Этот жестокий мир

Жестокость — черта каждого доброго человека.

      Но так ли это? Неужели жестокость есть лишь одна сторона этого прекрасного мира? Где же тогда та добрая часть, которая должна уже проявиться?       Многие люди наивны. На поводу своего статуса в обществе многие решаются вступить в разведывательный отряд. Для чего? Чтобы показать себя в лучшем свете. Выйти за стену может не каждый — лишь особенные, избранные люди, пускай они сами того не понимают, да так оно и есть. Увидеть титана — страшное дело, боязнь каждого второго. Но для чего тогда они вступают в развед-отряд? Ради человечества. Эти особенные люди не боятся взглянуть страху в глаза, несмотря даже на то, что остальные считают их недоумками, они готовы пожертвовать своими жизнями, если это поможет человечеству. Поистине храбрые люди. ***       С чего начинается эта вся история? С приходом Одетт в кадетский корпус? С ее знакомства с остальными кадетами? Где именно заключался тот фрагмент, который смог полностью перевернуть жизнь юной девочки с ног до головы?       Еще совсем дети, но уже имеющие храбрые и уверенные в себе сердца, вступили в кадетское училище. По его окончанию, спустя определенное время лет, каждый мог выбрать: гарнизон, разведывательный отряд, королевская полиция. Правда, последнее выбрать мог не каждый, лишь лучший ученик, входящий в состав наилучших.       Там кормили и была общага: женская и мужская. Это радовало Одетт, учитывая ее нынешний статус, она, можно сказать, была бездомной. Совсем свежие события, произошедшие два года назад, не отпускали настоящее, держа всех в страхе прошлого. Нынче все понимали, что в любой момент могут рухнуть стены, защищающие их от людоедов-титанов. В восемьсот сорок пятом году, в районе Шиганшины, появился из ниоткуда колоссальный титан, превосходящий в росте гигантские стены, окружающие данный город. Не медля, титан пробил коленом стену, открывая путь для обычных голодных титанов. Колоссальный исчез, оставив кучу вопросов без ответов — в тот момент было вовсе не до них.       Этим происшествием ужасные события не были окончены. Еще один особенный титан, в отличие от обычных, покрытый полностью броней, в тот же день побежал на ворота, соединяющие Шиганшину с огромной кольцевой стеной Марией, и разрушил их полностью. Человечество потеряло одну из огромнейших стен — никто не ожидал такого, ибо такого не происходило со времен их строения, сто лет назад.       Сейчас люди потихоньку восстанавливали привычное течение жизни, перебравшись в следующую стену — Розу. Новые курсанты, желающие поступить в кадетское училище, не заставляли ждать своих желаний.       Погода была довольно теплoй. В этот погожий день на небе не было ни одного облака, открывая взор на раскинутое лазурное небо, в котором хотелось утонуть. Оно будто само проявило желание взглянуть на новичков, подавшихся в кадеты; словно собиралось следить за их приключениями, длиною в жизнь.       Кис Шадис, инструктор будущих солдатов, нахмурив брови на своем и так морщинистом лбу от постоянного недовольного выражения лица, положив руки за спину, сердито разглядывал каждого из стоящего здесь, на плацу. Кадеты, одевшись в специальную форму, предназначенную именно для кадетов, выстроились в идеально ровную шеренгу на огромной территории для того, чтобы преподнести себя перед инструктором в лучшем свете.       Казалось, будто мужчина хочет намеренно понизить самооценку подростков — это можно было понять по его обращению к каждому стоящему. Любой, попавшийся ему на глаза, становился жертвой его грубых обзывательств с риторическими вопросами. Возможно, это была его своеобразная тактика для более стойкого характера. Но что-то не похоже.       — Эй, ты, мелюзга, — его голос оглушительно воскликнул совсем рядом с девочкой, к которой он обращался. Она невольно вздрогнула, переводя взгляд своих прозрачных серых глаз в его раздраженные. — Молоко на губах еще не высохло. Родители не будут волноваться за свою малышку?       Каждое слово звучало громче и яростнее прежнего, что девочке приходилось зажмуриваться, слушая замечания инструктора. Повисла тишина в ожидании ответа, если таковой имеется.       — Никак нет, сэр, — послышался девчачий неуверенный голосок, который старался звучать грубее. — Их нет.       Это была истинная правда. Похоже, она стала жертвой того случая, оказалась на землях стены Марии. Сама девочка, если признаться, не помнила этого фрагмента в своей жизни. Его будто аккуратно вырезали из памяти. Но девочка помнила, что ее семья была съедена титаном. Несомненно. Страшная картина была размыта, но форму все же имела.       Она не забыла тот страх, тот ужас, нахлынувший тогда. Крики семьи и сейчас всплывали в памяти, державшие ее где-то там, в прошлом. Но прошлое — есть прошлое. Она же живет никак ни где, кроме как в настоящем.       Медики, проверяющие оказавшихся в тот день за пределами Розы, сказали ей на это что-то вроде «сотрясения мозга», из-за чего она, похоже, потеряла остро пережившие воспоминания. Несмотря ни на что, в сердце девочки осталось желание вступить в разведывательный отряд. Не совсем были известны причины данного хотения, а девочку неистово тянуло туда, за стены.       Но она помнила, что мечтала с раннего детства увидеть весь мир, имеющий удивительные и необыкновенные места. Откуда девочка знала о них? Опять неизвестно. Наверное, в книгах читала. Прямо как сейчас.       Все еще держа еле дрожащие руки за спиной, она решилась не отводить взгляда. Откуда вообще была так называемая «храбрость» в такой трусливой девочке?       — Хватит глазеть так, будто вторую жизнь проживаешь, — вновь неожиданно послышалось из уст Шадиса, пугая своей прежней резкостью. — Нам обязательно понадобятся наживки для титанов. Как звать-то эту наживку?       — Одетт Максвелл, сэр, — ответила она. Из всех ею сказанных слов именно эти звучали увереннее всего. Девочка тут же встала в специальную позу, согнув локти и приложив правую руку к груди, а другую за спину. В голове эхом отдавалось последнее заявление инструктора.       Нам. Понадобятся. Наживки.       Ложь. Пускай нужда и будет, но девочка не собиралась стоять в этих рядах. Не для этого она собирается вступить в разведкорпус.       Пара минут проходила для девочки как вечность. Хотелось, чтобы его центром интереса стал любой другой кадет, лишь бы с ней закончили. И, похоже, ее мысли были услышаны: с громким обидным обзывательством инструктор хлынул в сторону невысокого парнишки.       Из уст девочки послышался расслабленный выдох, а рука рефлекторно притронулась ко лбу. Можно успокоиться и больше не бояться натворить глупостей. Было необычайно странным то, что мужчина не задал ей больше никаких вопросов. Скорее всего, причиной тому послужил ее взгляд, в котором отражалось нечто, показывающее пережитое девочкой два года назад. ***       В этот же день, после той самой переклички, кадеты могли начать переселяться в свои казармы — будущие их дома. Жизнь подростков отныне будет протекать здесь, на полигоне тренировок и в общежитии целых три года. Звучит неестественно много.       Одетт было сложно это представить. Просто увидеть в действии занятия инструктора — страшное дело, казалось ей. В любом случае, припугнуть ее своим существованием Шадису удалось, хотел он того или нет.       Сейчас здесь царила полная суматоха, состоящая из туда-сюда бегающих кадетов; кругом был шум и гам. Она, как и все, участвовала в ней, держа в руках небольшую открытую коробку, содержащую все ее необходимые личные вещи. Пугало лишь одно, окружившее идущую задумчивую девочку, — одиночество. Стараясь об этом не думать, она махнула головой, словно защищаясь от негативных мыслей, из-за чего пришлось убрать за ухо выпавший из низкого короткого хвостика белокурый волос. У всех здесь были знакомые, друзья, близкие, или хотя бы родные места. Сама она не помнила даже, в какой именно деревне выросла.       А еще ей всегда казалось интересным разглядывание людей, удивляясь каждой индивидуальной внешности. Все были такими разными и по-своему уникальными. Когда будет время, она займется этим. Не на данный момент — это уж точно.       Краем уха девочке послышалось короткое "Эрен". Прозвучал оклик где-то с правой стороны.       Эрен.       Почему это так знакомо? По спине пробежались неприятные мурашки, в висках резко потянуло. Одной рукой, как и прежде, придерживая коробку, другой она притронулась к голове. Дежавю? Но почему так неприятно?       Потерявшись в неприятных мыслях, блондинка резко ударилась в чью-то спину, чему послужила следующая неловкая ситуация: коробка выпала из рук, перевернувшись в воздухе, а все содержимое оказалось раскинуто по земле.       — Черт, — проговорила она после короткого взвизга от неожиданности и, присев на корточки, начала юрко собирать все разбросанные вещи, при этом не забыв обратиться к тому, в которого врезалась. — Извини, пожалуйста.       — Ничего, — сглотнув, проговорил мальчик в ответ, не зная, куда спрятать свои округленные глаза.       Разглядеть его девочке сейчас бы не удалось, так как в голове была лишь одна цель: поскорее закончить с этим и уйти с глаз долой. Сам он, похоже, был растерян и голоса подавать больше не решился. Правда, его взгляд тут же заинтересованно остановился на одном предмете.       — Извини, — присев на корточки, неуверенно начал брюнет, после чего, взяв в руки тот самый предмет, любопытно и маленько смущенно продолжил, — но это книга о... внешнем мире?       Она подняла свой взгляд на мальчика, и в горле неожиданно пересохло. Не на шутку испугавшись, мысли вновь спутались, не предполагая даже, как ответить. Темноволосый держал в руках достаточно большую, ужасно старую книгу с слегка ободранным переплетом. Эта вещь была очень ценной для нее, приобретенной еще в самом детстве. Но девочка ведь положила ее на самое дно. Почему именно книга?       Несомненно, причины для ее тревоги присутствовали. Узнай королевская полиция о существовании именно этой книги с таким названием, девочку ожидали бы реальные проблемы. Говорить, а уж тем более читать что-либо о внешнем мире — официально запрещено. Но Максвелл не могла лишиться своего предмета, ибо он был дорог ей, напоминая о детстве — правда, далеко не светлом.       Ей просто нужно успокоиться. Мальчику незачем рассказывать об этом кому-либо, но он ждал ответа. Точно. Нужно ответить на вопрос.       Одетт, поджав губы, кивнула головой в знак согласия. Тот в ответ округлил глаза и, сглотнув, перевел свой взгляд уже на обертку книги, будто вникаясь в каждую букву на ней. После он, словно опомнившись, мгновенно протянул ее девочке, натягивая на лицо робкую улыбку. Похоже, его удивило название книги.       Не время думать. Поджимая губы в совсем тоненькой улыбке, блондинка все же выхватила из рук мальчика книгу, закинув ее как можно глубже в темную коробку. У Максвелл наконец-то появился шанс оглядеть незнакомца: он был обладателем темных коротких волос и того же цвета округленных глаз; мальчик имел очень мягкие черты лица, что делала брюнета более неуверенным в себе.       Поднявшись на ногах, девочка сделала совсем незаметный поклон, обернулась и пошагала прочь. Безусловно, она поступила очень грубо со своей стороны, но сама не могла понять, кто именно сподвиг ее быстро оставить брюнета в одиночестве, который, недоумевая реакции девочки, растерянно глядел ей в спину.       Возможно, мальчик мог стать другом для нее. В любом случае, вина будет лежать лишь на ней одной. ***       Солнце медленными шажками тянулось вниз, за горизонт, окрашивая бывшее чистое небо в свои яркие огненные цвета; погода стала непредсказуемо сухой, подувая слегка прохладным ветерком.       Одетт, недавно расположившись в женской большой спальне, направлялась во всеобщую столовую, ибо время уже клонилось к приближающемуся ужину. Она была в своей свободной одежде, так как им разрешалось освобождаться от специальных кадетских форм. Ее обычный образ состоял из темного платья с вырезом лодочки, а сверху была накинута серая кофточка с растегнутыми пуговицами, цвет которой довольно неплохо смотрелся в сочетании с ее весьма большими глазами, которые она, почему-то, постоянно щурила.       Иногда, признается она, оставаться одной не так уж и интересно. Конечно, местами это было необходимо, но такая нужда очень давно исчезла. Девочка все еще оставалась растущим подростком, хотевшим иметь близких и просто надежных друзей. О, сколько о них рассказывалось в книгах! Верные друзья, проходящие сквозь все трудности вместе. Возможно, еще тогда в детстве они и были у нее. А в течение этих двух лет попросту не оставалось для друзей времени.       Почему она задумалась об этом? Наверное, причиной послужили компании друзей здесь, среди кадетов.       Кстати, о кадетах.       Одиноко приблизившись ко входу столовой, девочка заметила некоторых ребят около него. Похоже, они любопытно разглядывали что-то неподалеку.       Для приличия нужно ведь поздороваться?       Нет, не стоит.       Максвелл, остановившись, попыталась найти центр того, что их так заинтересовало. Разговор тут же разложил все карты: они говорили про ту смелую девчонку, которая ела картошку прямо перед инструктором. Бедная девочка уже бежала который по счету круг по всей территории. Но самым удивительным было то, что к наказанию за поедание картошки в неразрешенное время она отнеслась спокойно, а к лишению обеда — ненормально озверела.       — Остальных отправляют обратно? — подала голос обладательница темных волос, которые были собраны в два низких хвостиках. Одетт пометила, что она была довольно симпатичной, но постаралась вслушаться в ею сказанные слова.       — Но сегодня ведь только первый день! — удивленно воскликнул низкого роста мальчик. Он был так коротко подстрижен, словно у него и не было волос.       Все перевели взгляд от, кажется, даже не уставшей девочки, бегущей без малейших остановок, на уезжающую повозку, в которой сидели такие же подростки, совсем как они, но отличия имелись — их не взяли в кадетское училище и отправляли обратно на поля.       Одетт стало искренне жаль их. Ведь никто все равно не мог знать, какими стали бы непринятые ребята спустя несколько лет. Хотелось спросить: "Кто виноват в том, что им страшно?" Страх — не слабость вовсе. Ведь они, несмотря на свой страх, пришли сюда, дабы стать солдатами. Так почему жизнь повернулась одним лицом, а другим — спиной?       Несправедливо. Мир в целом часто бывал несправедлив. На это девушке лишь оставалось безмолвно кричать и сжимать кулаки.       И все бы ничего. Блондинка, душевно расстроившись за уезжающих подростков, собиралась все же зайти в столовую, пока не заговорил он.       Невысокий шатен, глядя вслед повозке, проговорил уверенно:       — Так надо. Если ты не можешь сражаться, то должен покинуть училище. Слабакам здесь не место.       Он никаким образом не обращался к Одетт. Она вообще не знакома с ним и должна была молча уйти, но что-то остановило ее, смешивая мысли. Девочка сама ненавидела такие моменты в себе. К примеру, когда друзей ей было заводить сложно, создать конфликт казалось проще простого.       Она ненавидела в себе то, что не может закрыть себе рот раз и навсегда.       — Да откуда тебе это знать? — повернувшись в их сторону, незапланированно грубо прозвучало из уст Максвелл.       Вся компания тут же обернулась в сторону ее, похоже, только заметив существование девочки. Сам шатен, округлив свои и так большие изумрудные глаза, что были так схожи со свежей летней травой, удивился. Впрочем, как и все.       А чего ожидала она сама?       Но этот мальчик был не из молчаливых, которые сразу же склеивали свои рты. На деле он имел достаточно вспыльчивый характер, правда, показывать его не собирался, как и затыкаться.       — Что ты имеешь ввиду?       — То, что ты сказал, — недоверчиво сузив глаза, бросила Максвелл.       — Раз их везут обратно, — пытаясь не повышать тон, да взбесившись ситуации, продолжил он, — значит, оказались слабыми. Иначе были бы здесь.       Безусловно, мальчик прав. Одетт должна спокойно извиниться за свое поведение и уйти.       — Ты не знаешь, были они слабыми или нет, — раздраженно отвечала ему Максвелл, раздражая ситуацию гораздо больше. — Тем более, если ты здесь, то это не означает, что ты сильный.       — Эй, — злобно нахмурив брови, пытаясь сдержаться из последних сил, низко произнес он, делая от своих друзей шаг вперед, — что ты хочешь сказать?       — Ребята, успокойтесь, — мягко начал рядом стоящий мальчик, являющийся повыше остальных. Его темные волосы аккуратно лежали, а по щекам раскинулись маленькие веснушки. Правда, Одетт с тем мальчиком будто было не слышно, ибо их прожигающие друг друга взгляды все еще не прекратились. — Эрен, кстати, откуда ты?       Эрен.       Опять.       Это и есть Эрен?       Недовольно сморщив нос, блондинка резко отвернулась и зашагала в огромную столовую, пройдя через порог. Эрен же, услышав вопрос, сразу охладел от раннее произошедшей ситуации и, еле заметно улыбаясь, ответил на заданный ему вопрос.       Взяв свою порцию еды сегодняшней трапезы, Максвелл краем глаза оглядела длинные столы с такими же лавками, заполненными разными ребятами. Поискав самый свободный уголочек, где кадетов было меньше всего, девочка расположилась именно там.       В голове крутилась вышеупомянутая ситуация.       Черт.       Одетт не считала себя виноватой, но поступившей неправильно — бесспорно. Девочка лишь показала себя с худшей стороны, «отпугивая» остальных от нее. Зачем она вообще ведет себя так грубо? Это словно защитная реакция. Тогда, скажите ей, защитная на что?       В итоге придя к выводу, что ей стоит извиниться перед ним, девочка положила ложку с горячим супом себе в рот. Тут же вспомнился и тот брюнет, перед который нужно было извиниться тоже. Нельзя же вести себя так.       Хотя все же она не была права в случае с Эреном.       Почему это? Она как раз таки и была права.       Нужно перестать думать об этом, иначе ее внутренняя война между собой может вновь начаться. А это самое ненавистное ею чувство.       Куча кадетов собралась вокруг стола того самого Эрена, до ужаса любопытно расспрашивая мальчика о том самом дне — падение Шиганшины. Как оказалось, он (вместе со своими двумя друзьями) оказался в самом пекле произошедшего, посему знал на внешность из ниоткуда появившегося колоссального титана, а также видел и бронированного, пробившего ворота в стене Марии.       Ему самому, по-видимому, было не в радость повествовать им обо всем. Наверное, у мальчика имелись свои личные ассоциации с тем или иным случаем, навевающие не очень радостную атмосферу.       Одетт не переставала тыкать алюминиевой ложкой в еще горячий суп.       На этой ноте началась некая стычка между Эреном и незнакомым девочке мальчиком, которого звали, как она поняла по крикам окружающих их кадетов, Жан. Но он сразу же умерил собственный пыл и даже попросил за свою вредную привычку — говорить все прямо — прощения.       Ей точно нужно будет извиниться. Это, получается, судьба посылает знаки?       После звона колокола, означающего прекращение вечерней трапезы, ребята друг за дружкой начали вставать со своих мест и покидать столовую, не забывая отнести посуду. Максвелл не была исключением, ибо сделала тоже самое. Сказать правду, у девочки уже выстроились примерные планы по короткому продолжению дня, пока не была остановлена инструктором Шадисом, явно собирающимся объявить о чем-то.       — Эй, сосунки, — грубо разорвал мужчина тишину, — не забываем про ежедневное дежурство!       Что-то подсказывало Одетт — сегодня она точно будет освобождена. Конечно, кадеты должны были быть заняты не только тренировками и теоретическими уроками, но и домашними делами.       Инструктор, называя дежурных тех или иных дел, чуть ли не разбрызгивал собственными слюнями, причиной чему могло служить лишь его плохое настроение. Впрочем, как обычно.       Каждый, услышав свою фамилию с именем, недовольно вздыхал, ибо этот остаток вечера им не удастся провести в свой отдых и удовольствие. Одетт тоже. Прозвучавшее из уст ее имя не обрадовало девочку вовсе, особенно когда Шадис произнес и само дежурство: покормить лошадей.       Естественно, это не займет большого труда. Но в голове Максвелл крутились мысли о том, что неужели не нашлось никого, кроме единственных кадетов для такого дела. Да и в целом, осознание существования в этом училище конюшни ввело ее в заблуждение. Почему она не замечала этого?       Как оказалось, дежурной по «этому делу» сегодняшним вечером будет не одна Максвелл, а кто-то еще, чью фамилию девочке так и не удалось расслышать в шумной столовой. В любом случае, девочка, с массой раздраженности на сложившуюся судьбу, отправилась в конюшню, надеясь закончить поскорее и освободиться от дежурства. Повезло же остальным.       Довольно длинная конюшня, состоящая из темного дерева, была заполнена не полностью лошадьми, возможно, из-за того, что сегодня лишь первый день и количество лошадей для обучения понемногу будет увеличиваться. Значит, уроки верховой езды начнутся совсем не скоро.       Справа от входа стояла проржавевшая тележка, целиком заполненная горкой сена, являющегося кормом для лошадей. Отрешенные взгляды коней, глядевшие на пришедшего незнакомого им человека, нагнетали атмосферу. В сердце что-то кольнуло, и светловолосой стало их очень жаль.       Просто неразумные существа, использующиеся ради собственных целей. Быть может, лошади тоже тянулись к свободе, к бескрайним зеленым полям, по которым животные могли в удовольствие скакать. Или же, вероятнее всего, сейчас им хотелось всего-навсего поесть.       Девочке нравилось думать о таких незатронутых никем темах. Нравилось размышлять над сложными для одного четкого ответа вопросами, вызывающими сомнения и заставляющие думать не по собственному хотению. Ей очень нравилось читать: любой роман мог зацепить внимание юной девочки на себе. Особенно она ценила книги, содержащие в себе моральные человеческие ценности, на которые приходилось смотреть и с другой, не очень хорошей стороны.       Но все это после книг о внешнем мире. Скажите, что может быть куда интереснее, нежели подробное описание мира, окружающего вас? Ее книга, являющаяся полной энциклопедией всего за стенами, все еще не открывала тайну своего происхождения. Откуда она вообще у нее?       Из раздумий девочку вывел шорох со стороны входа в конюшню. Обернувшись, она встретилась взглядом с мальчиком, дежурным, как и она, сегодняшнего дня. Заметив то ли в знаке приветствия, то ли в раздраженности взгляд, он растерянно отвел глаза куда-то в сторону, кладя руку себе на шею.       Это был он.       Очевидно, он не собирался говорить первым. Да и вообще, начинать разговор не собирался. Ему, как показалось Максвелл, не хватило бы уверенности. Самой ей тоже не очень хотелось разрушать повисшую тишину, но напряжение нарастало.       — Наверное, этим сеном нужно их кормить, — прекрасно зная ответ, произнесла блондинка, что прозвучало, скорее, как вопрос. Легким движением она указала на то самое сено, справа от него.       Мальчик, быстро поморгав несколько раз, сделал что-то вроде кивка, после чего взял в руки кучу сена и пошагал в сторону самой ближайшей лошади. Животное, похоже, было невообразимо голодным, так как сразу прильнуло к еде всей мордой. От неожиданности брюнет вздрогнул, чуть не приземлившись к земле.       С уст Одетт все же вырвался несдержавшийся смешок. Реакция смущенного мальчика позабавила ее, но она отчаянно пыталась не подавать виду.       После девчачьего смешка мальчик смутился пуще прежнего, казалось, пытаясь спрятаться в держащем сене лицом, только бы скрыться куда угодно. Это вовсе не то, что хотела сделать Максвелл!       — Думаю, можно положить его в стойла лошадей, — уверенно попытавшись приободрить паренька, добавила вновь лишь Максвелл, на что тот, обдумав что-то, дал утвердительный кивок.       Что же, вытащить из него слова оказывается сложнейшим делом.       Набирая в руки кучку сена, ребята бросали ее в стойла, к лошадям, на что те сразу приступали к жаждущей трапезе.       — Извини за сегодняшнее, — не поднимая взгляда, вновь резко прервала тишину белокурая, прекрасно зная, что собеседник спросит ее.       — За что? — наконец подал голос и брюнет, оглядываясь в сторону девочки.       Она же не переводила взгляда с лошади, аппетитно жующей пожелтевшее сено. Данная мысль пришла совсем случайно, которая крутилась у нее еще утром, после того случая.       — Я, — начала девочка более чувствительным голосом, — повела себя сегодня грубо. Просто перепугалась из-за книги. Извини.       Брюнет округлил глаза, поджимая губы. Он совсем позабыл, скорее, даже не заметил утреннего поведения девочки: она же, резко выхватив книгу из его рук, обернулась и умчалась прочь. Максвелл, как ему показалось, выглядела тоскливо, о чем-то задумавшись.       Ему определенно нужно что-то сказать.       — Вовсе нет, — пытаясь скрыть свою неуверенность, как можно глубже, мягко начал он, растянув губы в тоненькой улыбке, — не бери в голову. Все в порядке.       Услышанное заставило девочку расслабленно опустить ранее напряженные плечи и облегченно выдохнуть. Тишина собиралась вновь повиснуть в воздухе, разрешая тревожить себя лишь чавканью ненасытных лошадей.       — Извини, — сглотнул мальчик, произнеся, кажется, излюбленное слово девочки, — но... что написано в той книге?       Он мог поклясться, что в ее глазах мелькнул загоревшийся огонек, схожий с ее цветом глаз.       — Ты никогда не читал такую?       Ответом послужил его отрицательный кивок, после которого он смущенно отвел глаза куда-то в сторону, надеясь больше не встречаться с ее неотрывным любопытным взглядом.       — Там столько всего интересного, — сделав пару шагов в сторону сидящего около стойла мальчика, девочка продолжила, вдохновленно, но сдержанно поморгав. — Ты знал, что есть места, полностью покрытые песком? Или льдом? Знал о существовании огромных соленых озер, из которых можно бесконечно добывать соль? А то, что бывают цветные сияния на ночном небе?       Опомнившись, она примкнула обратно на дощечку, закусив губу и отведя взгляд, смущенно проговаривая:«Извини.»       — Ничего, — положив руки себе на колени, сказал мальчик, явно удивленный ее вопросами. Теперь была его очередь задуматься над чем-то. Нет, не так. Выглядело скорее так, будто на него нахлынула ностальгия. Быть может, у него были свои ассоциации. — Это, наверное... удивительно?       — Это невероятно, — вглядываясь куда-то в сторону, мечтательно выдохнула Одетт, убрав за ухо вновь выпавший совсем светлый волос из низкого хвостика.       Со взглядом на Максвелл его брови поднялись совсем высоко ко лбу. Ему стало откровенно жаль ее.       — И ты, наверное, — за свое вводное слово мальчику хотелось заткнуть себя раз и навсегда, так как именно оно выражало его неуверенность в собственных словах, — хотела бы увидеть эти места?       — Я хочу, — кивнув, уверенно произнесла Максвелл, переплетая свои пальцы, — и для этого я здесь.       Возможно, когда-нибудь, в другой обстановке, брюнет с удовольствием послушал бы подробный рассказ ее целей. Но не сейчас, не в этих обстоятельствах, когда полная тьма покрыла небо, а время уже давно приблизилось ко сну.       — Думаю, можно уже идти. Лошади и без нашей помощи смогут доесть.       Светловолосая, очнувшись от поступивших мыслей, утвердительно кивнула. Неуверенными шагами мальчик, несколько минут назад сидящий совсем рядом с выходом, собственно и подошел к нему первым. Только собравшись покинуть конюшню, он остановился и обернулся, ибо его окликнули.       — Извини, но, — подойдя к дверям, робко произнесла Одетт, удивившись разнице в их росте, — как тебя зовут? Не помню, чтобы ты говорил это на утреннем построении.       — Да, точно, — виновато положив руку на затылок, кивнул он. — Бертольд Гувер. А ты, кажется, Одетт...       — Одетт Максвелл, — улыбнулась блондинка, наконец-то узнав имя этого мальчика, что интересовало ее уже давно. — Рада знакомству.       — Я тоже, — ответная улыбка Гувера не могла не радовать.       Так они и разошлись по своим казармам, пожелав друг другу спокойной ночи. На глубоком темном небе увеличилось количество маленьких, но таких ярких и блестящих звезд. ***       Казалось, горячее солнце только-только показалось из-за темного горизонта, как кадетов успели разбудить совсем ранним утром. Ничьи недовольства, которых было не мало, инструктор не собирался выслушивать, а лишь пригрозил беспощадным наказанием, если кто-то решит опоздать на утреннее построение.       Кадеты были тут как тут, построившись. Каждый зевал, прикрывая рот рукой; глаза слипались ото сна. Похоже, всем стоило лечь спать вчера гораздо раньше. Всем вновь пришлось выслушивать гневные крики Шадиса о безнадежности и бесполезности кадетов, которые, по его словам, раз не могут даже встать утром, должны добровольно отправиться в желудок титана.       После следовала утренняя тренировка, которая, как им объяснили, будет проходить каждый день. Сделать несколько кругов вокруг всей территории совсем сонным подросткам было очень сложно. Но кто их спрашивал?       Одетт жадно глотала воздух, пытаясь вдохнуть его в себя как можно больше. Ноги уже не могли нести ее, ибо ужасная боль окутала их после, кажется, пятого круга. Бегу словно не было конца.       В итоге закончив с этим, подростки делали по приказу инструктора уже полегче упражнения на месте, максимально разгоняя кровь. Если это будет ждать их каждое утро — не факт, что они смогут выжить.       Дальнейшие занятия никто совсем не ожидал. Сегодня, в первый день тренировок, кадеты должны были проверить свое равновесие на тросах. Шадис добавил, что нужно проверить: годятся ли ученики вообще на что-либо; в случае неудачи они не будут продолжать тренировки, вернувшись обратно, откуда прибыли.       На полигоне стояло несколько небольших вышек с тросами — их нужно было прицепить к карабинам подпруги, которые были уже на кадетах, ибо это входило в состав обязательной формы. Ремни также можно было использовать для балансирования. Кажется, Максвелл медленно понимала значимость всех ремней на ее теле, что раньше было ей неизвестно.       Девочка заметила огромнейшую скалу с правой от себя стороны, что будет, скорее всего, использоваться в целях тренировок. По везению или нет, но, стоя в передних рядах среди остальных кадетов, она стала одной из первых, кто испытает на себе этот прибор.       — Проверим шкалу вашей бесполезности, — негативно бросил слова инструктор, сложив руки за спиной, обращаясь к четырем стоящим кадетам, которые продемонстрируют тросы на себе первыми. — Цепляйте.       Все под контролем. Максвелл вовсе не нужно волноваться. Все будет хорошо. И заинтересованные взгляды, направленные на них, не смогут помешать уверенности девочки. Нужно успокоиться.       В глаза бросились довольно знакомые лица, такие, как Бертольда, с которым Одетт познакомилась буквально вчера; Жана, сложившим руки на груди; той самой девочки, укравшей картошку в день переклички; Эрена, до жути уверенным в себе. Теперь ей точно нельзя показать себя в плохом свете, ибо именно с Йегером и произошла так называемая «стычка» во время ужина, в которой девочка отчаянно защищала не принявших подростков.       Одетт с тремя остальными незнакомыми ей кадетами прицепила тросы и ждала следующего приказа инструктора. Для примера он подошел к одной из вышек и с предупреждением «поднимаю» начал крутить ручкой, тем самым натягивая тросы и поднимая кадета в воздух. Бедный мальчик, качаясь в воздухе, приземлился на землю, после чего вновь пытался держать равновесие, что получалось у него ужасно плохо.       Инструктор крикнул о том, что таких неудачников и отправляют домой, а со стороны кадетов послышались удивленные шепоты — все это нагоняло панику на Одетт. Ей стоит снова успокоиться. К счастью или нет, но она стояла у последнего столбца с тросами.       Каждый из предыдущих опечаленно соприкасался с землей, стараясь удержать свое тело в прямой стойке. Шадис лишь придумывал каждому свое ругательство, звучавшее куда обиднее прежнего.       Настала очередь Одетт. Все взгляды были переведены на нее одну. Девочка нервно выдохнула, пытаясь успокоить внутреннюю панику. Случайно встретившись взглядом с Бертольдом, мальчик, натянув на лицо улыбку, кивнул ей в знаке поддержки.       И правда ведь — все в порядке. Непонятно как, но этот мимолетный кивок определенно придал массу уверенности и сил. Мужчина, расположившийся около специальной ручки, предупредив девочку о начале, натянул тросы.       Расслабь плечи и напряги ноги, особенно верхнюю часть бедер, а также торс, необходимый в этом. Спиной и руками можешь контролировать желаемую стойку.       Погодите. Откуда она знает это?       Откуда?!       Сглотнув, блондинка лишь сейчас поняла, что держится совершенно ровно. Она знала, как нужно этим управлять. Определенно знала. Это было так знакомо, будто из ниоткуда возникшее дежавю.       Может, родители ей показывали это? Вспоминать было тяжело и не к месту сейчас совсем.       Взволнованно подняв на ребят свои глаза, казавшиеся в солнечном свете совсем светлыми, ей удалось подхватить их удивление.       Она смогла.       — Неплохо, Максвелл, — хриплым голосом произнес инструктор, любопытно разглядывая позу девочки, — как раз что нужно для приманки.       Если же Шадис таким способом хвалил их, то получалось у него это бесспорно плохо. Одетт оставалось лишь глубоко вздохнуть и отпустить трос, освобождаясь от данного прибора. Она встала обратно в столпившуюся кучу подростков, пока инструктор подзывал остальных.       Ее мучало создавшееся дежавю. В любом случае, хотелось искренне поблагодарить родителей, если они и являются причиной того, что девочка знала, как нужно держаться.       Это не так уж и тяжело. Напрягая определенные части тела, все выходит на отлично.       — Ты молодец, — послышался со стороны мужской голос, обладатель которого был незнаком задумавшейся Максвелл, — здорово держалась.       Мальчик был с пшеничными коротко подстриженными волосами и мужественными чертами лица. Его небольшие глаза смотрели куда-то вперед, но после взглянули на девочку в ответ. Она, кажется, удивившись данному заявлению, замешкала. Его рост, да и тело в целом, в разы превосходили девочку, чему она вновь удивилась, прямо как вчера Бертольду.       — Спасибо, — хрустнув затекшими пальцами, мешковато произнесла девочка.       Одетт невольно показалось, что стоит продолжить разговор, так как сама она всегда замечала даже такие мелочи и со своей, и с чужой стороны. Обычно бывало обидно, когда начинал никем не поддержанный разговор.       — Думаю, ты справишься лучше.       — С чего бы? — изогнув бровь, сложил он руки на груди и вновь взглянул на Максвелл, стоявшей в стороне от него.       — Выглядишь на все сто, — выпалила она. Иногда девочка говорила бесконтрольные заявления напрямую, вертевшиеся у нее в голове. Эту черту всегда хотелось подавить в себе.       Подросток в ответ усмехнулся, расставляя руки по бокам. Как было заметно, он был довольно общительным и простым.       — Я Райнер Браун, — готовясь к своей очереди, заявил блондин.       — Одетт. Одетт Максвелл, — девочка легонько хлопнула мальчика по плечу в знак поддержки его удачи, но Брауна это, кажется, смутило. — Приятно познакомиться, Райнер.       Его кивок означал взаимное отношение к ее сказанным словам, и он будто хотел добавить что-то, но инструктор не собирался ждать мальца, посему Райнер пошагал в сторону тросов.       Очень многие, в том числе и знакомые Максвелл, отлично справлялись с равновесием, что было весьма большим достижением: в прошлых годах таковых буквально считали на пальцах из-за малого количества, так как мало кто был способен к этому.       Всем не нарочно бросалась в глаза одна девочка, выполняющая любое движение на лучший результат. Уверенно держась на тросах с абсолютным спокойствием на лице, стали чуть слышны удивленные возгласы кадетов. Одетт вспомнила ее по некоторым признакам.       Микаса Аккерман.       Еще вчерашним вечером у нее были шелковые и густые волосы чуть ниже плеч, привлекающие своей роскошной красотой — сейчас же они коротко подстрижены; ее глубокие, с необычным вырезом темные глаза смотрели в какое-то отдаленное ото всех место; совсем светлая-светлая, почти фарфоровая кожа поблескивала на свету.       Она была схожа с прекрасной розой.       Также в воспоминаниях всплыло то, как Микаса ранним утром спокойно, даже не зевнув, с легкостью встала. Тренировка для нее прошла проще простого, не доставив ни капли усталости. Это удивляло. Невооруженным глазом можно было увидеть ее в компании Эрена. Они и еще один мальчик постоянно бывали вместе.       Что же об Эрене? Этот шатен удивил Одетт больше всех, ведь еще вчера ей показалось, что мальчик из талантливых. А на первой тренировке все пошло на спад: его лицо сильным ударом стукнулось о землю, а ноги держались где-то сверху.       — Йегер! Зад должен быть ниже головы! — прикрикнул инструктор, только взглянув на шатена, который, удивившись самому себе, разглядывал недоуменные лица окружающих кадетов и говорил о том, что такого не может быть.       Желание язвительно спросить о том, кто же и вправду «слабый», исчезало сразу при виде лица мальчика. Оно было таким... беспомощным, ошарашенным, что глупо хотелось поддержать его и помочь, чем только можно. Одетт отмахнулась от подобной мысли, ибо для этого у него есть свои собственные друзья.       Но последующие события сумели удивить всех. С новым днем, в день пересдачи, Эрен, набравшись полных сил, был готов проверить свои способности заново. Каждый затаил дыхание, наблюдая за тросами, плавно поднимающими шатена вверх. Решающий момент настал.       Ему удалось.       Ему удалось продержаться в горизонтальном положении. Ему удалось научиться этому.       Правда, длилось это всего-то пару секунд, после которых его лицо вновь громким стуком встретилось с землей.       Опять это нуждающееся в помощи выражение лица. Черт.       Все бы так и закончилось, отправив Йегера обратно, не прикажи инструктор поменяться мальчику тросами с Томасом, другим рядом стоящим кадетом. И у Эрена получилось. Мальчик спокойно пребывал в невесомости, поддерживая полное равновесие. Он сам удивился не меньше, чем остальные кадеты.       Как оказалось, прибор с тросами Эрена был сломан. Шадис заметил, что такого никогда не случалось и будет нужно учесть эту деталь.       Теперь же Одетт пребывала в шоке от совсем другого. Со сломанным прибором, пускай и несколько секунд, но Йегеру удалось продержаться в ровной позе. Он смог достичь этого сам.       Его целеустремленность поражала и будет поражать до глубины души. ***       С чего вообще началась дружба Одетт с Райнером и Бертольдом? С тех самых случаев? Похоже, что да.       Бертольд всегда чувствовал себя одиноким и, не по собственному желанию, лишним. Ему казалось, что он мешает остальным своими словами, своей натянутой улыбкой, да и в целом — своим существованием. Быть может, основываясь на это, он не спешил заводить новых друзей и молчал там, где возможно.       В моменты, когда Райнер общался с ребятами, например, с Эреном, Бертольда вновь покрывало это одинокое одеяло, мешающее такому же общению, как и у его друга с окружающими. Но мальчик вовсе не жаловался: может, так будет только легче, ведь когда-то им придется раскрыть свои личности. А учитывая то, что у Гувера, в отличии от Брауна, чувства и отношения стояли чуть ли не на ровне с чувством долга, получалось, что так реально будет легче.       Все бы именно так и сложилось. Но в те самые моменты, когда кадеты общей компанией собирались вместе, он являлся не единственным кадетом, чувствовавшим себя одиноким и лишним. Та странная девчонка тоже стояла совсем одна.       Бертольд видел, как девочка иногда старалась начать разговор со многими, но все заканчивалось неудачей; как, когда все могли засмеяться хором, она, так и не поняв смысла смеха, натягивала на лицо улыбку; как, когда она оставалась одна, невольно наблюдала за ребятами и их веселыми лицами. Он все это видел.       После того самого случая прошло не более нескольких месяцев, но его мнение о ней, хоть и хромая, да сложилось. Одетт была молчаливой, словно отдаленной ото всех девочкой, живущей, казалось, в своем собственном мире. У нее были мечты, с которыми он уже успел познакомиться, но не смогли остальные. И все же причина, по которой она еще тогда в конюшне рассказала ему о том, что прежде никому не рассказывала, была ему неизвестна. Необузданное желание узнать это часто посещало его, но мальчик никогда бы не решился заговорить с ней первым. Уж не в его стихии это.       Сначала Бертольд даже не замечал, что она часто разговаривала с ним. Даже сейчас, когда они вновь отстали от всех в разговорной теме, девочка говорила с ним. С ее уст слетали лишь такие предложения, которые не заставляли Гувера искать в своей голове ответа или натягивать на лицо неловкую улыбку. Такого просто не было. Она всего лишь говорила короткие и совершенно ненавязчивые фразы, с которыми ему было невозможно не согласиться — он так и делал, кивая головой. Она и в целом была ненавязчивой.       В конце концов, как-то страдая от неизвестной ему причины бессонницы в своей кровати, он понял это. Бертольд понял, что неформально общался с Одетт на протяжении этих трех-четырех месяцев. Когда она успела стать ему такой обыденной?       При повторе этой ситуации, мальчик безотказно решил все же спросить ее об этом. И правда, когда на перемене теоретического урока Райнер отвлекся от Бертольда на других ребят, он остался наедине с Максвелл.       — Ты в порядке? — выводя его из своих раздумий, подала голос блондинка, вытянувшая руки на длинной парте, — Похоже, не выспался.       Она была абсолютно права. Скорее всего, такой факт стал очевиден из-за еле виднеющихся темных полукругов под его глазами, которые Гувер, случайно взглянув в зеркало, заметил у себя. Он бы автоматом вновь кивнул и начал рассказывать причины такового феномена — если бы не ответил с другого угла.       — Скажи, — неуверенно жуя нижнюю губу, слегка растерявшись, но все же найдя в себе силы, продолжил, — почему ты заговорила со мной с самого начала?       Бертольд не знал, на какое именно слово нужно ставить ударение. Может, на слово "со мной"? Или "почему"? А вдруг все же на последнее "с самого начала"?       В любом случае, вопрос поставил недоумевающую девочку в ступор. Ей в голову тут же залетели мысли о том, что ее общение надоело мальчику, раз он даже напрямую заявил об этом. "Прощай, единственный, так и неудавшийся друг". Да ответить, несомненно, стоит.       Одетт пожала плечами, а после сказала о том, что сама не знает, но, как ей показалось, Бертольд отличается от остальных — это и потянуло ее в сторону Гувера.       Несмотря на короткую фразу, Бертольд все же оживился. По телу будто пробежала струя энергии до самых кончиков пальцев. Наверное, потому что никто ему не говорил прежде такого. Опять же, девочка была начисто права: конечно, он отличается от жителей этого проклятого острова.       — Извини за пустую болтовню с начала года, — взяв в руки рабочую тетрадь, Одетт резко встала с общей с Гувером скамьи, собираясь переместиться куда подальше от него.       Бертольд понял, что неправильно выразился. Или же это она, как делала часто, придралась к ненужным мелочам, которых даже не было в его вопросе. В будущем такая ее черта и будет мозолить ему голову, но сейчас подругу не совсем хотелось терять.       — Нет, погоди! — неловко произнёс мальчик, взволнованно моргая тёмными ресничками, — Извини, ты не так поняла!       И он сказал. Сказал все, что было на его уме. Сказал о том, что ее общение приятно ему; что считает, что они оба чем-то схожи. Правда, после каждого сказанного им слова, Гувер постоянно употреблял «извини», боясь вновь неправильно выразиться. Да и не только — он обычно всегда повторял это слово. Бертольду было сейчас очень неловко. Зардевшись лёгким румянцем, ему все же удалось закончить свою речь.       Одетт мягко улыбнулась. Ей было приятно от услышанных слов, как никогда прежде.       «Значит, мы можем стать друзьями?» — напрямую спросила белокурая с такой надеждой, что Бертольд тут же ответил ей положительным «конечно!»       И они стали друзьями.       Бертольду было так легко с ней, что невольно приходилось удивляться этому факту. Правда, стоит признать — изначально мальчика охватывал лёгкий стыд перед остальными. Ведь что могут подумать другие, увидев его нового друга-девочку? Что подумает Райнер? Что подумает Анни, в конце-то концов?       Но все вышеперечисленное ушло без следов спустя время последующих месяцев. Теперь он был уверен в своем друге, а мнение остальных приобрело последнее место для Гувера.       Райнер сразу сдружился с Одетт, причиной чему являлась его общительность. По правде говоря, изначально в его представлении сложилось своеобразное мнение о новой подруге. В его понимании девушка — есть девушка, какого бы возраста она не была; она заслуживает особенного отношения к себе, а вовсе не такого, как к обычному другу. Быть может, все образовавшиеся стереотипы появились из-за Кристы, взявшей сердце юного Райнера.       Криста очень красивая, добрая, женственная.       Одетт местами походила внешностью на Кристу. Но плюс этой девочки был в том, что рядом с ней не шатались такие странные и хмурые типы, как Имир. Может, это шанс Райнера? Бертольд же так не считал никаким образом — это удивляло Брауна.       Для того, чтобы признать отношение к ней Бретольда верным, понадобилось несколько месяцев. Теперь же Райнер понял, что его глупые мысли могут с чистой совестью исчезнуть. Одетт не такая, как Криста. Одетт такая, как друг. Настоящий друг.       Отсюда и начались бесценные, беззаботные, самые замечательные кадетские года. ***       Иногда у Одетт возникало неестественное чувство того, что с девочками сдружиться гораздо сложнее. Ее день проходил вместе с Райнером и Бертольдом, но в конце она оставалась в женской казарме совсем одна. Или же нет?       Бесспорно, Саша выделялось своей гиперактивной общительностью, но первой на рожон никогда не лезла, ибо ей это было ни к чему. Браус устраивал свой нынешний статус.       Микаса уж совсем закрытая, а к Кристе мало кто полезет после встречи с вечно ее окружавшей Имир, не любительницей новых знакомств. Правда, Ханна была довольно миловидной девочкой, впрочем, как и Мина.       Но интерес Одетт часто останавливался на одной из них — Анни. И это вовсе не потому, что Леонхарт была самой настоящей одиночкой, пытающейся, кажется, отделить себя от всего мира; виновны не были и ее большие, но такие стеклянные и печальные глаза; ее необычайный талант в рукопашном бою так же не являлся причиной. Одетт просто, без какого-либо на то повода, нравилось наблюдать за столь таинственной и одинокой девочкой.       Сама Анни не собиралась строить с кем-либо дружеские отношения. Превыше всего стоит непоколебимое чувство долга, а на остальное прочее не должно быть места. Ей казалось, что и Бертольд, и Райнер должны придерживаться того же мнения, но навязывать его им не собиралась.       Леонхарт часто предупреждала их о том, что они себе же копают яму. Пыталась объяснить им, что рано или поздно, но когда-нибудь кадеты узнают их истинные личности, посему не стоит заводить крепкие дружеские отношения, ибо сделают хуже и себе, и привязавшимся к ним людям. Райнер с Бертольдом лишь отмахивались: дескать, преданных отношений с Одетт и быть не может, это так, на время — чтобы не вызывать подозрений. Анни в ответ лишь хмыкала, думая о них, как о глупцах.       А время не стояло на месте, и невооруженным глазом можно было заметить крепко строющуюся дружбу тех двоих с Одетт маленькими ступенями, о чем и предупреждала их Анни. «В любом случае, их проблемы», — проносилось в ее голове.       До одного момента.       Сегодняшним ничем не примечательным днем Райнеру выпала роль дежурного, целью которого являлась уборка в оружейной. Безусловно, работа была не из легких: после ежедневных тренировок, когда время близилось к ужину, дежурный обязан привести в порядок грязную оружейную, в которой будто бы намеренно пачкали. И, к сожалению, Райнер пропустит ужин. Но, к еще большему сожалению, Анни была его близкой подругой.       Брауну пришлось не очень долго уговаривать подменить его сегодняшним вечером, ибо, как выражался блондин, тренировки отняли все силы, он был голоден и ужасно клонило в сон. Девочка поверила ему: Райнер реально выглядел не очень. Она, немного раздраженно выдохнув, все же согласилась.       В принципе, уборка в оружейной не составила такого труда, о котором отзывался Райнер. Да, она была тоннами завалена пылью и прочей грязью, но тем не менее блондинке удавалось юрко чистить комнату, невольно поглядывая в единственное находящееся здесь окно. Луна уже давно расположилась на таком черном и темном небе, которое тоже казалось грязным. Похоже, у девочки начинается паранойя. Ужин, определенно, успел подойти к концу несколько часов назад. Анни заметила, что и вовсе не голодна: аппетита не было с самого утра. Он часто пропадал у девочки, но временами приходилось насильно заталкивать пищу в рот, ибо мышечная масса нуждается в еде.       Закончив со всем, Анни, протерев локтем вспотевший лоб, отправилась в женскую казарму, дабы поскорее почувствовать под собой мягкую и такую желанную кровать. В сон не совсем клонило, но полежать неописуемо хотелось.       В спальной женской комнате, как ей и стоило предполагать, никто еще не лег спать. Леонхарт не знала, как там у мальчиков, но здесь это успело стать принятым. Она, как обычно, ни с кем не перекинувшись словами, направилась к своей двухъярусной кровати, разминая затекшую шею. Может, по иронии судьбы, может и нет — под ее верхним ярусом кровати расположилась Одетт. Да, похоже, очередная шутка от судьбы.       Прежде Одетт сидела на своей постели, всем своим сознанием уткнувшись в держащую книгу. Кажется, очередной роман, никак не интересующий Леонхарт. Но, увидев пришедшую девочку, Максвелл ловко закрыла книгу и отложила от себя. Все бы ничего, если бы ее серебряные прозрачные глаза не были направлены на эту самую пришедшую.       Анни часто замечала: Максвелл наблюдала за ней. Вообще, ей стоило привыкнуть к этому, ибо многие шарахаются необыкновенной силе девочки и глядят на нее.       Одетт обычная, как все.       Сейчас же она смотрела по-другому: явно собиралась сказать что-то.       — Анни, — позвала она блондинку, которая, просто игнорируя застывший на себе взгляд, собиралась залезть на свой верхний ярус кровати, но остановились.       Она что-то протянула ей аккуратным движением. Мгновенно запахло вкусной жареной едой, манящей к себе.       — Я подумала, что ты будешь голодна, — все еще держа в протянутых руках чугунную небольшую чашу с едой в ней, неловко произнесла Одетт.       Чего это она? Что-то задумала?       — Я не гол... — тут же скрыв свое удивленное выражение лица, без эмоций начала Анни, но послышалось урчание ее же желудка. Она ведь не была голодна! Так почему аппетит поднялся в такой ненужный момент?       Румянец Леонхарт нельзя было не заметить, и, зная это, она смущенно и недовольно отвела взгляд в сторону. С зажатых губ Максвелл вылетел несдержавшийся смешок.       — Одетт! Одетт! — резко забежав в женскую спальню и хватаясь за колени для передышки, воскликнула взволнованно Саша, чей хвост на голове то и делал, что непослушно болтался из стороны в сторону, — Инструктор зовет тебя! Он зол! Очень зол! Говорит, видел, как ты еду затащила в казарму!       Одетт знала это. Знала, что по правилам не разрешается заносить еду в казармы из-за определенных причин. И она всеми способами пыталась скрыть это от обычно вытаращенных глаз Шадиса. Что же, ей не удалось.       — Черт, — слетело ругательство с ее уст, после которого она, раскрыв руки не меньше удивленной Леонхарт своими и зажав в них эту самую чашу с едой и ложкой внутри, затараторила. — Возьми и хорошенько поешь, Анни.       Максвелл, поджимая плечи от легкого страха будущего ее наказания, которое, несомненно, будет, на пятках обернулась и направилась к выходу казармы, сказав Саше что-то вроде «спасибо, Саша!»       — Одетт, — разрывая повисшую только между ними тишину, в последний момент окликнула ее Анни со вскинутыми бровями.       С ее уст имя звучало совсем странно. Не так, как это получалось у Бертольда или же Райнера.       — Зачем ты это сделала? Ты ведь знала, что последует наказание.       Не шелохнувшись, спросила Анни, ибо знала, что тогда эти вопросы будут мучить ее глубокими ночами. Да и не только ночами.       Одетт сначала не оборачивалась, так и стоя спиной к ней и ранее появившейся Саше. Не сложно заметить, что людям, похоже, нравилось задавать ей такие странные вопросы. Или почему они спрашивали о таких вещах именно ее?!       — Ты хороший человек, — оглядываясь через плечо, мягко произнесла она, сглотнув, — а ради хороших людей совсем не жалко идти на такое.       И ушла.       Анни удивленно поморгала, поражаясь и вдумываясь в сказанные ей слова. Так не должно быть. Демоны этого острова не должны говорить такие хорошие вещи. Зачем Одетт ответила именно так? Неужели она не знала, что Анни тоже может привязаться?       «Глупая», — крутилось в голове Леонхарт. «Глупая, которая выкопала себе же яму. Прямо как Бертольд с Райнером. Точно.»       Но Максвелл, несмотря на свою яму, спасла другого от падения. Что за метафоры? Анни не так мыслит.       Максвелл сделала это ради Леонхарт. Определенно, Райнер успел рассказать своей подруге о его подмене дежурства, поэтому девочка и притащила сюда для нее лично сегодняшний ужин. При том зная, что этой ночью придется выполнить какое-нибудь жестокое наказание.       Зачем? Для того, чтобы Анни просто поела, а та в ответ мыла полы вместо сна? Может, у нее другие, более корыстные цели? Ведь, как считала Леонхарт, нож в спину нужно всегда ожидать. Но Одетт, похоже, не из тех.       Она просто глупая. Глупая. Глупая. Глупая.       — Вау, — отозвалась Саша, вдохновленная словами ушедшей несколько секунд назад Максвелл. Правда ведь, прошло пару секунд, а голову Леонхарт успело посетить тысяча мыслей. — Анни. Ты это будешь?       Конечно же, обыденные цели Браус никто не отменял. Анни, кинув на Сашу мимолетный взгляд, отрицательно покивала головой, что вызвало некий печальный писк со стороны шатенки.       Анни поест. Не просто так ведь продумала все это Одетт? Оказывается, так приятно совершать добро.* ***       «Не такая уж она и плохая.»       Когда Бертольд с Райнером услышали это заявление от самой Анни, то на них нахлынула волна радости такая, словно позитивно отзывались о них самих.       Теперь же Анни тоже невольно наблюдает за Одетт. Она заинтересовала ее и ей стало интересно, чем все это кончится?       Но в конце обучения в кадетском корпусе Анни неожиданно для себя поняла, что вовсе не хочет конца всему этому.