никого уже нет.

                     нил просыпается в первый раз и видит только одну медсестру в углу. когда та замечает, что пациент проснулся, то тихо выходит из комнаты и возвращается с доктором. они входят и говорят, говорят, говорят то, чего пэрри не в силах разобрать, и у него все горит внутри, и он снова засыпает. когда нил во второй раз открывает глаза, его мать сидит в кресле у кровати. она читает журнал, края которого порваны руками, привыкшими выжимать их досуха. когда она замечает его в сознании, она ничего не говорит, просто смотрит на него один раз, прежде чем вернуться к чтению, положив одну руку на край кровати, как будто она может удержать его от дрейфа. вскоре возвращается его отец, но пэрри уже снова спит или, по крайней мере, достаточно близко, чтобы впасть в сон. когда нил просыпается в третий раз, он уже чувствует, что что-то изменилось. в комнате теплее, но не по температуре, а по ощущениям. чья-то рука осторожно откидывает волосы с его лба, и в противоположном углу раздаются два тихих голоса. когда его глаза полностью открыты, он видит, что рука принадлежит тодду, а голоса — нокса и чарли, которые, похоже, о чем-то спорят, судя по тому, как его руки подчеркивают воздух, и их язык тела более фальшиво небрежен, чем обычная поза. тодд ничего не говорит, чтобы предупредить обоих о том, что нил проснулся, только кладет свою руку на руку пэрри и нежно сжимает ее. нил пытается отпрянуть, но его руки словно налиты свинцом, и он не может ими пошевелить. — он не нуждается в том, чтобы ты терзался чувством вины, чарли, — говорит тодд, — поверь мне, это последнее, что ему сейчас нужно. — как же я мог не знать? — далтон шепчет этот вопрос со всей силой крика. внезапно они начинают плакать, тихие слезы текут из уголков их глаз, и нокс осторожно приобнимает его за плечи. — эй, — прохрипел пэрри, и все взгляды тут же сфокусировались на нем, — чарли... — господи, нил, — произносит чарли, когда он выходит из объятий нокса и садится в кресло напротив кровати, в котором, казалось, несколько минут назад сидела мать пэрри. — чарли, — снова повторяет нил, на этот раз громче. наконец он может пошевелить руками и сжимает руку тодда в качестве поддержки, — ты в порядке? — ну конечно, — врет нуванда, вытирая лицо от кроткого плача тыльной стороной ладони, — но я не думаю, что именно тебе следует задавать этот вопрос. — верно, поэтому, лучше ты нам скажи, как ты? — спрашивает нокс, стоя возле двери, облокотившись. он стоит гораздо ровнее, чем нил привык его видеть. юноша явно напрягся, чтобы как можно четче видеть своих друзей, а не лишь их силуэты. нил хотел бы протянуть руку и позвать нокса подойти ближе, но он был в контакте с инфузионной системой, поэтому не хотел случайно что-то задеть, дабы не произошло прорыва стенок альвеол с капиллярами. — пить хочешь? на столике рядом с кроватью, тодд протягивает ему маленький пластиковый стаканчик с водой. когда нил пытается хорошенько рассмотреть его, чтобы понять, как он себя чувствует, он понимает, что тодд ни разу не взглянул на него с тех пор, как он проснулся. — мне очень жаль, — взяв стаканчик в другую руку, чтобы не отпустить руку тодда, прошептал пэрри. — тебе не за что извиняться, — отвечает тодд, наконец поднимая голову. глаза у него красные, как у чарли, голос почти такой же хриплый, как у самого нила, а на рубашке видны складки, очевидно, схожие с теми, что были на рубашке остальных. они спали, сгорбившись в кресле, ждали, пока нил придет в себя, — спасибо, что все еще с нами. юноша ничего не отвечает, только крепче сжимает руку юноши и поднимает стаканчик, чтобы отпить из него. наполовину опустошив, пэрри держит его перед собой. он с удивлением замечает, что его рука не дрожит, а поверхность воды неподвижна, и он снова закрывает глаза, чтобы запечатлеть изображение на обратной стороне век. но когда он открывает глаза в четвертый раз, яркий белый свет сжигает сечатку глаза. а рядом больше никого уже нет.