Наконец-то ты ребенок

Торфинн прекрасно знал, что Аскеладд скорее всего смог пережить тот крошечный, абсолютно неловкий тычок со стороны Кнуда. Он не умер, он… Наверное, просто потерял сознание. Торфинн пережил всё, что пережил бы, если бы тот умер по настоящему, отпустил момент, находясь на ферме и сейчас, вспоминая свое опустошение, когда на его руки наматывали узлы веревками люди короля, передергивало. Он сидел на причале своей небольшой рыбацкой деревушки и потирал рукав туники, пока вокруг расцветали первые соцветия холодной тундры. Скоро наступит полярный день и все оживится еще больше, а пока единственной компанией Торфинна оставались крачки, то и дело опускающиеся поближе безо всякого страха заглядывая бусинками глаз в лицо Торфинна. А вот ему было страшно увидеть Аскеладда спустя семь лет. Даже Кнуда не так страшно, который и соизволил ответить благосклонностью на скромное приглашение из Исландии. Отвлечься хотя бы на месяц от дел страны и побывать на далеком острове? Какая глупость! Поэтому в последний час солнца, когда оно уже коснулось края горизонта, окунаясь в соленые холодные волны… В оранжевом отблеске из ниоткуда появилась точка, а затем превратилась, сияя в лучах, в огромный парус судна, явно помощнее обычного дракарра. Торфинн зажался внутри, ребра тут же сжали как клетка легкие и все дыхание перестало существовать. Он придумывал встречу с при… Королем и Аскеладдом миллион раз, точнее раз сто, до миллиона бы не досчитался. Он представлял как даже опустится на колено перед Кнудом, скажет, что он стал очень красивым и смелым. Может даже Торкелля привезут? Корабль рос, пока вокруг все сильнее разгоралось зарево заката, но на пристань он прибыл, встречаемый другими людьми, Торфинна среди них не было.

***

Играла какая-никакая, но музыка. Парочка старинных инструментов брала ловкие аккорды национальных мелодий и всему вторил смех и учтивые рассказы — сами посудите! К куче рыбаков да пастухов приехало Его Величество, Король Англии, Дании, Норвегии. Высокий, доросший до шести футов, Кнуд восседал на центральном месте за столом в доме вождя, его голос многим казался невероятно красивым и мелодичным, теплым да приятным, он без капли гонора открыто отвечал на град вопросов, а огромный мужчина возле него, едва успевал переводить некоторые незнакомые для исландцев слова. В великане легко можно узнать нагловатого вассала, Торкелля Длинного, которому уже подвезли еще алкоголя. Главное счастье этого празднества — всю необходимую провизию они привезли с собой, да и даже много еще останется, как подарок. Кнуд, наконец, выдохнул и упрямо надув свои двадцатидвухлетние губы, так часто и приятно иногда отдающие все еще сохранившимся духом маленькой принцессы из ребячества. Да и честно, приятно в нем иногда видеть все еще живущее дитя. — Ну где же Торфинн? Мы проделали такой длинный путь, а его все еще нет. Сидящий по левую руку от него мужчина в красивом богато вышитом золотыми нитями по сизо-голубому наряде с белыми песцовыми оборками, несомненно подчеркивающие голубые, как лед, глаза, естественно вздрогнул на имени мальчишки и незаметно перевел взгляд на молодого человека рядом. Тот на него посмотрел, тоже, однако, голубыми глазами, но у Кнуда это было море нежных синеватых фиалок, в отличии от бывшего пирата. — Ты знал, что это должно случиться, — обратился молодой король к Аскеладду, прекрасно держа разницу голоса, поэтому они ловко перешли на частную беседу вдали от празднества, хотя и сидели все еще в зале. — Не переживай. Аскеладд перевел взгляд на стул слева, где столы уже стояли ребром друг к другу для прямоугольности, Торфинн должен был сидеть на этом месте, не подле них, но словно по шутливому замыслу, абсолютно рядом. Аскеладд нервно левой рукой вознес руку с рогом и глотнул отборного вина, которое тут же терпко разлилось по горлу. Пальцы держали рог несколько неуверенно и дрожа — после травмы и серьезного восстановления, Аскеладд иногда не был хорош в контроле этой, левой руки. — О, ТОРФИНН! НУ НАКОНЕЦ-ТО, СКОРЕЕ ИДЕМ, ВОТ ТВОЕ МЕСТО, ВСЕ УЖЕ ТЕБЯ ПОТЕРЯЛИ! Аскеладда и Кнуда тут же обратил к себе задорный мужской голос где-то в другой части зала и заметно под радостные крики односельчан, к ним приблизилось три человека. Голос вероятно, предположил Аск, принадлежал пучеглазому двойнику Торфинна, понятно, он скакал как кузнечик перед более низким человеком и… От этого горло пересохло и глаза стыдливо замельтешили по столу, чтобы хоть за что-то зацепиться и сделать вид, что все в порядке. Мм, какая интересная роспись на этой миске с курицей… Ничего не было в порядке. Торфинн остановился возле своего стула с донельзя вжатыми губа в губу. Он смотрел с высока, потому что просто еще не сел и почувствовал, как по дурацки у него начинает печь щеки и уши, глядя на этих двоих. Торкелля он вообще решил игнорировать, но именно он первый бросился к пареньку, отбрасывая к черту свое деревянное кресло. — ААА, ТОРФИНН, МАЛЫШ, ДАВНО НЕ ВИДЕЛИСЬ, КАКОЙ ТЫ ХОРОШЕНЬКИЙ, КАКИЕ МИЛЫЕ УТЕБЯ ВОЛОСЫ, ХАХАХА А ЧТО БОРОДА У ТЕБЯ ТАК И НЕ ВЫРОСЛА??? — Торфинн в шоке распахнул глаза, когда огромное чудище раскинуло свои невероятные руки и крепло его заграбастало в объятия, крича и ликуя. — Я… Я брею… — Обескуражено прошептал Торфинн, в шоке глядя сквозь объятия на других вставших и подошедших ближе гостей. Кнуд. Его Величество. — Торкелль, отпусти его, я так давно не видел своего друга! Торкелль не смел ослушаться и отпустил мальчонку, хотя он не переставал ныть, что как же так, наконец то нет войны и вражды, а ему все не дают пообщаться нормально с племяно-внучком. Торфинн неуверенно опустился на ноги после объятий Торкелля (что это вообще было?) и затем, тут же, поспешил опуститься вновь уже пере королем, но Кнуд с совершенно доброй очаровательной улыбкой остановил его и мягко прижал к себе, обнимая за плечи и пряча где-то в своей почти груди в легком дублете с мягкой рубашкой, от чего Торфинн почти задохнулся приятным ароматом выстиранных по первому разряду вещей. — Какое счастье, ты не похож на отбивную и я могу увидеть твое лицо, братец! — Кнуд на секунду коснулся его щеки со шрамом, а Торфинн, неожиданно разулыбавшись, протянул к нему и тоже без капли стеснения, провел по скуле Кнуда пальцем, с какой-то щемящей нежностью обводя шрам. — Прости, Кнуд. — Ах, это? Ерунда, старик, шрамы украшают даже принцесс, верно? Оба расхохотались не на шутку к удивлению ближайших людей, а бледная тень Аскеладда даже не сдержала то, что обычно называют улыбкой, изогнув свои ехидные губы без насмешки. Он кашлянул в кулак и заставил Торфинна все же и на него взглянуть. — А меня ты, я вижу, вообще уже забыл? — к сожалению, улыбался он не долго и снова вернулся старый добрый Аскеладд со своим наглым лицом и бахвальным видом, театрально прикрывающий глаза и вскидывающий брови. Парочка морщин и седая прядь совершенно его не портили, а только украшали. Торфинн застыл, сжимая плечи Кнуда сильнее, чем прежде. Они уже не обнимались, Торфинн просто стоял зависнув с вытянутыми руками и держался за него, как за последнюю надежду. — Аскеладд. Только это он и смог выговорить, затем до боли поджал губы вновь и отвернулся. «Я ничего другого и не ожидал от мальчонки, он наверное, все еще меня презирает и ненавидит, не на что было рассчитывать» — пронеслось в голове у стареющего вассала, а затем они расселись за стол. Праздник только расходился и наконец-то интерес к Кнуду утих — люди занялись вплотную едой, плясками, своими байками, знакомствами с людьми короля, кто-то уже немного подрался. Наши ребята ушли из общего зала в зал поменьше, там так же был полный стол еды, стояла премилая служаночка и они могли обо всем переговорить без лишнего внимания. С ними так же проследовали и Лейф, Ильва, во преки каждым законам и традициям, Торфинн Второй и Эйнар. Они расселись по своим местам и общение снова полилось. Торфинн-два и Эйнар, конечно же, взяли дело в оборот. Аскеладд немного расслабился и следил за общением их ровесника, молодого короля, который словно оставил корону где-то далеко в Дании и теперь общался так открыто, как только мог двадцатидвухлетний, почти трех, мужчина. — Вот, а потом он предложил Торфинну ради денег пожертвовать своей гордостью. Есть у Хафдаана такая привычка! Неплохой как бы способ, — взамахнул Пучеглазый руками и Кнуд удивленно, с несползающей улыбкой, аж заблестел интересом. — Ух ты! Правда? Как же это? — Ну вот он предланает что-то, и если человек не может отдать деньгами, а очень просит, на весы встает его гордость — а ведь викингу, северянину, или любому мужику, гордость ведь самое ценное, верно говорю, ваше высочество? — Да, да, стало быть, многие отказываются? — Кнуд оживленно покивал, а Торфинн уплыл в себя — немного съехавший, он сидел рядом с королем, который то и дело зачем то хватал его за рукав и похлопывал, словно поддерживая (или поддерживая да еще и жалея, как ребенка), а сам Торфинн посматривал молча на всех с несчастными потерянными глазами с почти скрытого пушистым воротником лица. — Именно так, тогда он и Торфинна решил проверить. У Торфинна ведь ни гроша ни овцы, он как дранный лист на ветру. И тогда Хаафдан ему говорит! Ну что ж, гордость отдашь? А Торфинн отвечает: а что тебе сделать? Он готов к самому сложному и невозможному унижению! Торфинн полон решимости и нужды в этом! Он готов! А ему говорят… Поцелуй ботинок! Кнуд аж выпрямился, в удивлении моргнув и приоткрыв свой красивый рот, окруженный легкой бородой. — Да быть не может! Я прямо вижу, как Торфинн выхватывает ближайшую деревяшку и всаживает ему в горло! Какой позор даже такое предлагать и слышать. — НЕ ТУТ ТО БЫЛО!!! Он опустился на колени с улыбкой и говорит: Ух ты, как просто, конечно, я это сделаю, господин, какой же ботинок вам поцеловать, может левый или правый? Оба? — ТОРФИНН, ЭТО НЕВОЗМОЖНО, — Кнуд громко рассмеялся, а за ним и Торкелль, от чего затряслись стены во всем доме. — Этот мальчишка никогда бы так не сделал!!! — Хохотал мужик, но. Аскеладд не смеялся, только очень удивлено усмехался себе, посматривая то в свое вино, то на сидящего рядом с ним, прямо в метре от него, мальчишку Торфинна. Первого и настоящего, единственного Торфинна во всей его, если постыдится, жизни. Он следил за его мимикой, красными ушами и неловкой улыбкой на показавшемся лице. Аскеладд почему-то, как человек, лучше всего его знавший, понял, что вовсе не поражен. Он лишь опечалился, что Торфинн вырос таким неловким человеком, не знающий нормального этикета, поведения, норм и морали и даже гордость потерявший. Хотя, возможно гордость Торфинн просто умеет во время выключать, что весьма полезное важное качество, которого иногда не хватает даже его величеству. Торфинн — совершенно белый лист и исключительно невинное создание. Он… Как нежные сэлки. Аскеладд поразился до глубины души, насколько легко Торфинн пошел на это. Конечно, все же Торфинн не был таким раньше. Вот это точно удивляло. Аскеладд признает его, понимает, чувствует и не удивляется, но насколько же сильно он изменился. И всё же, остался самим собой. Он, наверное, и раньше таковым был, но никто не присматривался. — Торфинн, ну скажи, что это неправда, ты бы никогда не стал бы так делать, ну помнишь, как ты на меня ругался за всякое такое? — Кнуд подергал Торфинна за рукав, наклоняясь к нему. — Нет, Кнуд, это точная правда, я не увидел в этом ни капли плохого. — Ага, он даже потом сказал, что навоз бы согласился бы съесть! — Так… Это правда? — Кнуд замер, когда все остальные кроме Торфинна и Аскеладда, снова разразились смехом. Впервые Кнуд не впал в свою юморную истерику, а остановился и посмотрел растеряно на друга, даже не зная как реагировать и что теперь думать. — Да перестань, я уже давно не на все лающая цепная собака этого плешивого, у меня была цель и есть цель. Лучше я оближу чьи-то ботинки, чем снова буду убивать сотни человек или терпеть собственную боль. Это не самая страшная цена за то, что я у него просил, — Торфинн встал и устало выдохнул. — Прошу простить, мне не здоровится, я выйду подышать и… Возможно пойду спать. Простите. Все сокрушенно застонали, ведь Торфинн тоже главный гость! Столько всего еще надо было обсудить. Торфинн вышел из зала. На самом деле не из-за глупых насмешек или воспоминаний, как он даже лыбился этому Хаафдану в ответ на унижение, а то, что на него посмотрел Аскеладд незаметно от всех. Этот далекий возвышающийся взгляд, ни чуть не изменившийся со временем. Он знает и видит его насквозь и Торфинну стало стыдно как мальчишке, просто потому что он не стал истинным воином к этому часу, а оказался тряплом, которое согласилось лизать ботинки первому встречному. Да, ради цели и Торфинну не стыдно, но стыдно выглядеть таким мелким мякишем перед Аскеладдом, которого он так много лет хотел убить, победить, который так многое ему дал и преподнес на блюдце. Который не смотря на весь публичный безразличный и наплевательский вид к Торфинну, единственный с Бьорном о нем не забывал и заботился. Аскеладд, не смотря на все обстоятельства, в какой-то степени заменил ему отца и вырастил его, а теперь смотрел за столом, как на сына, который готов целовать чужие сапоги, есть лошадиное дерьмо, лечь в постель с кем-то, возможно, тоже, отказавшийся от оружия, да и много чего… Стыдно оказаться перед ним не оправдавшим надежды, все еще, шестилетним мальчиком. — Торфинн? Торфинн вздрогнул, найдя себя сидящим на крыльце и вытирающим набежавшую одинокую слезу от всего этого говна. Затем обернулся, когда рядом с ним уже сел этот вечно красивый почти нестареющий мужчина, Аскеладд. — Я неудачник и полный олух, — растерянно признался парень и опустил голову, отворачиваясь. — Не такого Торфинна ты ожидал увидеть, да? — Малыш, я ожидал увидеть озлобленного жизнью, сломавшегося, едва ли не сумасшедшего парня, который не ел бы навоз, а тронулся бы рассудком. Ты не такой, Ты наконец-то обычный мальчик. Милый, непосредственный. Живой, это главное. — Ты… — Торфинн на него уставился, широко раскрыв мокрые глаза. — Волновался, буду ли я в нормальном сознании и жив ли вообще? — Конечно. После истории с фермой Кетила от тебя ни весточки, Кнуд сказал, что тебя страшно избили, а ты жив здоров. — Ха, ну надо же, старик, ты чего это? — Торфинн отвел взгляд совсем смущенный, но еще больше смутиться пришлось, когда руки Аскеладда его прижали к себе. Второй. Нет, третий раз за день его все хватают и обнимают, как непослушного ребенка. Честно, Торфинн не сдержался, приник к нему так плотно, как только смог, сжал ткань его красивого наряда и тихонько заплакал. И по-мужски, и по-детски. — Я же говорил. Обычный мальчик. — Аскеладд… Я… Я рад, что ты жив, правда. Спасибо за то, что не дал мне умереть, а брал с собой, возил везде, подкармливал… — Ну-ну, я знаю. Я знаю. Я нисколько не разочарован в тебе, малыш, я думаю, Торфинн, ты чертовски вырос морально, став ребенком, твои новые цели и приоритеты… Я нахожу их прекрасными. Этим можно гордиться. Гордиться. — Ты… Ты мной гордишься? — Аскеладд сказал это? — Да, я тобой горжусь. Их глаза встретились. Торфинн снова смахнул моргающими ресницами слезы и весь задрожал, уцепившись взглядом за блестящие в свете луны ледышки Аскеладда и разулыбался безнадежно. Такое счастье закипело и забурлило по венам! Торса давно нет. Он умер. Торфинн добился гордости и поддержки матери. Но мать есть мать. А здесь Аскеладд. И он им гордится. Торфинн уже не просто прижался и расплакался, он набросился на шею Аскеладда и сильно ее сжал, рыдая долго в его шею, пока руки, подрагивая, у Аскеладда гладили его спину и такие непривычно мягкие волосы. И слезы тоже пробирались наружу, не проливаясь из глаз — вот уж старику точно не пристало плакать, как сопляк. А Торфинн пусть плачет. Золотая слеза не выкатится. Какое же счастье, наконец-то не драться с его мальчиком, а просто держать в своих руках, живого, настоящего. И так сильно болело сердце за него. И так счастлив Аскеладд был, зная, что Кнуд привез ему кучу золота и денег, чтобы Торфинн мог оплатить свое путешествие и даже людей выделил. Но пока это секрет. Пока что у них есть они, звезды, луна и нежность от того счастья, что они больше не враги. Что они есть у друг друга.