так хорошо с тобой

      сумерки пока не вступили в свои права, позволяя закату ещё немного поиграть на небе, радуя глаз каждому, кто оторвётся от своих дел и оглянется вокруг. на небе уже виднелась бледная луна, которая совсем скоро предстанет в полной своей красе, и появлялись первые звёзды, на каждую из которых Ленский дёргал Онегина за достающий почти до локтя рукав футболки и указывал рукой с восторженным «смотри!», получая скептичный взгляд и слегка раздражённое от повторяющегося уже в пятнадцатый раз действия хмыкание; фонари зажигались, освещая улицы пока едва видимым мягким желтым светом. людей на скамейках только прибавилось, отовсюду доносился громкий смех и разговоры, где-то раздавались щелчки от фотографий: кто-то желал запечатлеть закат, а кто-то себя (на фоне заката, конечно же). лёгкий тёплый ветер играл в несобранных волосах Ленского, и тот постоянно то поправлял, то взмахивал ими, прямо как самые крутые сучки из фильмов и сериалов. Женя, наблюдая за этим, только фыркал и незаметным для всех жестом заправлял их за ухо, ловя тёплый взгляд Ленского.       они идут по набережной. Володя, едва поспевая за широкими шагами Онегина и взмахивая руками, безостановочно щебечет что-то наверняка очень поэтичное и вдохновляющее – Онегин не шибко вслушивался, просто рассматривать Ленского казалось ему куда более интересным и приятным занятием – о том, какой чудесный сегодня закат, делая уже, наверное, сотый его снимок на телефон, и как красиво он отражается на водной глади Невы.       где-то в потоке бессвязного лепета Женя отчетливо слышит тихое и чувственное «мне так хорошо с тобой, Жень» на выдохе; и фраза эта для ушей Онегина звучит мелодичнее любого музыкального шедевра. он смотрит на Володю сверху вниз, но без всякого превосходства, с такой нежностью во взгляде, на какую только способна его ледяная душа; легко пробегается своими шершавыми по его чувствительным пальцам, отчего пробегают уже бабочки в животе Володи. и, честное слово, не будь здесь такой толпы из зевак, которые бы точно обратили на них внимание, так нелюбимое Ленским, он бы немедленно поцеловал губы младшего, – как всегда покрытые увлажняющим клубничным бальзамом – которые тот невольно приоткрыл сейчас, заставляя его привстать на носочки, потому что «блять, Жень, ну почему ты такой огромный». прямо здесь, на набережной, под тихий плеск воды, заглушаемый шумом толпы, а его щеки бы отчаянно краснели, пока Онегин мягко сминал его губы своими, плавно углубляя поцелуй и сплетая их пальцы в воздухе. а после ещё с полчаса чувствовал бы едва уловимый клубничный привкус на губах.       но все, что он может себе позволить сейчас – бесстыдно любоваться тем, как Ленский счастливо и немного смущенно улыбается, поняв, что его слова услышаны и, кажется, одобрены, получая в ответ слабую улыбку, что уже подобно празднику и стоит того, чтобы обвести этот день в красный кружок в календаре. у Онегина руки так и чешутся забраться ими под желтую толстовку (в июне вечера ещё холодные, а у воды особенно) Володи и довести до исступления и тихих выдохов одними лишь прикосновениями дразнящих холодных пальцев ко всегда горячей, бархатной, как у младенца, коже. Ленский бы точно возмущённо шептал «Жень, холодно ведь, убери» и вопреки своим же словам подставлялся под прикосновения.       Онегин и Ленский создают потрясающий контраст. всем, кто о них знает, кажется, что они абсолютно несочетаемы и вместе лишь по глупой случайности или такой же шутке вселенной.       Ленский – всегда с живым блеском в глазах, коллекционирующий фотографии закатов у себя в телефоне, – а иногда они «случайным» (как оправдывался Володя после) образом оказывались ещё и в телефоне Онегина – особенно полюбившиеся печатая и вешая над их кроватью. Онегин бы и рад возразить, но Володя так радостно и очаровательно улыбается, глядя на композицию, (в которой снимки развешены в строгом порядке, чтобы все было гармонично, он ведь эстет невозможный) что Жене только и остается, что присоединиться к нему, заключив в крепкие объятия со спины и любовно поцеловав в висок, скрытый ещё влажными после душа волосами, тут же жадно вдыхая их запах: пахнет полевыми цветами и малиной; от Ленского всегда так пахнет, и от Жени, кажется, теперь тоже – он не против. Володя несказанно радуется такому проявлению нежности от всегда холодного Онегина и чуть ли не урчит от удовольствия; своими теплыми и маленькими ладошками накрывает женины, сцепленные в замок на его животе, откидывается назад на крепкое обнаженное плечо, встречаясь с озорным взглядом Онегина, внимательно смотрящим на него в ответ, и счастливо прикрывает глаза, получая короткий поцелуй в лоб. в голове проскальзывает мысль, что Женя мягкий, вкусно пахнущий им самим, и ему с ним комфортно.       Онегин – вечно ледяная глыба, скептик до мозга костей, и смотрит на мир сквозь черно-белые стекла очков, снимая их только при Ленском, чтобы в очередной раз посмотреть на закат, задумчиво хмыкнув. а Жене не в тягость ведь: если его мальчику нравится, то и ему тоже. и он, может, даже соглашается, что это просто случайность и шутка вселенной (а вселенная, как известно, ничего просто так не делает). а может и нет. может, с самого рождения Онегина судьба вела его тернистыми путями к Володе, который вместо бантика постоянно завязывает узел и кофе терпеть совершенно не может: «какая же гадость, Онегин, фу, как ты это пьёшь» – Женя слышал это уж раз сто, потому что каждый раз Володя просит попробовать, видимо, лелея надежду, что в этот раз ему точно понравится, но неизменно бежит выплёвывать «гадость» в раковину и кривится, проглатывая, если некуда.       Жене, если честно, плевать с высокой колокольни на все размышления о том, почему они с Володей вместе – просто вместе и всё на этом. какая разница? Женя любит и бережёт Вову очень, и тот его, несомненно, тоже. он не кричит об этом всему миру – такова уж онегинская любовь: тихая, редко проявляющаяся, но Ленскому достаточно того, что он просто знает, что любим. правда, в особенно тяжелые моменты, когда на до ужаса тактильного Ленского нападает хандра и вдохновения нет совсем, холодность Онегина порождает в нём грызущие душу сомнения, и он никнет; происходит такое не важно где, но всегда одинаково: он подтягивает острые колени к груди, обхватывая их худыми руками, кладёт на них подбородок, а длинные волосы его по плечи спадают вперед и лезут в глаза, что он успешно игнорирует, упираясь пустым взглядом перед собой.       в первый раз Онегин видит его таким у обувной полки в прихожей, когда возвращается из магазина с молоком и пачкой какао, которое Ленский полчаса назад так жалобно просил пойти купить. увидев зажатого Ленского, тут же ставит покупки куда-то на пол, быстро снимает чистые кроссовки, отбрасывая их в сторону, и немедленно подходит к нему, сразу садясь на пол рядом, утягивает безвольное тело в свои объятия и начинает утешительно качать его из стороны в сторону, как грудного ребенка (у Онегина, правда, совсем никакого опыта в обращении с ними), пальцами одной руки успокаивающе перебирая смоляные пряди. Ленский не плачет, но лицо у него было такое отрешенное и безразличное, что Онегин сразу подумал, что поступать нужно именно так. долго и аккуратно, стараясь не задеть, выпытывает причину у Ленского, который упрямо молчит, но, услышав слабое «ты меня не любишь», отвечает красноречивым «дурак ты, солнце» и осторожно целует в макушку. благополучно забыв о покупках, встаёт и переносит Володю, костлявого из-за постоянного «да я правда не хочу есть, Жень», а потому и лёгкого до неприличия, на руках в их спальню, стараясь по пути не стукнуться о стену и бережно укладывая на кровать. ласково гладит ладонью плечо и сам ложится рядом, заботливо укрывая их обоих тонкой простыней,– лето, всё-таки – которая его сейчас точно не согреет, но Женя – да. Володя уже в полудрёме крепче вжимается всем своим телом в Онегина, носом ткнувшись в ярёмную ямочку, и судорожно выдыхает, отчего по коже Жени мурашки пробегают. перед тем, как окончательно уснуть, шепчет неразборчивое «не оставляй меня» и Женя задыхается.       Ленский меняет направление и подходит к ограждению, опираясь на него ладонями. они оба любуются: Ленский – все ещё своим закатом – который он уже, видимо, занёс в список любимых, а это значит, что он скоро будет красоваться над их кроватью – и водной гладью, а следом подошедший и ставший сбоку Онегин – точёным профилем Володи, обзор на который хорошо открыт из-за им же и заправленных за аккуратное ушко волос. Женя сокращает расстояние между их боками и так, чтобы никто не увидел, накрывает ладошку Ленского своей, и та почти полностью скрывается под широкой ладонью Онегина.       то ли на улице уже стало так темно, то ли Ленский забил на предрассудки и людей рядом, но он уютно укладывает голову на плечо Онегина, которое идеально подходит для его головы, один к одному, и завороженно смотрит на их руки с широкой улыбкой и цветущим полем одуванчиков в душе. он думает, что хочет поскорее домой, в их маленькую квартиру, где не будет лишних людей, и никто не сможет помешать им сполна наслаждаться друг другом.       – что ты чувствуешь сейчас? – тихо интересуется Онегин.       – что не хочу оставаться один.