A diamond made of blood

Ночь постепенно опускается на город, зажигая на небе звезды. Сквозь темные облака прорывается тусклый унылый свет луны. Серябкина лежит на широкой кровати. Ей не спится, и она, ворочаясь в своей постели в обнимку с телефоном, гневно стучит кулаком по одеялу. Вкладки шатенки стремительно меняются от мессенджера до ютуба, на экране мелькает лицо, знакомое Оле настолько, что кажется, ближе просто не бывает. Серябкина снова и снова запускает видео, в котором Темникова поливает ее грязью. И каждый раз от ненависти, испепеляющей рассудок, перехватывает горло, лишая кислорода. Какой же мерзкий хайп на их прошлом! Том, что Серябкина много лет так тщательно оберегала от посторонних ушей, надеясь сохранить хотя бы крупицы оставшихся воспоминаний. И теперь волна гнева и обвинений обрушилась на нее же. Буквально отовсюду: даже от ее собственных поклонников, в один миг изменивших свое мнение и поверивших в убедительную ложь Темниковой. «Мы с ней были вместе, как девушка и девушка», — вспоминает Оля свою утреннюю фразу, сказанную в интервью. В моментном порыве, в состоянии шока. В попытке глупо и наивно оправдаться перед людьми, которые понятия не имели о том, какой она на самом деле человек, но сразу же повесили на нее клеймо алчной шлюхи. Всхлипнув, шатенка хочет швырнуть телефон в стену, но на экране высвечивается уведомление. От выскочившего имени «Кача» Серябкиной хочется взвыть еще сильнее, так как последние дни каждое сообщение этой девушки приносит страшную боль. Палец застывает над уведомлением, но все же нажимает на новую вкладку. «Привет, смотри с каким чуваком красивым познакомилась *вложения*». Оля хватается за голову, чувствуя, как от напряжения начинает пульсировать в висках. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, зачем и ты так со мной? — рычит шатенка сквозь зубы и яростно смахивает вкладку. На экран тут же выскакивает отвратительное видео с Леной, от чего девушка приходит в состояние безумной ярости. Она переводит взгляд на осколки разбитого бокала на полу.«А что, если…? Просто взять и закончить все это?» Но тут же трясет головой, рассердившись еще больше. Серябкина злобно ухмыляется, ощущая проходящие по телу мурашки. Приступ неуемной эйфории охватывает девушку, когда сообщение: «Нам нужно поговорить, приезжай сейчас же, мне плохо» отправляется адресату. Нервно расхаживая по комнате, Оля ждет ответа, до конца не понимая, что же ей делать дальше. Как и ожидалось, Катя отвечает через пару минут удивленным смайликом с вопросом, что произошло. Оля с трудом справляется с желанием снова выкинуть телефон в окно и пишет еще раз: «Просто приезжай». Кищук обескуражена такой странной напористостью, поэтому довольно быстро оказывается у ее дома, раздумывая о том, что же все-таки случилось. Рука блондинки зависает над домофоном, когда сердце начинает стучать быстрее. Будто организм предупреждает о какой-то нависшей над ней опасности. Тряхнув головой, чтобы прогнать странные мысли, Катя набирает номер квартиры. Когда Оля открывает дверь и запускает блондинку внутрь, Кищук успевает рассмотреть Серябкину: глубокие мешки и синяки под глазами, слегка опухшее лицо. Катя предполагает причину ее состояния, но так как Оля молчит, она решается задать вопрос первой. — Что случилось? — спрашивает Кищук, когда замок на двери щелкает несколько раз. Этот звук бьет в затылок, как колокольный звон перед казнью. Оля идет в свою спальню, и Катя следует за ней, даже не представляя, что ее ждет дальше. — Ты случилась и гребаная Темникова со своим интервью, — наконец срывается Оля, осознав, что Кищук больше некуда деться. Она в ловушке, и от предвкушения у Серябкиной кружится голова. — Да, я видела, — хмурится Катя. — Но не понимаю, при чем тут я. — Не понимаешь? — с истеричным смешком переспрашивает Ольга, ткнув ей в руки телефон с открытым сообщением. — Я даже удивлена, что ты приехала ко мне так быстро. Неужели я вдруг стала важнее, чем все твои дружки из тиндера? — Ты попросила меня приехать, чтобы сорвать на мне злость? — уточняет Кищук, отложив ее телефон. — Сказать, как сильно я ненавижу вас обеих, — срывающимся голосом цедит Серябкина, окончательно теряя контроль. — Говори, — согласно кивает блондинка, и в следующий миг оказывается прижатой спиной к твердой стене. — Я ненавижу ее, — тихо произносит Оля, вцепившись пальцами в ворот ее футболки. — И тебя ненавижу, слышишь?! — И что? Ударишь меня за то, что твоя ненормальная бывшая вылила на тебя ведро дерьма? — с некоторой усмешкой спрашивает Кищук. Шатенке хватает доли секунды осознать ее слова; в следующий миг ее рука возносится над лицом девушки и оставляет на ее щеке жгучий красный след. Катя отшатывается назад, схватившись за щеку, и непонимающе смотрит на Серябкину. Голубые глаза медленно наполняются слезами, и блондинка жмурится, тряся головой, чтобы прогнать их. Оля молчит. Ее ладонь все еще горит от удара, и она сжимает ее в дрожащий кулак. Она чувствует, как ненависть и злость нарастает, волной сметая все теплые чувства и воспоминания. Она уже не видит перед собой любимого человека — лишь причину своих страданий. Ту, которая не оставила от ее и без того разрушенной жизни даже руин и окончательно уничтожила надежду стать однажды счастливой. — Я тебя ненавижу, — повторяет Серябкина, облизнув пересохшие губы, и подступает ближе. Она видит в глазах напротив секундный испуг, который тут же сменяется вызовом. Катя, вскинув голову, прожигает ее холодом заледеневших глаз, и даже не дергается, когда Оля грубо хватает ее подбородок пальцами. — Я хочу, чтобы ты испытала хотя бы часть той боли, что испытала я! Шатенка шепчет, но ее шепот подобно раскату грома прорезает тишину комнаты, и заставляет Кищук покрыться мурашками. Она замирает, ожидая следующего шага Ольги, и для той ее бездействие становится красной тряпкой. Серябкина одним рывком притягивает девушку к себе и агрессивно закусывает ее нижнюю губу. Катя ойкает, невольно дернувшись назад, от чего зубы Оли соскальзывают, оставив кровавый след. — Ты с ума сошла? — шипит Кищук, стирая пальцем кровь с губы. — Иди ты к черту, Серябкина. Оля хватает ее за локоть в тот момент, когда она проходит мимо, собираясь уйти. Катя с раздражением дергает рукой, и тут же вскрикивает от боли, почувствовав, как выкручивается ее плечо. Серябкина резко тянет назад, заставив остановиться, и тащит в сторону кровати. — Сука! — толкает ее Катя, пытаясь освободиться. — Отпусти меня, блять, сейчас же! Она сопротивляется, за что получает еще один удар по лицу: в этот раз гораздо сильнее, так, что на несколько секунд звоном закладывает уши. — Не заставляй бить тебя, — сквозь зубы произносит Серябкина, но Катя ясно слышит в ее голосе мольбу. Она чувствует за собой бортик кровати и медленно опускается, свободной рукой сжимая Олину. — Отпусти меня, — уже спокойнее и тише проговаривает она, глядя в почерневшие от ярости глаза. — Оля, отпусти. — Ты хоть представляешь, — бормочет Серябкина со слезами в голосе. — Как больно находиться рядом с любимым человеком каждый день, каждый миг… И понимать, что ты ничего для него не значишь? — Это не так, — Катя чуть расслабляется, когда шатенка разжимает пальцы, и отодвигается подальше. — Ты прекрасно знаешь, как сильно ты дорога мне.  — Настолько, что ты трахаешься с другими? — с отвращением спрашивает Оля, склонившись еще ближе. — Что в них такого, чего тебе не хватает во мне, а? Что такого в этих мальчиках, которым ты позволяешь владеть твоим телом? Они ведь просто пользуются тобой! Тебе это нравится, скажи? Это единственный способ добиться твоей любви?! — Что ты несешь? — хрипит Катя, пытаясь подняться на ноги. Оля улыбается поистине безумной улыбкой и преграждает ей дорогу. — Я не дам тебе уйти. — И что дальше? — с нервным смешком уточняет Кищук. — Раздевайся, — спокойно отвечает шатенка. Катя долго всматривается в ее лицо, надеясь уловить на нем хоть какую-то эмоцию. Но видит лишь промелькнувший гнев, когда Ольга устает ждать и стремительно делает шаг вперед. — Сними свои чертовы тряпки! — рычит она, схватившись за края футболки. Катя опускает глаза на приоткрытые губы, что застывают в районе ее собственных, горько ухмыляется, покачав головой, и вскидывает вверх руки, подняв взгляд обратно. — Сними сама, раз так этого хочешь. Серябкина одним грубым рывком освобождает ее от одежды. Грудь и ключицы блондинки покрываются мелкими мурашками. Оля, чувствуя, как с каждым мгновением все сильнее намокает от возбуждения, жадно оценивает ее тело взглядом. Она поддевает лямки лифчика пальцами, спустив их с плеч, и находит глаза Кищук, с какой-то больной надеждой ожидая разглядеть в них желание. Но встречается лишь с холодом, который остужает и ее собственный пыл, вызывая очередной приступ гнева. Толкнув блондинку на кровать, Оля, не церемонясь, стаскивает с нее джинсы, оставив в одном нижнем белье, и опускается сверху, вцепившись в ее плечи. — Если ты сделаешь это, — предупреждает Катя, отворачивая от нее лицо. — Это будет последний раз, когда ты видишь меня. Ты меня потеряешь. — Ты итак никогда не принадлежала мне, — Оля вновь грубо сжимает ее подбородок, возвращая в прежнее положение, и целует. Властно, глубоко проникая языком, терзая зубами припухшие губы, зализывая ранки после укусов. Катя не отвечает и терпит, надеясь, что к шатенке вернется рассудок. Но у Серябкиной другие планы. Сдернув с девушки лифчик, она переворачивает Кищук на живот и прижимает сверху всем своим весом, впившись ногтями в ягодицы. Катя шипит от боли и плотно сжимает губы. Она пытается приподняться, опершись на локти, но Оля наматывает на кулак ее волосы и, потянув ее шею назад, прислоняется губами к уху. — Не смей сопротивляться. Прикусив мочку, Серябкина проводит языком вниз по шее, одновременно опуская одну ладонь за резинку ее трусиков. И ухмыляется, чувствуя влагу на пальцах. Катя старается абстрагироваться ото всех ощущений. Она испытывает стыд от того, что ее организм так реагирует на грубость Серябкиной. Боль от поступка Оли. Жалость к ней — за то, что ей дважды пришлось пережить потерю любимых людей. И вину из-за того, что довела ее до этого состояния. Катя знала о ее чувствах с самого начала, но никогда не воспринимала их серьезно, наивно полагая, что Оле будет достаточно их дружбы. И теперь, лежа в ее постели, уткнувшись лицом в подушку, она впервые задумалась о том, что на самом деле все это время испытывала Серябкина и как долго сходила с ума от своей больной безответной любви. Внезапно тяжесть пропадает. Катя выдыхает, решив, что это безумие окончено, и приподнимается, повернув голову. Сердце с бешеной скоростью колотится о ребра, когда она видит обнаженную Серябкину, держащую в руках внушительных размеров поясный страпон. Она отползает к противоположному краю кровати, зачем-то прикрыв себя покрывалом, будто надеясь защититься, спрятавшись за ним. Оля, затянув на бедрах ремни, ухмыляется и, забравшись на кровать, резким движением возвращает девушку обратно. — Тебе понравится, раз ты так любишь члены. — Хватит, Оля, — не выдерживает Кищук. — Пожалуйста, хватит! — Заткнись! — обрывает Серябкина, больно схватив ее за волосы и потянув вниз. — Давай, покажи мне, как ты удовлетворяешь этих ублюдков. — Иди к черту, — выдавливает Катя, зажмурившись, за что тут же получает еще одну пощечину. — Сука, — Оля роняет ее на спину, вжав в постель своим телом. Кищук упирается в ее плечи, стараясь удержать, но противостоять напору Серябкиной невозможно. Оля, наслаждаясь отчаянием в голубых глазах, опускает одну руку между ног, нащупывая игрушку, а второй сжимает шею блондинки. Серябкина входит резко и без предупреждения. Катя, вскрикнув от боли, пытается вывернуться, но Оля обеими руками тянет ее бедра на себя, погружаясь на полную длину. Катя изо всех сил закусывает губу, потревожив полученные прежде ранки, и всхлипывает, чувствуя на языке вкус собственной крови. Оля двигается слишком быстро, не давая возможности свыкнуться с ощущениями. Каждый ее толчок более жесткий и болезненный, чем предыдущий, и блондинка закрывает ладонями лицо, не желая показывать ей свои слезы. — Смотри, блять, на меня! — выходит из себя Серябкина, схватив ее за руки и отрывая их от лица. Завидев ее мокрые глаза, Оля останавливается, сделав очередной толчок, и опускается ближе. — Не надо, — шепчет Кищук ей в губы. — Разве тебе не приятно? — то ли с издевкой, то ли всерьез спрашивает Серябкина, и продолжает двигаться внутри. Катя качает головой, и это становится огромной ошибкой. Она лишь успевает заметить, как шатенку перекашивает от ярости, и получает новый удар по лицу. Серябкина резко отстраняется. Кищук краем глаза видит, как она распахивает крайнюю дверцу своего шкафа. Катя глубоко дышит, пытаясь справиться с болезненными ощущениями, от которых изнутри пульсирует каждая мышца. Она подтягивает колени к животу, всхлипнув, и стирает с глаз слезы. Оля возвращается, держа в руке черную плеть. Блондинка содрогается от ужаса и пытается сползти с кровати, но Серябкина удерживает ее, переворачивает на живот и склоняется сверху. У Кати нет сил сопротивляться — ее тело все еще ноет от боли, а перед глазами мелькают разноцветные круги — последствия пережитых ударов. Она упирается лбом в подушку и вздрагивает, когда кожаная веревка со свистом рассекает воздух и опускается в районе поясницы. Оля, не встретив практически никакой реакции, бьет сильнее, наблюдая, как на спине девушки проступают красные полосы. — Не молчи, — шипит она, склонившись над ухом Кищук. — Считай каждый удар, слышишь? Катя упрямо сжимает в кулаки края подушки, не поднимая головы, и чувствует третий удар. — Я сказала, считай! Боль проходит по каждой клеточке тела так интенсивно, что в голове на пару мгновений возникает вакуум. Судорожно втягивая воздух, Катя поворачивает голову, оставив на подушке мокрый след от слез, и выдавливает еле слышное: — Три. — Посмотрим, насколько тебя хватит, — с удовлетворением бросает Оля, вновь занося руку над ней. У Кищук темнеет в глазах, и мир вокруг сокращается до тоненькой туманной полосы перед веками. Она практически не слышит собственный голос, и к пятнадцатому удару теряет счет и рассудок. Оля бьет снова и видит, как кожа девушки трескается, расползаясь кровавыми полосами. Стон сменяется протяжным воем, который Кищук безуспешно пытается заглушить, закусив край подушки. Ее тело крупно трясется. Она едва дышит, глотая беспрерывно текущие слезы. Серябкина откидывает плеть в сторону и прижимается грудью к ее спине, покрытой многочисленными ранами. Катя молится потерять сознание и не чувствовать того, что делает с ней шатенка, но вместо этого ощущает, как Оля раздвигает ее ягодицы и сплюнув на пальцы, размазывает слюну, чтобы облегчить проникновение. — Нет, пожалуйста, — умоляет Кищук, пытаясь оттолкнуть ее руку. Но Серябкина крепко сжимает ее запястье, прижав к постели, и вводит один палец в узкое кольцо мышц. Катя стонет, ерзая под ней в бессмысленной попытке вырваться. — Будет больнее, если не расслабишься, — уверяет Ольга, с трудом проталкивая второй палец. — Черт, ты слишком узкая. Неужели твои мальчики ни разу не трахали тебя в задницу? Кищук скулит, тщетно пытаясь последовать ее совету, но двигающиеся внутри пальцы Серябкиной причиняют огромный дискомфорт. Когда же она чувствует, что Оля заменяет их страпоном, из ее груди исторгается мучительный крик. Пару минут шатенка пытается проникнуть в ее задницу твердым и слишком толстым резиновым членом. Катя рыдает практически беззвучно, сорвав голос. Она крепко закусывает между зубов угол подушки и выпускает его только в тот момент, когда Оля, бросив свои безрезультатные попытки, отодвигается, дав ей возможность подняться. — Встань на колени, — командует Серябкина, подтолкнув ее в спину. Катя опирается дрожащими руками об изголовье кровати, пока Оля пристраивается сзади, раздвигая половые губы. Кищук морщится, вновь ощутив в себе инородный объект. В этот раз Оля наращивает темп постепенно, и Катя немного расслабляется, привыкнув. Серябкина крепко обвивает ее талию, для максимально глубокого проникновения, и тянет к себе. Катя оказывает сверху. Она глубоко дышит, стараясь игнорировать боль внизу живота, и сама насаживается на член, опираясь ладонями на бедра Оли. — Хорошая девочка, — мурчит Серябкина, сделав еще несколько толчков, и опускает Катю обратно на постель, закинув ее ногу на свое плечо. Снова входит в нее, глядя прямо в голубые глаза, что смотрят в ответ с нескрываемой болью и страхом, и вдруг ощущает, как внутри что-то с треском надламывается и обрывается вниз. — Оля, — растерянно шепчет Кищук, когда движения шатенки внезапно становятся осторожными, медленными и плавными. Серябкина останавливается, склонившись над ней. Катя обхватывает дрожащими ладонями ее лицо. Губы Оли начинают дрожать, как и все ее тело. Руки подгибаются, и она опускается целиком, не в силах удержаться над блондинкой. Прижавшись своей грудью к ее, она проводит пальцами по искусанным губам Кати. Кищук практически неосознанно целует их, не разрывая зрительный контакт. Но Оля не может больше смотреть в ее глаза, только сейчас до конца осознав все, что сделала, поэтому зарывается носом в ее волосы и тихо всхлипывает. Спустя несколько секунд она чувствует, как Катя ведет ладонями по ее спине и обнимает, прижав к себе еще сильнее. В горле Кищук встает горький ком, перекрывающий дыхание. Она с трудом сглатывает его, делает поверхностный вдох и снова произносит имя шатенки. Оля поднимает голову. В ее глазах блестят слезы. — Катя, я… — с отчаянием шепчет Серябкина, и по ее щекам начинают ползти влажные дорожки. — Я не хотела… — Все хорошо, — дрогнувшим голосом отвечает девушка, тянет ее к себе и осторожно касается пересохших губ своими. Оля целует слишком нежно, гладит намокшее от слез лицо, и на контрасте ощущений Катя чувствует, как ее тело вспыхивает от жара, словно спичка. Внизу живота затягиваются узелки возбуждения, и все еще находящийся внутри нее фаллос лишь сильнее провоцирует это ощущение. Стенки вокруг начинают пульсировать, и в этот раз пульсация не сопровождается прежней болью — только желанием усилить воздействие. Кищук инстинктивно подается вперед. Серябкина, будто опомнившись, пытается отстраниться. — Оля, — в третий раз повторяет ее имя Кищук, поймав зрительный контакт. Шатенка, с трудом приподнявшись на руках, непонимающе смотрит в ответ. Катя выдыхает, совершенно запутавшись в собственных ощущениях, слегка сжимает ее руку. Вместо ожидаемого осуждения и ненависти, Оля видит в ее глазах немую просьбу. Она вновь осторожно двигает бедрами, чувствуя, что в этот раз страпон скользит свободнее, и, опустив глаза, видит, как смазка обильно скапливается на стенках. Кищук, поджав губы, пытается подавить одобрительный стон, не решаясь позволить себе до конца принять новые ощущения. Но мозг, по видимости, стремится поскорее забыть пережитое и дать ей почувствовать себя хорошо хотя бы на несколько мгновений. Оля не отрывает взгляд от лица Кати, боясь упустить малейшую эмоцию на ее лице. Ее разрывает от противоречивых мыслей. Она с трудом сдерживается от побега — хочется закрыться где-то в темной маленькой комнате ото всего мира, забиться в угол, обнять колени и молить, чтобы ее страшный кошмар закончился и она проснулась. Но с губ Кищук, наконец, срывается неконтролируемый стон удовольствия, и Оля прижимается еще ближе, переплетая их пальцы. Катя на секунду напрягается и жмурится, ожидая очередной вспышки боли, когда Серябкина вновь погружается в нее до предела, но в этот раз не испытывает никакого дискомфорта. Ольга прерывается, уловив ее мимику, и вопросительно смотрит в глаза. — Продолжай, — одними губами просит Кищук, расслабившись, и крепче сжимает ее пальцы. И Серябкина продолжает, целуя ее шею, ключицы. Катя вплетает пальцы в ее волосы, прикрыв глаза, и двигается бедрами навстречу. От мысли о том, что она возбудилась после подобной жестокости, блондинка начинает дрожать, и закрывает лицо, вцепившись зубами в ребро ладони. Палец Оли опускается на ее клитор, чуть надавливая, обводя по кругу. Она немного ускоряется, видя, как пресс девушки спастически напрягается в преддверие наступающего оргазма. Катя убирает руки от лица и впервые дотрагивается до груди шатенки, сжимая твердые соски между пальцами. Серябкина отчетливо стонет, понимая, что сама близка к тому, чтобы кончить. Она резко выходит из Кати, прервав ее практически у финала и заставив заскулить от разочарования. Но Кищук не успевает даже опомниться, и чувствует внизу язык Оли, одно прикосновение которого импульсом проходит по каждому нерву. Мышцы сводит сладкими судорогами. Серябкина вводит пальцы и нащупывает изнутри нужную точку, продолжая стимулировать языком клитор. Горячая волна наполняет, проходит по всему телу, кончики пальцев немеют от покалывающих мурашек. Катя извивается на постели, лишь мельком ощущая саднящую боль от ран на спине, к которой примешивается сумасводящее наслаждение. Узел в животе разрывается, освобождая от тяжести. Оля возвращается к ее лицу, чувствуя, как горячая влага стекает в ладонь, и замирает. Кищук растворяет громкий стон между их губ, обессиленно обмякнув на постели. Серябкина медленно целует, полизывая и посасывая ее губы, что с трудом могут шевелиться в ответ. Спустя минуту Катя приоткрывает глаза, все еще пребывая в нирване, и неосмысленно улыбается. Оля смотрит в ответ, не зная, нужно ли что-то сказать. Кищук чуть напрягается, пытаясь вытолкнуть из себя ее пальцы, и как только Оля убирает руку, подносит ее к своим губам, слизывая остатки собственной смазки. Она видит, как глаза Серябкиной лихорадочно блестят от возбуждения. Оля судорожно выдыхает, вынимая пальцы изо рта блондинки, и сползает с ее тела, сев в стороне. Они обе молчат. Ольга поджимает губы, боясь взглянуть на лежащую рядом девушку. Чувство вины и раскаяния растекается по венам, но ей не хватает сил даже банально извиниться. Она знает, что этого все равно недостаточно. Только что она перечеркнула все светлые моменты их дружбы своим поступком. Только что она причинила боль любимому человеку. Только что она потеряла Катю. В уголках глаз снова скапливаются слезы. Она поднимает мокрые ресницы, и видит перед собой родное лицо. Кищук тянется к ее лицу и аккуратно стирает с ее глаз капли. Затем, тяжело вздохнув, подползает ближе и обнимает, уткнувшись носом в напряженно бьющуюся жилку на шее. — Сними это, — охрипшим голосом просит Кищук, цепляясь за ремень на ее бедре и расстегивая его. Оля шумно сглатывает, стягивая с себя аксессуар. Она вновь несмело глядит на девушку. Катя, не тратя времени на лишние слова, проводит ладонями по ее бедрам, что тут же покрываются мурашками. Между ног все горит, требуя разрядки, и Оля покусывает нижнюю губу, ерзая на месте. Катя ложится на бок и тянет Олю к себе. Как только Серябкина опускается, повернувшись к ней лицом, блондинка перекидывает одну руку ей на спину, приблизив вплотную к себе, и просовывает колено между ее ног. Оля стонет, вжавшись в нее и подвигав бедрами, чтобы облегчить бешеную пульсацию там, где ее касается Кищук. Блондинка сильнее надавливает коленом, чувствуя, как по бедру стекает смазка, и прислоняется к ее губам. Серябкина вцепляется в ее ногу. Катя сжимает ее вторую руку, и увеличивает интенсивность трения. Оля начинает крупно дрожать, и замирает, зажмурившись. Грани действительности стираются, когда Катя убирает колено и дотрагивается до нее пальцами, всего несколькими движениями доводя до пика. Они продолжают лежать друг напротив друга. Оля касается ладонями ее спины и нащупывает рваные края ран. Катя тихо шипит, сморщившись. Серябкина испуганно отдергивает руки. Кищук, окинув взглядом побледневшее лицо, печально улыбается, задержав ладонь на щеке шатенки. Оля прикрывает глаза, уткнувшись в ее ладонь, и одними губами шепчет: «прости меня». Катя вздрагивает, когда в памяти проносятся события этой ночи, и пытается осознать до конца, что чувствует. А чувствует она, как надрывно бьется и болит в груди сердце, поэтому просит Олю посмотреть на нее. — Эти раны заживут, — говорит она, не узнавая собственный голос. — Возможно, даже шрамов не останется… В отличие от сердечных ран. Катя с шумом вбирает воздух в легкие и прикладывает ладонь к сердцу Серябкиной. — Ты знаешь это, как никто другой. — Катя, — с надрывом умоляет Оля, накрыв ее руку своей. — Не надо. Уходи. Уходи, ты же обещала! Кищук сжимает пальцы Серябкиной, разглядывая их сквозь туман слез перед глазами, и отпускает, разорвав контакт. Оля, словно в замедленной съемке, видит, как девушка встает и начинает медленно одеваться, больше не глядя в ее сторону. Катя замирает уже у порога, открыв замок. Ей только нужно сделать шаг и покинуть эту квартиру, весь воздух которой, кажется, пропитан ужасами прошедшей ночи. Уехать из этого города, сбежать из страны — сделать что угодно, чтобы оставить в прошлом Серябкину и воспоминания о ней. «Это будет последний раз, когда ты видишь меня. Ты меня потеряешь», — прокручивает она в голове собственную фразу, пока за окном такси проплывает трасса Москва-Тула, но вопреки всему, непослушными пальцами набирает: «Я вернусь. Обещаю».