Куклы водят

"Земский инквизитор спит. Пока."

      Скальпель рассекает плоть. Та, как волчья пасть, раскрывается с паром. И внутри всё розово, нежно и тепло... – А вы искусник! – Да пустяки, профессиональная привычка. Руки помнят работу даже за обеденным столом. Улыбка. – Помню ты оперировал одного на практическом занятии у студентов. Зрелище прям как театральное представление было! Быстро и ловко, будто не хирург, а акробат. Какие у них были лица!.. – Да ладно... – Жалко ты не выступаешь в моём театре. Это было бы... Было... В общем, не описать, просто великолепно! – Придёт время – может и выступлю. То что я показываю студентам – это дешёвая игра. Подлинный же талант ждёт того самого, своего пациента. Им можешь оказаться и Ты. Кто знает... – О, во мне ничего больного нет, а что было -- то всплыло, вырезано ещё когда ты лягушек препарировал! Смех. – Дорогой Бурак, мне больное и не обязательно-то нужно. Работать с неживым я тоже умею, оно даже интереснее! Сам знаешь, ты ж кукловод, тянешь за нити марионеток. – Да. Дерево и керамика на шарнирах с детства обеспечивают меня, мне даже ничем заниматься не нужно. Но я предпочитаю живых! От них можно получить нечто большее, чем беспрекословное подчинение. Разные у нас подходы, Исидор. Исидор пожал плечами и взял кусочек порезанного им цыплёнка в рот.       Бурак повторил слова друга-хирурга про себя, да посмеялся. – Странный смех у вас... Будто без внутренней щекотки.       Ах да, под столом сидел сын хирурга, сейчас уже на стуле. Подделок он не любил и замечал сразу. – Яков. Отец взглянул на сына дурным глазом. Тот опустил голову и принялся ковырять вилкой пищу. – Чудный парень, весь в отца! А смех да, без "щекотки". Скоро театральные сезоны начинаются, а постановки даже в зачатке нет. Сочинить и поставить что-нибудь надо, заодно показать этим театралам, что пуговичные глаза кукол видят не меньше, а то и больше чем их "взрослые герои" из плоти и крови. – "Это не только поэтому подделка, что-то ещё есть" – всего лишь подумал мальчик.        Больше к смеху и актёрском таланту хирурга они не возвращались. Ели, пили, веселились. Особенно сегодня Бурака радовала жена, что на половину его жизни, а то и больше младше мужа. Он её любил, хотя она по характеру едва отличалась от театральной декорации. Веселились, пили, ели. Так они провели вечер. Ближе к ночи разошлись.       Жена ушла спать на второй эта. Столетний же Бурак редко спит. Ему слишком скучно для сна. Он играет в свои игры. Сидит у свечей в зале, читает газеты. Криминальные хроники. Старик развлекается самообманом: он уверен, что с помощью "суггестий" может влиять на людей. Достаточно подумать о ком-то нечто конкретное, произнести слова с видом мистика и это сбудется. –Портной Шульман... Пьяница сгорел в костре... Сгорел, хрустят кости на огне, трещат-трещат... – Мария, торговка мимозами... Подскользнулась на обмылке и с балкона свалилась... Свёрнутая шея направлена к ветрам, гнилая кровь течёт в канавы... По каналам в воды океана.       Бурак расхаживал по залу и высоко держал кресты. Кукловодские ваги. Нити свисают, колышатся. Невидимые марионетки идут. Кукловод наступает тяжело, будто давит тараканов. В стёклах очков виднеется пламя. Навряд ли от свеч. – Время неумолимо бежит. Его ступка крошит меня в труху. Смерть близко... Гибнет слово моё... Гибнет образ. Нужны силы, чтобы продлевать жизнь. Власть над куклами питает уже не так. Приди... Моя жертва приди-приди...       Пальцы разжались и кресты упали. Руки еще подняты. Кукловод застыл, лицо исказилось жуткой гримасой, страшная маска.       Сию минуту Бурак открыл глаза и опустил руки. – Спать пора. А завтра дело делать надо.       Он опустился на кровать.       Не прошло и минуты как раздался стук в дверь. Настойчивый такой. – Кого там занесло! Бурак вскочил и побежал к двери.