Зачем беспокоить усопших?

Человек умирает не тогда, Когда перестаёт биться его сердце, А тогда, когда о нём забывают те, Кто его любили.       Утром той субботы Эдди Каспбрак проснулся рано. В лицо подул свежий ветерок из открытого на ночь окна. Спешить в выходной день было некуда, но не валяться же до обеда, поэтому, окончательно избавившись от мыслей о сне, Эдс не спеша встал, заправил постель, оделся и побежал умываться. Никогда раньше он особо не любовался собой в зеркале, однако сегодня парень сделал исключение и долго лучезарно улыбался самому себе, корчил рожицы и высовывал язык. Астматик мило рассмеялся. Пускай его детский голос ещё не был сломан, казалось, Эдди очень повзрослел: стал гораздо выше, набрал вес. «Вот буду совсем-совсем большим, стану космонавтом! Там меня никакие микробы не найдут!» — подумал он тогда. А ещё на дворе стоял май, солнечный и тёплый, и маленькое личико Эдди украшали симпатичные рыжие веснушки. Добрый наивный мальчик. А ещё опрятный и аккуратный, так что не привести себя в порядок с утра было бы преступлением. Эдс как следует почистил зубы, причесался и только после этого занялся завтраком. Он приготовил бутерброд с сыром и стал размышлять о заполненности стакана горячего чая. Этим мыслям, однако, помешал один из друзей астматика — Ричи Тозиер. Этот неугомонный шутник и болтун схватил первую попавшуюся палку и начал упорно стучать ей в окно на кухне Эдди. Глухой звук удара ветки о стекло быстро обратил на себя внимание Каспбрака, и тот оторвался от еды. Увидев за окном Ричи, он не был ни капли удивлён. Кто бы ещё до такого додумался? Эдс стал усиленно крутить пальцем у виска, на что Тозиер обиженно покачал головой и отбросил палку в сторону. Эдди широко распахнул форточку и крикнул: — Ты чего делаешь, ирод?! Окно мне вздумал разбить?! Или заняться с утра пораньше больше нечем?! — А тебя, я так понял, уже успела какая-то бешеная оса в задницу ужалить? Ты чего злой такой, Эдс? Я уж думал, ты там заснул от чрезвычайно "увлекательных" разговоров с едой, — широко улыбаясь, ответил Ричи. — Ты в дверь не мог постучать, как все нормальные люди? Я, может, ещё в кровати лежал и видел сны про пушистых овечек! — Тогда я бы стучал в спальню. — Пф, да откуда тебе было бы это знать? — хмыкнул Эдди. — Я всё про тебя знаю, дорогой, — хитро ответил Тозиер. — И когда ты ещё спишь, и когда уже завтракаешь. — Может, ты ещё знаешь, когда я дрочу? — съязвил астматик. — Конечно, Эдс. Как ты снимаешь свои красные шортики и начинаешь душить живущего там Солида Снейка, я чувствую лучше всего, — выдал Ричи и хихикнул. — Так, всё, мне это надоело! Чего ты припёрся в такую рань? — Об одном клёвом месте узнал. Выходи — расскажу. — Даже не позавтракав? Раскатал, блин, губу! — Да потом наешься! Там такое! — протянул Тозиер и взмахнул руками над головой. — Ладно, Ричи, твоя взяла. Заинтриговал, гадёныш. — Давай, родной, жду, — ухмыльнулся шутник напоследок. Эдди захлопнул форточку, положил недоеденный бутерброд в поясную сумку про запас, сделал ещё пару глотков чая и поспешил запастись самыми нужными медикаментами. Из своей аптечки он захватил пару бинтов, антисептик, а главное — свежий ингалятор. Ибо мало ли, куда балабол решил затащить его на этот раз. «Наверняка опять какие-нибудь тупые аттракционы или ещё какая-то хрень», — решил астматик, пока закладывал всё. Но, увы, ошибался. И лучше бы это действительно были безобидные американские горки или ещё что-либо весёлое. Потому что Тозиер звал Эдди в совсем не радостные дебри, а как раз наоборот. Дебри, где веселиться дозволено только мёртвым. Живым можно лишь скорбеть. Астматика ненадолго напрягло ещё и то, что Ричи никогда раньше не называл его "дорогим" и "родным", но тот не придал этому никакого значения. Его вездесущая мать ещё спала, поэтому Эдди мог в кои-то веке спокойно уйти из дома. — Ты бы ещё зимой вышел, — проговорил Ричи, сидевший на скамейке в ожидании друга. — А потом сказал бы: «Сейчас, переоденусь только!» и опять пришёл бы летом. А затем снова: «Сейчас, сейчас!» и вернулся бы к зиме. А потом… — Ай, заткнись! — перерезал его астматик. — Если я заткнусь, милый Эдди, ты так ничего и не узнаешь. — Не называй меня так! — разозлился Каспбрак, которому уже успели осточертеть эти прозвища. — Ну и что это за "клёвое" местечко? — Не кипятись, ты не чайник! Вон пар из ушей валит! — продолжал шутить Тозиер. — Слушай, давай по делу, иначе я с тобой вообще никуда не пойду! — Ладно-ладно… Короче, мне Бен недавно дал поглядеть целую стопку старых газет о нашем штате. Унылая фигня, если честно. Ну, кроме одного. Иначе я бы и не пришёл. В статье, которой лет так тридцать, говорилось про некое кладбище домашних животных. Там ещё ошибки нарочно сделаны, мол, это дети маленькие писали. И кладбище это по всему очень древнее, потому что им якобы ещё индейцы пользовались. Звались, знаешь, как? Микмаки! Ещё бы "макаки"! Вот такое название им бы больше подошло! — залился звонким смехом Ричи и стал пародировать настоящую обезьяну, прыгая на четвереньках вокруг Эдди и издавая соответствующий звук: «У-у-у!». Астматик вздохнул, закатил глаза, сложив руки на груди, и недовольно сказал: — В общем, как я понимаю, ты решил очередным плодом своей больной фантазии меня разыграть, верно? — А вот и нет! — воскликнул Ричи, возвращаясь к человеческому облику. — Я тебе докажу, что есть это кладбище! — Ну и как же? — с недоверием ответил Каспбрак. — Ты пойдёшь туда со мной. Нам крупно повезло — оно недалеко совсем. Здесь полчасика максимум по шоссе. Я покажу. Оглянуться не успеешь — уже там будем! — Ты дурак? — сделав максимально круглые глаза, задал другу вопрос в лоб Эдди. — Тебе моча в голову ударила, что ли, переться на это кладбище? Чего нам делать там? Тебе надо, ты и иди, а я предпочту избежать компании звериных трупов. — Ну идём, Эдс! Круто будет, обещаю! И опасно. И это ещё круче! — Что крутого в кладбище за тридевять земель, Тозиер? А в конце, конечно же, окажется, что его вообще не существует, да? — Да есть оно, есть! Пойдём, я тебя прошу! Увидишь сам! — умолял Ричи, топая ногами и изо всех сил давая понять, что это не очередной розыгрыш и ему можно верить. — Господи, блин!.. — Эдди тяжело выдохнул. — Ладно, хорошо, я иду с тобой. Так и быть. Но если ты снова навешал мне лапши на уши, то это последний раз, когда я тебе поверил, усёк? И поклянись, что я об этом не пожалею. — Клянусь! — радостно ответил Тозиер. — Ну, пошли!       Ричи крепко схватил астматика за локоть и быстрым шагом повёл к трассе. Разумеется, кладбище интересовало его в последнюю очередь. На самом деле балаболу хотелось в необычном месте признаться астматику в чувствах. Ещё с детства Тозиер на кладбищах чувствовал себя как-то более уверенно и комфортно. Никакой суеты, можно думать о вечном. Читаешь имена, даты, всматриваешься в портреты. За каждым камнем — история жизни и смерти. Тяжело осознавать, что когда-то мы все окажемся в могиле. Когда маленьких детей, не поживших толком, уже кладут туда — самое больное. Но каким бы человек ни был, в конечном итоге всех уравняет смерть. Ричи давно нравился Эдди, но балабол очень сомневался во взаимности и опасался негативной реакции остальных ребят. Идея пойти на кладбище изначально не понравилась астматику, однако Тозиер решил, что такое приключение их сблизит, они побывают в новом месте, узнают друг друга лучше, побудут наедине, отдохнут немного от товарищей. Да и куда теперь было отступать? По пути к шоссе Ричи проявлял к Эдди знаки внимания: обнимал за плечи, улыбался, нежно брал за руку. Эдс не отвергал этого, но и не отвечал особо. Просто как-то неоднозначно смотрел на друга, мол: «Чего это ты?». Оба иногда краснели и, смущаясь, отводили взгляд. Тозиер задумчиво поправлял очки, сдвигая их указательным пальцем с кончика носа ближе ко лбу, а Каспбрак убирал рукой с лица густые каштановые волосы, которые ворошил ветер, и они начинали мешать видеть дорогу. Как бы то ни было, в любви главное — взаимность. Когда любит лишь один — это болезнь. В этой истории, как полагается всем добрым сказкам, любовь взаимна. Балабол, на самом деле, был очень даже симпатичен астматику. Эдди всего лишь боялся, что его в этом заподозрят, особенно мама, поэтому продолжал относиться к Ричи грубовато и никогда не смеялся над его шутками. Страшно представить, что мать сделала бы с Эдсом, если узнала, что он любит другого мальчика. Вообще, бесшабашность Тозиера астматик не поддерживал. Он всегда считал, что ему очень пошла бы серьёзность и ответственность, строгие костюмы и разговоры о высоком, а не шутки про мамок. В тайне от всех, засыпая поздними вечерами в своей постели и крепко обнимая подушку, Каспбрак часто представлял балабола именно таким — джентльменом, с которым он с гордостью встречается уже пять лет и с которым готов заключить крепкий и счастливый брак. Его партнёр теперь не балабол Ричи, а официально Ричард Тозиер. Эх, мечты, мечты… Да и, конечно, кто бы вторгся в мысли, возникающие у каждого из нас перед сном? Реальность, тем не менее, привычно всеми силами старалась не соответствовать нашим желаниям. Но так ли это ужасно? Ведь тогда нам есть к чему стремиться, менять себя и окружающих в лучшую сторону. Нет в нашем мире ничего идеального, но всегда можно стать чуточку добрее, умнее, храбрее…       Наши герои тем временем уже пришли на трассу. Ричи первым делом предупредил друга: — Вот оно, шоссе. Теперь осторожно, Эдс. Машины вообще тут проезжают редко, но уж если несётся какая-нибудь махина, то держись. Идём. — Почему мы на велосипедах не поехали? — спросил Эдди, потому что устал идти пешком. — Ну, потому что… — Ричи замешкался. Его сердце застучало чуть быстрее. — Я переживаю за твоё здоровье. Надо иногда разминать ноги, знаешь ли. — Они у меня сейчас отвалятся! «Всего полчасика, и будем на месте»! Мы уже битый час минимум идём! Учти, я начинаю жалеть, что пошёл с тобой! Ты сам хоть знаешь, куда нас тащишь?! И с каких пор тебя в принципе волнует моё состояние?! — раскричался астматик. Из-за такой бурной дискуссии ребята не заметили стремительно приближающийся грузовик "Оринко". Это исчадие ада, как назло, неслось почти неслышно и быстро, а противный водитель вместо того, чтобы смотреть на дорогу, писал кому-то сообщение на телефоне, умудряясь при этом слушать метал на полную громкость. — С каких пор я не имею права о тебе беспокоиться? — возразил Тозиер. — Если бы это действительно было так, ты бы меня сюда не потащил! Вот вдруг из тех кустов сейчас выскочит какой-нибудь огромный медведь или бешеная лисица и рванёт на нас! Ты скажешь: «Всё нормально, это для профилактики!», да?! Или что ты сделаешь?! Кого ты из себя строишь, Ричи?! Чего ты добьёшься этим, скажи! Ты просто тратишь моё время и нервы — всё! А если нас сейчас грузовик перее… Рич! Расстояние между махиной и Ричи составляло ничтожные несколько метров. Каспбрак, к счастью, среагировал мгновенно, будто предсказав трагедию и тут же собственноручно её предотвратив. Пока Тозиер с ужасом в глазах смотрел самой смерти прямо в лицо, не в силах пошевелиться, Эдди схватил его за рубашку и с силой потянул на себя. Грузовик пронёсся в добром, наверное, сантиметре от ребят. Оба повалились на землю, когда машина умчалась далеко вперёд, оставив после себя лишь облако пыли и свист в воздухе. Без разбитого всмятку тела мальчика в очках. Балабол валялся с широко открытыми глазами и тяжело дышал, пытаясь переварить то, что сейчас произошло. Он похлопал себя руками по туловищу, видимо, сомневаясь в том, что жив. Эдди подполз к нему на коленях, взял за плечо и обеспокоенно спросил: — Ричи, ты как? Балабол взглянул на астматика и ничего не ответил. Через несколько секунд он злобно оскалился и больно ударил кулаком Каспбрака по челюсти. Эдс никак не ожидал такой реакции. Какого чёрта? Он только что спас другу жизнь, а тот вместо благодарности его бьёт. Да и разве мог Эдди поступить как-то по-другому? Если бы Ричи сейчас разорвало на части и протащило по трассе — это было бы хорошо? Что Каспбрак делал бы без него? Шёл бы вперёд по шоссе и на протяжении нескольких десятков километров собирал его одежду? Сначала один ботинок, потом второй, шорты, очки… Если бы от последних, разумеется, хоть что-то осталось. Именно так. Астматик отдалился от друга на несколько метров, непонимающе смотря на него и держась за раненое место рукой. Ничего холодного рядом не оказалось. Будет синяк. — Идиот, что ли? — наконец произнёс балабол очень грубым тоном. — Спокойно сказать нельзя было? У меня рубашка вся испоганена теперь! Каспбрак удивился ещё сильнее. Ричи в кои-то веке говорил абсолютно без юмора. Напротив. Но не такой серьёзности он от него ожидал. — Тозиер, ты… с-с-сука! — слабо, но также рьяно сказал Эдди, почти заплакав. — Если бы не я, твои кишки сейчас были бы размазаны по этой грёбаной дороге, придурок! — по щекам астматика уже текли слёзы. На лице Ричи будто бегущей строкой значилось "Прости". Каспбрак, пошатываясь и дрожа, встал на ноги. — Только за рубашку и переживаешь, да, гнида? А на меня и других людей тебе плевать! — укоризненно произнёс Эдди, развернулся и пошёл назад. — Без меня ты не дойдёшь до дома! — дрожащим голосом крикнул Тозиер ему вслед, тоже поднимаясь с земли. — Ты не запомнил путь! Эдс посмотрел на Ричи, обернувшись через плечо. Балабол тоже плакал. Слёзы из его глаз медленно скатывались с лица и едва слышно падали об асфальт. Плюх. Пауза. Плюх. Пауза. Плюх. Пауза. Каспбрак сорвался с места, побежал к другу и крепко его обнял. Тозиер прижал Эдди к себе, потрепал по волосам и прошептал на ухо: — Прости… — Ричи, пожалуйста, пойдём домой… Я не хочу на это кладбище… — чуть слышно сказал астматик, рыдая в рубашку друга. — Эдс, родной, нельзя… Мы не можем возвращаться назад на полпути… Если уж идти, то доходить до конца, верно? — ответил балабол и взглянул товарищу в глаза, слегка улыбнувшись. Эдди кивнул. Тозиер наклонился и нежно поцеловал место, которое ударил несколько минут назад. Оба вскоре успокоились и оставшуюся часть пути шли молча, держа друг друга за руки.       Через полчаса ребята наконец добрались до населённого пункта. — Смотри, дома! — сообщил астматик, легонько толкая Ричи локтем в бок. — Да, почти пришли. Ещё немножко. На крыльце одного из домиков герои заметили старичка с сигаретой и банкой пива. Они решили, что будет неприлично просто пройти мимо и подошли поздороваться, однако мужчина их опередил: — Приветствую, молодые люди. Зовите меня Джад. Я вас раньше никогда не встречал. Вы неместные? — проговорил Крэндалл со своим акцентом, застенчиво улыбаясь. — Добрый день, — почти одновременно сказали парни. — Я — Ричи, а это мой друг — Эдди, — сообщил Тозиер, показывая сперва на себя, а потом на астматика. — Больше всего на свете он боится микробов. А вот его мамаша… — Ричи, заткнись! — оборвал его Эдс. Джад по-доброму рассмеялся. Он совсем не выглядел и не вёл себя так, будто ему действительно за восемьдесят. С мальчиками он быстро и легко нашёл общий язык, словно был с ними одного возраста. — И издалека вы? — спросил Крэндалл. — Из Дерри, — ответил Каспбрак. — До сюда часа полтора пешком идти примерно. — Ясно. Так что же вас к нам привело? — Ну, мы идём на к… — Т-с-с! — Тозиер зажал рот астматика ладонью. — Мы просто гуляем! Джад усмехнулся: — Хорошо, только не ходите на кладбище домашних животных. Это тайное место, и хочется поделиться с кем-нибудь этой тайной, найти причины… они кажутся правильными, но основная причина в том, что хочется это сделать. Или приходится. Знаете, здесь через дорогу дом моего хорошего друга. У него замечательная семья. Пойдите-ка познакомьтесь. Его имя — Луис Крид, он врач, — рассказал Крэндалл. — Конечно, Джад, так и сделаем, прямо сейчас! Спасибо! До свидания! — крикнул балабол, пятясь обратно к дороге и уводя за собой Эдди, всё ещё не давая ему ничего сказать. Наконец Тозиер убрал руку. Астматик глубоко вдохнул и проговорил: — Ты меня чуть не задушил, умник! — А тебя за язык тянули? Не надо никому об этом знать! — буркнул Ричи. — Я так и думал! Что там за страшная тайна? — Да не знаю я! Пошли, поговорим с этими Кридами — и на кладбище наконец. — А чего ты ту газету с собой не взял? Велика ноша? — Да по что тебе? Таскал бы я эту макулатуру в заднем кармане, пятую точку бы натёрло… — Ричи, ты от меня что-то скрываешь. Много всего, как я успел понять, — в конце концов признался Каспбрак. — Да не прячу я ничего! Там обычное кладбище! — И зачем нам сегодня было столько времени сюда идти? По дороге тебя чуть не переехал грузовик, если ты вдруг забыл! Я верю, что оно есть. Тебе достаточно этого? Почему ты обязан был делиться со мной этой тайной? У тебя есть причина, так? Какая, говори! — Эдс… ты поймёшь. Я всё объясню, когда мы туда придём, обещаю. Пошли к Кридам. Каспбрак поморщился, но согласился. Ребята перешли дорогу и увидели, как семья из четырёх человек выходит из своего дома на прогулку. — Здравствуйте, Луис! — крикнул Тозиер. — Привет, — ответил врач. — Кто вы, ребята? Я вас в первый раз вижу. Переехали сюда? Откуда меня, кстати, знаете? — Нет, мы далеко живём. К вам случайно забрели. Симпатично здесь… А о вас нам ваш друг Джад рассказал, — объяснил астматик. — Ах, Джад… Ну, хорошо, знакомьтесь тогда: это моя жена Рэйчел, дочь Элли и сын Гейдж. — Мы Эдди и Ричи, — за двоих на этот раз ответил Каспбрак. — Очень приятно. Вы доктор, так? — Да. — Здорово! — воскликнул Эдс. — А что такого? — спросил Луис. — Просто он астматик, — влез Тозиер. — Знали бы вы, сколько у него всяких пилюль дома… — Что ж, благодарю, — улыбнулся Крид. Гейдж в это время кружил вокруг ребят и тараторил: «Пук-какашка! Пук-какашка!». Из-за угла дома показался кот и стал таращиться своими яркими зелёными глазищами на Эдди. — Ваш питомец? — поинтересовался балабол, кивая в сторону зверя. — Это Чёрч! — радостно ответила Элли. — Это мой кот! Чёрч вальяжно подошёл к астматику, покачивая из стороны в сторону пушистым хвостом, и начал рьяно тереться всем телом о ноги парня. Каспбрак присел на корточки и стал гладить кота, на что тот ответил довольным громким мурлыканьем. От животного плохо пахло, и его шерсть на ощупь была уж очень жёсткой и грубой, на что Эдди обратил внимание сразу и оповестил Кридов: — Луис, от вашего кота странно пахнет. И у него, кажется, что-то не так с шерстью. — Наверное, он испачкался где-то, — крикнула Рэйчел, укладывая вещи в багажник машины. — Милая, я сегодня вечером его помою, — ответил Луис. — Вы куда-то уезжаете? — спросил Тозиер. — Да, поедем за покупками всей семьёй, — рассказала Рэйчел. — Вы ведь не заблудились, мальчики? — Нет, мы просто прогуливались. Вернёмся домой, когда устанем. Не переживайте, всё хорошо, мы знаем дорогу назад, — объяснил Каспбрак. — Ладно. Но не вздумайте идти на кладбище домашних животных, к которому ведёт та узкая тропинка. Мы недавно приехали в этот дом, и по документам его территория принадлежит нам. Но делать там нечего, особенно подросткам без взрослых, — сказал Луис и подмигнул, улыбаясь. — На кладбище всегда должна быть тишина. Зачем беспокоить усопших? Это такое место, где должно быть спокойствие. Неожиданно Элли подбежала к Ричи и обняла его. — Ты чего? — спросил балабол у девочки. — Ты хороший, — весело ответила она, вцепившись в его рубашку. — Мило, — согласился Тозиер. Родители позвали дочь к себе. Она чмокнула Ричи в щёку и посеменила к машине. — Ты понравился девчонке, — подшутил Эдди. — Ой, заткнись! — с сарказмом ответил балабол. Оба улыбнулись и хихикнули.       Когда Криды уехали, а Джад с крыльца ушёл домой, парни быстро проскользнули на тропинку. По пути встречалось множество деревьев, ветки которых назойливо и неприятно били обоим по лицу. — Знаешь, Рич, я тут над словами Джада и Луиса подумал, — неожиданно сказал Каспбрак. — Чего в нём такого, в этом кладбище? — Вот же привязался! Любопытному на днях прищемили нос в дверях! Сейчас сам всё увидишь. Своими глазами. Через несколько минут ребят встретила выцветшая табличка "КлаТбище домашних жЫвотных". — Добро пожаловать, — торжественно произнёс Тозиер. — То, к чему мы с тобой так стремились целый день. — И правда, — опомнился астматик. — Солнце-то уже садится. Мы домой вернуться успеем? — Успеем. В крайнем случае у Джада заночуем. Сечёшь ведь, какой старик добрый? — Конечно, — согласился Каспбрак. — То-то. Ричи тут же расположился у одного из памятников, привалившись на него спиной, будто он в этом месте далеко не первый раз и чувствует себя как дома. А вот Эдди сразу стало как-то не по себе. Не любит он такие места. Покойники… Бр-р-р. Астматик начал рассматривать таблички. Многие из них тоже выцвели, на некоторых надписей не было вообще. На одной значилось "Котик Смаки — он был послушным". Каспбрак заметил огромную кучу валежника и спросил: — А там что, за валежником? — Есть вещи, Эдс, которые знать не стоит, — заумно объяснил Тозиер. — Ай, не говори как профессор, тебе не идёт. Балабол хмыкнул. — Ну, садись рядом, Эдди, — наконец произнёс он после долгой паузы. — Мне есть, что тебе рассказать. Астматик послушно уселся на траве рядом с другом. — Знаешь… я тебе соврал, — начал Ричи. — Когда сказал, что знаю о тебе всё. Да и кладбище это меня мало интересовало. Я, как ты понял, давно о нём знал. И бывал не раз. И не хотел я тебе ничего доказывать. — Тогда зачем? Зачем всё это? И откуда ты о нём узнал? — Ну, Бен рассказал. Откуда ещё? Когда только вступил в наш клуб. Ты же его знаешь, из книг исторических не вылезает. Я подробностями твою голову забивать не хочу. Ты прав был, да, нехорошее это место. О нём дети здешние заботятся, поэтому ухожено так. Так вот, Эдс, я знаю о тебе не всё. Я не знаю… что ты… чувствуешь ко мне… — нелегко, очень волнуясь, с некоторыми промежутками времени сказал Тозиер. — Ну… — Эдди покраснел. Он осознал — время пришло. Всё явно взаимно. Пора признаться. — Смотря, о чём ты… — Прости за то, что нагрубил на трассе. Я не хотел. Совсем. Понятия не имею, что со мной случилось, вообще. Но именно тогда произошло кое-что важное. Я убедился во взаимности, — тихо, глядя астматику прямо в глаза, произнёс балабол. — Рич, как я могу на тебя злиться, солнышко? Это ты прости меня… Я тебя как только не назвал тогда… И я тоже понял… Я тебя люблю. Тозиер широко улыбнулся. Господи, он счастлив. Как и Каспбрак. Оба долго скрывали чувства, боялись признаться, почти не надеялись на взаимность… — Ты хотел, чтобы мы вместе прошли этот путь, да? Это твоя причина? — спросил астматик. — Какой ты у меня догадливый! — ответил Ричи и рассмеялся. Эдди сделал первый шаг и осторожно поцеловал Тозиера в губы. Мягкий, сладкий вкус. Ричи крепко прижал уже партнёра к себе и шепнул: — Я так тебя люблю…       Романтическую обстановку вдруг нарушил мерзкий запах гнили и сырой земли. Ребята, разорвав объятия, обернулись. Оба застыли в немом ужасе. Дыхание стало прерывистым, глаза полезли из орбит, сердцебиение участилось, по телу побежали мурашки, на лбу выступили капли пота, охватил страх и холод. У Эдди тут же случился приступ, он стал задыхаться, полез дрожащими руками в сумку, схватился за ингалятор, поднёс ко рту и нажал на клапан. Кто же находился перед героями? А перед ними предстало НЕЧТО. Что-то новое. Что-то… страшное. На глазах парней появилась девочка. Буквально полутруп. На вид лет десять. На её теле было множество ножевых ранений, вырезано сердце, полностью выколоты глаза, на гениталиях было видно остатки чьей-то спермы. Ричи и Эдди истошно завопили и отползли от существа. Оно же заговорило с ними, обратившись к Каспбраку: — Эдди… — прохрипело нечто. — Иди ко мне… Иди к Хелен… — К-к-кто с тобой это с-с-сделал?.. — заикаясь, спросил астматик. — Тот, чьё имя для всех вас — синоним ужаса… «Ч.», — невольно пронеслось в голове Эдди. Ричи почувствовал себя лишним. Существо общалось явно только с его возлюбленным. Оно медленно потянулось своей искорёженной рукой к шортам астматика и осторожно расстегнуло на них ширинку. — Хочешь знать, какие ужасные вещи он делал со мной?.. Ни астматик, ни балабол не могли ни пошевельнуться, ни сказать хоть слово. Гнида будто заколдовала их, зачаровала своим пустым взглядом. В прямом смысле пустым. Оба лишь слегка вскрикивали и пищали, надеясь, что всё это им лишь мерещится, что всё неправда, что этого не может быть. Только когда сволочь посягнула на сокровенное — залезла внутрь шорт и начала прикасаться к члену Эдди, Ричи не выдержал и вскричал: — Он девственник! И избавлю его от этого звания только я! Он мой, тварь, мой, поняла?! Существо обратило внимание на Тозиера. Он со злостью пнул сволочь ногой, и та исчезла, словно её никогда и не было. Наступила полная тишина. Совсем стих ветер, замолкли насекомые, животные и птицы. Ричи лежал на траве и отходил от увиденного. Постепенно холод ушёл, и его заменило приятное тепло и покалывание в теле. Он повернулся к астматику. Тот неподвижно валялся лицом вниз. — Эдди? — обратился к нему Тозиер. — Эдс, ты чего? Давай, вставай! Ну вставай же! Эдс! Идём домой! Балабол перевернул бездыханное тело друга, и ужас вновь полностью его охватил. Каспбрак выглядел так же, как та девочка: без глаз, без сердца, куча порезов по всему телу… И кровь на шортах. Парня кастрировали.       Описать ощущения Ричи, пожалуй, невозможно. В голове мелькала трасса. Эдди спас его жизнь и отдал свою. Тозиеру снова стало до жути стыдно за то, как он тогда себя повёл. Если бы он знал, что всё будет так… На одно мгновение у Ричи возникла вполне естественная мысль похоронить Эдди на могильнике Микмаков, но она тут же улетучилась. У него не было ни лопаты, ни кирки, да и он прекрасно осознавал: они меняются. Это безумие. Если бы что-то пошло не так, Тозиер не нашёл бы в себе воли убить Каспбрака уже собственноручно. Во второй раз. Балабол винил только себя в смерти возлюбленного. Он не собирался винить в этом Бена или кого-то ещё, нет. Ричи мог бы признаться астматику в чувствах на светлой полянке с цветочками, где угодно, но только не на этом проклятом кладбище. Он готов был разрушить каждую могилу, но после осмысления смерти передумал. Ричи до последнего не верил в это. В такое нельзя поверить. Он едва успел почувствовать себя по-настоящему счастливым вместе с любимым человеком, и тут какое-то исчадие ада просто забирает его прекрасную душу с собой, оставив ему лишь пустую оболочку. Пришло, отняло самое важное в жизни и ушло! Больнее этого ничего не может быть. Тозиер, через силу улыбаясь, подумал, что сошёл с ума, это всё бред, ему это кажется или это всё просто ужасный сон, он проснётся утром и скажет Эдди всё как есть… Но, увы, то была реальность. Жестокая. Ричи не мог сдержать моря горьких слёз и скорби. Шуметь на кладбище нельзя, но крики отчаяния разрывали горло и стремились наружу. Тозиер ещё долго сидел в обнимку с трупом любимого, разговаривал с ним. Астматик и при жизни не выделялся высоким ростом, но теперь его тельце ощущалось совсем уж крошечным. Ричи говорил ему, как сильно любит, как винит себя, как жалеет, просил прощения за всё… Он понимал — у него не хватит ни физических, ни моральных сил унести Эдди отсюда. Да, ему следовало позвать Джада и Луиса, они бы помогли, но он не мог. Он не собирался говорить об этом вообще никому, хотя ужасная правда рано или поздно всё равно бы всплыла, и всем рассказать бы пришлось… Но сейчас об этом как-то не думалось. Ричи сказал Каспбраку на прощание своё последнее: «Я тебя люблю», — самое дорогое, что у него осталось и пошёл домой. Было очень больно, тяжело, досадно. Бросая тело, Ричи казалось, что он предаёт своего астматика. Они почти ничего не успели… По пути назад балабол не встретил ни одной живой души. Ни одной. Всю дорогу рыдал и кричал, бросался по сторонам. Он не мог принять, что возвращается один, а туда направлялся с другом, которому собирался признаться в чувствах, с которым должен был прийти назад уже парой, крепко держа его за руку… Но любимый так и остался на том кладбище. Родился, умер, номер участка — вот и вся жизнь. Добравшись до дома, Ричи свалился на кровать и ещё долго не мог заснуть. Ему снились те самые фантазии Эдди — то самое идеальное будущее. До сих пор неизвестно, что тогда случилось. Без Эдди Ричи почти не жил — душа ничего не желала. Потеря любимого человека его сломила. Балаболу не хватало звонкого смеха, солнечной улыбки и добродушного ворчания астматика. Стены квартиры давили чудовищным весом воспоминаний и вины. «На кладбище всегда должна быть тишина. Зачем беспокоить усопших? Это такое место, где должно быть спокойствие», — ещё не раз вспоминал Тозиер слова Луиса. До конца жизни Ричи пребывал в мрачном расположении духа, преследуемый мыслями о самоубийстве.