Последствия

      Она помнила о битве немногое, если не считать того, что враги устроили им ад. Отовсюду раздавались крики, кровь лилась рекой, и ошмётки плоти разлетались как снаряды осадных орудий. Заклинания, ядра и бесконечный поток солдат — нильфгаардцев и союзников — сравняли горы и холмы с землёй.       Она помнила, как слышала крики своих коллег. Чародейки и маги, служившие разным королям, встали вместе на Холме против общего врага. Капитул никогда не был более сплочённым, чем в этой битве за выживание, борьбе с жестоким завоеванием, истинную цель которого не знал никто, кроме нильфгаардцев.       Она помнила, как Вильгефорц, самый уважаемый и талантливый из них, кричал, чтобы все двадцать два чародея приготовились. Они призывали щиты и обрушивали заклинание за заклинанием на атакующую кавалерию, одновременно ведя свою армию в битву, к славе и почестям, которые они искали, и, невольно, — к надвигающемуся року.       Она помнила, что всё началось с взрыва; кто-то закричал. Полилась кровь. Настало безумие. Ещё один взрыв неестественного голубого огня, потом — знакомый голос, кричащий и воющий как дикий зверь. Она узнала, что этот голос принадлежал её лучшей подруге. Дорогой подруге, которая не должна была участвовать в этой войне.       Она выкрикнула её имя. Помчалась к ней, её пальцы всё ещё искрились молниями, кровь бурлила от выброса адреналина, которого она доселе не испытывала. "Вот что она чувствовала", — подумала она. Вот что значит идти рука об руку со смертью, приближаясь к концу жизни с каждым шагом, когда каждое движение может открыть врата загробного мира. Она прочувствовала всё это: кровь, мчащуюся по венам, рёв бойни и неестественный гул битвы — огонь для её ушей.       Она мчалась к ней, время от времени выкрикивая её имя. Она видела её, клочки знаменитых каштановых волос, которые так любила. Вой превратился в тихие, мучительные стоны. Она умирала, и она знала, что должна торопиться.       Потом на её пути встал враг. Чёрные волосы, обрезанные ниже ушей. Их взгляды встретились, и женщины сразу поняли, что одна из них непременно проиграет, чтобы другая выстояла до конца войны.       И тогда она усмехнулась, выбросила руки вперёд и обрушила град разрушительных заклинаний на своего противника. Нильфгаардская чародейка успешно их отразила и в ответ бросила в неё огненный шар. Вокруг них с неба падали огонь и кровь, но тогда казалось, что кроме них на поле боя нет никого.       Она собиралась метнуть заряд молний. В этой войне не приходилось рассчитывать на милосердие.       Слишком близко позади неё прогремел взрыв, из-за чего она потеряла равновесие и осталась без защиты. Её враг увидел возможность и произнёс заклинание.       Она увидела его. Слишком поздно.       Она поднял руки как последнюю защиту. Заклинание ударило её, и огромная белая вспышка была всем, что она могла видеть некоторое время. В ушах звенело, а рядом с затылком молот неустанно бил по наковальне. Она ковыляла, закрывая глаза рукой, будто пыталась избавиться от ослепительной вспышки, но не от наковальни.       Вспышка не затухала уже очень долго. Слух прояснился. Крики и взрывы не прекратились.       Она услышала боевой клич чародейки. Она знала, что та близко.       — Йеннифэр!       Её противница зашипела, когда её обдал жар искр, но они не были направлены в неё. Она узнала голос. Филиппа.       — Йеннифэр! — позвала она снова. Глаза Йеннифэр оставались закрытыми, и она слепо повертела головой, пока всё вокруг погружалось в безумие. Она хотела открыть глаза, узнать текущую обстановку, но всякий раз, когда она пыталась это сделать, приступ боли заставлял её взвыть. Две сильные руки схватили её запястья. Испугавшись, она приготовилась произнести заклинание, чтобы уничтожить того, кто к ней прикоснулся.       — Йеннифэр, возьми себя в руки! — прорычала Филиппа. — Нам надо выбираться отсюда, быстро, бегом за мной!       Она хотела сказать, что не может. Она стояла как вкопанная и не могла сделать ни шагу. Филиппа убрала её руки и потребовала, чтобы она шла следом за ней. Йеннифэр прикоснулась к щекам.       И почувствовала, что её лицо испачкано в чём-то влажном. Она почувствовала запах. Металлический запах крови. Ужас охватил её. "О, нет…"       — Что ты делаешь?! — вскрикнула Филиппа.       — Не могу… — ей не удалось скрыть страх в своём голосе. — Филиппа, где…       Тёплые руки прикоснулись к её щекам. Филиппа не говорила, не спрашивала: здесь не нужны были слова.       — Ублюдки, — прорычала Филиппа. — Они заплатят, обещаю. Но сейчас нам надо отступить и перегруппироваться.       Филиппа крепко держала её за запястья и вела за собой. На них неслась лавина разрушения, и Филиппа делала всё возможное, чтобы отразить каждое заклинание. Иногда она просила Йеннифэр пригнуться или прикрыть её, и Йеннифэр в ответ быстро призывала щит или контратакующее заклинание.       Она не была новичком. Даже лишившись зрения, она всё ещё могла использовать заклинания.       Позже она будет беспокоиться о последствиях. Сейчас была только смертельная борьба за выживание.

***

      Повязка на глазах была слишком тугой. Поморщившись от неудобства, она потянулась к ней дрожащей рукой и почувствовала шлепок.       — Я сказала: не трогай, — шикнула Тиссая. — Знаешь, как трудно было приготовить припарки для твоих ран? Роговица полностью разрушена, сетчатка утратила все свои функции. Даже не спрашивай, что происходит в глазных яблоках.       — Ужасно чешется. Ты могла бы дать что-нибудь охлаждающее.       — Радуйся, что потеряла только зрение, Йеннифэр, — она слышала звон инструментов и журчание воды, пока Тиссая мыла руки. — Я обходила лагерь и удивлялась, что мы победили. Судя по тому, что я увидела, это пиррова победа.       Йеннифэр не ответила. Она осталась на холме с арьергардом после того, как Филиппа отвела её в лагерь, чтобы помогать раненым. Но потеря зрения означала, что она почти ничего не могла сделать, так что она всего лишь помогла другим магам, занятым укреплением щита. В другой раз она бы жестоко убила простолюдинов, орущих ей приказы, но слепота означала, то без руководства ей не обойтись.       — После битвы Капитул погрузился в молчание, — произнесла Тиссая, в её строгом голосе звучала нотка печали. — Мы потеряли слишком много магов. Будет трудно их заменить. Но мы восстановимся.       — Сколько?       Некоторое время она не отвечала.       — Четырнадцать.       — Прибавь ещё одну.       Йеннифэр и без глаз знала, что Тиссая нахмурилась.       — Откуда ты знаешь…       — Придётся заменить пятнадцать чародеев, — она знала, что Тиссая ненавидит, когда её перебивают, но ей было всё равно. — Как ты думаешь, на что способна слепая чародейка? Произносить заклинания, может быть. Но слепота означает, что исследования и прочее будет ей недоступно.       — Ты всё ещё придворная чародейка, Йеннифэр.       — Демавенд — напыщенный дурак. Он посчитает мою слепоту помехой и сместит меня с должности. Может, оно и к лучшему. Наконец я сбегу на край света и открою аптеку. Кто знает, возможно, вы с Филиппой будете навещать меня и подначивать, пока можете.       — Никто не будет тебя подначивать, Йеннифэр. Ты ведёшь себя как ребёнок.       Слепая, побеждённая чародейка ничего не ответила. Тиссая ничуть не повысила голос, когда журила её, и, тем не менее, Йеннифэр смутилась. Но всё-таки она донесла свою мысль: она чувствовала, что от неё столько же пользы, как от тупого меча на поле боя.       — Ты всего лишь потеряла зрение, — Йеннифэр почувствовала тепло на лбу и ахнула, поняв, что Тиссая собирается сделать. В её сознании возникла проекция — чёрно-белое, но очень чёткое изображение, как подтверждали другие её органы чувств. Она поняла, что Тиссая стояла перед ней, потом отошла назад и принялась ходить по комнате, хотя с трудом могла различить лицо. — Есть и другие заклинания, которые пригодятся тебе. Не стоит беспокоиться.       — Демавенда это не убедит. Капитул посчитает меня ненужной.       Старшая чародейка остановилась. Йеннифэр вздрогнула, ощутив силу пронизывающего взгляда.       — Ты ничего мне не сказала, Йеннифэр. В чём смысл твоих причитаний?       Она вздохнула.       — Ты прочитала мои мысли и уже знаешь ответ.       Тиссая усмехнулась.       — Если слепота беспокоит тебя, найди способ вернуть зрение.       — Ха. Ха. Ха. Я не знала, что ты ещё способна на сарказм в таком возрасте.       Однако она не засмеялась.       — Я серьёзно, Йеннифэр.       — Если бы действительно существовал способ, ты бы применила его, Тиссая. Раз ты не смогла, тогда забудь. Ты слишком высокого мнения обо мне.       — Довольно самоиронии, Йеннифэр, — отрезала она. — Ты магичка — вот и веди себя как магичка. Если ты чего-то хочешь, не мечтай. Добудь это. Я говорю, что способ есть, и он зависит от того, хочешь ты его или нет. Я понимаю, что ты сердита и страдаешь. Я понимаю, Йеннифэр, что с помощью сарказма ты пытаешься справиться с бедой. Но пойми, наконец, что есть люди, которые хотят помочь тебе, стоит только попросить.       "Хотят помочь? — она мысленно фыркнула. — Филиппа думает только о себе. На Риту и так много всего навалилось, не стоит её беспокоить. А Трисс…"       Всё тело онемело. Она вспомнила. Хаос. Кровь. Вонь горящей плоти. Крик, похожий на её голос.       — Трисс… — прошептала она. — Тиссая, где Трисс? Ты встречала её в лагере?       На её вопрос не последовало ответа. Потеряв терпение, Йеннифэр погрузилась в разум Тиссаи, не думая о последствиях. Она знала, каким будет ответ, потому что Тиссая не вытолкнула её импульс и позволила младшей чародейке прочитать свои мысли.       — Нет. Нет. Не может быть. Я отказываюсь в это верить.       — Мы не смогли восстановить её тело, — прошептала Тиссая. — Будь она жива, она бы сделала хоть что-то, послала сигнал, сообщила о своём местонахождении. Были тела, обгоревшие до неузнаваемости…       — Никто не нашёл её тело, она может быть ещё жива!       — Я оставлю тебя, Йеннифэр, — она услышала шелест полы палатки. — Кто-то пришёл к тебе.       Она услышала тяжёлые шаги. Знакомый запах разлагающихся тел и смерти. Стук металлических пряжек о броню. Посетитель не прошёл дальше, и она чувствовала на себе его взгляд.       Несмотря на боль и душевную рану, Йеннифэр улыбнулась.

***

      — Как ты вообще смог пересечь границу? Насколько я слышала, эти земли кишат чудовищами, поедающими мёртвых.       — Ты забыла? — она слышала всплеск жидкости, наполняющей стакан. — Я ведьмак. Я убиваю чудовищ.       Стакан вложили ей в руки. Кивнув в знак благодарности, она быстро отхлебнула и мурлыкнула от удовольствия. Яблочный сок.       — Здесь всё ещё небезопасно. Обе стороны конфликта сейчас встревожены. Северные Королевства победили, но наши потери слишком высоки. Выжившие грабят на дорогах всех подряд…       — Йен, со мной всё хорошо, — подчеркнул Геральт. — И с тобой. Ты в безопасности. На сегодня война окончена.       Она ощутила, как его тёплая рука накрыла её руки, и, найдя утешение в этом тепле, она переплела свои пальцы с его. Не было слов, чтобы описать её чувства в это мгновение, так как внутри неё бушевал водоворот эмоций: беспомощность из-за слепоты, печаль из-за гибели подруги, злость на Тиссаю и облегчение от того, что ведьмак сейчас рядом с ней.       Когда молчание слишком затянулось, Йеннифэр спросила:       — Геральт, когда ты уедешь?       Он раздумывал всего полсекунды.       — Когда захочешь.       Как только он это сказал, её переполнили эмоции; было трудно выразить их все сразу, и она предпочла не проявлять их вовсе. Его сильные руки держали её дрожащие пальцы. Не зная почему, она наклонилась, пока её прохладный лоб не коснулся обжигающе холодных наплечников; повязка на глазах немного сдвинулась, когда она прижалась к броне.       — Йен, куда ты сейчас пойдёшь?       Он задал вопрос. Такой простой. Но у неё не было ответа. Отправиться домой? Вернуться к Демавенду? Остаться?       Если ты чего-то хочешь, не мечтай.       Всегда проще сказать, чем сделать.       — Что ж, я не могу вернуться к Демавенду в таком состоянии… — сказала Йеннифэр глухим голосом.       — Тогда не возвращайся.       — И здесь я мало что могу сделать. Я не могу помогать раненым, целительство никогда не было моей специальностью.       — Мы всегда можем отправиться на юг. Острова Скеллиге, Крах будет рад нас видеть, не так ли? Там полным-полно чудовищ, и я уверен, им требуется ведьмак хотя бы иногда.       Её улыбка была мрачной и полной боли.       — А что я буду делать? Чем слепая женщина может там заниматься?       Геральт не ответил. Она подняла голову и слепо протянула руку к его лицу. Нежно она ощупала его упругую кожу, обвела скулы, расчесала пальцами косматую бороду. Он очень давно не брился, и если судить по тому, какие грубые у него щёки, он слишком долго пробыл в сухом климате. Она осторожно провела большими пальцами под глазами, почувствовала обвисшую кожу, представила себе тёмные круги под жёлтыми глазами и задумалась, когда в последний раз он спал.       Она не стала утруждать себя телепатией.       — У тебя было трудное время на Пути, правда?       Он взял её руку, погладил большим пальцем маленькие порезы и синяки на ней.       — Нет. Не из-за этого.       — Тогда почему ты пришёл сюда? И почему ты ведёшь себя так, будто не хочешь, чтобы я вернулась к жизни?       — Потому что это будет означать, что тебе придётся опять сражаться с нильфгаардцами. Война… — признался он, — не закончилась. Она только разгорается, и Капитул будет втянут в неё по самую макушку.       Гнев вспыхнул внутри неё, и её рука неприятно сжалась на его щеке.       — Геральт, будь честным. Не заставляй меня заглядывать в твою голову. Где ты был раньше? Как нашёл меня?       Последовала тишина. Йеннифэр охватило чувство вины, она подумала, что, наверное, ей не стоило на него давить, раз он не хочет рассказывать, что у него на уме. Но она должна знать. Не из любопытства; ей надо знать, что заставило его войти в лагерь, где маги и простолюдины глумятся над ним.       — Я был… — он неуверенно нарушил неловкое молчание. — Повсюду говорили о битве. Битве на Холме. Я слышал о потерях в бою, что обе стороны понесли урон, и в честь павших был воздвигнут обелиск.       Голос этого невероятно сильного мужчины был слабым. Она могла догадаться, что он сделал потом, но всё равно решила услышать это сама.       — Я должен был увидеть. Я должен был увидеть, выбито ли на нём твоё имя. Я вздохнул с облегчением, но должен был увидеть тебя своими глазами. Я скакал день и ночь и приехал сюда.       Она ничего не сказала, потому что никакие слова не могли выразить охватившие её чувства. Йеннифэр осторожно протянула руки, пальцы дрожали то ли от усталости, то ли от страха, — ни он, ни она не знали. Геральт взял её пальцы своими грубыми руками, легко и нежно поцеловал каждый кончик.       — Куда бы ты ни пошёл, — тихо попросила она, голос дрожал, но она изо всех сил старалась сдержать слёзы, — возьмёшь ли ты меня с собой?       Возможно, именно скорбь об утратах заставила её принять такое опрометчивое решение, возможно, она устала от войны, кровопролития, усилий сохранить место при дворе, но Йеннифер нужна была всего лишь передышка, даже если для этого придётся отказаться от всего — за исключением человека, который любил её больше всех.       — Да, — подтвердил Геральт. — Я больше не оставлю тебя.       "Не обещай того, что не можешь выполнить", — слова застряли в горле, ведь сейчас её переполняла радость. Она знала, что это чувство не имеет смысла, но она будет держаться за каждую крупицу радости, которую может дать ей её ведьмак.