Сделаешь это для меня?
— Да.
Том улыбнулся ей той самой искренней улыбкой, которую она любила больше всего на свете, но сразу же убрал её, лишив девушку заслуженного удовольствия.
— Хорошо.
Том отступил от неё, сделав несколько шагов назад. Затаив дыхание, Грейнджер наблюдала за тем, как будущий Тёмный Лорд достал свою палочку и, покрутив её между большим и указательным пальцами, невербальным заклинанием начал выжигать на каменном полу руны по кругу. Он на секунду закрыл глаза, а из его носа дорожкой пошла кровь, образовав пару кровавых капель на идеально белом воротнике. Сжав левую руку в кулак, Том сильно зажмурился, но распахнул глаза и продолжил уже с удвоенной силой, заканчивая выводить последнюю руну.
Когда Риддл опустил палочку, Гермиона пробежалась глазами по рунам, сразу же переведя написанное на английский — «После смерти», и подошла к Тому, который слегка пошатнулся, держась обеими руками за виски, придержав его за локоть. Погладив второй рукой его плечо, она тихо спросила:
— Сильно больно?
Он помотал головой, сразу же зашипев после этого действия. Постояв так пару минут, Том открыл глаза, осмотрев проделанную работу слегка мутными взглядом, и хрипло пробормотал:
— Терпимо, — он посмотрел на неё, и Гермиона провела дрожащей рукой по его мягким волосам. — Любой ритуал требует жертв, в том числе и со стороны проводящего, — он рвано втянул в лёгкие воздух, убирая руки Гермионы. — Встань в центр.
Гермиона послушно подошла к кругу и встала в центр, сцепив руки за спиной; руны тот час же поочерёдно заискрились золотом, создавая и отбрасывая тени.
— Они подпитываются твоей магией, Гермиона. Спустя некоторое время ты можешь почувствовать магическое истощение, которое будет сопровождаться сильным головокружением и тошнотой, но ни в коем случае по выходи из круга, поняла меня?
Грейнджер кивнула, всё еще завороженная сверкающим светом.
— Отлично.
Том навёл чёрную палочку на круг и монотонно пробормотал заклинание на латинском, которое Гермиона не смогла расслышать, и из выбранной им руны медленно «побежала» золотистая нить, постепенно набирая скорость, пока руна окончательно не опустела и не вспыхнула зелёным огнём, меняющим свой цвет от изумрудного до серебряного. Грейнджер почувствовала небольшую головную боль, но ещё сильнее её смутило то, что магия начала «ускользать» от неё, по мере того, как Том забирал её силу. Потеряв ту нить, прочно соединяющую девушку с магией, она рухнула на каменный пол, завыв от нестерпимой боли. Она чувствовала, как жизнь утекает из её вен, и ещё сильнее забилась в агонии, когда Том закончил первую часть ритуала, больше не чувствуя приятного покалывания в подушечках пальцев и ощущения целостности. От неё словно оторвали огромный кусок, заменив его раскалённым свинцом, выжигающим её плоть изнутри.
Глотая солёные слёзы, она сквозь мутную пелену посмотрела на Риддла, теперь возвышающегося над ней. Парень подошёл к столу, стоящему неподалёку, и коснулся заряженной магией палочкой дневника, который сразу же яростно вспыхнул тем же зелёным огнём, жадно поглощая кожаный переплёт. Но он, вопреки ожиданиям Гермионы, не сгорел, а лишь громко зашипел, забившись в конвульсиях, и уже через несколько минут сбросил с себя магическое пламя, замерев как прежде.
Осталась последняя, и финальная часть.
Том отвернулся от дневника и медленно подошёл к лежащей на каменном полу Гермионе. На губах его растянулась зловещая улыбка, а в глазах зажёгся безумный огонь, когда он полностью осмотрел девушку и сел рядом с ней на корточки, не заходя за ритуальный круг. Со слезами на глазах она посмотрела на брюнета и еле слышно прошептала:
— Он...
— Он ещё не создан до конца, но начало уже положено.
Том провёл ладонью по лишившейся всякой краски щеке девушки, нежно оглаживая выступающую скулу холодными костяшками.
— Ты невероятно смелая, моя маленькая гриффиндорка, прямо под стать своему факультету. Ты же поможешь мне совершить обряд до конца, Гермиона?
Не в силах сказать, она медленно кивнула. Улыбка Тома стала невероятно нежной, когда он прошептал, притянув её лицо к своему:
— Умрёшь за меня?
— Да, — хрипло простонала она, глядя в омут его глаз.
Он провёл большим пальцем по её пухлым губам, чуть приоткрыв их.
— Я обещаю, что верну тебя к жизни, моя девочка. Ты не посмеешь гнить под землёй, оставив меня одного, поняла? — в словах Тома слышалась угроза, и Гермиона опять кивнула.
Прикоснувшись к её губам в мимолётном, едва уловимом поцелуе, он приложил палочку к рёбрам Гермионы и прошептал прямо в её уста:
— Авада Кедавра.
Ты обещал, Том.