Беспросветные стервятники

В густой одинокой ночи они никогда не дают мне покоя. Лезут отовсюду: с балкона, со шкафов, из под комода или батареи, из-под стула и дивана. Только свет выключишь, как уже тут как тут, тянутся скользкими змеями вдоль бледных стен и белоснежного потолка ради того, чтобы своими острыми хвостами попытаться обжечь мои ослабленные руки. Они знают, что с наступлением темноты комната больше не принадлежит мне, что это теперь только их территория, на которой я являюсь чужаком и незваным гостем. И они всячески стараются меня прогнать отсюда, выстраиваясь в различные человеческие силуэты и устраивая праздничную хаотичную пляску перед моими уставшими глазами. Они не страшатся света, исходящего от экрана мобильного телефона или уличного фонаря. Их не прогонишь, укрывшись с головой одеялом и зажмурившись, что есть силы. Они пролезут везде и заставят обратить на себя внимание, как бы мне этого не хотелось. Когда Морфей позволяет мне уйти к нему на свидание в страну снов, им нравится формироваться в очередную неизведаннаю фигуру прямо у моей головы и, скалясь и рыча, терпеливо ждать, пока я не буду вынуждена в состоянии болезненной тревоги распахнуть веки вновь. И кажется, что только это им и нужно: мои измотанность, легкий страх и смятение. Если спросить меня, как давно они нарушили мой несчастный покой, я не вспомню. Не смогу. Потому что уже давно не ориентируюсь. Если каждая секунда совместного пребывания и вражды кажется вечностью, то понятие времени банально перестает существовать для тебя, ведь это уже не важно. Не важно потому, что они не уйдут. Ни зимой, ни летом. Ни при свете и, уж тем более, ни при мраке. Единственное, что может их оттолкнуть - наличие второй живой души в помещении. То может быть как человек, так и животное. Последние для них, конечно же, не такая большая помеха, однако еще один человек заставляет их дать мне поблажку и скрыться на сутки в неизвестность, после которой их возвращение становится еще хуже предыдущего прихода. Похоже, моя дряхлая сущность стала до того хрупкой и беззащитной, что они приходят ко мне ради утоления своего нездорового голода по потерянным и обессилевшим человеческим душам. Ведь именно такие субстанции являются легкой и сладкой мишенью. А что, если однажды они одержат победу, пробравшись в мою плоть, и утром я уже не проснусь? Если они выкачают сначала весь живой дух, что так долго жил и формировался во мне, а затем высосут вместе с ним и каждую капельку моей крови? Они каждый раз слышат мои параноидальные мысли, что так охватывают меня в темноте, и буквально прямо сейчас расходятся в неслышном диком хохоте, ускоряя ритм своих танцев на стенах, потолке и полу. Противные, отвратительные гады. Потихоньку начинает светать. Я изнемогаю от желания провалиться в сладкий и спокойный сон, позабыв хотя бы на десять чертовых минут об этом кошмаре, что продолжается из ночи в ночь. Но они, тени, снова не дают мне спать.