***
Зал наполняется неспеша, но определенно быстрее, чем до этого. Вэнь Нин глубоко вдыхает, скорее по привычке, чем действительно из-за необходимости, на пару секунд задерживая дыхание, и покрепче сжимая кулаки. Это не первое его выступление, даже не второе, но будь у него сердце, оно бы сейчас ускоренно билось, стремясь проломить грудную клетку. Пространство заполняется негромкими аплодисментами, а время начинает обратный отсчет. Три. Два. Один. Он выходит на сцену, все еще в неуверенном жесте соединив руки, а затем поднимает на зал такой же неуверенный взгляд, как и он сам. Но лишь на короткое мгновение, чтобы в следующую же секунду гордо расправить плечи и произнести уверенно вопрос: — Живут ли люди под землей? — после перемещаясь на другую сторону сцены, чтобы ответить короткое «да» и снова вернуться на место. — Почему ты так думаешь? — зал замолкает. Все с интересом наблюдают за молодым человеком, что в одиночку пытается разыграть диалог. — Ну ведь редиску кто-то красит. Первые шутки всегда давались ему с трудом. Публика приходила напряженная, погруженная мыслями в рутину и заботы, порой даже не обращая внимания на выступление аж до середины всего мероприятия. Вэнь Нин привык. Он не обижается. Ведь это все он для того и начал: чтобы уставшие после долгой и изнуряющей работы взрослые, грустная молодежь или неугомонная малышня — все они расслаблялись под аккомпанемент его глуповатых шуток. Его коронным номером, что неизменно не менялся, каким бы по счету не было представление — вот уже несколько лет покрывшееся пылью воспоминание. — Можно мне… Одного ребенка из зала? Он оглядывает крохотное помещение, улыбаясь своей самой что ни на есть милой улыбкой, но та быстро покидает его лицо, когда он видит его. Видит их. В самом дальнем углу, там, куда практически не попадает свет, стоит Вэй Усянь. Вэй Усянь, которого он не видел столько лет, Вэй Усянь, который смотрит на него отчего-то очень-очень грустными глазами, Вэй Усянь, который… Он отвлекся. В зале трое маленьких ребятишек уже повскакивали со своих мест, каждый желая принять непосредственное участие в представлении. Не долго думая, Вэнь Нин хватает сразу троих: двоих усаживая на плечи, а одного удерживая в руках, и начинает свой рассказ. Его все слушают внимательно. Кто-то с замиранием сердца, ведь это его ребенок сейчас висит на этом странном парне, кто-то с интересом, подмечая, что это не похоже на просто сказку, а кто-то предпочитает вместо этого витать в своих мыслях. — Если кто-то из вас мне не верит, давайте проверим это прямо сейчас! — Цюнлинь щелкает по носу самого озорного мальчишку, уже собираясь спрыгнуть с мини-сцены и отправиться в сторону полей, когда дети на его руках внезапно начинают еще больше смеяться, отговаривая того от последующих действий. — Ахаха, не надо. — Меня мама наругает, если я в земле испачкаюсь. — Боюсь, что поля мне будет мало. Я же во-он какой большой! Они гудят наперебой, пытаясь доказать, что каждый из них тут самый высокий, пока сам Вэнь Нин ласково улыбается, думая, что не зря он, все же, все это затеял.***
Зрители уходят, довольные его выступлением, о чем сообщают громкими овациями и комплиментами в сторону выступающего. Даже те, кто, вроде бы, и не слушал особо, как-то по счастливому улыбаются ему, благодаря за улучшенное настроение. Вэнь Нин улыбается им в ответ. Но лишь до того момента, пока импровизированный зал не пустеет. Он тут же направляет свой взгляд в определенную точку. — Господин Вэй… Вэй Ин его не слышит. Он хнычет, утыкаясь лицом в грудь Лань Чжаня, пока тот, в свою очередь, бережно обнимает Усяня, нежно поглаживая по спине. — Он вырос. Лань Чжань, он так вырос! — Вэй Ин отстраняется от широкой груди, но все еще продолжает мять в руках белоснежное, уже влажное ханьфу, — Мой мальчик… Он стал таким большим! Ты видел его? — Ванцзи кивает. — Я так горжусь им! Так горжусь! — он продолжает захлебываться словами, пока не ощущает, как кто-то прислоняется к нему сзади, от чего лишь снова всхлипывает, — Вэнь Нин, я так… Горжусь тобой! — Я знаю, Господин Вэй, я знаю. Их путь до таверны занимает не больше трех минут. Растроганный Вэй Ин сразу же просит ответственного за зал мужчину принести ему пять кувшинов улыбки императора, когда понимает, что Лань Чжань не будет против. Не сегодня. После третьего кувшина чувства Усяня меняются. На смену растерянности, удивления, грусти и счастья от этой встречи, вновь приходит недавно испытанная гордость. Гордость за то, каким стал Вэнь Нин, кем стал Вэнь Нин. О чем он сразу же сообщает всем в таверне, но о чем знают даже на соседней улице. — Вэй Ин, — на лице Ванцзи как и всегда не дергается ни единый мускул, в то время как в глазах мелькает нотка беспокойства, — будь тише. Ты всех перебудишь. — Да как я могу быть тише, Лань Чжань! Это же мой мальчик! Мой Вэнь Нин! Лань Чжа-ань, — под натиском Ханьгуан-цзюня, усевшись обратно за столик, Вэй Усянь интересуется, — а ты знал, что Цюнлинь лучший мальчик на планете? Второму Нефриту остается лишь тяжко вздыхать, в очередной раз выслушивая выкрики о том, что вэйиновский Призрачный Генерал заслуживает весь мир. А то и больше.***
Когда на столе остается последняя наполненная рюмка, а большинство посетителей уже покинули это злачное место, Вэнь Нин с нежностью смотрит на Вэй Усяня, после обращаясь к Лань Ванцзи. — Вэй Ин… — Я знаю, — его тон слегка грубоват, но это и не удивительно, учитывая, с какой ревностью он относился к Усяню, когда поблизости находился лютый мертвец, — Вэй Ин, вставай. Он мягко проводит рукой по волосам уже сопящего парня, пропуская несколько прядей сквозь пальцы, а затем слышит почти невнятное бормотание. — Вэнь Нин… Мальчик… Мой мальчик… Он так вырос… Я… Я так горжусь им, Лань Чжань… — Я знаю, — Ванцзи вновь проводит рукой по голове своего мужа, — Нам пора, Вэй Ин. Взяв на руки разморенное тело, Второй Нефрит клана Лань коротко кивает Вэнь Нину, напоследок кидая слова благодарности и похвалу, которую выражает лишь словом «молодец», но которая наполняет холодную пустоту в груди Вэнь Нина теплом. Они уходят вперед, по узкой улочке, в свете луны выглядя еще более далекими — такими недостижимыми — и даже не оглядываются назад — на него. Но он не винит их. У Вэй Ина сегодня был слишком изматывающий на эмоции день, да и алкоголь в крови. А Ханьгуан-цзюнь — просто Ханьгуан-цзюнь. На секунду, Вэнь Нину кажется, что у него вновь есть сердце. Что оно снова бьется в его груди, переполняя эту ничтожную одинокую душу счастьем. Но лишь на секунду. — Как же я благодарен судьбе, что она позволила мне повстречать такого доброго, заботливого и любящего человека, Господин Вэй. Прикрывая глаза, он чувствует, как по его левой щеке катится одинокая слеза. Но на сей раз ему не кажется. Она настоящая.