Умеют ли цветы слышать

В их дружбе всегда были лесбийские шуточки. Такой типичный юмор среди подруг в наше время, что на это давно уже не обращали внимание ни взрослые, ни подростки, ни женщины, ни мужчины, ни сами подруги. Как считалось, что между мужчиной и женщиной не бывает дружбы, так и среди этих девушек маловероятным представлялись романтические отношения друг с другом. Ру и сама никогда не закладывала в признания в любви к Мэйв и предложения пожениться какой-то сакральный, эротический смысл. У Мэйв был молодой человек с четырнадцати лет, их отношения оказались крайне крепкими и продолжительными для такого раннего возраста, и потому подруга выглядела куда здоровее и свободнее, чем Ру, которая пользовалась любвеобильным другом. Другу ничего не стоило любить всех подряд, некий спасительный дар или сбой в системе в чёртовом мире, построенном на тотеме из любви. Кажется, с таким раскрытым сердцем и нескончаемой влюбчивостью, как у Эрика, уходили в проституцию, между прочим, поддерживаемую обществом. И политиками. Те только и выживали благодаря тому, что получали приливы любви от таких искренних шлюх. Но Эрик-друг был неохиппи, даже являлся админом и идейным вдохновителем паблика «Спасём братской любовью» во всевозможных соцсетях. Многие его поддерживали, рано разочаровавшиеся подростки до одури влюблялись, каждый получал коммунистический оргазм от игры слов и построения теорий, которые пытались построить новый символизм на одном только названии: «Скажем нет эротизму, да здравствует эталон любви между братом и сестрой!» В конце концов, какие ещё родственные связи восхвалять после эдипова комплекса Фрейда. Но и Фрейд, и Эрик друг от друга далеко не ушли, конечно. Один и правда спасался только благодаря материнской любви, так что в параллельной вселенной недолго ещё прожил после смерти матери. Второй, хотя и любил всех и спасал своей любовью, сам спасался только в постели младшего брата. А сам нелитературный Эрик был, конечно, далёк от метафорического мышления. — Ты настолько прекрасна, что мой брат ревнует меня только к тебе, — говорит Эрик, отпихивая подальше тяжёлое одеяло. Сейчас и без того потно. Ру вскидывает бровь, поворачиваясь к нему полубоком. После секса она не любила оставаться с Эриком в одной кровати долго, предпочитая как можно быстрее вернуть на себя все тряпки. Лежать голой не вызывало в ней кайфа. — Митч знает, что у тебя появилась новая постоянная подработка? — спрашивает она. — Нет, — цокает языком Эрик и закатывает глаза. Он продолжает считать себя адептом «братолюбов», хотя с незапамятных времён он скорее типичный индивидуальный проститут, осталось только ИП зарегистрировать и налоги платить. — Но он знает, что иногда — типа не на постоянной основе — я выручаю одинокие сердца. Как тебя. И всё равно он ревнует только к тебе. В комнате и правда оказывается душно, поэтому Ру останавливается на белье и футболке и снова садится на кровать к Эрику. Она чуть хмурится, но это выглядит заметнее, чем её повседневная хмурость. — Я не одинокое сердце, — гордо заявляет она, шепеляво посвистывая из-за сигареты в зубах. — Скорее асексуал… Да, именно он. Эрик начинает хохотать так громко, что становится неуютно и странно, как рядом с психом. Впрочем, сердцеедов — Ру передёргивает от игры смыслов — многие причисляют к душевнобольным. — Ври кому хочешь, милочка, — тем не менее объясняется Эрик. — Но я знавал одну асексуалку. И знаешь, что они делают? — Эрик максимально приближается к Ру и раскрывает глаза так, что девушка скорее пугается глаз друга навыкат, чем трагической паузы, присущей всем страшным историям. — Соглашаются на операцию по удалению всех либидийных отростков. Они отрезают их по самый корень и прижигают основание! Болезненная терапия, некоторые год отходят. А потом всю жизнь ни оргазма, ни влечения, представляешь! Плюс кожа сухая, волосы быстрее седеют… — Супер, а я хотела в монашки уходить, — фыркает Ру и наконец зажигает уже влажную сигарету. Виду Ру не подаёт, но вещь и правда жуткая. О решительных асексуалах, ну, или круглых эгоистах, или действительно противных людях, в которых вряд ли кто влюбится из-за их мерзкого несносного характера, не распространялись, не желая вводить в норму открытый и бесповоротный отказ от чувств. — Но боялась, что придётся не только от секса отказываться. Ну, там, ещё от пива, травы по субботам и индонезийских сигарет. Пробовал такие? Табак настолько крут, что потрескивает, когда куришь! Но теперь и не придётся отказываться. Как операция, говоришь, называется? Эрик мрачно смотрел на неё. Он злился на сухость Ру к чувствам и находил причину одиночества подруги только в собственных комплексах и тараканах в голове. Ру боялась привязываться, быть использованной, и это было нормально, целая проблема века с увеличением обособленности людей. Но ведь… Ру была такой красивой, понятливой, серьёзной — в неё не могли не влюбиться. Она сама всех отталкивала. Даже Эрика. — Перед операцией пациент должен прожить в специальном кампусе под наблюдением психологов, — продолжает тему Эрик. — За ними и будет стоять последнее слово, конченый ты ублюдок или нет. Молодым обычно сразу запрещают, но держат для приличия месяцок. А в кампусе ещё такой режим устанавливают, что пациенты должны постоянно друг с другом отшиваться, симулянты точно влюбятся. Медбратья и -сёстры тоже из любвеобильных, как я. Телесную помощь оказывают, так сказать. — Блин, целый дом престарелых для молодых, — смешливо вытягивает нижнюю губу Ру, с полным пониманием дела кивая. Она выдыхает сигаретный дым в лицо Эрику, чтобы друг перестал выглядеть таким взволнованно серьёзным. — Фу, Ру, кончай! — машет вокруг лица парень. Ру смеётся. — Так я уже, — ухмыляется она, — хочешь повторить? — Не сегодня, — закатывает глаза Эрик и наконец резко вскакивает. В комнате тускло светит красным и фиолетовым неоном, а от мельтешения Эрика вокруг Ру оказываются только тени. В этом полумраке засветившийся экран телефона с новым уведомлением противно бьёт в глаза. — Митч приезжает из колледжа на четыре дня, я обещал его встретить прямо на перроне, — бросает за спину Эрик, становясь прямо перед красным фонариком, чтобы наконец-то найти нужную дырку на ремне. Обычно Ру ворчит на излишний романтик в комнате Эрика, но сегодня ей явно без разницы. Эрик всё равно не включит нормальный свет. — Прямо на перроне! — передразнивает на автомате Ру, уже открывая сообщение подруги. Мэйв по традиции присылает фотографию, в которой специально несуразно корчится, с подписью: «К дождю всегда выгляжу как мать-одиночка. Сколько у этой алкоголички детей?» — Да, смейся, Ру, или скорее завидуй, — обиженно бубнит тем временем Эрик. — Вообще, на завтра мы договаривались встретиться с Китти, но я её отшил до вторника. Будет тебя спрашивать, говори, что не в курсе… По комнате доносится быстрый однотипный стук ногтей об экран телефона. Ру оценивает шутку по длине «ха-ха» и отправляет безудержный, но короткий печатный смех. «Я готова жениться на тебе и принять всех твоих детей, если ты женишься на мне в ответ». — Ру? — А? — мычит она, не отрываясь от экрана. — Кэйти, говоришь? Это которая дочь математички? Эрик вскидывает бровь, становясь посреди комнаты. На самом деле, большую часть пространства занимает спальное место, так что между друзьями всего лишь двухместная кровать. — Нет, Китти! которая на новогодней тусовке прилипла к нам с плачем, почему её никто не понимает, и оплатила наш счёт, — цокает Эрик. Как можно не вспомнить такую девушку с первого раза! Но Ру снова мычит что-то положительное, не скрывая улыбки от телефона. И снова послышалось печатание долгого «ха-ха». Обиженное выражение лица Эрика со скоростью света переходит в выражение осознания и удивления. — Эй, подруга! Не хочешь мне ничего рассказать? — спрашивает он, медленно подходя к Ру. — Что за влюблённые взгляды ты посылаешь своему телефону! Он успевает увидеть аватарку Мэйв прежде, чем подруга выключает телефон. Ру с предупреждением взглядывает на Эрика исподлобья. — Хватит искать у меня несуществующий объект любви, Эрик! — вспыльчиво восклицает она и бьёт по его бёдрами вывернутыми на изнанку джинсами. — Ты прям как Кэсси. — Ой, да брось! — Эрик следует за Ру из комнаты в ванную, успевая стянуть с вешалки поясную сумку всех цветов радуги. — Уайли-то чего скрывать от меня! — Её и правда незачем, — Ру сама слышит, как громко разговаривает, но продолжает грубо отвечать Эрику и в коридоре. Разумеется, дома как всегда никого нет, но от себя не менее противно. Все скачут только вокруг её одиночества. — Но вы же так и ждёте, что я отыщу себе кого-нибудь! В зеркале ванной комнаты Ру видит на голове гнездо похлеще, чем у бездомного. Такое не расчешешь и не заплетёшь, поэтому она, всё ещё обиженно сопя, передаёт резинку с запястья Эрику и ждёт, когда друг сделает ей низкий хвост. — Вместо того, чтобы кидаться на меня с поцелуями ещё в коридоре, лучше бы дала сделать тебе маску для волос, — ворчит парень, но обиды в нём вовсе никакой нет. Ру отходчиво улыбается ему в зеркало. Эрик не тянет из неё рассказы об отношениях, ясно представляя, что он и есть в какой-то степени её «личная жизнь». Сложная-сложна Ру. Она брызгает прохладной водой из-под крана себе и Эрику в лицо. — Фу, кончай! — повторяется Эрик. — И пошли уже, а то снова опоздаю к Митчу. — У вас четыре дня впереди, — замечает Ру. — Успеешь даже то, что не планировал. Эрик ничего не отвечает, лишь натягивает Ру капюшон до носа и бежит на первый этаж. Волосы снова встают дыбом. Ру отказывается идти домой через вокзал, чтобы разделить большую часть пути с Эриком. Да и домой не хочется тоже. Можно было бы пойти в кино, купить пиво и сесть в первый ряд прямо посередине. Или дождаться вечера и затесаться у кого-нибудь на ночь. У Мэйв, например. Когда Эрик сворачивает в другую сторону и его розовый пояс сумки перестаёт светить в лицо, Ру присаживается на ближайшую скамейку какой-то детской площадки и включает телефон. От Мэйв шесть сообщений и всё — ответ на предыдущие смс Ру. Смех за смех. Ру: хей, подружка! календарь важных событий уведомляет, что сегодня марафон фильмов с марлон брандо, мы обязаны это отметить. Ру не выходит из переписки, наперёд зная, что Мэйв с ответом не задержит. Но вот Ру успевает отыскать из заднего кармана пачку сигарет, на которую так неаккуратно присела, и даже закурить её, а Мэйв со статусом «online» даже не читает сообщение. Ру: не перекладывай такую почётную обязанность на кэсси, после пола ньюмана она чуть не решилась расстаться со своим мальчиком. За экраном телефона она видит осуждающий взгляд пожилого папаши с маленьким ребёнком. На половину докуренную сигарету выбрасывать грешно, легче свалить с детской площадки. Ру и десяти метров не делает, как снова берётся за телефон. Благо, ответ уже ждёт её. Мэйв: Оу, чёрт, ты заставляешь меня пойти на измену Джексону! Мэйв: Хахаха, сколько ты ещё будешь называть парня Кэсси мальчиком? Ру: измена ради брандо того стоит, согласись. Мэйв: Джексон подглядывает за нашей перепиской :^) Мэйв: Насчёт Брандо не знаю, но ради тебя изменить можно всему миру! Ру не отвечает, но хмыкает на стикеры Мэйв. Подруга пишет сама. Мэйв: Эх, подружка, не знаю… Джексон тащится от годовщин и сегодня зовёт к нему на семейный ужин Ру: годовщина второго вашего поцелуя? или первой твоей встречи с его мамочками? Мэйв: Ты против моих мамочек? (Джексон) Ру: эй, слышал о личных границах? соцсети к ним тоже относятся. Ру: и твои мамы не входят в список моих размышлений. но феминистки они что надо, ставлю класс. Мэйв: Теперь ухожу Мэйв: Он ушёл в душ Ру: значит, брандо придётся терпеть пубертатные слюни кэсси, да? Мэйв: Прости, Ру! Не могу отказать Джексону Ру: понял, не пристаю. привет его феминисточкам! Мэйв: хахаха, так и передам! Ру откладывает телефон. Теперь не хочется ни пива, ни кино, ни тусовки. Ру и сама не заметила, как умудрилась дойти до дома, пока переписывалась с Мэйв. Дома чувствуешь себя максимально одиноко, но зато твоё состояние не видят другие. Поэтому Ру заходит домой и кричит сестре с матерью, что она вернулась.