Чай, кофе

Она смеется громко, совершенно не стесняясь своего далеко не девичьего, по мнению людей, смеха. Но ей абсолютно плевать на их слова; а потому маленькую кухоньку с выключенным светом вновь оглашает радостный смех. А в ответ - беззлобная, совершено не такая, как в институте усмешка. Ира закатывает глаза, искренне улыбается и проводит указательным пальцем с коротким ноготком по ободку большой белой кружки с далеко не милым – смешным – рисунком. Опускает взгляд на непропорционального серого паучка с косыми глазами, что держит в лапке маленькую кружечку, и мягко, по-домашнему улыбается. -Сонь, - спокойно и непринужденно тянет она, проводя подушечкой по пресловутой надписи. – Ты помнишь, как она у нас появилась? -М? – девушка приоткрывает глаза, утирает скопившуюся в уголках влагу и переводит взгляд на однокурсницу, а затем и на кружку в ее тонких руках. – Конечно. Как такое забыть? Ты тогда не сразу поняла мем, а потому пришлось объяснять. -Я просто не особо разбираюсь в них. – Ира виновато улыбается и заправляет за ухо со слегка покрасневшим от недавнего прокола хрящом короткую ярко-рыжую прядь. -И, тем не менее, любишь, когда я скидываю их тебе в личку. В кухне повисает приятная, совершенно не давящая тишина, нарушаемая лишь тихим жужжанием маленького холодильника и лаем бездомной собаки за окном. Она длится лишь жалкие минуты, и не успевает дать волю мыслям, не позволяет им захлестнуть девушек с головой. Ее нарушает Соня. Студентка с протяжным стоном поднимается из-за стола, потягивается, распрямляя затекшую спину и ощущая, как хрустят позвонки. Она лениво достает из шкафчика над раковиной светло-голубую кружку с мультяшным облачком и не спеша наливает в нее заварку, а после и кипяток. -Не тебе одной чаи гонять. – девушка хмыкает, кидает в чай несколько кубиков сахара и вновь возвращается за стол, подогнув под себя ногу. -Вообще-то, я пью кофе. -И я не понимаю, как? Это же просто… фу. Оно горькое, противное и похоже на гуталин. – Соня кривится и морщит слегка вздернутый нос. Ира смеется, пропускает пальцы одной руки сквозь ручку своей кружки и прижимает ладонь к стенке, ощущая, как приятно начинает покалывать слегка грубоватую кожу. Она как завороженная смотрит на девушку напротив и не может налюбоваться. Теряется взглядом в коротких волосах цвета спелой ржи, невообразимо красивых и чертовски мягких, что хочется прямо сейчас уложить студентку к себе на колени и запустить пальцы в почти золотистые пряди, но она лишь одергивается себя и мысленно вторит: «Не сейчас». А ведь она помнит, как еще месяц назад чудесные волосы Сони скользили вниз по широкой спине и доходили до талии, и каждая девчонка на потоке мечтала иметь такие же. Но потом, одним сентябрьским утром, она пришла с короткой стрижкой и на все расспросы отвечала неоднозначное «Решила сменить стиль». И ведь только Ира знает истинную причину того, что именно повлияло на решение девушки. Но… разве сейчас это важно? Муромова скользит взглядом по изящной бледной шее, переходит на оголенную ключицу и острое плечо и не может скрыть улыбку. Эту девушку красит абсолютно все; даже растянутая домашняя, приобретшая серо-желтый оттенок футболка и выстиранные зеленые спортивные шорты делают ее похожей на ангелицу, сошедшую с небес. Соня глубоко вдыхает, от чего ее грудь вздымается, и некогда белая ткань очерчивает соски, и Ира непроизвольно закусывает губу. Черт… безумно хочется перегнуться через стол, притянуть белокурую деву к себе и поцеловать. А после и вовсе разложить на этой маленькой круглой столешнице. Но тихий почти полушепот заставляет ее отвлечься от собственных мыслей и поднять зелено-коньячные, слегка потемневшие глаза на лицо студентки. -Звалась Soleil? ты или Чайной И чем еще могла ты быть? Но стала столь необычайно, Что не хочу тебя забыть. – голос Сони тонул в кружке с черным чаем, а Ира тонула в синих глазах любимой. – Ты призрачным сияла светом, Напоминая райский сад, Быть и Петрарковским сонетом Могла, и лучшей из сонат… -А те другие – все четыре Увяли в час, поникли в ночь, Ты ж просияла в этом мире, Чтоб мне таинственно помочь.. – продолжает за нее Муромова и мягко улыбается, чувствуя, как ладони касаются холодные пальцы, плавно скользят вверх и переплетаются с ее. – Ты будешь мне живой укорой И сном сладчайшим наяву… Тебя Запретной, Никоторой, Но лишней я не назову. Соня улыбается, смотрит влюблено и делает то, о чем Ира могла только грезить и не решалась совершить – перегибается через столешницу, упирается выпирающими бедренными косточками в острое ребро и, положив холодную ладонь на горячую открытую шею, притягивает к себе. Мягко улыбается в слегка приоткрытые от удивления губы и подается вперед, целует до безумия нежно и без нажима. А Ира лишь блаженно стонет, запускает свободную руку в мягкие волосы на затылке, пропуская сквозь тонкие пальцы короткие пряди, и притягивает девушку ближе. За окном – холодная питерская осень, а в сердцах – горячая девичья любовь.