причина моей девиантности

      « революция лишь помогла мне принять себя. таким, каким сделал меня он. »       он яро пытался показать, как ненавидит меня. как ненавидит андроидов. даже сильнее, чем лейтенант, расположение к которому я искал весьма долго, считывая реакцию и изменение эмоций. с ним все было куда сложнее: буквально книга, полная загадок и несоответствий, поворотов, заставляющих внутри что-то волнительно сжиматься, ведь никогда не знаешь, что уготовлено для тебя впереди. быть может, очередная усмешка или, куда серьезнее, удар в регулятор, выбивающий всю стимуляцию дыхания.       жестянка, пластиковый урод, тостер, тебя бы в утиль. наверное, любой другой андроид уже накинулся бы, как бык на красную тряпку, но что-то усердно держало меня в руках. постоянно анализируя и наблюдая, как он работает, как недовольно фыркает, когда капитан Фаулер накидывает сверху еще кучу рапортов и отчетов, как довольно прикрывает глаза, чуть ли не жмурясь блаженно от первого глотка горячего кофе, а после вертя в ловких и, на вид, мозолистых пальцах пластиковый стаканчик, как бурно рассказывает о своих миссиях в столовке, явно жаждущий оваций и слов о том, какой же он все-таки превосходный детектив. хотя, кажется, он и сам это прекрасно знал, вот только стоило каждый раз напоминать, дабы сохранялся уровень самоуверенности в себе.       я бы и сам не был против говорить ему это, чуть ли не постоянно, вот только это желание то появлялось, то пропадало, особенно когда он толкал меня в плечо. осознанно. специально. даже не собираясь менять траекторию пути, пусть и видя меня как преграду. когда он вечно с издевкой обращался ко мне, а после удачных, по его мнению, шуток и фразочек цокая языком, усмехаясь. усмешка… у него она была особенная. наглая и одновременно манящая, от которой тириум по проводам бежал с новой скоростью, а регулятор снова и снова качал его, отзываясь в грудной клетке бешеным гулом.       желтый. диод сбоил от желтого к голубому, равномерно переливаясь и предательски выдавая меня, когда я просто проходил рядом, когда пересекался с ним в допросной, когда стоял рядом у кофемашины, дожидаясь своей очереди и слыша, как он что-то недовольно ворчит, напрягая плечи и спину и точно ощущая на себе мой взгляд, судя по тому, как темные волоски на затылке стояли дыбом. даже издалека я чувствовал от его куртки запах табака, мятной жвачки и очередной порции кофе. но стоило только сосредоточиться, как обоняние улавливало нотки цитрусового шампуня, слегка резкого одеколона и просто его запах. запах кожи. хотелось уткнуться в основание шеи и провести от него носом вплоть до загривка, вороша темные пряди и глубоко вдыхая аромат, словно жадный, изголодавшийся зверь.       красный. диод играл цветами, будто светофор. предупреждающий красный, неопределенный желтый, успокаивающий голубой. весьма странная ситуация была, когда я впервые коснулся его. драка в архиве не входила в мои планы, но стоило ожидать, что лучший детектив департамента Детроита вынюхает фальш и пойдет за мной по горячим следам, заставляя врасплох. кажется, у людей это называлось “фетиш”, но мне чертовски понравилось ощущать его силу в бою. ощущать, как напрягаются чужие мышцы, перекатываясь под кожей, пусть и не совсем заметно под дополнительной стеной для взора – тканью одежды. при этом слышать сбивчивое дыхание, злобное рычание, тихое, но такое отчетливое и грубое “блять”, когда моя техника боя позволяла предвидеть его дальнейшие движения и удары, заранее блокируя их и перехватывая запястья рук, ударяя следом. в один момент мы даже пересеклись горящими взглядами, и, ставлю все свои биокомпоненты, я увидел в его зеленых, словно хвойный лес во время дождя, глазах то, что ему тоже все это нравилось. азарт. странное, необъяснимое желание. искры. буря. блять.       он всегда приходил в участок с новыми шрамами, ранениями, полученными на заданиях. лейтенант мне частенько рассказывал, что он готов бороться за успех, вгрызаясь в глотку собственными клыками, прыгая под пули, но отделываясь лишь очередным фырканьем и отказами ехать в больницу, до конца опустошая обойму своего пистолета, но только чтобы миссия не была провалена. этим мы были похожи, и мне это нравилось. до такой степени, что каждый раз, видя те его шрамы, еще свежие подтеки, трещины и неровные, грубые рубцы, то хотелось аккуратно очертить собственными губами все до единого, пройтись кончиком горячего, влажного языка, мгновенно ощущая анализаторами железный и слегка соленый привкус. хотелось снова коснуться, только уже не в порыве драки, а в порыве вожделения, доводящего до очередных программных сбоев, выдавая кучу красных окон о критических ошибках и целую гору цифр, букв, символов, смешивающихся в коды, а те, в свою очередь, твердили мне, что это все неправильно.       но почему неправильно испытывать чувства? почему людям можно, а нам, андроидам, нет? они наполняли меня, раздирали, смешивались в кашу, выплескивались через края и так снова и снова, по адским семи кругам, отчего мне приходилось бить со всей силы кулаками по громоздкой, непоколебимой красной стене, пытаясь добиться трещин, услышать звук, сравнимый с тресканьем стекла, почувствовать под костяшками пальцев вибрации, исходящих от разрушения.       удар – детектив. который сломал к чертям всю программу и снес, как бы он сам выразился, нахуй весь протокол.       удар – Гэвин. который впервые подарил бурные эмоции, контрастирующих от возмущения до злости, от злости до страсти, от страсти до трепета.       удар – Рид. который зажег в карих глазах огонек жизни, от которого тириумный насос сбивался со своего привычного ритма, а весь механизм чуть ли не дымился, вырабатывая лишь новые, яркие искры. нет, фейерверки. тысячу фейерверков, от которых каждая частица тела пускала внутрь неимоверно приятные импульсы. и так всегда, когда он рядом, когда сложно себя контролировать и держать в уздах настойчивую жажду впиться мягкие губы, кусая, вылизывая и сминая, но потом резко, сбавив обороты, погладить кончиками пальцев, обнажив скин и без всякого стеснения показать свою естественную оболочку – белый и гладкий пластик. ведь я знаю, он не ненавидит андроидов. по крайней мере, меня. иначе не было бы всей этой, так называемой, химии. чертовой ксенофилии. и, в конце концов, невыносимой тяги.       детектив Гэвин Рид – причина моей девиантности.