В твоём плену

– Кондрашенька! - женский голос. Юноша обернулся. Секунду назад он стоял и разглядывал ясное небо из университетского сада, держа закрытую книгу в одной из рук. Лёгкий ветер развивал его кудри и свободную рубашку. Хотя солнечные лучи ласково слепили глаза, он старался не щуриться, рассматривая каждый изгиб редких облачков. Теперь он обернулся и его умиротворённое лицо слегка улыбнулось. – Наташа? Привет. Девушка коротко глянула ему в глаза и залилась краской. Ветер тихо играл с её платьем и волосами. Смущённый взгляд опустился в землю, не выдержав такого мощного и прекрасного воздействия со стороны глаз поэта, который спокойно изучал её поведение. Её ручки то сжимали собственные плечи, то переплетались. Она отчаянно кусала губы, что-то хотела сказать, но вырывались лишь вздохи и взволнованные междометия. – Кондраш, я... - она зажмурилась, - Я люблю тебя! - кулачки сжались, она не открывала глаз, словно ждала, что её вот-вот ударит молния. Рылеев немного растерялся. Трубецкой, стоявший неподалёку, отделился от своей компании и подошёл ближе, но так, чтобы поэт его не видел. – Уже давно. - продолжила девушка, - Я часто смотрела на тебя и восхищалась. Часто наблюдала. Твои поступки, речи, они так чудесны!.. - она запнулась, не решаясь предложить встречаться. – Наташ... - Кондратий подошёл ближе, - Посмотри на меня, я же не кусаюсь. Ты восхитительная девушка, но я не могу последовать твоему смелому примеру. Почему? Мы друг друга совсем не знаем, Наташ. Ведь наблюдать за человеком в общественном месте - это так мало, чтобы понять его до конца. Вдруг, во мне есть что-то, что ты презираешь. Ты ведь согласна со мной? Девочка коротко кивнула, смотря в землю. В горле стоял ком, наворачивались слёзы. – П-прости... - прошептала она. – Нет! Тебе не за что извиняться. - забеспокоился Рылеев, - Наташа... - он увидел, как крупные капли стекали по её щекам и прижал Тевяшеву к себе, - Не надо жалеть ни о чём, Наташ. Я... Не могу ответить тебе взаимностью. Ты же не хочешь лжи в отношениях? - он чуть помолчал, - Сейчас я хочу предложить тебе свою верную дружбу. Она поможет нам. Ты согласна? Девушка снова кивнула, сжимая в кулачке рубашку Кондратия. – Мы с Мишей и Серёжей сегодня идём в парк. Пойдёшь с нами? – Да. – Тогда до вечера. - улыбнулся юноша. Стоило Тевяшевой скрыться, мгновенно выросли весёлые Бестужев и Муравьёв, обняв поэта за талию с двух сторон. – Операция "Кондраша-вообще-то-придурок-чтобы-девушку-отшить" начинается! - рассмеялся Миша, выстрелив кулаком вверх. – И давно вы тут? - Рылеев ошарашенно смотрел на друзей. – С самого её прихода. - улыбнулся Апостол. – Лаадно... Кто ещё за мной следит? - устало протянул Кондратий. Трубецкой поспешно отвернулся. Бестужев и Муравьёв переглянулись и снова прыснули. – Наташу отшивать не надо. - проговорил Рылеев. – Как это не надо? – Ты её любишь? Друзья говорили наперебой. – Нет, но... – Кондор-Кондор... - помотал головой Мишель с видом знатока и похлопал кареглазого по плечу, - Когда человек твой, у тебя должно с первого взгляда вот здесь ёкнуть, - он стукнул себя в сердце. – Видишь и думаешь: - Муравьёв вытянул руку вперёд, указывая в дальнюю точку, - Какой прекрасный человек! – Или какая, чёрт возьми, сволочь. - подхватил Миша и расхохотался. – Это не всегда так работает. - Кондор поджал губы. – Ой, Кондраша! - наигранного вздохнул Бестужев. Апостол весело потрепал Рылеева по голове и они втроём, всё ещё смеясь, удалились из сада. Трубецкой долго стоял в тени, глубоко задумавшись. Этот случай был одним из ярчайших в памяти Сергея. Тогда эти мальчишки сказали много интересных вещей. Особенно Кондратий... Вот, что он мог ответить ему на признание в лучшем случае. Трубецкой закрыл окно и вышел из кухни. Рылеев лежал в кровати, смотря в потолок. На губах всё ещё ощущался сладкий поцелуй Сергея. Помять снова и снова воспроизводила каждое движение, его тёплое дыхание. Через открытую дверь в комнату пробирался мягкий свет из гостиной, в которой брюнет готовил квартиру ко сну. Ну как Кондраша мог тогда признаться, даже самому себе, что ему хотелось ещё? Слишком странно. Может, встать сейчас и попросить его об ещё одном поцелуе? Что он скажет? Рылеев уткнулся в подушку. О чём он только думает! Какой кошмар. Тень Трубецкого двинулась к комнате поэта. Кондратий замер и машинально закрыл глаза. Сергей тихо вошёл в тёмную спальню, недолго постоял на пороге, затем приблизился к кровати и сел на неё. Признаться, что он не спит? Но интересно, что Сергей будет делать. Рука брюнета легла на щёку Рылеева, он погладил её большим пальцем и прошептал: – Кондрашенька... Я так тебя люблю. "Любит?!" - в лёгкой панике подумал поэт. – Не хочу тебя отпускать! - продолжал Трубецкой. - Не хочу... Он нагнулся и Рылеев почувствовал, как их губы соединились. Сколько разнообразных чувств, эмоций взорвалось в голове фейерверком! Кондратий не понимал... Не хотел понимать, что происходит, ведь это так влекло. Сергей спустился чуть ниже, усеивая почти невесомыми поцелуями шею поэта, который беззвучно сходил с ума. Что будет, если он откроет глаза? Как отреагирует Трубецкой? Ещё ниже. Отогнув одеяло, брюнет вырисовывал руками стан Рылеева. Губы прошлись по груди, животу, внезапно повернули к затягивающейся ране и нежно коснулись её уголка. Кондратий слабо дёрнулся. Сергей на мгновение замер, но не придал этому сильного значения. Он вновь навис над лицом возлюбленного и одарил кареглазого горячим поцелуем. "Он правда думает, что после такого я не должен проснуться?" Трубецкой без памяти мял губы поэта, руки поднимались по телу, наслаждаясь каждым его изгибом. Рылеев не выдержал и ответил на поцелуй, чуть приподнимая голову. Брюнет резко отстранился. Чёрт, как мог так заиграться? Поэт, уже не сдерживая сбитое дыхание, жадно рассматривал лицо своего искусителя. – Кондрашенька, ты... - Сергей сглотнул, гладя ноги юноши через одеяло, - Давно ты не спишь? – Ещё не засыпал. - запинаясь, ответил мальчик. Брюнет отвернулся. – Серёж... - рука нашла ладонь друга, - Часто ты приходишь ко мне? Трубецкой вновь обратился к поэту, смело встретив его глаза. – Да, но обычно я просто целую тебя в щёку и ухожу. – Ты сказал, что любишь. - Рылеев несколько рассеянно водил пальчиками по руке парня, опиравшейся на кровать, - Что это значит? Сергей взял неспокойную кисть Кондратия и приложил её к губам. – Это значит, что я жить не могу без тебя. - руки вновь поднырнули под тело Рылеева, брюнет обнял его, навалившись сверху, - Останься со мной. - сладкий поцелуй в висок. Поэт прерывисто выдохнул. – Я не могу... – Глупости. - он водил носом по лицу Рылеева, - Кондраш, позволь мне поцеловать тебя ещё. – Мне нравятся твои поцелуи, - выпалил поэт, - но мне казалось, что я не могу просить больше. – Кондрашенька, солнце моё, ты только скажи! - восторженно произнёс Сергей и начал запальчиво целовать носик, щёки, обводить губами скулы друга, подбородок, заставляя Рылеева запрокидывать голову, открывая шею. Трубецкой жадно припал к ней, водя умелым языком. Он замер и любовно укусил поэта, услышав в ответ тихий и сладостный стон. Первый в их жизни. – Серёжа... – Ангел мой. Горячее дыхание обжигает шею. Сергей страстно целует её. Вдруг он чуть отклоняется и, ухмыляясь, проходит по ней пальчиками, любуясь своими следами на такой чувствительной коже друга. Он счастлив! Губы - кислород. Брюнет снова касается их, затягивая Кондратия в свой омут. Рылеев тонет. Кареглазый не может понять как это произошло. Ещё несколько часов назад Сергей был для него максимум другом. Теперь поэт обнимает его и растворяется в страстных поцелуях, а Трубецкой не может оторваться. Губы не расстаются с тонкой кожей возлюбленного, будто, если он отстранится, юноша исчезнет. Он всё сильнее прижимает мальчика к себе и что-то пылко шепчет. – Серёж. - выдохнул Рылеев. Брюнет упоённо водит носом по шее Кондратия. – Серёженька! - взмолился юноша. Трубецкой с трудом приподнялся к глазам поэта. – Что, моё счастье? - голос был охрипшим. Бедный Кондраша готов был соревноваться с раком по насыщенности их цвета. – Прошу, хватит. Сергей перевёл дыхание. – Тебе не нравится? – Н-нравится, - Рылеев отвернулся, - но мне кажется, это через чур. – Прости. - брюнет сел, положив руку на бок поэта. Оба тяжело дышали, - Прости, я перестал себя контролировать. Кондратий снова погладил его руку. – Тебе точно стоит завтра уйти? - с надеждой спросил Трубецкой. Рылеев отреагировал не сразу, но кивнул. Они молчали, а пальцы их тихо сплетались. – Спокойной ночи. - наконец улыбнулся кареглазый. – Люблю тебя. Сергей нехотя поднялся и вышел из комнаты. В голове поэта что-то встало на своё место. Он наконец начал понимать свои чувства...