***
Как-то раз в эфире крутили последний концерт Бон Скотта в честь десятилетия со дня его смерти. Это был первый раз, когда я действительно обратил внимание на что-то такое. Под словом «такое» я подразумеваю толпу обросших полуголых мужчин, дергающихся на сцене как ненормальные, что произвело на меня немалое впечатление. Мой внутренний голос буквально вопил: «Вот они — боги рока!», и где-то там, в глубине крохотного детского мозга зарождалась надежда на возможность дергаться на сцене точно также. Все следующие года пролетели для меня как-то незаметно, прерываемые периодическими стычками с братом, родителями, жирным жирдяем полицейским, все время одним и тем же, что ловил меня на распитии алкогольных напитков. Как-то раз он со своими дружками даже накрыл нашу сходку из двадцати человек. Пришлось два часа проторчать в местном обезьяннике, пока за мной не пришла мать. Она особо не требовала от меня большой порядочности — всего-то найти хорошую работу, потом сама найдется среднестатистическая жена, которая будет готовить среднестатистический завтрак, обед и ужин, потом родятся дети, они будут ходить в школу и втайне прогуливать ее, выкуривать сигарету за сигаретой в редких переулках нашего городка, брать пиво за доллар у местного торчка Стива или Билла, а также до конца дней своих при них делать вид, будто у самого было не такое же безбашенное прошлое… В общем, все будет как у среднестатистического жителя Томагавка. Но тогда это казалось мне невыполнимой задачей: «Да как это возможно, чтобы я отрастил себе пузо и лупил ремнем своих тупорылых отпрысков!» — думал я и гнал прочь мысли о семейной жизни. Так вот… То был восхитительный вечер: мать всю дорогу до дома тараторила что-то о нашей дальней тете, переехавшей в Калифорнию и открывшей собственную кофейню. Еще тогда я подумал, что она делает вид, будто кто-то другой только что забрал своего сына с полицейского участка, но речь шла не о Сэте, что уже было по-своему манной небесной. По возвращению домой отец уже как несколько часов вернулся с работы — он сидел в своем кресле у телевизора, залипал в наш видавший лучшие годы Темп-723 и был слегка под градусом, но услышав хлопок входной двери даже не взглянул на меня. Ни единого упрека не раздалось с их стороны! Что за счастье — быть величайшим разочарованием родителей!***
Не помню когда точно я стал поклонником Kiss, но что-то во мне в тот день явно перевернулось, как когда-то, когда я впервые увидел своего старого друга Скотта. Весь этот стиль глэм-рока буквально кричал о своей порочности и… не бинарности? (Так, кажется, это называется?) Что я тут же понял — мне туда. Куда бы поехать шестнадцатилетнему подростку без мозгов — в Лос-Анджелес! Первым делом, я нашел самый его зажопинский ломбард и взял потертую Gibson les paul, с которой было множество довольно занятных историй. Я глазел на нее с противоположной улицы минут пятнадцать, тридцать, так минул целый час, но-таки решился брать. Владелец еще напомнил мне того жирного жирдяя-копа — тоже не верил ни единому моему слову и использовал одеколон с запахом эспрессо и пота. Мы сошлись на четырех сотнях долларов, и я расплачивался с ним, отдавая ⅓ от всей выручки с уличных выступлений, но эта гитара… Она была идеальна. Словно бывалая проститутка, чье прошлое мне никогда не дано узнать, решила задержаться после ночи вместе. Пусть ее колки и были порядком разболтаны, она была верна мне, и долгие годы служила верой и правдой, пока не сгинула в таком же зажопинском ломбарде за сумму более чем в половину меньше.***
Разглядывая всю эту писанину, я думаю, как же странно рассуждать о чем-то таком недавнем, как будто это и не было вчерашним событием. Даже не верится, что все произошедшее — моя история, а не сказка о какой-то мертвой рок-звезде, чей мемориал ныне стоит в зале славы. Вот хохма была бы, умри я также, как Скотт.