Да что вы знаете...

      Стрелки часов движутся так медленно. В кабинете душно, и никто даже не догадается открыть окно. Меня снова наказали и оставили после уроков. Не в первый раз. И я полагаю, не в последний… Я, конечно, далеко не ангел, но разве справедливо всегда сваливать вину на одного человека? Неужели нельзя было разобраться, кто затеял ту драку? Хотя о чём это я? Всем же абсолютно наплевать, что это у меня разбит нос, и это я вся в синяках. И даже если завтра кто-то из парней попытается залезть мне под юбку, все обязательно скажут, что это я сама его и спровоцировала. Я уже ничему не удивлюсь. Так уж повелось в нашей школе — всегда и во всём виновата я и только я, Рейвен Мисти Даркхолм. Приятно познакомиться. Made a wrong turn, once or twice… Dug my way out, blood and fire. Bad decisions, that's alright — Welcome to my silly life! — Уродина! — Неудачница! — Да кому ты нужна!       Я не знаю, за что одноклассники меня ненавидят. Ненавидят — и всё. А что, разве для этого нужна какая-то конкретная причина? Эти всегда найдут, к чему придраться. Но я не собираюсь извиняться или оправдываться за то, что я такая, какая есть. Да, у меня не самый модный телефон. А мне и не нужен самый модный, вот сейчас пользуюсь маминым старым, и меня всё устраивает. Да, я не ношу открытые блузки, короткие юбки или узкие джинсы, но не потому что стесняюсь своей фигуры — мне просто не нравятся такие вещи, я предпочитаю что-нибудь простое и удобное. Да, я не хожу на вечеринки — мне это не интересно. Да, недавно я самостоятельно покрасила волосы в ярко-рыжий. Просто для себя. Просто потому что я так захотела. И отчитываться за свои действия я ни перед кем не обязана. Собственно, ничего вызывающего в этом и не было. Но когда я впервые появилась в школе в этом новом образе, замечания мне сделали просто все, кому было не лень. Даже уборщица… Похожая история была и с небольшой татуировкой в виде двух бабочек на запястье левой руки. Уверена, если бы речь шла не обо мне, а ком-то другом, никто бы даже внимания не обратил.       Ах да, а ещё я — приёмная. И оказывается, мне должно быть за это стыдно. Понятия не имею, как мои одноклассники узнали, что меня взяли из приюта, но им прямо покоя не даёт этот факт, и они то и дело мне напоминают, что вообще-то, если так подумать, никакой семьи у меня нет. — Неправда, у меня есть семья! Есть! — Ничего у тебя нет! И сама ты — никто!       Я действительно не знаю, кто мои настоящие родители, и никогда не пыталась это выяснить. Да и зачем? Ведь в моей жизни появились люди, которым была не безразлична моя дальнейшая судьба, которые меня полюбили и заботились как о родной дочери. Меня удочерили, когда мне было пять. Вообще я была немного диковатым ребёнком и далеко не сразу подпускала к себе людей, но тут всё было иначе. Ксавьеры, они были какие-то другие… Я быстро к ним прониклась. А их двенадцатилетний сын стал моим лучшим другом. Чарльза тогда только-только перевели на домашнее обучение из-за проблем со здоровьем. Он не мог ходить без костылей, но духом всё равно не падал, и я ни разу не слышала, чтобы он на что-то жаловался.       Мы почти всё время были вместе, всегда поддерживали друг друга, всегда друг другу помогали. Чарльз очень многому научил меня. В первую очередь — радоваться жизни. Да, просто — радоваться. Был у него такой редкий, уникальный дар — видеть во всём что-то хорошее и светлое. В этом плане мне до него далеко, хотя я тоже очень стараюсь во всём искать положительные стороны. Если твой брат — Чарльз Ксавьер, иначе и нельзя.       Важно отметить, что Ксавьеры никогда не акцентировали внимание на том, что я приёмная. «Это наша дочь», — всегда говорили они. «Она моя сестра», — говорил Чарльз. «Моя семья…» — думала я. — «Моя, моя, моя!» — Ты неудачница, Даркхолм! Ты неудачница! — снова и снова кричали мне вслед одноклассники. А вечером после школы родители тихо повторяли: — Для нас ты — самая лучшая, Рейвен. Мы любим тебя. — Уродина! — презрительно фыркает первая модница класса. — Ты никому не нужна! — Ты замечательный человек, — говорит отец, глядя прямо в глаза. — Помни об этом. Те, кто скажет тебе, что это не так — просто глупые ограниченные люди. — Я горжусь, что у меня такая сестра… — улыбается Чарльз, крепко сжимая мою руку в своей. — Никогда не сомневайся в себе, дорогая, — шепчет мама и ласково гладит меня по голове. — Ты сможешь добиться всего. You're so mean, when you talk About yourself. You were wrong. Change the voices in your head — Make them like you instead.       Нет, я не одинока. Никогда не была. У меня есть семья. И этого никто не сможет ни изменить, ни отнять. Так мне казалось… Но неожиданно мама попала в больницу с аппендицитом и умерла на операционном столе из-за глупой врачебной ошибки. Через два года от сердечного приступа умер отец. Ему на тот момент даже пятидесяти не было… Думаю, он просто очень тосковал по маме. Они ведь так любили друг друга. В память о родителях я как раз и сделала ту татуировку с бабочками. Чарльз мне разрешил. Пока мне ещё не исполнилось восемнадцать, за меня отвечает он. Моему брату уже двадцать четыре года, он изучает философию в институте. Ему сняли инвалидность, так как его состояние значительно улучшилось. Костыли Чарльзу теперь не нужны, хотя он по-прежнему заметно хромает на правую ногу и из дома всегда выходит с тростью. Просто потому что так надёжнее.       Жизнь шла своим чередом, как вдруг снова пришла беда, откуда совсем не ждали… Мы с Чарльзом возвращались из кино. Настроение было прекрасное, фильм нам обоим очень понравился. До дома было уже недалеко, нам оставалось только дорогу перейти. Переходили, естественно, там, где и было положено, соблюдая все правила. Я ушла немного вперёд и была уже на обочине, оглянулась, и тут же на моих глазах Чарльза сбила машина. Внутри всё перевернулось, я бросилась к брату. — Чарльз!..       Водитель, к счастью, не уехал сразу же с места происшествия, как это иногда происходит. Более того — он сам признал свою вину, сказав, что не успел затормозить на скользкой дороге, долго извинялся, предложил вызвать «Скорую». Я почти ничего не слышала. Будто мне нужны эти извинения! Я даже не заметила, как подъехала «Скорая» — так и сидела на коленях рядом с братом, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону и скуля в отчаянии как побитый щенок. Держись, родной мой… Пожалуйста, держись… Я не могу потерять ещё и тебя. Господи, только не забирай его!       Только когда Чарльза осторожно переложили на носилки и начали уже закрывать дверцы машины, я на время вышла из транса, неожиданно резко вскочив на ноги и выкрикнув каким-то неестественным, чужим голосом: — Я еду с ним! — Ладно, залезай скорее.       Они, похоже, не горели желанием брать меня с собой, и в машине на меня почти никто не обращал внимания. Только одна санитарка предложила какое-то лекарство — успокоительное, я так полагаю. Но я лишь помотала головой, хотя меня всю трясло, и валерьянка бы точно не помешала.       В приёмном отделении поднялась суматоха. — Экстренная ситуация! Пульс быстро падает!.. — только и смогла разобрать я. Дальше — какие-то непонятные медицинские термины. Очень много терминов. Говорили одновременно все, очень громко и очень быстро, отдавали друг другу какие-то распоряжения. Про меня будто все забыли. — П-пожалуйста… — пробормотала я, растерянно оглядываясь и не зная, к кому обратиться. — Кто-нибудь… Пожалуйста, скажите, что с моим братом? Он будет жить?.. Эй, подождите! Куда вы его везёте? Вы можете объяснить, что происходит?       Никто не отвечал. Обливаясь слезами, я побежала за врачами, которые увозили на каталке моего брата. — Чарльз! Чарльз! — наверное, вся больница слышала мой крик. В этот момент кто-то остановил меня, схватив за руки. Я пыталась вырваться: — Отпусти! Отпусти меня, там мой брат!.. — К нему всё равно сейчас нельзя. Теперь остаётся только ждать.       Я подняла голову. За руку меня держал молодой человек в белом халате, примерно одних лет с Чарльзом, может быть, на год или на два старше. Но при этом волосы на висках у него уже были совсем седые. Глаза печальные и серьёзные. Он присел передо мной на корточки и, обняв за плечи, сказал: — Вот как мы с тобой сейчас поступим: оставь мне свой номер для связи и иди домой. Как только появятся какие-то новости, я тебе сразу же сообщу. Договорились? — Да, договорились, — я шмыгнула носом. — Хорошо. Меня зовут Эрик, Эрик Леншерр. — А меня — Рейвен…       …Телефонный звонок раздался уже на следующее утро. — Алло? — Рейвен, здравствуй. Это Леншерр. Надеюсь, не разбудил тебя? — Да, здравствуй, Эрик. Нет, не разбудил, я как раз в школу сейчас собираюсь… Что там с Чарльзом? Насколько всё серьёзно? — Твой брат сейчас в коме. Мне правда жаль.       Я замолчала. — Рейвен? — Да, я… Я здесь. Просто задумалась… Можно к нему приехать сегодня? — Конечно. Если только ты успеешь. У нас очень строго с временем посещений. — Во сколько? — С одиннадцати до четырёх. — Да, мне это подойдёт, — обычно уроки у меня заканчиваются в половине второго, в некоторые дни — ровно в два, так что в любом случае я успеваю. — Хорошо. Позвони мне, когда приедешь в больницу, я тебя там встречу и сориентирую. — Да, хорошо, я позвоню. Эрик… Спасибо тебе.       Тогда я еле дождалась конца занятий, едва прозвенел звонок, вылетела из школы и на папином мотоцикле помчалась в больницу. В фойе набрала номер Эрика. — Я на месте. — Да, я вижу, — раздалось прямо за спиной. Я оглянулась, тут же рванулась к слегка растерявшемуся Леншерру и в порыве эмоций крепко обняла его, но быстро отпустила и смущённо пробормотала: — Извини… — Ничего. — Где он? — Его палата на втором этаже. Я тебя провожу. Только сначала тебе надо взять пропуск вон в том окне. Паспорт же у тебя с собой? — Конечно. — Отлично. И бахилы не забудь.       Эрик хороший человек. Надёжный. Думаю, они с Чарльзом стали бы друзьями. Эрик мне тогда очень помог. И продолжает помогать сейчас. Конечно, не он один. Соседи тоже в стороне не остаются. Плюс уже очень давно, с того самого момента, как не стало мамы с папой, приходят ежемесячные выплаты от государства.       Даже моим одноклассникам и преподавателям внезапно стало не всё равно, и сегодня утром классная объявила мне, что они специально для меня собрали материальную помощь. Опомнились, называется… Пять месяцев уже прошло с момента аварии!.. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Довольно большая была сумма. Но те деньги я брать не стала. Наверное, я повела себя неправильно, ведь некоторые ребята реально хотели помочь мне. Да и лишним бы это не было. Просто, когда я увидела среди купюр ещё и мелкие монетки в пять центов, в два, в один, я восприняла это как насмешку над моим горем. Если не хотели помогать, то и не надо было. Но зачем так-то?.. Что это за снисходительные подачки?.. И я ничего не взяла…       На большой перемене, когда я пошла к своему шкафчику, следом за мной направились почти все одноклассники. — Ну и что ты хотела этим доказать? Гордая, да? Крутая? Да ты просто ничтожество!.. — Зря ты не взяла деньги. Больше ведь не будем предлагать. — Да я и сама не буду у вас ничего просить, Боже упаси, — бормочу себе под нос. — Ты бы лучше подумала, — вдруг слышу я голос капитана школьной команды по баскетболу. — Что ты будешь делать, куда пойдёшь, когда твоего братца не станет? Ведь, учитывая, сколько он уже валяется в отключке, ему осталось не так долго…       С силой захлопываю дверцу шкафчика, медленно поворачиваю голову и поднимаю на него глаза: — Что ты сейчас сказал?       Он только нагло ухмыляется. — Ты не смеешь говорить так о Чарльзе! — я хватаю его за рукав, он тут же вырывает руку и толкает меня лицом в стену. У меня начинает течь кровь из носа, и это придаёт мне больше злости. Снова бросаюсь с кулаками на своего обидчика. Меня окружают остальные одноклассники. Кто-то бьёт меня кулаком в живот, под рёбра, но я успеваю среагировать, и удар приходится как-то вскользь, а я тут же отвечаю ударом локтя в челюсть. Конечно, одна против толпы я мало что смогу, но руки всё равно не опускаю, стараюсь защититься, отбиваюсь как умею… И вдруг слышится голос нашей классной руководительницы: — Так, а ну разошлись! Что тут происходит? — как только она видит меня, тон её голоса мгновенно меняется: — Конечно! Снова ты! И как это я сразу не догадалась!.. So complicated; look how we all make it, Filled with so much hatred — Such a tired game… It's enough, I've done, all I could think of Chased down all my demons… I've seen you do the same.       Я с ненавистью посмотрела на неё, передёрнула плечами и быстрыми шагами направилась в медпункт. Школьная медсестра — пожалуй, одна из самых адекватных людей. Она не осуждает раньше времени, и ей, в общем-то, всё равно, кто там первый начал драку. Она просто видит, что мне нужна помощь, и помогает: останавливает кровь из носа, даёт пузырёк со льдом, ищет какие-то таблетки… А я лежу на кушетке, смотрю в потолок и думаю: «Откуда это странное желание причинять другим боль?..»       Классная, оказывается, всё это время ждала меня за дверью медпункта. Как только я вышла, она тут же объявила с каким-то наслаждением: — Останешься на час после уроков за свою выходку.       В последний момент сдерживаюсь, чтобы не высказать ей в лицо всё, что я думаю. Нет, нельзя, держи себя в руках, Рейвен. Не нарывайся на новые неприятности. Нахамишь — и тебя оставят на два часа. Тогда к Чарльзу сегодня точно не успеешь.       И вот, в очередной раз, мне приходится коротать время здесь, в компании одной довольно полной преподавательницы, которая в нашем классе ничего не ведёт, только один раз заменяла. Лично меня она, разумеется, не знает, и никаких конфликтов конкретно с ней у меня не было, но она всё равно меня ненавидит. Я это чувствую. Да, вот так — просто взяла и заочно меня возненавидела. А что? Ведь не станут же просто так оставлять после уроков. Поглядываю на часы. Осталось пять минут. Ещё пять минут — и я свободна.       Впрочем, нет худа без добра. Зато я успела сделать почти все домашние задания. Останется только доклад по истории. Нет, пожалуй, его я делать не буду. Не в этот раз. Ну да, куда ж я денусь… Который раз я уже себе это обещаю, но поделать ничего не могу. Если честно, я и сама не понимаю, зачем я лезу из кожи вон, трачу время на поиск интересных фактов, которых нет в учебнике, если меня во время доклада всё равно никто не слушает… Даже учительница… И как бы я ни готовилась, несмотря на то, что я всё рассказываю без бумажки, выше тройки мне никогда не ставят. Вот и сегодня за реферат я получила тройку. Но совсем не стараться я тоже не могу — так я совсем перестану себя уважать. Такой вот замкнутый круг…       В очередной раз достала зеркальце. Синяки всё ещё заметны. Ищу тональный крем. Надеюсь, это хотя бы немного поможет.       Снова смотрю на часы. Секундная стрелка на цифре девять. Давай же, ползи!.. Тринадцать секунд, двенадцать, одиннадцать… Закрываю глаза. Вдох — и выдох. Трижды. Вот так. Можно открыть глаза. Да! Ровно три часа. — Можешь быть свободна, Даркхолм, — цедит сквозь зубы моя «надзирательница». — Теперь, надеюсь, ты поумнеешь.       Ты-то куда лезешь, корова ты жирная? Что ты обо мне знаешь? Молча встаю с места, беру куртку и рюкзак и выхожу из кабинета. На улице сначала тщательно проверяю мотоцикл — ничего не сломано. К счастью, пока ещё никто не пытался его испортить. Точнее, никто не решается это сделать, потому что точно такой же мотоцикл есть у парня из параллельного класса, который — так, на минуточку — является кандидатом в мастера спорта по боксу. Так что если кто-то случайно ошибётся и испортит не тот мотоцикл, ему очень сильно не поздоровится. Естественно, никому не хочется подставляться, так что мне пока везёт.       Подъезжаю к больнице, паркуюсь и захожу в главный корпус. На входе беру бахилы, затем иду к нужному окошечку, показываю паспорт и говорю, что пришла к Чарльзу Ксавьеру. Моё имя записывают в толстую тетрадь и мне выдают пропуск. — Второй этаж, левое крыло, девятая палата. — Спасибо, — я уже и так всё это знаю. Прихожу сюда как домой. Каждый день на протяжении вот уже пяти месяцев. Поднимаюсь по лестнице, сворачиваю налево, иду по коридору и открываю нужную дверь. — Привет, Чарльз. Прости, я сегодня немного задержалась, — с этими словами я присаживаюсь на самый краешек его кровати.       В палате так тихо, что я слышу собственное дыхание. Я держу его за руку, время от времени глажу по голове и отчаянно надеюсь, что вот-вот он откроет глаза… И так изо дня в день. Я просто рядом. Как по мне, в этом намного больше смысла, чем в словах. В общем-то, мне и не о чем ему рассказывать, ничего нового же не происходит. Каждый день — стычки с одноклассниками, придирки учителей… А о некоторых вещах лучше просто умолчать, как, например, о том, что я услышала сегодня от капитана баскетбольной сборной. Я бы сама очень хотела поскорее это забыть. Но раз за разом в голове прокручиваются эти жестокие слова, задевшие за живое — «Братцу твоему уже недолго осталось…» Надо же быть такой сволочью! — Чарльз… — я кладу голову на подушку рядом с братом. — Я устала. Сил больше никаких нет. Кажется, я не справляюсь. Ты мне нужен. Ты бы знал, что делать… Чарльз… Поправляйся, пожалуйста, скорее, ладно?..       «Поправляйся». Блин, это так глупо… Если бы всё было так просто… Речь ведь не о какой-нибудь о вирусной инфекции. Глупо… Но всё же повторяю ещё раз: — Поправляйся скорее. Ради меня… Я люблю тебя, Чарльз, — и медленно целую брата в лоб. — Пожалуйста, живи. — Рейвен, — окликает меня кто-то в коридоре. Это Эрик. В ответ я совершенно искренне улыбаюсь. Я всегда очень радуюсь, когда вижу Эрика.       Он подходит ближе и тут же замечает огромный синяк у меня на скуле. Да, тональный крем почти совсем не помог мне. — О Господи… Что это у тебя с лицом? — Упала.       Эрик слегка прищуривается. Конечно же, он мне не верит. Врать я совершенно не умею. Но он не задаёт лишних вопросов. — Ладно, не хочешь — не говори. — Не хочу. Извини, Эрик. — Да ничего, всё в порядке. — К Чарльзу ещё кто-нибудь приходит? — Насколько я знаю, нет.       Так странно, что его навещаю одна я. Будто больше никому и дела нет. А что же его однокурсники? Может, конечно, у них пары в это время, может, им сейчас надо готовиться к экзаменам, к защите, последний же курс, как-никак… С другой стороны — они знают мой телефон, так почему бы не позвонить, не спросить: «Как там у Чарльза дела? Может быть, тебе какая помощь нужна?» Это же минутное дело!.. Не звонил никто. — Думаешь, он очнётся? Ведь столько времени уже прошло…       Я специально отвожу глаза в сторону. Очень боюсь услышать ответ, но не спросить тоже не могла. Эрик осторожно кладёт руку мне на плечо. — Он очнётся, — говорит он с уверенностью. — Главное — не отчаивайся. Всё обязательно наладится.       Рассеянно киваю, а сама смотрю на дверь палаты. Всё наладится, всё наладится… Знать бы когда… — Ладно, Эрик, пойду я, у меня сегодня ещё тренировка в шесть, а до этого неплохо бы успеть перекусить. Держи меня в курсе. — Конечно. — Пока. — Пока.       Еду домой, на автомате разогреваю поесть, хотя мне совсем не хочется. С трудом осиливаю половину порции. В тарелке давно уже всё остыло, а я даже не заметила, что ем холодное. Смотрю на часы. Вот уже и на танцы собираться пора. Быстро, однако, время пролетело.       Танцами я занимаюсь с первого класса. Нашей студией руководит очень талантливый хореограф Мойра Мактаггерт — знакомая моего отца. Хотя это, пожалуй, слишком громко сказано, потому что они даже никогда лично не виделись. Вообще там довольно забавная история: кажется, один друг папиного коллеги встречался с двоюродной сестрой Мойры. Кажется, как-то так… А впрочем, уже не так важно.       Мактаггерт видит во мне потенциал. Незадолго до несчастного случая она даже предложила мне подготовить сольный номер. Я с радостью согласилась, но потом Чарльз попал в больницу, и после этого я всё никак не могла себя заставить пойти на занятия. Даже на звонки не отвечала. Только недавно решила, что замыкаться в себе, оставаться один на один со своей бедой — всё же не лучший вариант. И вот наконец я снова здесь. — С возвращением, дорогая, — с улыбкой говорит Мойра, едва увидев меня. — Прости, что так тебя подвела, — я не успеваю закончить, как хореограф неожиданно нежно меня обнимает. — Ничего-ничего, я знаю, что случилось… Бедняжка ты моя. Если я могу тебе чем-то помочь, только скажи…       Я иду в раздевалку, где уже собрался почти весь коллектив. Девчонки у нас, в общем, хорошие, хотя близкими подругами нас не назовёшь. И всё же я по ним скучала. Да, я скучала… Они тоже рады снова меня видеть. — Ты какая-то опухшая, Рейвен… — замечает одна девочка. — Что случилось? — Так, упала…       Похоже, за время моего отсутствия многое изменилось. Или Мойра только сегодня решила провести такую необычную тренировку, чисто для разнообразия. После разминки она неожиданно предложила всем немного поимпровизировать — по очереди вызывала каждую и включала песню, под которую нужно было самим на ходу придумывать свой танец. У кого-то это получалось легко. Возможно, потому что им попадались знакомые песни. Кому-то было сложнее. И вот подходит моя очередь…       Я не знаю, случайно Мойра это сделала или намеренно, но песня, которую она выбрала для меня, идеально отражала всё то, что я чувствовала в тот момент. Эту композицию я уже когда-то раньше слышала, но сейчас не могу вспомнить, где. Не забыть бы спросить у Мойры, как она называется.       Встаю в балетную позицию. Я ни на что не претендую, ни на похвалу, ни на признание, и уж точно не считаю себя лучшей танцовщицей в коллективе. Я просто хочу успокоиться, хочу выплеснуть всё то, что наболело. Моя импровизация сейчас — это крик души и мольба всем высшим силам: «Пожалуйста! Исцелите Чарльза! Спасите моего брата! Не дайте ему умереть! Мне больше ничего не нужно! Он — всё, что у меня есть!» Это — вызов тем, кто пытается сбить меня с ног. Нет, не дождётесь — я не сломаюсь. Я не сдамся. Не заплачу… Как бы тяжело мне ни было, я всё преодолею. И конечно же, это — благодарность тем, кто всё ещё со мной, тем, кто в меня верит. Повезло, что вы мне встретились. Иначе не знаю, чем бы всё закончилось… В общем, это — история всей моей далеко неидеальной жизни. Это — моя правда, безо всяких прикрас.       Я танцую. Просто — танцую. Но при этом я чувствую, что мне становится легче. Намного легче… Mis-treated, mis-placed, mis-understood, Miss No-Way-It's-All-Good — It didn't slow me down! Mistaken, always second guessing, Underestimated… Look — I'm still around!.. …Pretty, pretty, please — If you ever, ever feel, Like you're nothing, You are perfect to me!..       Песня заканчивается, музыка становится тише. И мне пора завершать своё выступление. Сажусь на шпагат, делаю плавное движение рукой. Все смотрят с искренним восхищением. Несколько человек поспешно прячут телефоны. Похоже, они снимали видео. — Это… Это было потрясающе, Рейвен, — негромко говорит мисс Мактаггерт. Даже она впечатлена. — Ты просто молодец. Ой, да ты же вся красная… Иди отдышись немного.       В раздевалке я достаю из рюкзака бутылку воды и не успеваю даже открыть её, как вдруг замечаю на телефоне одно непрочитанное sms-сообщение. Четыре минуты назад. От Эрика. Открываю. «Он пришёл в себя». Тут же выбегаю из раздевалки, но голос Мойры заставляет меня оглянуться: — Куда ты, Рейвен? — Я… Мне надо идти. Это насчёт Чарльза.       Мойра тут же понимающе кивает. Не застёгивая куртку, не расплетая волосы, я выбегаю на улицу, завожу мотоцикл и мчусь в больницу. Благо, обходится без нарушений правил дорожного движения. И вот я на месте. Беру бахилы на входе, открываю дверь… — Девушка, Вы куда? — растерянно окликает меня дежурная медсестра, поднимаясь со своего места. — Время посещений давно уже закончилось.       Ну, конечно! И как я забыла об этом? Так обидно… Что же теперь, домой возвращаться? Да, надо ехать домой… Только ноги сами несут меня к лестнице на второй этаж. — Вы меня слышите? На сегодня время посещений закончено, можете прийти завтра с одиннадцати до… — Да знаю я, когда время посещений! — отмахиваюсь я с раздражением. — Пожалуйста, не повышайте голос!.. — Рейвен? — неожиданно в фойе появляется Эрик. Кажется, он удивлён снова меня видеть. — Эрик!.. Вот, получила твоё сообщение и сразу же приехала… Да, я знаю, сейчас уже поздно, но… Я просто не могу ждать до завтра, я же с ума сойду, переживая, как он там!.. А вдруг ночью что-то случится? И я так и не успею поговорить с ним… Эрик, я…       Эрик внимательно на меня смотрит, по привычке слегка прищурив глаза. Кажется, будто прошла вечность. И вдруг он поворачивается к дежурной медсестре. — Магда, можно тебя на два слова? — Ты же знаешь наши правила, Эрик… — Сначала выслушай. Её брат пять месяцев пролежал в коме. Можешь себе представить, что ей пришлось пережить за это время. Ведь, кроме него, у девочки никого больше не осталось. Пусть она ненадолго зайдёт к нему. Пожалуйста.       Магда колеблется несколько секунд, затем кивает. — Под твою ответственность, Леншерр. У вас не больше пяти минут. — Спасибо. Идём, Рейвен. — Теперь у тебя, наверное, будут неприятности из-за этого? — спрашиваю я. — Максимум объявят выговор. Могут ещё из зарплаты вычесть. Но это не так страшно. — Надеюсь, что так. — Ладно, давай вперёд. Времени мало. А я здесь подожду.       Эрик толкает дверь палаты, пропускает меня вперёд, сам остаётся в коридоре. Делаю несколько нетвёрдых шагов к кровати Чарльза. Он с трудом поворачивает голову в мою сторону и улыбается:  — Рейвен…       Я присаживаюсь рядом и беру его за руку. Он тут же крепко сжимает мои пальцы, протягивает ко мне вторую руку, ласково проводит ею по моим волосам. — Ты у меня такая красивая… На ангела похожа…       Казалось бы, такая простая фраза… Но почему он вдруг заговорил об ангелах? Именно об ангелах… Неужели чувствует, что это наш последний разговор?       В горле встаёт ком, губы начинают дрожать, а глаза застилают слёзы. — Чарльз… Чарльз, пожалуйста… — Ты что это? — он с тревогой смотрит на меня, осторожно касается щеки и отирает с моего лица слезинку. — Солнышко ты моё маленькое… Ну не надо. Не надо… Всё хорошо. Я с тобой. По-другому ведь и быть не могло. Я тебя больше никогда не оставлю, обещаю.       Он ещё так слаб… Едва может разговаривать. Но даже сейчас остаётся верен себе и в первую очередь старается утешить меня. Для него это важнее, чем его собственная боль. Так было всегда. И так будет дальше. — Теперь всё наладится, — говорит Чарльз. — Всё наладится… — повторяю как эхо и выдавливаю улыбку сквозь слёзы. Я верю. И тут же мне в голову приходит вполне логичная мысль. — Знаешь, Чарльз, я… Я бы хотела тебя кое с кем познакомить, — с этими словами я оглядываюсь на полуоткрытую дверь и зову: — Эрик! Зайди, пожалуйста!..