Урок длиною в жизнь

— Онии-сама… — детский голос четырёхлетнего ребёнка, прозвучал протяжно-задумчиво и неожиданно серьёзно. — Мм?.. — Итачи оторвал взгляд от свитка, который изучал сидя прямо на веранде. — Что такое, Саске? Брат выглядел слегка насупившимся, и от его смешно хмуро-сдвинутых маленьких бровок сразу захотелось широко улыбнуться. Но Итачи не позволил себе этого, зная, что Саске может обидеться ещё сильнее, поэтому уголки его губ лишь едва заметно дрогнули, кратко вспыхнув тут же спрятавшейся, неуловимо-светлой улыбкой. — Онии-сама, у тебя завтра опять миссия, да? — сел рядом, свесив ноги вниз, недовольно косясь на свиток в руках брата. — Да… Тёплый ветер, забравшийся в иссиня-чёрные вихры младшего, игриво и по-хозяйски растрепал их ещё больше. Но не мог похвастаться такой же вольностью с чёрно-серыми — цвета вороньева крыла, более длинными, но убранными в низкий хвост волосами старшего. Хотя как он только не старался, но мог лишь добраться до уже немного отросшей чёлки, за которой проглядывались не по годам мудрые, проницательно-спокойные, ясные озёра глаз. Итачи всё делал не по годам. Рано поступил и в семь уже закончил академию. В восемь смог пробудить шаринган… И сейчас уже как два года ходит на миссии. Он был лучшим. Лучшим во всём. Лучший среди лучших. Несомненная гордость семьи и всего клана Учиха. Саске очень хотел быть похожим на своего старшего брата, но у того всегда было так мало времени… — Скажи, кто такой Ками? — вопрос немного застал врасплох своей неожиданностью. Настолько, что Итачи даже против воли слегка приподнял брови, и всё же позволил проступить лёгкой улыбке на бледно-розовых губах. Немного помолчав и обдумывая не столько ответ, сколько мотивы, побудившие отото на подобный вопрос, перевёл взгляд на чистое, безоблачное небо. Освобождая руки, положил свиток рядом, на прогретые солнцем, деревянные доски энгавы. — Она. Это она, — вернул задумчивый взгляд обратно на брата, оценивая реакцию на свои слова. — По легендам — она та, кто создала весь наш мир. Создала всё живое. Создала нас. Саске нахмурился ещё больше. — То есть она самая сильная, да? И может всё-всё? Девятилетний мальчик улыбнулся шире. — Да… — Тогда я хочу с ней поговорить, — решительно провозгласил Саске, но увидев смеющиеся глаза брата, возмущённо добавил: — Я слышал — её многие зовут, и даже родители! У меня тоже есть к ней важное дело! — И уже тише добавил, опускаю голову чуть вниз: — Только я не знаю, где она живёт… Ты знаешь где, онии-сама? Улыбка Итачи перестала излучать смешинки — уже не такая лучистая. Сейчас её даже можно было бы назвать почти грустной… но ощущение тепла в ней сохранялось. Мальчик поднял руку и приложил раскрытую ладонь к пульсирующему источнику жизни в груди брата. — Здесь. Саске озадаченно нахмурился. — Я не понимаю… — Если ты хочешь поговорить с Ками-сама, тогда ты сможешь найти её здесь. Именно здесь она живёт в каждом из нас. Тот подозрительно опустил глаза на свою грудь. — В каждом? — недоверчиво переспросил. — Да, она же самая сильная, помнишь? Она всё может. Отото ещё какое-то время серьёзно вглядывался в глаза брата, сосредоточенно обдумывая услышанное, и в конце концов нерешительно, но всё же кивнул. — Хорошо… Итачи тепло улыбнулся, убирая ладонь. И склоняя голову чуть на бок, со сдержанным любопытством интересуется: — Поделишься со мной, о чём ты хочешь с ней поговорить? Маленький мальчик опять глубоко задумался, озабоченно хмурясь, решая внутри себя, стоит ли рассказывать об этом брату. — Я подумал, что если она может всё-всё, тогда может она бы согласилась сделать так, чтобы у тебя было больше свободного времени… — почти пробормотал себе под нос, но закончив объяснение, быстро стрельнул глазами, на всякий случай, проверяя, не будут ли над ним смеяться. Но у его слушателя улыбка не стала шире или смешливее, скорее вновь приобрела неуловимый оттенок светлой, но всё же грусти. — Саске, — тон голоса остался мягким, но ребёнок интуитивно уловил смену тональности, фиксируя более серьёзный и важный настрой. — Ты можешь сказать или попросить у неё что угодно… — Итачи вновь перевёл взгляд на небо. — Но ты должен знать, что у тебя есть право просить только за свою жизнь. Как бы мы не хотели, мы не можем решать за судьбы других. Только наши поступки могут влиять на других людей. Просто мысли и желания не способны на подобное… На залитой солнцем веранде, где тёплый ветер разносил тихое перешёптывание листьев, ненавязчиво-переливчатое пение птиц и почти незаметное журчание воды в пруду, всё внимание маленького мальчика было приковано лишь к своему старшему брату. Он был глух и слеп к звукам и красоте, царившим здесь — был способен слышать и видеть лишь его. В силу возраста, он не мог бы дать определение выражению глаз того, но даже будь он старше, то всё равно запутался бы в тех оттенках эмоций, мыслей и чувств, что плескались внутри блестящей радужке, запертые цветом разлитого мориона. Его взгляду можно было бы дать множество характеристик: задумчивый, мечтательно-грустный, немного печальный, но светлый, и даже может быть счастливый… Саске не мог этого понять, но в нём уже сейчас жило неуловимое чувство… ускользающее, что брата всегда будет невозможно «догнать» и понять полностью. Недостижим по определению. А потому всегда и навсегда нужный… — Ты потренируешься со мной сегодня? — одновременно требовательно, но в то же время с надеждой и просяще задал уже привычный для них вопрос, вырывая того из раздумий. Но и ответ был почти таким же привычным: — Прости, Саске, — Итачи извиняющее улыбнулся, отрываясь от созерцания неба, и мягко ткнул младшего брата в лоб. — Мне нужно подготовиться к миссии — не сегодня. Саске опять смешно насупился.

***

Завтра важный день для их семьи. Саске поступит в академию, а Итачи должен выполнить последнее задание перед вступлением в ряды АНБУ. Старший из детей вновь лучший — ему всего одиннадцать, но он уже почти зачислен в самое элитное подразделение Конохагакуре. И никому даже в голову не приходило сомневаться, что так и будет. Из-за этого времени у Итачи почти никогда не было. Но не сегодня. Сегодня Саске смог его уговорить показать новую технику по метанию кунаев. Поэтому после обеда оба ушли в лес, где сейчас и проходила тренировка. Впечатлённый демонстрацией, Саске усердно пытался повторить за братом, но пока ничего не получалось. Спустя полчаса, обрадованный сдвигом в лучшую сторону, неудачно упал и повредил ногу. Поэтому тренировку пришлось прекратить, но отото наотрез отказался сразу идти домой, настояв, что хочет ещё немного побыть со старшим братом здесь. По-доброму улыбаясь, Итачи согласился, но сразу пресёк все попытки дальнейшей тренировки — нужно было осмотреть ногу. Усадив брата под дерево, удостоверился, что это просто небольшое растяжение — ничего серьезного. — До свадьбы заживет, — положил ладонь на макушку, и тут же её снял. Как в детстве Саске слегка насупился, и даже немного отвернул голову в сторону. Но черты лица почти сразу разгладились, будто он о чём то вспомнил. — Онии-сама… — задумчиво протянул, разворачиваясь обратно и заглядывая брату в глаза. Старший Учиха мгновенно уловил смену настроения и хода мыслей. — Мм? — Помнишь… помнишь, ты мне рассказывал о Ками-сама? Улыбка стала чуть шире. — Конечно. — Ты говорил, что просить у неё можно только за свою жизнь. Но почему тогда не сбывается всё что мы хотим? Ведь у каждого есть желания, но мало кто получает то, что он хочет… Итачи внимательно слушал наблюдения брата, размышляя о том, как же быстро тот растёт. Просто сравнивая их двоих, это мало кто замечал… — Ты совершенно прав, Саске, — садиться рядом, также облокачиваясь спиной о массивный ствол дерева. — Главная ошибка в том, что помимо желания у многих ничего не сбывается, потому что они лишь хотят… но ничего не делают. Чтобы получить желаемое, нужно совершать действия для достижения своей цели. Слегка нахмурившись, отото опускает голову вниз, срывая маленькую травинку. — Но ведь есть и такие кто что-то делает. И даже много что делает, но желанное всё равно так и остаётся где-то далеко. И кажется таким недостижимым… Повисла небольшая пауза. Старший брат продолжал задумчиво улыбаться. Слегка поднял голову, пытаясь сквозь кроны деревьев увидеть кусочек голубого покрывала неба. — Ты помнишь, где живёт Ками? — краем глаза увидел, как отото кивнул. — Дело в том, что она всегда тебя слышит. Даже если ты не просишь у неё ничего. И она настолько великодушна и добра, что каждую мысль воспринимает как пожелание. А теперь представь, что большую часть у человека в голове занимают рассуждения о том, что он чего-то не может, что у него что-то не получиться, что он не такой, каким, по его мнению, его должно видеть общество, — пауза. Глаза стали серьёзными. Улыбка угасла. — Люди больше концентрируются не на своих целях, а на страхах и опасениях. И даже сейчас — ты только что сказал, что желаемое кажется недостижимым. Оно таким и будет для тебя, пока именно ты считаешь, что это так. — Снова пауза. Немного помолчав, добавил: — И есть ещё одно важное условие — чтобы твои цели достигались, нужно чтобы душа и разум были едины в этом желании. Иначе Ками-сама не поверит в искренность намерения. Если же есть хоть малейшее сомнение — она это видит, и расценивает, что на самом деле ты этого не хочешь… даже если это не так. Даже если ты просто боишься… Отрывая взгляд от крон деревьев, где всё равно почти невозможно было сейчас увидеть небо из-за быстро плывущих бело-серых перистых облаков, внимательно рассматривает эмоции на лице брата, оценивая насколько понятно для него то, что он сказал. Саске продолжал слегка хмуриться, всё также опустив голову, разглядывая травинку, вертя её в пальцах. — То есть… чтобы достичь желаемого, нужно не просто хотеть и прикладывать для этого много усилий, но и очистить голову и сердце от каких бы то ни было сомнений? Уголки губ Итачи непроизвольно слегка дрогнули. На тёмной глади радужке появился неуловимый, едва заметный блеск. Морщинки возле глаз стали чуть глубже. Так проявлялась любовь… и гордость за его маленького брата. — Да… — теплая улыбка, и еле заметная похвала в голосе. — Мешают лишь собственные страхи, опасения и неуверенность. Саске поднял голову и серьёзно кивнул — он понял. Улыбаясь чуть шире, Итачи поднялся. — Пойдём, нам пора домой. Потянув отото за руку, перехватывает другой и без особого труда закидывает, не ожидавшего такого Саске, к себе на спину. — Онии-сама… — удивлённо начал было брат. — У тебя нога болит, — всё так же улыбаясь, пояснил он. Младший Учиха сначала хотел было возмутиться и сказать, что он сам сможет идти, но почти сразу же передумал, и согласно покрепче схватившись за плечи брата, и обхватив того ногами, довольно улыбался всю дорогу что они шли обратно до дома.

***

Саске Учиха тринадцать лет. И больше всего на свете он хочет лишь одного. Убить своего брата. Он стремился к этому так долго. Много лет. Думал лишь об этом. Только ради этого момента он жил. Становился сильнее. Он ненавидит его всей душой. И вот он перед ним. — Учиха. Итачи. Кровь в ушах шумит так, что кроме этого звука услышать что-либо невозможно. Она бешеным потоком несётся по венам. Пульсирует, стучит, почти долбит в висках. Картинка стала туннельной. Он не видит в коридоре Наруто и ещё одного из Акацки. Он может видеть лишь его. Его шаринган. Его руки, что когда-то держали катану, занесённую над… Саске не может контролировать себя. Каждая клеточка тела, каждый мускул напряжён. Он что-то кричит ему, не осознавая слов, потому что сознание, против воли, концентрируется на одной единственной картинке — смерти от его руки. Он хочет увидеть глаза брата именно в этот момент, когда тот, наконец-то, сдохнет. Не замечает, что ладонь уже сверкает молниями чидори — тело сделало это само, без участия сознания. Кажется, с такой скоростью он ещё никогда не перемещался. С такой силой ещё никогда не работала техника — даже во время боя с песчаником. Мощнейший удар и оглушающий взрыв. Итачи даже с места не сдвинулся. Отразил атаку одной рукой, легко перенаправив всю его ярость на камень стены. Хруст. Это только что сломались кости его запястья. Но Саске не слышит его. Не слышит не потому что против воли из глотки вырываются крики. Нет. Потому что уши закупорены безразличным голосом, походя брошенных слов: «Ты меня сейчас не интересуешь». Тело не чувствует того уровня боли, который бы следовало ощущать. Слишком много адреналина. Слишком сильна его ненависть и ярость. Он снова пытается нанести удар, но только сам получает три, врезаясь спиной в стену, где кажется вместе с кровью пытаясь выплюнуть собственные лёгкие. Он всё ещё в сознании. Он дышит. Он не позволит ему уйти. В полуразрушенном коридоре появляется санин. Они все о чём-то разговаривают, но слух Саске полностью включается только когда он слышит слова, что кто-то кроме него убьёт Итачи. Нет. Нет. НЕТ! Это только его право!!! Мозг будто блокирует боль, потому что он её действительно почти не ощущает. Поднимается. Бежит. Но, кажется, старшему Учиха надоело возиться с ним. Потому что, нанеся ещё несколько ударов и сломав, кажется, ещё несколько костей, подходит к нему вплотную. Поднимает с пола и впечатывает в стену, заставляя посмотреть ему в глаза. Эти глаза, направленные сейчас на него. Кроваво-красный шаринган. Он осязает, чувствует кожей, роговицей его пронзительно-внимательный взгляд. Он будто изучает. И спустя секунды Саске понимает — ему не нравиться то, что он видит. Небольшой наклон головы, чуть сузились веки. — Мой маленький глупенький братик, — склоняется к нему ниже, почти упираясь носом в нос. — Я вижу, ты хорошо усвоил урок: в твоих глазах отсутствуют сомнения. Но в них не только ненависть — на самом дне я вижу ужас. Ужас и страх передо мной. Ты помнишь, что я тебе говорил? — сильнее сжимает пальцы на шее, от чего и так, против воли, спёртое и затаённое дыхание почти перекрывается полностью, из-за чего гортань начинает работать рывками, захватывая воздух по кускам. — Ты боишься, потому что стремишься стать таким же сильным, как я. Таким же. Даже в таком положении, но лицо непроизвольно скривилось ещё больше. Но не от боли или страха — отвращение и ярость исказило его черты. — Я никогда не буду таким как ты, — сквозь стиснутые зубы и сжатую гортань, но всё-таки смог прохрипеть ответ. Губы нукенина слегка изогнулись в едва заметной усмешке. — Ты и не сможешь. Мне нужно чтобы ты стал сильнее. Ещё сильнее. Чтобы мне было интересно, когда ты в следующий раз меня найдёшь, — приблизился ещё ближе, будто вливая кислоту его до боли знакомого голоса почти что в ухо. — Но для этого ты должен найти свой путь. Мечты не сбываются у тех, кто шагает в ровном ряду послушного стада. Лишь у тех, кто осмеливается выйти из него, и идти собственной тропой — потому что там, где он идёт, ещё просто нет дороги. — Отстраняется, вновь заглядывая в глаза. — А до тех пор не путайся у меня под ногами. Дальше Саске чувствовал одну лишь боль и пожирающий ужас. Стоило лишь услышать тихое: «Мангёку шаринган».

***

Идеальное смертоносное оружие — его глаза, уловили движение справа. Голова поворачивается сама. Зрачки расширяются, кровавый шаринган уже не алый — будто мгновенно обесцвечен, чёрное томоэ, обычно словно впитавшие сгустки чернил, сейчас почти что посерели… «Брат…» Они оба бегут на приличных скоростях, но сейчас время замерло, будто он попал в гендзюцу. Секунды замедлились — почти остановились. Тягучие, вязкие словно смола… Да, это он. Учиха Итачи. И когда в голове громогласным расколом проносится это имя, время, будто навёрстывая украденные мгновения, словно в насмешку, в разы ускоряется, забирая из поля зрения несущегося в противоположную сторону бывшего нукенина и шиноби Листа. Саске резко разворачивается ровно на сто восемьдесят, и сильней отталкиваясь от толстых веток могучего леса, пытается догнать… — Итачи! Тот даже голову не повернул, хотя младший Учиха уверен — он просто не мог не заметить его. Он игнорирует его… Как впрочем, всегда. — Итачи… это ты?.. Он задаёт вопрос, но уже знает на него ответ. Он видит. Но тот продолжает его не замечать, несясь по лесу. Саске вскипает мгновенно. Он вообще последние годы не отличался особым терпением к чему бы то ни было. А всё что касалось его брата, всегда было особой темой всю его жизнь… — Итачи, стой! Я к тебе обращаюсь! — Материализовавшаяся рука Сусано попыталась схватить беглеца, но в ту же секунду была легко отброшена такой же. — Это ты Итачи… — Я впечатлён, что ты смог овладеть этой техникой так скоро, — он слышит такой знакомый баритон, который мгновенным эхом отдаёт колюще-режущей болью в сердце, невыносимо сжимающей тисками грудь. — Ты же должен быть мёртвым… — Это техника Кабуто. Я воскрешён. Мне сейчас некогда с тобой разговаривать — у меня полно дел. Старший Учиха не мог видеть как изменилось выражение глаз отото после этих слов. В них за миг отразилась гремучая смесь обиды, отчаянья, боли и ярости. — Некогда со мной разговаривать? — секундная пауза. — Некогда?! Когда ты был жив, ты всегда щёлкал меня по лбу, говорил «прости» и убегал, теперь ты мёртв и у тебя всё равно нет на меня времени?! — кажется, он почувствовал, как надорвались голосовые связки. — Я не убегаю — сказал же, мне нужно кое-что закончить. — Я не уйду без ответов на свои вопросы! Ты не сможешь мне больше врать! — Немного успокаивается… голос вновь снижается. — Я уже знаю правду о тебе, и сейчас мои глаза отчётливо видят сквозь твоё гендзюцу. Потому что эти глаза — твои. Итачи молчит. И продолжает двигаться вперёд. — Ответь мне! — вновь взрывается Учиха. — Хорошо. Мы поговорим, — пауза. — Но только после того как я всё закончу. Саске немного успокаивается, но в груди всё равно клокочут разрывающие изнутри эмоции… Он до сих пор продолжает следовать за братом. Они разобрались с Кабуто. Они поговорили. Итачи всё ему рассказал. И даже показал… Техника воскрешения перестаёт действовать. Он будто медленно теряет сознание, но всё ещё здесь. Он всё ещё рядом со своим любимым младшим братом. — Чтобы ты не решил, я хочу, чтобы ты знал: в этом мире возможно всё. Ты можешь получить в нём всё что захочешь. — Итачи, я уже не маленький мальчик… — Ты всё ещё он, — как раньше тепло улыбнулся, будто не было всех этих страшных лет и кровавой лжи. — Просто наши желания сбываются не сразу. Нужно набраться терпения… Ведь ты хотел моей смерти — ты её получил. Просто не сразу. После того как узнал всю правду, ты же хотел услышать её и от меня — и даже это мир даровал тебе. Какова была вероятность случайно встретиться в лесу, пока действует подобная редкая техника? Без твоего намерения — почти невозможно. — Ты учишь меня, как быть счастливым, хотя сам… — на миг прикрывает глаза — ему слишком больно. — Неужели ты был счастлив? Чего ты всё это время хотел? Итачи закрывает глаза, приникая лбом к его. Открывает их, позволяя увидеть его настоящего, как много в них плещется, мечется, стихийно бьётся… сожаления и любви. — Я хотел, чтобы мой маленький брат жил. И делал для этого всё. И несмотря ни на что… что бы ни происходило… ты всё ещё жив. Я хочу, чтобы ты продолжал идти своей дорогой, слушал лишь своё сердце и никогда не сомневался в праве выбирать свою судьбу. У Саске как в детстве сдавило горло. Он просто не мог говорить. Не мог ничего ему ответить. И когда техника всё же развеялась, роняя перед ним заимствованное тело, и поднимая дух Итачи вверх… ониксовые глаза могли лишь впитывать сияние жидкой тёмной глади мориона, где на поверхности отчётливо искрилась доброта… Такие добрые глаза. Такие родные. Такие нужные… всегда и навсегда. Саске Учиха семнадцать лет и он твёрдо знает в этой жизни лишь одно: для кого-то реальность одного, может легко оказаться иллюзией для другого.