«Даже под волнами я буду держать тебя И даже, если ты ускользнешь, Я буду там, чтобы упасть во тьму И погнаться за твоим сердцем»
Терять дорогого человека — паршиво. Когда важную часть нити жизни отрезают невидимые ножницы, оставляя на том месте неумелый узелок, канва теряет былую прочность. В мире Бонни Беннет море нитей, но потяни за нить — за ней потянется клубок. И клубков таких непозволительно много для двадцатипятилетней девушки из Вирджинии: родители Елены, шериф Форбс, отец, бабушка, Джереми, Елена. Терять близких — больно, но боль эта фантомная. Она лишь в твоей голове, и создаёшь ты её сама, Бон. Отрекись и отпусти. Забудь о них. Это во благо ведь. И для тебя, и для их памяти. И Бонни отпускает. Но вот терять Энзо становится больно даже физически. Скорбь разрывает её изнутри, разливается по артериям, скребя по сосудам иголками, вышибает воздух из груди, приближая к асфиксии. Беннет кажется, что эта потеря — та самая, от которой оправиться не получиться никогда. Что жизнь изменилась навсегда. Что после эмоций, вызванных Энзо, почувствовать хоть что-то отдалённо похожее не выйдет. Что собственное существование без доверчивой улыбки, прячущейся в тонких губах, обрамлённых несколькодневной щетиной, бессмысленно. Сент-Джон когда-то сказал, что в ней — весь его мир. Теперь девушка искренне жалеет, что не ответила. Потому что это правда. Её мир — в карих глазах с искрой лукавства на дне зрачков; в блестящих угольно-чёрных волосах, разделённых на геометрически идеальный пробор; в хриплом голосе, произносящем это прикипевшее «любимая» с каждым разом всё нежнее. В нём — целая Вселенная, а без него Бонни и весь мир с его загадками и прелестями совсем не мил. Где он? Загробный мир для всех сверхъестественных уничтожен. Если бы он до сих пор существовал, Бонни, не раздумывая ни секунды, вызвалась бы добровольцем на звание почётного Якоря между измерениями, чтобы Вечность терпеть адскую боль от прохождения через себя неупокоенных душ, но всё же видеть рядом родные карие омуты. Ад также — совместными её с братьями Сальваторе усилиями — предан забвению. Где нашла своё пристанище душа Энзо? Непонятно, неизвестно, и от этого хоть вскрывайся — раньше пусть он и был мёртв, он был рядом, являлся ей в моменты слабости, когда поддержка была нужна особенно. Теперь не так. Теперь его последние слова — «живи полной жизнью» — вытатуированы у Бонни на сердце длинными витиеватыми линиями, прожигающими мышцу. «Живи», но как тут жить? Притворяться, что всё хорошо? Натягивая на лицо фальшивую улыбку, помогать Кэр с её школой? Делая вид, будто не завидуешь чужому счастью, являться на воскресные ужины в дом Елены и Деймона? Выслушивать праздные споры последних об имени их будущего ребёнка? Ловить на себе жалостливые взгляды Джереми, от которых, если честно, подташнивает? Нет. Бонни может быть и сломленная, но никак не жалкая. Поэтому она предпочитает сжечь мосты и сделать всё так, чтобы — впервые в жизни — было в её пользу, для её спокойствия и удовольствия. Она знает, что никто из друзей не одобрит. Но — Боже — ей так больно, что всё остальное уходит на второй план.«На моем пути сейчас не разочаровывайся во мне, И никто не знает, что принесет завтра. Эти усталые глаза никогда не будут отдыхать, Пока они не взглянут в твои»
Веки наливаются свинцом и становятся неподъёмными: Бонни рассеянно моргает и закрывает глаза, вдохнув полной грудью. Мысли очищаются, дыхание восстанавливается, в груди — пожар. Девушка чувствует каждую клеточку своего тела, что вздрагивает на секунду, а затем словно плывёт по тёплому завораживающему течению. Когда она вновь распахивает веки, мир вокруг меняется — покрывается плотной молочно-белой плёнкой, которая размывает контуры предметов, что окружает. Бонни судорожно вбирает носом воздух и оглядывается вокруг: всё та же комната, в которой она провела «золотое» время старших классов, когда ещё ни разу и не умирала. Теперь — в третий раз — можно и рекорд ставить. Она грустно усмехается и встаёт на ноги, через плечо оглядываясь на собственное тело: волосы разметались по подушке, застывшая улыбка на губах, руки сложены домиком на животе. Будто она просто решила дать глазам отдохнуть перед ужином. Но на тумбочке обязывающе лежат длинное письмо от руки и полупустой блистер каких-то таблеток. В третий раз умирать — правда-правда — уже не страшно. Только немного грустно, да и то не за себя. Но все сторонние мысли покидают голову Бонни, когда через приоткрытую дверь в комнату входит Энзо своей привычной самоуверенной походкой. И словно ничего не было. Словно Стефан не вырывал ему сердце прямо на глазах Беннет. Словно она не видела, как его труп, усыпанный лепестками нежных цветов, горел жадными языками пламени. Словно не было тех нескольких лет, когда Бонни ждала, что жизнь обретёт обещанный им смысл, но тщетно. Словно только сегодня он перенёс её на руках через порог отдалённого дома на севере Нью-Йорка и завуалированно пообещал жениться. Словно он жив. Безмятежная полуулыбка Энзо быстро сменяется обеспокоенным выражением, когда он переводит взгляд с бездыханного тела, лежащего на постели, на поджавшую губы Бонни, держащую руки за спиной. — Ты… умерла? — Его голос срывается. — Да, — спокойно отвечает девушка, поднимая подбородок выше. — Нет, — не верит Сент-Джон и подбегает к остывающему телу, пытается дотронуться, помочь, хоть что-то предпринять, но бессмысленно. — Нет-нет-нет, — как в жгучей лихорадке повторяет он. — Почему, любимая? — Именно поэтому, Энзо, — с плохо скрываемой горячностью отвечает Бонни. — Потому что без тебя, без твоей любви жить на том свете невыносимо. И как бы не просил жить дальше, ты не пробовал побывать в моей шкуре. Когда самый дорогой человек просто исчезает. Навсегда. — Повисает напряжённая пауза, прерываемая неровными вдохами парня, склонившегося над телом. — Посмотри на меня, пожалуйста. И он слушается. Сент-Джон поднимает подбородок, встречаясь взглядом с завораживающими тёмно-зелёными глазами, которые в свете лампы на прикроватном столике бликуют разными цветами, и сдаётся — срывается с места, покрывает расстояние в пару метров за доли секунды, хватает Бонни за запястья, прижимает к себе с неистовством, какому никогда не поддавался, и утробно сопит в ухо, от чего у девушки мурашки по спине пускаются. Кожа Энзо всё такая же тёплая и шершавая от струн гитары. Такая же, какой её помнит Беннет. Успокаивающая всем своим естеством. — Привет, Джульетта, — шепчет он и Бонни впервые за долгое время смеётся искренне. — Отвратительная шутка, — всё ещё улыбаясь, произносит девушка и наконец заглядывает в его глаза. Такие тёмные глубокие — почти бездонные — глаза. — Знаю, — спокойно соглашается Энзо, прижимаясь губами к её виску. — Спасибо, что нашла меня. — Иначе я не смогла бы жить, — отвечает Беннет, но заметив за собой каламбур поспешно добавляет: — Я влюбилась в вампира, с которым чувствую себя живой. С тобой я жива по-настоящему. Терять дорогого человека — паршиво. Попробуй тут поспорить. Но вот вопрос: эта потеря, она навсегда или просто выжидает момент, пока её найдут?«Нет, расстояние никогда не сможет нас разлучить. Нет ничего, чего бы я не мог сделать. Я найду свой путь обратно к тебе» Eric Arjes — «Find My Way Back»