Дом

Ты буквально царапаешь кожу, но делаешь это мягко – зная, что приложи ты чуть больше силы, то останется не тонкий красноватый след на белой коже, а алая дорожка крови, стекающая по тонкой шее в ямочку меж ключицами, задерживаясь там на мгновение – подобно тому, как замирает человек над предрассветным каньоном. Ты проводишь драконьими когтями по моей щеке, – и невольно мой подбородок поднимается выше. Взгляд натыкается на горящие хитрые огоньки в глазах напротив. Злорадно усмехаешься, ведь всё произошло так, как ты и запланировала. Но у меня нет ни выбора, ни желания спасать себя. Ты тянешь руку к моей груди, буквально пронзая её и добираясь до самого сердца. Краткая мысль, что, быть может, и не стоило идти на такие жертвы ради Рейстлина, мелькает в голове... но она затмевается резкой болью. Рвёшь аорты и жилы, раздираешь мышцы, царапаешь лёгкие и ломаешь рёбра. После такого не выживают. И всё это — ради чего? Ради спасения тёмного мага, возомнившего себя достойным звания бога. Может и достоин, но отчего же так больно?.. Разворачиваешь меня вокруг и резко хватаешь взметнувшийся в воздухе медальон, до которого мгновение назад я не дала тебе коснуться. Понимаешь ведь, что сильно тянешь его на себя, и цепочка слишком крепкая: не рвётся и безжалостно режет кожу. Непроизвольно думаю, что потом останется яркий след, что долго не будет заживать — да что толку-то? помру и помру че бухтеть то Ты так же резко выпускаешь из рук медальон, и я падаю на колени от дикой боли, обжигающей ключицы и грудную клетку. Знак полыхает жаром от соприкосновения с классовым врагом, стремится причинить боль, но опаздывает, — и вся она приходится на меня. Сгибаюсь пополам, жмурюсь, пытаясь отрешиться от этой страшной пытки. Дыхание рваное, иссушены, искусаны губы. Остаётся только дышать. — Мне жаль тебя, детка, но пламя всегда оставляет свой след, — шепчешь, почти рычишь, гортанно, отчего по шее стремительно бегут мурашки, заставляя вздрогнуть, отойти от шока. Ты стоишь позади, нагнувшись, невесомо касаешься спины, дотрагиваешься волос и обхватываешь ладонями голову. Не смею пошевелиться, лишь послушно поднимая голову вверх. Воздух замирает где-то в лёгких, не движется — ждёт. Жду и я, ощущая жар, исходящий от рук твоих. Ты накрываешь ладонью мои глаза, и драконьи когти просвечиваются на слабом свету тёмной луны. Магия, скачущая меж кончиками твоих пальцев, ощущается физически, и становится страшно — и ясно, что произойдёт далее. — Глаза не солгут тебе боле, когда их нет! — с шёпота перескакиваешь резко на крик, и я вздрагиваю. Нет никакой боли — лишь тьма перед глазами и жар ладоней, что вскоре убираешь от моего лица. Стоишь рядом и наблюдаешь. Неужели это было сожаление в твоём голосе, Всебесцветная? Неужели тебе меня, глупую светлую жрицу, жаль? Неподалёку раздаётся хрип и прерывистый кашель. Он всё-таки жив, а значит Паладайн услышал мой последний зов — значит, ещё не всё потеряно. Значит Рейстлин будет рядом! И он начинает говорить. Говорит долго, прерывисто, обо всём: о старой легенде, о желании стать богом и о любви. Говорит, как в последний раз. Оба понимаем, что это и есть последний раз — больше никогда не увидимся. Эхом по Бездне разносится гулкий звук шагов уходящего чародея. Пытаюсь подняться на ноги, последовать за ним, шатаясь — колени подкашиваются, не держат. На мольбы магу — не покидать меня, — сил нет. Судорожно обхватываю себя дрожащими руками, пытаюсь сдержать вой, рвущийся наружу из грудной клетки. Окружающая темнота становится и тишиной, столь громкой, что в ушах звенит, пытаясь создать хоть какой-то звук, уцепиться за любой рокот, шорох или дыхание. Хочется хоть что-нибудь услышать. — Ты... холодная, как лёд, надменная, как трон, — вдруг слышится из-за спины знакомый голос. Твой. По привычке оборачиваюсь, чтобы посмотреть, — но впереди всё та же тьма. Жар, исходящий ранее от тебя, сменился мягким теплом, обволакивающим всё тело. Ты ступаешь медленно, плавно, не издавая ни звука, лишь подол твоего платья слегка шуршит, волочась позади. Наклоняю немного голову вбок, вслушиваясь. Это и вправду сожаление в голосе. Тебе жаль меня. — Как наживку проглотила легко, — продолжаешь говорить, подходя всё ближе. Проводишь когтем по моему подбородку, поднимая голову, встаёшь прямо передо мной. Нет сил сопротивляться, противиться твоим действиям. Что я могу теперь? Отвергнутая магом и богом, кто я теперь? — Ты — наивное дитя на поводу у зла, ты — орудие слепое его, — ладонь твоя скользит по моей шее, опускаясь на грудь. И я отчётливо слышу биение своего сердца. Но разве ты не вырвала его? Разве моё тело не должно сейчас выглядеть вспоротым, окровавленным и будто на последнем издыхании? Неужели это всё было иллюзией? Но зачем? — Бессмысленно, как всякая жестокость... Жестоко, как бессмыслица любая, — отвечаю уже вслух самой себе, глубоко вдыхая наполненный пеплом и серой воздух. Он оседает в лёгких пылью, затрудняя дыхание, скапливается в комки, от которых так и хочется избавиться. Я не умру, не так ли? Ну, конечно же, не умру, ведь уже бы давно была мертва... если бы не нужна была. Но зачем я тебе, Тёмная? Какой тебе толк от сломленной девчушки, что слепо (о, как забавно это звучит теперь!) шла за ним? Слёзы безостановочно текут по щекам, а ты отчего-то старательно их вытираешь тыльной стороной ладони. — Я не монстр, милая, но так было необходимо. У каждой магии есть своя цена. Ценой его жизни стало твоё зрение: оттого, что только ты видела его настоящего, его душу, — ты успокаивающе гладишь по волосам, но это мало помогает: полное осознание того, что произошло несколько мгновений (или уже часов?) назад, накатило мощной ледяной волной. И кажется, что вот же — схвачусь за плот и погребу к берегу... но волны качают из стороны в сторону, всё дальше оттаскивая от мягкой и тёплой земли. — Прости меня, — притягиваешь к себе в объятия и шепчешь на ухо. Меня охватывает невероятное тепло, и я... успокаиваюсь? От тебя, казалось бы, должно пахнуть костром и кровью, но чувствую лишь запах свежеприготовленной ухи и уюта. Того самого уюта, который я искала столько лет! Того, что я почувствовала в Рейстлине, того, из-за которого я и пошла за ним! И это была ты. Всё это время, будучи рядом с чародеем, я думала, что он тот самый уют, что с ним мне будет комфортно. Но рядом с тобой тепло — и, кажется, я нашла свой дом. Забавно: светлая жрица Паладайна обрела дом в Бездне, в объятиях у Тёмной госпожи. Утыкаюсь мокрым от пролитых слёз носом тебе в шею. — Прощаю.