Шум

Даллон. Даллон. Даллон. Даллон. Даллон. Даллон. Даллон. Даллон. Он уже ненавидит собственное имя. Почему ему не дают покоя? Три минуты. Он просит три минуты тишины. Но в школе он улыбчивый Даллон-выпускник, член студенческого совета, поможет и покажет каждому, каким нужно быть, к чему стремиться. Он умный и славный. На работе он Даллон-весёлый-парень, ответственный работник и вежливый продавец. Дома он Далли, «Господи, почему у меня такой хороший сын»? И только наедине с собой он чувствует, что вот-вот развалится. В первый такой раз Брендон и Райан безумно испугались. Он отчётливо помнит, их встревоженные рты, потому что заглянуть в глаза уже не хватало моральных сил. «Это нормально.» — произнёс Росс, и впервые за всю неделю контрольных Даллону стало легче. С ним всё в порядке. Пальцы Брендона накручивали пряди его волос, порой легко оттягивая, и пусть на вечер были более грандиозные планы, они его поняли. От этого сердце трепетало в груди до самого утра. И он впервые мог сказать, что не измотан бессонной ночью. Но сейчас всё немного иначе. Перед летними каникулами им стоило многое успеть, чтобы не быть аутсайдерами. Брендон догонял математику и химию, одновременно с этим заучивая новую роль, а Райан готовился к публичным чтениям. Даллон ломался один. Они всё ещё переписывались и вместе обедали, но этого не хватало. Он не мог попросить их поцеловать его на публике, или взять за руку, но сильнее этого было… Даллон Даллон Даллон Даллон Даллон ДаллонДаллонДаллон. Бесконечно кто-то его звал, кто-то требовал и ждал ответа, и в такие моменты хотелось исчезнуть для всех. Его сердце билось в груди так громко и сильно, что он почти чувствовал, как трещат его ребра от каждого удара. Как же это раздражало. Всё казалось неудобным. Собственное тело, одежда, имя. Бесконечно колючее чувство прокралось под самую его кожу, и даже когда Даллон закрывал глаза, он чувствовал, как он живёт. Собственное дыхание, то, как урчит живот, переваривая обед, кожа покрывается мурашками от того, что кто-то открыл в классе окно. Он слышал собственное сердце, и этот не прекращающийся гул в голове — ток крови. Если бы он мог, он остановил бы это. То, что выводит из колеи. Разодрал бы кожу и прилюдно бы разорвал себя на куски, крича и извиваясь от боли, потому что из чьего-то рта опять вылетело его имя. Господи, почему его не оставят в покое? Но всё, на что он был способен, это выполнять свою работу, делать домашнее задание, пытаясь разглядеть мир через пелену злобы. Ему бы не помешали объятия, но быть назойливым и мешать делам дорогих людей не хотелось. Даллондаллондаллондаллондаллондаллондаллон. Не прекращающийся шум. Мир отрывал от него по кусочку. И под конец дня зачастую приходилось собирать себя по частям. В этой непрерывной карусели не было проблесков. Скоро экзамены. Он должен готовиться, присмотреть за ужином, завершить эссе, разобраться в заявках на музыкальный конкурс, доделать парное задание и ходить на подработку. От одной мысли об этом начинало тошнить и пропадал аппетит. Еда не лезла в горло, и отнимала много времени и потом… Он почувствовал это впервые, когда очнулся посреди ночи за доработкой задания. Если подумать, то Даллон впервые за всю свою жизнь был так голоден. Он не ел почти два дня? Да, видимо. Он мог двигаться, и ходить, голова не шла кругом, но он будто впервые за всю жизнь вдохнул чистый воздух. Сердце ещё колотилось в груди, раздражая, но новые ощущения, забившие голову, удивляли своей простотой. Может он обезумел, но спать от этого совсем не хотелось. Будто появился новый источник энергии, мысли перестали путаться, ещё один момент, и можно было бы не дышать вовсе. Пустота, полный контроль собственного тела. Впервые за неделю он почувствовал себя счастливым. Конечно же, хотелось повторить. Больше такого не происходило, но Даллон много думал об этом, не замечая, как отказывался от еды. Это было логично, так как иных причин этого чувства он не видел. Наверное, это выглядело глупо, но он тайно ухмылялся, когда считал, сколько часов уже не ел. Так глупо, но это делало его счастливым. Он мог сосредоточиться на занятиях, не думая о том, что хочет убиться головой об парту, или разбить кому-то лицо. Он даже не мог злиться на кого-то, потому что мысли заполнила зияющая пустота в животе. Эта эйфория была такой странной, и не понятной, что говорить о ней было страшно, но думать приятно. Его жизнь наконец-то была под его контролем и он никогда не чувствовал себя счастливее, чем когда его внутренности, казалось, приставали к позвоночнику. Потому что гул стихал, а вместо него приходили лёгкость и пустота. Как же чертовски спокойно. Это был его маленький секрет. То, что поддерживает сознательность. Люди же щипают себя, если сомневаются в реальности? Он нашёл бесконечный источник таких щипков, который держал его в себе постоянно. И вскоре он почти перестал есть. От запаха пищи выворачивало, прежние вкусы, кажется, совсем потерялись, или еда всегда была такой мерзкой? На обеденных перерывах, когда Райан и Брендон уплетали свои обеды, Даллон только сдерживал рвотные позывы, то и дело, трогая свои ключицы, или скулы. Они стали намного чётче проявляться после этой «терапии». — Ты не голоден? — жуя сэндвич, спросил Брендон однажды в столовой. — Не помню, чтобы ты обедал с нами последние несколько дней. Райан тоже заинтересованно уставился на него, ожидая ответа. С языка Даллона сошла давно придуманная ложь. — Я начал безумно плотно завтракать, чтобы не есть до обеда дома, устал таскать ланчбоксы, ну, а школьная еда, — он скривился, — такое себе. Брендона этот ответ вроде удовлетворил, как и Райана, они продолжали болтать, пока Даллон чувствовал лёгкое головокружение, от того, что не ел со вчерашнего утра. И эта странная гордость приятно разрывала его грудь изнутри.

***

— Ты в порядке? — опять спросил Брендон, когда они сидели вместе у него дома, впервые за долгое время. Райан читал что-то, развалившись на них обоих. А Брендон, то и дело крутился, выпрашивая поцелуи, то у одного, то у другого. — Ты как-то странно выглядишь в последнее время. Даллон совсем не понимал, к чему он клонит. Он чувствует себя чудесно. Стал больше спать, и вообще невероятно всему рад. Или нет. Если честно он не помнит большую часть этого дня, и вчерашнего тоже. Такое бывает. — Да, я тоже заметил, — вмешивается Райан, — Ты какой-то отстранённый, и странный. — И совсем перестал с нами обедать, — продолжил Брендон, нахмурившись. И Даллону впервые стало страшно. Потому что он осознал, что они не поймут, не разделят его точку зрения. Они не поймут этот бесконечный шум. И эти ощущения, когда под кожей движутся мышцы, и тебя тошнит от одного лишь ощущения собственной жизни. Они никогда не хотели исчезнуть. — Эй, ты в порядке? — он даже не заметил, как игнорировал их. Теперь они выглядели взволнованными. Опять. Даллон чувствовал, как по его артериям разгоняется кровь, ложь, которую он придумал для себя, совсем вылетела из головы. К горлу подступила бессмысленная тошнота, встала комом в горле, и он не мог сказать ни слова, пока лицевые мышцы дергались, изображая то улыбку, то удивление. Брендон сразу понял, что что-то не так. Райан, же знал куда бить. — И как давно ты так живёшь? — грозно смотря из-под бровей спрашивает. Даллон переводит взгляд на Брендона и видит лишь смятение. — Я? Э. ты о чём? — Даллон не будь дураком. — Всё в порядке, я просто… — его прерывает Райан. — Не ешь ничего. Мы это заметили. — Что? — он был немного растерян. — Мы беспокоились, и это было довольно очевидно, что что-то не так, — прошептал Брендон. Он как обычно обнадеживающе улыбался, будто Даллон смертельно болен. Но это ведь не так. — Просто прекрати этот спектакль. Ты похудел, очень сильно. Это заметно, и я удивлен, что ты сам этого не видишь, — продолжил Райан, всё тем же тоном. И честно говоря, он и правда, не совсем заметил этого. То есть, это было приятно отчасти. Приятнее, чем чувствовать маслянистый привкус пищи. — Далл? Ты в порядке? — он оттолкнул их, передвигаясь на другую часть кровати. — Я понимаю… — Нет, мне не нужны нравоучения, — твердо говорит он. Дружелюбная атмосфера в комнате таяла на глазах. — Если что-то… — вновь попытался Брендон, всё так же глупо улыбаясь, будто это решит все его проблемы. — Нет, не надо. Всё в порядке, — продолжил упираться Даллон, стыдясь своего голоса. Он их напугал и теперь чувствует себя хреново. Но с другой стороны они сами виноваты. Не надо лезть не в своё дело. Да, именно так. — Это моё дело, и я сам решаю, что мне делать, ясно? — он пытался смягчить свой взгляд, но это никак не скрасило общей картины. Райан явно злился, в то время как губы Брендона с каждой секундой поджимались всё сильнее, выворачивая наизнанку все его улыбки. Даллон опустил взгляд, не особо обрадованный их реакцией. Смотреть на это было тошно. Неприятие, непонимание в их глазах и голосе были ожидаемы. Даллон много думал об этом. О том, что они скажут, но ни один из вариантов никогда ему не нравился. В молчании следующих минут воздух спальни становился всё тяжелее, обрушивая на плечи тысячи, тысячи слов, которые могли быть оправданиями или ссорой. В конце концов, заговорил Райан. Его речь не вызывала и капли благосклонности в сердце Даллона, потому что Райан не знал ничего. — Я не дам тебе умереть, — вкрадчиво обратился он к Уиксу. В глазах Росса не было и капли сомнений или неуверенности. Будто Далл смотрел в каменную стену. Он смотрел в тупик. — Слушай, Даллон, — тихо мямлил Брен, смотря на свои руки, которые перебирали серое покрывало у их ног. — Я не знаю, зачем ты это делаешь, но это плохо. Ты, знаешь, я очень волнуюсь, и… — он приглушённо шмыгнул носом, всё ещё держа себя в руках. — Я очень испуган. И. Мы можем всё исправить. Если что-то не так, если тебе… — Со мной всё в порядке, — холодно прошипел он. — Со мной всё в порядке, и вам лучше уйти. — Да посмотри в глаза правде, наконец! — вскипел Райан. Он пристально смотрел на Даллона, но даже не пытался подойти, оставаясь на месте, будто за оградой. — Ничего не в порядке! Это не нормально! Остановись. — Это вы остановитесь, оставьте меня в покое, наконец! Мне не нужна помощь! — его взгляд метался с одного лица на другое, но он не видел поддержки нигде. — Ты перешёл черту, — как мантру повторил Райан, всё так же пялясь на него.  — Валите! Оставьте меня в покое! — Даллон вскочил с кровати. Он был зол. Эти двое совсем не понимают, о чём говорят, и не поймут. На нём столько ответственности. Всё этот тянет вниз бесконечно. Неужели не видно, что он тонет в этом. Ему нужно немного места, свободы, немного больше воздуха. И это помогает. — Это помогает! — кричит он, совсем не ожидая. Они всё ещё выглядят расстроенными. У него ужасно кружится голова, и их голоса заглушаются стуком собственного сердца. Это чувство опять накатило. Будто отрывая голову, и самым страшным в этот раз была секунда, в которую Даллон понял, что он падает. Он хватается за стол, оставаясь на ногах, но Брендон уже рядом, и его горячие руки впиваются в запястья, становясь опорой. Даллон не видел ничего кроме размытых пятен и вспышек темноты. Он не мог держать себя и эта забава. Она вышла из-под контроля. — Всё будет хорошо слышишь? — повторяет Брендон, и, кажется, он плачет. Даллон чувствовал, как дрожит, он так испугался. Когда в глазах потемнело. Он не мог стоять, говорить, он не мог просить прощения. Всё его тело было измотано, и он сам это сделал. Он стал одной лишь сердечной мышцей, вздрагивая от каждого удара в груди. Райан смотрел на него. — Мы любим тебя, Далл. Мы останемся здесь. Пока тебе не станет легче, — Он был рядом и смотрел с такой грустью. Это было совсем плохо. Так плохо Даллон не чувствовал себя никогда. Что он доказывает? Посмотрите на этого парня! Он развалина. Дышать было больно от подкатывающих слёз, застрявших в гортани. Ему было жаль. — Мне жаль, — прохрипел Даллон, и это было правдой. Он устал, ему жаль, и если бы были силы — он бы плакал, но только сейчас почувствовал, что не может даже этого. Брендон оттащил его к кровати, потому что длинные ноги Даллона не двигались. Его заключили в самые отчаянные за последнее время объятия. Райан поправил его волосы, пригибаясь, так близко, чтобы только Даллон услышал это. — Ты безумно нас всех напугал. Но теперь не беспокойся. — и провёл ладонью по ненавистным Даллону скулам. — Обещай, чёрт возьми, что поешь, — твердил с другой стороны Брендон, которого по какой-то причине тоже трясло. Он непрерывно целовал его макушку и линию волос. Райан кивнул ему в полном согласии. Даллон сдался. Он почти разорвал себя, но готов собраться по кусочкам, чтобы они перестали быть такими несчастными. За этот месяц он почти исчез, и рад, что это кто-то заметил.