Будь моим смыслом

      — Поттер, что вы здесь делаете в таком виде? — Во что вновь влез этот глупый мальчишка?       — О! Снейп! Каким ветром? — «Только тебя здесь и не хватало», — прочитал в его ответном взгляде.       — Поттер?! — определённо, что-то стряслось, вот стоило лишь на месяц выпустить его из вида.       — Да ладно! Не нравится Снейп, пусть будет Северус! — как-то зло рыкнул парень, хотя уже скорее мужчина. Сегодня он выглядел непривычно взрослым, наверное, из-за подавленности, которую так странно видеть на его всегда озарённом улыбкой лице.       — Гарри, что в такое время в этом непотребном месте забыли вы, самый добропорядочный семьянин магической Британии? Раньше за вами подобное не наблюдалось.       — Смешно… А тебе откуда знать, что за мной наблюдалось, а, Северус? Да и какая тебе, в сущности, разница?!       — Будет вам, Гарри, не пристало ведущему следователю аврората устраивать неподобающие сцены на людях, тем более в столь злачном месте, — понизив голос, попытался хоть немного привести в чувство определённо расстроенного молодого человека.       — А знаешь, ты как всегда прав, Северус. Тебе не опротивело всегда и во всём быть правым и таким правильным, а? — как-то растерянно посмотрел на меня Поттер. Если бы ты только знал, мальчишка…       — Как видите…       — Северус… Умм! А в этом что-то есть! Не поверишь, я до сих пор не воспринимал тебя иначе как моего профессора, прошло долгих пятнадцать лет, а ты всё по прежнему… — почему же не поверю, все эти твои расшаркивания, уважение во взгляде и неизменное «мистер Снейп». Если бы и для меня было всё так просто, если бы!       — Так всё же, что произошло за этот месяц, что я был вне дома?       — О-о-о, а вы не знаете? Мне казалось, каждая собака в курсе.       — Я был на конференции во Флоренции.       — Ясно, и как, удачно?       — Вполне.       — Выпье… выпьешь? — И Поттер потряс наполовину пустой бутылкой с каким-то пойлом.       — Знаете, а у меня идея получше. Позвольте угостить вас, в моей коллекции есть неплохой старый огневиски Огдена, — какой-то несвойственный мне порыв, что я делаю? Но мальчишка действительно плох. Чудо лохматое, где же твои друзья, они бы были более уместны сейчас, чем твой старый профессор.       — А знаешь, я склонен согласиться, осточертели эти взгляды! Думал, хоть здесь оставят в покое… Если я правильно понял, ты приглашаешь меня к себе? Всегда было любопытно, в твоём доме так же холодно и мрачно, как и в подземелье в Хогвартсе?       — Я могу и передумать, — недовольно предупредил его.       — Ладно, ладно… Хах, я попаду в логово самого слизеринского змея, а вечер-то перестаёт быть томным, — знакомые азартные искорки, наконец, зажглись в изумрудах глаз, вот и славно.       — Поттер! — так привычно и правильно.       — Молчу-молчу, профессор!       — Я уже давно не ваш профессор, — недовольно проворчал я. Прав мальчишка, что-то интимное, незнакомое было в том, как он произносил моё имя.       — Вот и я не хочу быть «Поттер!» сегодня, неужто так сложно, Северус?       — Нет, Гарри, — с каким-то новым чувством смаковал его имя, пусть только на сегодня, но я подумал разрешить себе такую небольшую слабину. Сколько лет это проклятое «мистер Поттер» было для меня щитом, оборонительным барьером, не позволяющим забыть кто он, а кто я.       — Тогда веди, — вставая со своего места, немного пошатываясь, славный аврор решительно направился к общественному камину, что располагался в зале этого заведения.       — Прошу на улицу, мой дом не подключён к общей сети, Гарри. Я сам перенесу нас, — а у меня руки нервной дрожью пошли, к чему бы? О Великая, что я творю на старости-то лет?       Оказавшись на улице, Гарри сам протянул руку и шагнул непозволительно близко, мне осталось лишь положить другую руку ему на талию и, слегка приобняв, аппарировать нас в мой дом. Дом, в который за эти годы я так ни разу никого и не приводил.       Это двухэтажное каменное строение под черепичной крышей находилось в уединении, в небольшой и довольно малолюдной деревеньке, вдали от всего и всех. Моё убежище. Сюда я действительно сбегал от суеты и забот, только здесь чувствовал себя в полной безопасности, именно в этом месте обретал долгожданный покой, наслаждался одиночеством. Возможно Гарри Поттер единственный человек, кого я мог бы допустить в этот безопасный мирок, хотя не предполагал, что сей эпизод действительно может произойти.       Оказавшись в гостиной, я ещё какое-то время не мог заставить себя освободиться от столь неожиданных объятий, делая вид, что помогаю обрести равновесие своему спутнику. Непереносимость аппарации никуда так и не делась у моего бывшего студента, или это из-за выпитого?       — Всё, всё, я уже… хотя нет, постой так ещё немного, голова кругом… Как же я не люблю всё это! — Молодой маг упёрся лбом в плечо своего бывшего преподавателя и засопел, что тот обиженный гриндилоу. — Хорошо сейчас я могу отдышаться, а вот когда на операции и сразу в бой, чёрт… Северус, а ты на удивление приятно пахнешь, — не к месту заметил страдалец.       — По-моему, кто-то много выпил, Гарри. — Как же не хотелось выпускать этого глупого мальчишку, не подозревающего, как тонок лёд, по которому он сейчас, по незнанию, так смело и глупо решил потоптаться.       — А по-моему, кто-то хочет увильнуть от выполнения своего обещания! Нет, не выйдет, я уже настроился на дегустацию и разговоры за жизнь.       — Ты как никто, Гарри, знаешь, что от своего слова я никогда не отступаюсь. Так что устраивайся поудобней, а я сейчас, — подведя молодого человека к своему любимому креслу, устроил в нём неожиданного гостя.       — Знаешь, за это я уважаю тебя ещё больше, верность своему слову и клятвам сейчас совершенно обесценены, к моему глубочайшему сожалению. Чёрт, я опять начинаю скатываться в разочарование человечеством. Ты, наверное, единственный, кому я готов сейчас вверить свою жизнь.       — Так, я сейчас спущусь в свой подвал, а ты вместо того чтоб куда-то скатываться лучше осмотрись, а то когда ещё доведётся попасть в логово настоящего слизеринца. Надеюсь, за пять минут ничего критичного с тобой не случится?       — Всё что могло уже случилось, так что не дрейфь, Северус, как-нибудь ещё потерплю пять минут, но только пять.       И я вышел, оставляя в комнате оглядывающегося по сторонам мальчишку, хоть и на минуту не хотелось выпускать его из своего поля зрения. Что же всё-таки могло стрястись?       В моём жилище всё было очень компактно и продумано. Быстро спустился в подвал, без проблем отыскал запылённую бутылку. Поднялся наверх, привёл её в порядок, открыл и, прихватив с собой пару бокалов, вернулся в гостиную.       Поттер уже бродил по комнате. Неспешно вышагивая по периметру, оглаживал то каминную полку, то корешки книг, то памятные статуэтки. Он был отрешён и не факт, что замечал окружающее, на лице совершенно безэмоциональное выражение, несвойственное ему. Зачастую я его мог читать, как открытую книгу, или же мне позволяли так думать?       — Знаешь, Северус, оказывается, я совершенно не знал людей, которые меня окружали все эти годы. Вот и в твоём доме неожиданно уютно, я бы даже сказал, тепло.       — Надеюсь, я тебя не сильно разочаровал?       — Ну, как сказать, хотя определённо не настолько, чтоб ставить тебе в вину любовь к комфорту и пастельным тонам. Но и этот факт показателен. Я выдумал свой мир и жил в нём, пребывая в святом неведении, а как оказалось мой мир полностью иллюзорен, мыльный пузырь, что лопнул с громким хлопком, оставив после себя лишь жжение в глазах и разрушенные замки на песке. Скажи, ты тоже не тот, кем я тебя считал? — и мальчишка с отчаянной настойчивостью посмотрел мне в глаза, пытаясь отыскать во мне что-то, но что? Чем я могу помочь? Только попроси, глупый, и я сделаю всё! Чёрт, в голове мелькнула мысль о мести, что-то чёрное и муторное из моего прошлого приподняло голову. Великая, что же они с тобой сделали, хороший мой? Только не сломайся, выдержи им всем назло, вопреки! Гарри знакомым движением растрепал свои волосы, нервно сглотнул и продолжил: — Хотя в истории наших отношений уже была подобная ситуация, правда? И не единожды, так что… Нет, тебе я верю, что бы я о тебе ни думал, ты никогда меня не обманывал!       — Все лгут, Гарри, и я не исключение, — сказал, сожалея, что не могу заверить его в обратном. Я самый большой лжец, знал бы ты правду обо мне, то бежал бы без оглядки, а не старался оправдать. Он остановился напротив, вновь заглянул мне в глаза и смотрел так пристально и долго.       — Ты бы предал меня, Северус?       — Что за бред ты несёшь? Конечно нет! Ты единственный человек, до которого мне не всё равно в этом мире, единственный, кто не отвернулся от меня, кто поддержал, кто спас. Думаешь, я не знаю, какую кампанию по спасению сволочного зельевара ты провёл, пока я без сознания отлёживался в Мунго? Для меня никто никогда не делал подобного, без задней мысли и умысла, да и не только в этом дело. С уверенностью могу сказать — ты один из немногих людей в моей жизни, кого я действительно уважаю, — опять мальчишку предали! Казалось бы, жизнь так много раз преподавала ему сей урок, а он раз за разом наступал на те же грабли. Наполнил бокал и протянул ему. — Нам стоит присесть, и ты всё расскажешь, возможно всё не так прискорбно, возможно ты что-то не так понял? — указал я на диван у стены. Мальчишка, взяв бокал из моих рук, прошёл к указанному месту. Последовал за ним и расположился чуть в стороне.       — Ага, давай, может хоть тебе удастся всё же доказать мне, такому недоверчивому придурку, что я совершенно не так понял, то… — он взволнованно глотнул из стакана и, казалось, совершенно не почувствовал огненного вкуса виски многолетней выдержки. — Да-да! Расскажи, что же из увиденного мной самолично я не так понял! Отчего, такой неразумный, вдруг решил усомниться в чистоте помыслов моего друга, бравого аврора Джека Брайана, с которым сдружился ещё в академии? Который, о Великая, совершенно случайно засадил свой грёбаный член в мою жену, которая в процессе этого действа так орала, будто её на кол насаживали, а я, как идиот, решил, что на неё напали мои враги. Представляешь, думал, дай сделаю сюрприз, и припёрся раньше времени. Классика жанра, блядь! Отпросился с работы, прикупил букет, её любимые конфеты. Она ещё накануне отправила детей к родителям. Думал, это очередной намёк на мою вечную занятость и нехватку романтики в нашей жизни! Да уж, намёк вышел на славу.       — Гарри, я не знаю, что и сказать, — мне было больно за него, он как никто заслуживал счастья, выстрадал его, но в очередной раз нарвался на человеческую подлость.       — Да что тут скажешь, Северус? Никто от подобного не застрахован, как оказалось. И дело ведь даже не в самой измене, хотя, должен признать, она меня ошеломила. Дело в доверии! Я верил, безоговорочно верил ей! Кому как не ей? Единственной, той, с которой не страшился быть искренним, быть собой, которую любил со школьной скамьи, с которой я разделил не только постель, но и жизнь! Она была моей женой, моей опорой, женщиной, к которой возвращался из такой жопы, ради которой готов был свернуть горы. Да я знал, что Джинни не идеальна, но она была Моей женщиной! Которая подарила мне трёх замечательных ребятишек, а как оказалось… Оказалось даже дети не мои! Как насмешка, был аргумент, что после всех моих геройств в прошлом, я стал бесплоден, просто меня забыли поставить в известность, представляешь, не хотели расстраивать.       Охренеть — единственное слово, что полностью описывало моё теперешнее состояние. Я пребывал в полном шоке, а каково же было Гарри узнать об этом? Мальчишка прокручивал в руках опустевший бокал; придержав его за правую руку, долил ещё, сейчас точно лишним не будет, на что он лишь кивнул и вперил взгляд в пустой камин.       — Представляешь, влетаю я такой весь грозный в нашу спальню: в одной руке букет, в другой палочка наголо, и знаешь, что открылось моему ошалевшему взору? Вижу я, что мою нежную Джинни жёстко так трахают в зад, а она стонет во всё горло и задницей подмахивает, а «друг верный» такое непотребство несёт, что я просто охуеваю, а она лишь поддакивает и поскуливает, как та течная сучка! Пятнадцать лет, пятнадцать грёбаных лет, Северус, я боготворил женщину, которую до недавних пор считал своим солнечным лучиком, золотой девочкой, рыжей лисичкой, а ей, как оказалось, хотелось быть грязной шлюхой, шалавой, блядью и сукой. Чтоб меня заметили, мне пришлось возложить букет на эту сцену абсурда, которая прежде являлась моим семейным ложем, прямо под нос своей благоверной, а чтоб выразить своё удовольствие от увиденного, разразился довольно громкими аплодисментами. В гробовой тишине спальни они были действительно оглушительны, — его горький смех рвёт душу, будет ли его мучениям конец?       Я смотрел на человека перед собой и не переставал удивляться его извращённому везению: всё самое отвратное, что только возможно, случалось именно с ним. Сколько ему пришлось хлебнуть за свою жизнь, а судьба, знай себе, проверяет его на прочность. Хотелось сорваться и обнять дорого человека, такого взъерошенного и потерянного, такого родного, но… Пришлось и самому хлебнуть из бокала обжигающей жидкости и напомнить себе, что бедному мальчишке, определённо, именно сейчас только и не хватает безответно влюблённого в него старика.       — Не поверишь, потом она уверяла меня, что это получилось случайно. Ага, блядь! Случайно Джек зашёл к нам в гости, случайно забрёл к нам в спальню, случайно споткнулись и раз — он уже случайно трахает ничего не заметившую Джинни. Отдаю должное — моя бывшая жена никогда не пасовала перед трудностями.       — Бывшая?       — О да! Я же сегодня праздную своё освобождение из оков лжи! Сегодня я официально стал свободным!       — Поздравляю? — неуверенно предположил, честно, сейчас и сам не понимал на каком свете. Блядь! Вот точно! Только на месяц уехал из страны, а тут полный разрыв шаблонов. Ведь искренне полагал, старый дурак, что семья Поттеров образчик семейного благополучия и счастья, а тут и Мерлину не разобраться.       — А то, Северус! За волю! — И молодой маг осушил до дна оставшийся виски.       — За волю, Гарри! — поддержал его. Мальчишка проморгался, тряхнул головой и перевёл взгляд на меня.       — Северус, вот скажи, как понять, что нужно женщинам?       — Ты не у того спрашиваешь, Гарри. Я так и не смог познать сей науки. Хм… — почему-то именно сегодня мне совершенно не хотелось юлить или умалчивать, его и так многие водили за нос. Да, я не кичился своей нетрадиционной ориентацией, но и не скрывал, просто мало кого интересовал именно этот аспект моей личной жизни. — Я гей, так что, сам понимаешь…       — Да? Что, вот прям стопроцентный, такой вот голубой-голубой? — я лишь ухмыльнулся его формулировке, хоть не мог не порадоваться отсутствию предубеждений у молодого мага, не хотелось бы видеть пренебрежение или, того краше, отвращение в любимых глазах.       — Голубее не бывает, Гарри, — с улыбкой ответил ему.       — Однако, радикальное решение, но знаешь, после открывшегося мне, я тебя понимаю…       — Ты о чём? — недоумевающе уставился на мальчишку, а он словно впервые увидел свой пустой стакан, протянул его мне, намекая, что неплохо было бы и наполнить тару, что я и проделал.       — Да я о том, что проще влюбиться в мужчину, чем понять, что, нахуй, нужно этим женщинам. Вечные охи-вздохи, тонкие намёки, непонятные ожидания чего-то удивительного, а когда ты не дотягиваешь до их стандартов, то такая вселенская скорбь отображается на несчастном лике страдалицы, что готов в лепёшку разбиться. Но хрен ты угадаешь, что же ей так жизненно необходимо именно в этот момент. В общем, ты ещё выше поднялся в моих глазах, Северус. Так изящно свалить и не попасть в этот капкан, что в миру именуют браком, дорогого стоит!       — Как-то прежде мне не приходило в голову под таким углом рассматривать свою ориентацию, но знаешь, в чём-то ты прав. С мужчинами определённо проще, хотя и здесь есть нюансы. Отношения, с кем бы то ни было, всегда подразумевают под собой преодоление некоторых сложностей, нахождение точек соприкосновения, баланса. В моём случае зачастую как-то всё более прямолинейно, тут ты прав, но возможно это мой природный талант?       — Вот-вот! И я о том! Захотел — сказал!       — В идеале…       — Слушай, если не секрет, а кто твой партнёр? Прости, конечно, но мне сложно представить кого-то рядом с тобой. Для меня ты как несокрушимая скала, но отчего-то я никак не могу вообразить кого-либо рядом. Уверен, это должен быть кто-то невероятный. Скажи, что хоть у тебя всё сложилось хорошо, что всё-таки есть в этом мире что-то настоящее.       — Я одинок, Гарри. Но поверь, в этом мире полно достойных людей, просто тебе не повезло.       — Ага, хронически что-то мне не везёт. Вот и я теперь одинок, выпьем же за одиночек! — и он вновь ополовинил стакан. — Я постоянно боялся одиночества. Мне всегда казалось, если я буду в шумной компании, то больше никогда не познаю боли разочарования и предательства. Семейство Уизли представлялось достойным примером для подражания, — на этих словах я лишь скривился, не желая подливать масла в огонь. — Да знаю я всё, знаю. Когда повзрослел, то на многое взглянул уже с высоты своего опыта. Только думалось, что я мудрей, что уж у меня-то будет по настоящему крепкая, дружная семья.       — А как же дети?       — А что дети? Какая разница кто их биологический отец, если они живут в моём сердце? Я безмерно их люблю, да и перед Магией признал своими. Джинни пыталась меня унизить, когда выплёвывала мне в лицо свои откровения. Это когда я потребовал возможности принимать участие в воспитании мелких. Ты не подумай, моя бывшая жена хорошая мать, этого у неё не отнять, но в то же время, это не мешает ей быть мстительной тварью, и порой её вспыльчивость играет с ней злые шутки. Правда, не ожидал от неё такой дурости, когда она обличительную речь во всеуслышание произнесла. Просто, наверное, нервы не выдержали, она всегда была не очень уравновешенна, когда чувствовала себя беспомощной. Но я ей этого никогда не прощу: ладно я, но дети! У людской памяти век долог… Хорошо, пусть это будет на её совести. Судья признал мои требования правомерными, и теперь она не сможет не пускать меня к ним.       — Мне так жаль…       — Чего уж там, сам вляпался во всё это, просто… Они все меня обманывали, ладно моя бывшая жена, но Молли, Артур, они всё знали, Рон… Как же мудро поступила Гермиона, когда отказала ему и упорхнула в свою Австралию. Она всегда была самой разумной из нас, — и мы посидели какое-то время в тишине. Гарри задумчиво вырисовывал узоры на боку своего бокала, а я просто смотрел на него.       — Так, хватит сопли на кулак наматывать. Я не понял, ты думаешь обновлять наши стаканы? У меня созрел тост! — что ж, тост так тост, наполнив бокалы я приготовился слушать.       — Чем мудрый человек отличается от умного? Мудрый человек никогда не попадёт в такую ситуацию, из которой умный с честью выйдет. Так давай поднимем наши бокалы за то, чтобы у нас хватило терпения быть умными, ума — стать мудрыми, и мудрости — оставаться при этом самими собой!       — Достойный тост, поддерживаю… — и мы вновь выпили, но в этот раз всё было как-то иначе, без напряжения. Гарри больше не глотал торопливо янтарную жидкость, а медленно, смакуя, потягивал действительно достойный напиток. Он будто выговорился и его немного отпустило.       — Знаешь, ведь я уже было немного успокоился. Нет, конечно, первую неделю бухал, как не в себя. Потом подал на развод, не желая мириться с предательством. Нажал кое на кого, чтоб ускорить процесс, нафиг растягивать этот спектакль на полгода, да ещё и бывшая умело пыталась саботировать, но вот новость о детях действительно выбила землю из-под моих ног. Все эти сочувствующие и лезущие в душу — просто выть хотелось. Как же вовремя ты меня подобрал в том злачном кабаке. Кстати, а ты-то чего там забыл? Конечно, если хочешь можешь не говорить… — конечно могу, но твой выворачивающий душу взгляд не давал мне такой возможности.       — Тебя искал. Я только сегодня прибыл и… Какое-то предчувствие погнало на твои поиски.       — А как?       — Мастерство не купишь, опыт не пропьёшь, Гарри.       — Ну-да, ну-да… А на кой тебе вообще всё это было надо?       — Ну, если не углубляться, то я смею считать себя твоим другом, ведь помнится, кто-то так патетично предлагал мне оную.       — Да, было дело. Благодарю, как оказалось, настоящих друзей у меня раз и… всё. Если честно, я и не предполагал, что ты всерьёз воспринял тот мой юношеский монолог, но, признаться, я рад. Действительно.       — И я, Гарри, рад, что смогу хоть так отблагодарить за твоё хорошее расположение к старому слизеринскому змею.       — Ну, со «слизеринским змеем» я согласен, а вот со «старым», прости, но нет. Что для мага твоего уровня пятьдесят три? Так что никаких поблажек на возраст ты у меня не выторгуешь, я-то знаю, на что ты способен.       — Дожил, меня же попрекают моим же возрастом. А я-то мечтал вскорости уйти на покой, окопаться здесь в глуши и смиренно доживать свои дни.       — Ага! Кто отпустит? Да твои клиенты тебя где угодно достанут. А ученики? Это ведь не в Хогвартсе нас, неучей, от котлов спасать да в больничное крыло доставлять. В Академии Зельеварения на тебя молятся, так что о покое ты можешь только мечтать.       — Ты всегда умел, Гарри, опустить меня с небес на землю.       — Кто бы говорил, мне ещё учиться и учиться. Ты мог одним своим взглядом нас заставить мечтать зарыться где-то поглубже и не отсвечивать, вот у тебя действительно талант, — и он засмеялся, как-то подозрительно подхихикивая и, о Мерлин, даже немного покраснев. Что уже вновь взбрело в его дурную голову?       — Что?       — Да ничего, — а сам всё никак не может успокоиться.       — Ну?       — Ладно, только не обижайся, хорошо?       — Говори уже, а там увидим…       — Я вдруг представил, как твой любовник по стойке смирно стоит и боится что-то не то сделать, страшась не угодить тебе. Ик… Упс… — и он неуверенно поставил свой пустой бокал на журнальный столик, что примостился у дивана.       — Что-то мне подсказывает, что ты хватил лишку, Гарри.       — Да просто я сегодня на нервах и не ел ничего, так что я ещё молодцом! Ик!       — Ага, то-то я вижу…       — Я же не отпираюсь, но от того мне не становится менее любопытно. Давай спишем мой нездоровый интерес на моё же слабоумие и неадекватность, — он как-то по особому скосил не очень трезвый взгляд и поочерёдно заиграл бровями, да так потешно. Я и сам пребывал в более благостном, чем предполагал, настроении благодаря выпитому, от того не смог сдержать улыбку. — Ты только ответь, а там хоть Авада!       — А это идея, Гарри, одно непростительное — и больше никто не пытается ставить меня в глупое положение.       — Да ладно! Мог бы и потешить моё измученное эго. Знаешь, я как-то совсем не супермачо. Почему-то сексуальная сторона жизни не так и увлекала меня. Возможно поэтому и измену Джинни я воспринял, как… Нет! Даже если ей так чего-то не хватало, можно было честно развестись, а не устраивать филиал борделя в нашем доме! Но факт остаётся фактом, секс никогда не был для меня чем-то жизненно необходимым. Есть и ладно, а нет… ну можно отыскать и более интересные занятия, — я слушал его нетрезвую исповедь и осознавал, что даже в своём неведении мальчишка не был счастлив. Ведь, пусть и не близко, но я знал его. Его порывистость, темперамент, пылкость, страстность, азартность, увлечённость — это не берётся из ниоткуда.       — Моя бывшая любимая жена, после того, как не смогла убедить в том, что я всё не так понял, перешла к обвинениям. Так и сказала: «Ты сам во всём виноват! Ты бесчувственный чурбан, фригидный идиот, который не знает, что нужно настоящей, живой женщине, а не эфемерной фее! Чего ты ожидал? Сам вынудил меня искать на стороне то, чего не мог дать мне ты! Так что пеняй только на себя! Никто бы не выдержал твоей отмороженности!». Хм… — саркастическое выражение на лице молодого мужчины смотрелось непривычно ехидным. Да, в годы его бурной юности, когда он противостоял Лорду, да и мне, я часто видел этот злой взгляд. Настроение Гарри сейчас как качели. Мгновение, и он вновь непривычно язвителен, по крайней мере, для меня. Ведь все эти годы, после Победы, мальчишка был чертовски уважителен и доброжелателен, но, если честно, порой мне не хватало наших прежних пикировок и споров, его огня. — Так что, как герой-любовник я не состоялся, да и вообще, оглядываясь назад, я много в чём не состоялся… Даже моя любовь, как оказалось, была пшиком. Что я знал о том, как следует любить? В моих чувствах больше преобладала благодарность за причастность к семье, за возможность обрести то, в чём я так нуждался. Да и любил ли по-настоящему? Я уже не говорю о том, любили ли меня. Самообман — мой удел. Единственное, за что я действительно благодарен Джинни, как это ни странно, за тот обман, благодаря которому я познал счастье отцовства. Любовь детей абсолютна, ей не нужны жертвы, доказательства, причины, она есть!       — Гарри, я уверен, есть много людей, тех, кому ты дорог. Ты чудесный, добрый, отзывчивый человек, люди всегда тянулись к тебе.       — Да? Где же они, Северус? Где все те, кто восторгался мной, кто пел мне дифирамбы, те, кому я помогал, поддерживал, с кем проводил время в пабах? Где они все? Отчего я очутился в той забегаловке, а не в компании друзей, которые безоговорочно бы приняли мою сторону, без осуждения, жалости и злорадства? Возможно Лонгботтом и Луна, а ещё Гермиона, но они не рядом. Не буду же я слать на другой конец света жалобные вопиллеры. У четы Лонгботтомов какая-то очередная экспедиция в джунглях Амазонии, а Герми недавно стала матерью, зачем ей мои проблемы сейчас? Вот только ты как всегда рядом. Меня часто поражало это твоё умение. Как ты умудряешься оказываться возле всякий раз, как только я попадаю в полное дерьмо? Что в прошлом, что сейчас. Ты единственный всегда рядом… Как же я благодарен Великой, что успел в тот ужасный день вернуться за тобой, что у меня есть ты! — И это нетрезвое чудо полезло ко мне с объятиями. Просто схватило меня своими руками-тисками, уткнулось носом в плечо и засопело. А я, я несмело обнял в ответ своё наваждение — человека, что давно стал смыслом моего существования, человека, которого я люблю всеми фибрами своей души. Мальчишку, которого хотелось украсть у всех и залюбить до мушек перед глазами, так, чтобы он больше не сомневался в том, что достоин любви, достоин счастья.       И тут ощущаю, что его тело сотрясается, вначале и не понял почему, но вот, наконец, до меня доходит — он плачет, так надрывно и совершенно беззвучно. Пытался заглянуть в его лицо, но Гарри только отрицательно помотал головой и ещё крепче вцепился в меня. Хороший мой, как же так… Как помочь тебе, любимый?       — Хороший мой, ну что ты? Ты же такой сильный, и не с таким справлялся. Гарри, всё пройдет, вот увидишь, всё наладится… Да, сейчас тебе кажется, что мир рухнул, но пройдёт время и ты встретишь ещё человека, который сможет дать тебе то, в чём ты так нуждаешься, — а он лишь отрицательно вертит головой, орошая мою рубашку горючими, обжигающими слезами.       О Великая! Возможно, я совершаю самую большую ошибку в своей жизни, возможно, но…       Склоняюсь и целую его в кудлатую макушку, но мне этого мало! Сжимаю руки на его напряжённых плечах и, прикладывая силу, отрываю от себя, и начинаю целовать его лоб, веки, мокрые и солёные скулы.       — Гарри, ты настоящее чудо, самый светлый и чистый… — глубоко вдыхаю, словно перед прыжком в воду. — Любимый, любимый мой мальчик…       Мужчина в моих руках замирает, судорожно вдыхает и как-то отчаянно вглядывается в мои глаза. А в этом взгляде столько всего… Удивление, страх, неверие, ошеломление, замешательство и… надежда?       — Гарри… — я и сам в растерянности, что я творю, как посмел?       А человек, которого боготворил все эти годы, нерешительно поднимает правую руку и прикладывает к моей щеке. Я же непроизвольно трусь о его ладонь, выпрашивая нечаянную ласку. И сейчас в моей голове гулко и пусто, никаких прежних опасений, сожалений, страха, даже если он больше не пожелает меня знать после, но сегодня…       — Я люблю тебя, Гарри, очень давно… И поверь, ты как никто достоин любви!       — Вот так вот просто?       — Отчего же просто? Прежде мне пришлось проиграть битву с самим собой. Ведь грозный профессор Зельеварения Северус Снейп не имел ни морального, ни этического права любить своего несовершеннолетнего студента. Только ты не дал мне и шанса выиграть в этой войне. Я пропал, растворяясь в тебе, в твоих добродетелях, твоём благородстве. А потом ты из чудесного юного мага превратился в достойного молодого мужчину, смелого, верного своим идеалам, стремящегося служить им. Разве это не стоит восхищения и любви? И я люблю, люблю тебя, — признание далось мне неожиданно легко, я словно выдохнул его, а потом вдохнул полной грудью. Правда принесла освобождение.       — И как это — любить?       — Жить, быть рядом в нужный момент, видеть счастливым, радоваться успехам, тревожиться, сопереживать, предвкушать встречу, надеяться, знать, что небезразличен, и любить, ощущая трепет в груди, волнение и…       — Желание?       — И желание, такова природа человека. Поверь, я в таком возрасте, что уже научился принимать себя и свои желания. Вот только нужно ли тебе всё это? Сейчас ты уязвим, а я безответственно откровенен, возможно, завтра ты будешь не рад ни нашей встрече, ни моим признаниям…       — Скажи, вот если я такой, как ты говоришь, весь из себя сплошь идеальный, неужели правда может изменить моё уважение к тебе? Возможно, это единственное, что мне было необходимо сегодня услышать?       — А возможно это сейчас в тебе говорит выпитое, а завтра…       — Давай проверим завтра? А сегодня… Позволь мне обрести себя, научи меня любить, стань моим смыслом, Северус…       Завтра, всё завтра, а сегодня…