There's something wretched about this

Февраль, 2006, Буэнос-Айрес. Кондиционер в квартире Мартина снова отключается, когда они готовятся к отъезду, и Андрес уже весь потный. Он вытирает лоб и закатывает рукава рубашки. — Просто сними ее, — бормочет Мартин, сидя на полу и просматривая свои книги. Он уже снял свою собственную футболку, и Андрес чувствует по этому поводу… что-то. Он полагает, что может считать себя бисексуалом, но его влечение к женщинам определенно сильнее. По крайней мере, физическое влечение. Обычно он выбирает себе женщин, основываясь на внешности, манерах и первом впечатлении. В Мартине же его в первую очередь привлекают личность и интеллект. А уже потом — его страсть и вихрь эмоций. Теперь же он начинает замечать его тело. Сначала глаза. Мартин может рассказать ему все своими глазами, каждую малейшую эмоцию. Когда он спокоен, его глаза естественно печальны, их уголки опущены вниз из-за тяжелых век, оттеняя синеву веером темных ресниц. Честно говоря, эти редкие минуты тихого покоя с Мартином для Андреса — самые тревожные. Он очень хорошо понимает отчаяние, страх, возбуждение, ярость, дикое счастье. Но он не может понять это спокойствие и то, как Мартин смотрит на него и прикасается к нему. Его руки сильны и грубы, не похожи на нежные ладони женщины, но его прикосновения самые ласковые, которые Андрес когда-либо испытывал. Теперь же он ловит себя на том, что желает этого. Точно так же он желает прикоснуться к спине Мартина, когда тот наклоняется над книгами. Андресу не нравится, что Мартин похудел, потому что пил слишком много алкоголя, много блевал и слишком мало ел. С другой стороны, ему любопытно почувствовать ребра, позвоночник, лопатки. Точно так же, как он ощупывал его бедра, покрытые засосами. Он может сделать это, он, конечно, может. Но ничто так не возбуждает, как напряжение. Он знает, что они вот-вот разобьются и сгорят; он хочет растянуть ожидание как можно дольше. Чтобы посмотреть, действительно ли они будут продолжать возвращаться друг к другу. Чтобы понять, насколько Мартин на самом деле безумен. И еще потому, что мысль о том, чтобы наконец-то заполучить Мартина, пугает. Он так глубоко погружается в свои мысли, что даже не слышит звонка в дверь. Он замечает, только когда Мартин встает и направляется к двери, и глаза Андреса следят за каждым его шагом. На этот раз аргентинская карма, которая, кажется, преследует Андреса, появляется в виде красивого темноволосого мужчины. Видя его, Мартин глубоко вздыхает, и мужчина хмурится, заглядывая в квартиру. — Кто это? — спрашивает он, кивая в сторону Андреса, который одаривает его улыбкой, потому что животные всегда показывают зубы, когда злятся. — Это мой друг, Андрес. — Привет, — говорит ему мужчина. — Я Луис. — Enchanté*, — отвечает Андрес и почти смеется, когда мужчина хмурится в замешательстве. Мартин закатывает глаза и снова поворачивается к Луису, скрещивая руки на груди. Он в нескольких словах объясняет, что уезжает. Мужчина не кажется особенно взволнованным, хотя и выглядит слегка удивленным. Он кивает. — Хорошо. Удачного пути тогда, — говорит он. Затем он наклоняется, чтобы поцеловать Мартина. Андрес наблюдает за ними краем глаза: поцелуй медленный, глубокий, мягкий. Не разрывая его, Мартин открывает глаза и смотрит прямо на Андреса. Ублюдок. Март, 2006, Сотбис, Нью-Йорк. Мартин устраивает короткое замыкание, чтобы избавиться от камер слежения и сигнализации. Андрес проводит очень милую встречу с охранником и бьет его своим недавно приобретенным пистолетом (Благослови Господь Соединенные Штаты), после чего связывает. Вместе они обходят аукционный дом, выбирая все, что им нравится и что легче всего забрать: драгоценности, часы, безделушки. — Андрес? А сколько это стоит? — Мартин поворачивается к нему с бутылкой виски «Самороли» 70-х годов в руках. — Около трех тысяч долларов, полагаю, — Андрес пожимает плечами и возвращается к просмотру рукописей, пока Мартин запихивает «Самароли» в свою сумку. — Ага! — он ухмыляется, вытаскивая маленький буклет. Мартин подходит к нему и кладет подбородок на плечо. — Что это такое? — Рембо, поэт. Он посвятил этот экземпляр Верлену. Верлен тоже был поэтом, у него были жена и сын. Но он влюбился в Рембо, который был на десять лет моложе и, к тому же, был скандалистом. Хочешь знать, как закончились их отношения? — спрашивает он, наклоняя голову в сторону Мартина, который что-то промурлыкал, давая понять, что ему интересно. — Верлен пытался застрелить Рембо. — Ну, примерно настолько же гейски, насколько и они сами, — говорит Мартин, заставляя Андреса усмехнуться. Он кладет брошюру в карман. — Напомни показать тебе их работы, они называются «Проклятые поэты». Тебе точно понравится. Здесь все? — Все готово. Давай сваливать. Апрель, 2006, Сан-Франциско. Они снимают квартиру с великолепной террасой на крыше, откуда открывается прекрасный вид на мост Золотые Ворота, который частично скрыт туманом сейчас. Вечер прохладный, и в воздухе все еще чувствуется запах дождя. Андрес пялится на Мартина, который бренчит на своей гитаре. Мартин смотрит на него в ответ, слегка улыбается и тянется за своим напитком — он использовал безумно дорогой «Самароли», чтобы приготовить горячий тодди**, — кощунство, которое было начато с пожатия плеч и озорной ухмылки. Сейчас же в его глазах снова появляется страдальческое выражение, и Андрес чувствует себя неловко. В этом большом свитере и с ветром в волосах он выглядит маленьким и уязвимым, и не в хорошем смысле этого слова. — Ты знаешь какую-нибудь американскую музыку? — спрашивает Андрес, указывая на гитару и сам удивляясь тому, как тщательно он старается придать своему тону что-то теплое и успокаивающее. Мартин моргает и прокашливается. — Я могу сыграть, но ты же знаешь, как ужасен мой английский, — бормочет он, поправляя гитару на коленях. Андрес смотрит, как он, сосредоточенно прикусив кончик языка, начинает играть, и находит это очаровательным. Мартин играет «Hotel California», его пальцы быстро перебирают струны, и Андрес наклоняется вперед, прислушиваясь. В какой-то момент он улыбается ему и начинает подпевать. There she stood in the doorway I heard the mission bell And I was thinkin' to myself 'This could be heaven or this could be hell… Мартин поднимает на него глаза и широко улыбается. Вскоре Андрес уже громко поет, и они оба стоят, покачиваясь в ритме гитары. Когда песня подходит к концу, Мартин так тронут музыкой, что, не обращая внимания на свою неуверенность, присоединяется к пению, и его акцент проскальзывает в словах. Mirrors on the ceiling The pink champagne on ice… Андрес улыбается, хотя от чистого голоса Мартина у него ноет в груди. Внезапно его улыбка гаснет, когда он понимает, что за чувство он испытывает — желание. Это не привязанность или хотение, а страстная жажда. You can check out any time you like But you can never leave... Мартин даже не замечает, что заканчивает песню один. Андрес стоит неподвижно и смотрит, как его друг продолжает играть, его глаза закрыты, волосы растрепаны ветром, а щеки красные от холода. Ему хочется вырвать свои чувства из груди. Июнь, 2006, Виллаверде, Мадрид. — Серхио! — смеется Мартин, всем своим весом бросаясь на брата Андреса, скорее всего, чтобы позлить его. Но, к удивлению Андреса, Серхио улыбается и неловко обнимает Мартина в ответ. Похоже, даже у него нет иммунитета. Андрес заставляется себя улыбнуться, вытаскивая из кармана старую красивую авторучку и кладя ее на стол. — Подарок для тебя, hermano***, — говорит он, и Серхио с любопытством смотрит на ручку. — Из Сотбиса? — спрашивает он и, когда они оба кивают, вздыхает. — Я так и знал, что это ваша работа, когда читал об этом. Очень элегантно. Мартин сияет от гордости, уперев руки в бока, а Андрес отводит от него взгляд. Позже, когда Мартин надевает серебряные часы обратно на запястье и снова возвращается к шкатулке за драгоценностями, в груди у Андреса все сжимается. — Похоже, ты злишься, — бормочет Серхио, стоя рядом с ним в дверях. Андрес хмурится и пожимает плечами. — Что не так? — Все просто идеально, Серхио, понятия не имею, о чем ты говоришь, — тихо шипит он. Серхио хватает его за руку и тащит из комнаты в коридор. — Ты выглядишь смертоносно, брат. Это все из-за Мартина? Мне все равно, что он сделал, но мне не нравится идея прятать его тело, — Серхио кажется уверенным в своей правоте, что обычно заставляет Андреса смеяться. Вместо этого он стискивает зубы. — Все в порядке. Он ничего не сделал. Июль, 2006, Палермо. But, truly, I’ve wept much! Every Dawn but saddens, Every sun is bitter, every moon is rotten. Rancid love has bloated me with stupor that maddens, O may my keel dissolve! May I sink to bottom! Мартин заходит в комнату с книгой в руке и начинает читать громким, раскатистым голосом. Он резко бросается на диван, рядом с Андресом, который хмурится, слегка приподнимая свою кружку с кофе, чтобы спасти ее от действий Мартина. — Что это на тебя нашло? — он приподнимает бровь, глядя на Мартина, который ухмыляется. — Рембо. Ты был прав, мне очень нравится! Конечно же, нравится, ведь он говорит со мной на стольких уровнях… Ты так хорошо меня знаешь, Андрес, — говорит он, растягивая слова. Андрес не может понять, то ли он ведется на заигрывание, то ли раздражается. Интересно. Он встает, отставляет чашку с кофе и поворачивается к Мартину, слегка наклоняя голову набок. Мартин отвечает ему тем же взглядом и растягивается на диване. Заинтересованный, Андрес подходит ближе и, не говоря ни слова, запускает руку в чужие волосы. Глаза Мартина тут же блаженно прикрываются. Андрес сжимает пальцы в кулак, тянет слегка, но решительно, причиняя как раз нужное количество боли. Он наклоняет голову Мартина в сторону; Мартин подчиняется, даже не открывая глаз. Поэтому Андрес снова тянет его за волосы, заставляя поднять подбородок. — Посмотри на меня, — приказывает он, и Мартин слушается, но теперь его взгляд определенно провокационный. — Ну что? — спрашивает он с полуулыбкой на лице. — Ничего, — пожимает плечами Андрес и отпускает его, заставляя смущенно моргнуть. Победа. Он отворачивается и тянется за шляпой. — Куда собрался? — интересуется Мартин. — Прогуляться. — Зачем? — Потому что хочу. Мартин обиженно фыркает. Он опускает голову и смотрит на Андреса из-под ресниц. — Я так понимаю, меня не приглашают? — Правильно понимаешь, — говорит он, стоя у двери и ожидая ответа. — Только постарайся на этот раз не выбирать невыносимых, самоуверенных, сраных тупых сучек, ладно? Он сначала слышит, как Мартин говорит, а потом — как что-то разбивается (наверное, любимая чашка Андреса). Он ухмыляется и уходит. Вот это ожидаемый результат.