море волнуется раз.

\\\ джемин с уверенностью может заявить, что полупьяные летние тусовки в середине июля - не самая лучшая затея, потому что дом марка хоть и большой, но толпа в нем - еще больше. все окна открыты нараспашку, но это не особо спасает от ужасной духоты в помещении, где воздух напитался запахами всевозможных духов, пиццы, роллов, алкоголя, и еще бог знает чего. все это кружит голову, сдавливает горло и забивается в легкие, мешая дышать, и сколько бы джемин не пил из очередной бутылки, всунутой в руки хэчаном, от странной полупрозрачной жидкости лучше не становится. с каждым глотком жар только разливается по нутру, распаляя еще больше. где-то спустя три бутылки бессмысленных шастаний по дому и такой же бессмысленной болтовни джемин бросает пустую емкость у продавленного дивана и, стараясь сильно не шататься, выходит на задний дворик, где проходит немного к середине полянки и плюхается прямо на газон. не долго думая, валится на спину и раскидывает по сторонам руки-ноги. наверное, родителям марка это не особо понравится, но сейчас про это как-то абсолютно не думается. после выпивки он обычно размякает, тело становится словно из теста, а голова превращается в сплошной вакуум. двигаться, а тем более двигать шестерёнками мозга, не хочется от слова совсем. сухая трава щекочет шею и ладони, полуденное июльское солнце надоедливо заглядывает в глаза, но парень даже не щурится от лучей, устремив пустой взгляд широко распахнутых глаз куда-то в небо. у джемина - море над головой. бескрайние синие волны плещутся, закручиваются, взбиваются в белоснежную пену, которая затем разбивается на пушистые островки, и волны вновь подхватывают их, медленно унося по течению. море волнуется раз. а джемину не хочется волноваться. ему хочется окунуться в такое бездонное небо, нырнуть ввысь, чтобы с него смыло этот уже почти удушающий жар и принесло на его место освежающую прохладу. он с невероятным усилием протягивает вверх свинцовую руку, чтобы коснуться синей глади и пустить по ней дрожащую рябь, но кончики пальцев только обдувает теплым ветром. издевательским, противно теплым. рука бессильно валится на землю, и из груди вырывается разочарованный вздох. и кто додумался устраивать вечеринку посреди дня в такое пекло? (и зачем джемин сюда приперся?) через какое-то время, когда он почти успевает задремать с открытыми глазами, поверх приглушенной музыки из дома слышится хлопнувшая дверь, которая несколько минут назад выпустила его самого, и тихие шелестящие шаги по траве. взгляд медленно отлипает от облаков и вылавливает приближающуюся фигуру, неотрывно наблюдая, как она подходит почти вплотную, застывает, неловко топчется на месте и наконец склоняется над джемином в лице какого-то пацана с глазами-щелочками, с беспокойством заглядывающего в его собственные, огромные и мутные зрачки. солнце скрывается за чужой спиной, как и кусочек неба, но зато в тени гостя становится гораздо прохладнее. джемин хочет рассмеяться и сказать что-то вроде "не туда щуришься, солнце в другой стороне", но только молча рассматривает запутавшиеся в темных прядях лучи спрятавшегося светила. он не шевелит и кончиками пальцев, даже дыхание у него поверхностное, еле слышное, и вдохи мелкие-мелкие (воздух-то июльский, раскаленный). джисон бы, наверное, подумал, что он откинулся, если бы не подрагивающие время от времени ресницы и лениво ощупывающий его лицо взгляд. - меня отправили проверить, как ты, - зачем-то говорит он и замолкает, дожидаясь хоть какой-нибудь реакции. на самом деле он даже не знает, кто и к кому его отправил, просто какой-то знакомый его знакомого наткнулся на него, чуть ли не единственного трезвого, у ванной и попросил найти "высокого чувака с огромными глазами, который похож на ящерицу из холодного сердца" и проверить, жив ли он. джисон зачем-то согласился, и этот полуживой - пока единственный подходящий под описание. через минуту и двадцать три секунды тишины становится неловко, но, кажется, только джисону. глаза напротив все еще смотрят в упор, и раскинувшийся на траве парень будто и дальше собирается его игнорировать. или банально не слышит. - ты в порядке? - еще раз предпринимает попытку джисон и откидывает с чужого лба мешающие пряди, касаясь кожи холодной ладонью - чисто символически, потому что так всегда делает мама и показывают в фильмах. удостоверившись сам не знает в чем, он уже собирается со спокойной душой свалить, потому что "ну, я сделал все что мог", как слышит глубокий вдох и протяжное, смазанное "хорошо-о-о" на выдохе. он от неожиданности дергается, отрывая ладонь, и в нее тут же тычутся обратно, словно по-кошачьи. море волнуется два. (с морем волнуется и джисон.) он не решается шевельнуться, все так же неловко нависая над джемином и судорожно вспоминая, что обычно делают в таких ситуациях. в голову отчаянно ничего не приходит. на белой, не тронутой солнцем коже выступают бледные розовые пятна, к щекам, ушам и шее приливает жар, но пальцы остаются все такими же ледяными. мозг, вместо того чтобы подсказать что-то дельное, как-то мимоходом отмечает контраст собственной ладони, отдающей жемчугом на мокром песке чужой кожи. джемин ничего этого не видит - ни контраста, ни покрасневшего лица, ни закушенной губы. он прикрывает глаза, чувствуя, как его размеренно укачивают волны, а в голове ненавязчиво кружится пустота. холодные мягкие пальцы, накрывшие его словно одна из тех самых волн, чувствуются как приложенный к ушибу лед, который, впрочем, не спешит таять от его собственного тепла. у джемина снова - море над головой. в этот раз оно не бескрайнее, а умещающееся в маленькое растерянное мальчишеское лицо, не синее, а белое-белое, с едва заметной россыпью родинок-островков, но в него все так же хочется окунуться, нырнуть вглубь, вдохнуть полной грудью и, возможно, даже захлебнуться. он снова открывает глаза и протягивает руку, чтобы коснуться ровной глади и пустить по ней дрожащую рябь, но кончики пальцев только касаются темных завитков на висках. мягких и шелковистых. рука замирает, и джемину мерещится, наверняка от лишней бутылки, что где-то в глубине прозрачных радужек он видит затонувшую атлантиду. и откуда он такой взялся, этот мальчик-море? (и почему он такой светлый и прохладный, как снежинка, когда на улице уже второй месяц стоит пекло?) джемин опускает руку и нащупывает рядом с собой вторую чужую, кладя ее себе на щеку, а затем неуклюже приподнимается и укладывается на худых ногах поудобнее. в голове настойчиво бьётся мысль, как сильно (сильно-сильно) хочется часами гладить и разглядывать длинные, тонкие пальцы, хочется забрать этого паренька домой и обнимать, обнимать, обнимать, особенно жаркими летними днями, хочется глотать его вместо успокоительных и вдыхать морской бриз с его кожи бессонными ночами, хочется сказать ему, какой он замечательный, хотя бы потому, что с ним так спокойно и приятно. потому что от него не зудит кожа. потому что от него не болит голова. потому что он такой освежающий, тихий и мягкий, как горный ручеек. возможно, где-то в незатопленных хэчановским пойлом подкорках мозга мелькает разумная мысль, что это все - временное, иррациональное, гиперболизированное и завтра же выветрится из него вместе с похмельем и забудется. такое же, как упрямое детское "хочу собаку!", которое легкомысленно забывается спустя несколько дней вместе с несчастным купленным щенком, брошенным где-то на заднем дворе. возможно, мелькает такая мысль, и джемин ничего не говорит, только дышит глубоко и тонет-тонет-тонет, проваливаясь не то на дно черных зрачков, не то в сон. (ухватывается за самый краешек сознания и ставит мысленную галочку, что если завтра это все не забудется, то он обязательно найдет и заберет себе этот маленький кусочек океана.) а джисон всего этого не знает, он просто безмерно благодарен, что на него хотя бы не пялятся, как в самом начале. он осторожно поглаживает чужие щеки и не может понять, какого черта он творит (причем непонятно, про какого "он" идет речь - его самого, робкого и, видимо, бесхребетного, или парня на своих коленях, наглого и пьяного). он готов поверить, что опьянение заразно и передается через контакт, так как сам он сегодня совершенно ничего не пил. (но кроет с головой.) джисон наконец расслабляет напряженно приподнятые плечи и на какое-то время будто проваливается в полудрему, рассматривая длинные подрагивающие ресницы и рассеянно отсчитывая секунды по размеренному дыханию парня. щеку лижет теплый ветер, в ушах отдаются биты приглушенной музыки, кончики пальцев покалывает от лёгких касаний к мягкой коже - золотистой, словно песок, - и все это ощущается чем-то единым целым, правильным даже. чужая голова на коленях отдается теплом, которое будто окутывает спящего парня-ящерку, и джисон чувствует, что в кои-то веки не мёрзнет. из этого умиротворенного состояния его резко вытягивает чей-то голос, ворвавшийся в тихий, затерявшийся в пространстве и времени задний дворик марковского дома. - эй, вот он где! - в проеме появляется чья-то лохматая макушка, а затем оттуда полностью вылезает какой-то смутно знакомый парень и стремительно направляется к ним. джисон не успевает разобрать, кто это, но этот кто-то успевает подхватить джемина и потащить к дому, по пути крикнув, - спасибо что присмотрел, я отвезу его домой! этот алкаш, наверное, тебе сильно мешал. джисон открывает рот, чтобы ответить, что вообще-то нет, совсем не мешал, но деревянная дверь хлопает, оставляя джисона одного на нагретом солнцем газоне. он практически следом заходит в дом, где его тут же ловит ченле и пихает в руки тарелку с примятым тортом. - еле отхватил, еще чуть-чуть и не успел бы. знаешь, как сложно было охранять его для тебя? джисон благодарно улыбается, надеясь, что этого будет достаточно и от него отстанут. глазами он пытается нащупать знакомую макушку, которая всего несколько минут назад покоилась на его коленях, но парня, кажется, в доме уже нет. а ведь джисон даже имени его не успел спросить. почему-то настроение неуловимо портится, и рассказывать об этом и объяснять в чем дело, пытаясь перекричать гомон и музыку, не хочется совершенно. потому что и самому мало что понятно. к его счастью, ченле, явно хотевшего устроить подробный допрос, смывает кучкой каких-то парней, и джисон облегченно выдыхает. он дожевывает торт и уходит с вечеринки, предварительно написав об этом нескольким знакомым. время только близится к вечеру, когда у него включается позднее зажигание, и он будто только сейчас пропускает через себя все недавнее. парень неспешно шагает по выжженной улице и пытается дать определение чувству, отдающему внутри щекоткой при каждом шаге. оно медленно крепнет и разливается по легким какой-то неясной смесью радости, разочарования и волнения, и уже перед своим порогом джисон приходит к выводу, что он, скорее всего, так и не поймет этого чувства - неопределенного, нежданного, непостоянного, отдающегося грустью оттого, что он наверняка больше не встретит того "высокого парня с огромными глазами, который похож на ящерицу из холодного сердца", ласкового, как котенок. по приходу в комнату джисон сразу же заваливается в кровать, решив, что утро вечера мудренее, и последней мыслью помнит только грустное "а как хорошо было бы греть в его теплых ладонях свои - вечно мерзнущие". утром он просыпается от внезапного стука в дверь и, не успев толком разлепить заспанные глаза, как можно тише бежит к двери, чтобы не разбудить родителей. пальцы надавливают на ручку, дверь открывается, и на пороге его встречают утренняя прохлада, огромные глаза, мягкая улыбка и тихое: - привет. море волнуется три. джемин смотрит на еще не успевшие открыться с утра щелочки (а может и успевшие, разницы почему-то не заметно) и буквально кожей ощущает, как его снова накрывает волной. и он готов поклясться, что в этот раз он абсолютно трезв.