Тоска слепых сердец

Тяжёлые шаги гулким эхом раздавались по пустынному коридору. Снаружи уже наступила глубокая ночь, и почти все слуги давно спали, оставив дежурить только нескольких человек, которые в свою очередь также дремали, положив голову на руки. Сейчас Тасянь Цзюнь не хотел никого видеть и поэтому был несказанно рад позднему часу и, конечно же, темноте. Она надёжно скрывала от посторонних глаз не только его самого, но и все самые отвратительные и жестокие деяния. Стоило золотому диску солнца скрыться за горизонтом, как ночь приносила в мир и сердца людей тишину и покой. Вот только у всего есть своя мера, которую этот достопочтенный успел превысить уже во много раз, что теперь даже тьма не могла спрятать его грехи. Она даже не была способна принести в его изорванную душу мир, обрекая Правителя Мира Смертных на бессонные ночи и безумие. Император только что вернулся с поля сражения, и зло буквально исходило из каждой его поры, образуя подавляющую волю ауру. Сгорбленная, покрытая кровью сотен людей, фигура Мо Жаня медленно ступала по ровному каменному полу, но мужчине казалось, что он идёт по человеческим костям. Тасянь Цзюнь даже слышал под подошвами своих сапог их громкий хруст, и этот звук действовал мужчине на нервы. Но это было ещё полбеды, ведь этот мерзкий треск смешивался с дребезжащими от страдания и чудовищной агонии криками, что не на миг не смолкали в голове Императора, буквально раскалывая ее на части. Поморщившись от сильнейшей боли, Мо Вэюй подавил желание заткнуть руками свои уши, но по сути это было бессмысленно — все это кровавое безумие царило только в его черепной коробке и не имело никакого отношения к пустому и тихому коридору. Словно загнанный в угол зверь, Правитель Мира Смертных посмотрел по сторонам и обхватил себя руками, пытаясь немного согреться. Его дорогие одежды неприятно липли к телу и были тяжелы от пропитавшей их ледяной воды. Они буквально тянули Императора вниз, отчего у мужчины разболелись ещё и плечи со спиной. Мо Жань хотел уже поскорее вернуться в свои покои и скинуть с себя мокрые тряпки вместе с тошнотворным чувством одиночества, но ноги несли его в совершенно другом направлении. Погруженный во мрак дворец не заметил возвращения своего хозяина. Да, Тасянь Цзюнь снова одержал грандиозную победу, уничтожив ещё один непокорный его воле орден — вот только не было поздравлений и восславлений, как в самом начале правления Мо Жаня. Никто больше не желал этому достопочтенному долгих лет жизни и процветания. Все придворные тряслись перед ним от страха и нижайше кланялись, чуть ли не разбивая свои твердые лбы о пол, но стоило этому достопочтенному покинуть зал, как за его спиной эти лицемерные ублюдки собирались в группки и лелеяли мечты о тех временах, когда безумие или чья-то отравленная стрела оборвет жизнь чудовища и освободит их от тирании зверя. Кто знает, может одному из них и достался бы золотой трон в дальнейшем светлом будущем. Все ждали смерти Мо Вэюя, но он был живуч, как бездомная псина, и сколько бы на его жизнь не покушались, от этого Император становился только свирепее и безумнее. В этот раз его сумасшествие вылилось в то, что Мо Жань приказал вырезать каждого представителя непокорного ордена. Вкусивший крови зверь с удовольствием и сам ринулся в бой: Тасянь Цзюнь, хрипло хохоча, рубил и резал, не жалея никого. Ни старик, ни женщина, ни ребенок не смогли избежать черного и жадного до крови клинка, у которого и имени даже не было. Трупы устилали землю, словно опавшие листья в осеннем лесу, и воины с трудом могли передвигаться, наступая прямо на мертвецов. От этого солдатам было несколько не по себе, и только Мо Вэюй сидел на горе из изуродованных тел и праздновал в одиночку, опустошая кувшин с крепким вином. Страшная тишина окутала все вокруг. Там, где ещё совсем недавно были слышны звуки жестокого сражения и крики невинных жертв, теперь не было ничего, кроме тихих переговоров воинов, которые ходили по округе и, выполняя приказ своего Императора, добивали раненых. Стены домов, земля, лица живых… все было красным от крови, что даже воздух впитал в себя тяжелый и железистый смрад. Сотни неспокойных, обиженных душ, рыдая и проклиная одного единственного человека, покинули свои искалеченные тела. Их слезы пролились ледяным дождем, холодные капли которого, словно тысячи стрел, пронизывали тела, заставляя любого живого человека дрожать от необъяснимого ужаса и холода. Возможно, что стенания проклинающих Тасянь Цзюня душ настигли мужчину, а может быть в нем взыграла совесть, но постепенно радость и ликование от победы утихли, сменяясь опустошенностью и необъяснимой печалью. Ему вдруг с непреодолимой силой захотелось вернуться назад, но не в величественный дворец, что принадлежал ему по праву сильнейшего, а в прошлое… в те далекие времена, когда он был всего лишь учеником пика Сышэн, и его ждали дома друзья, дядя и тетя, а ещё… — Учитель… Мо Вэюй дрожащими от холода губами произнес всего одно слово, разрушая воспоминания о сегодняшней битве. Он ускорил шаг и буквально выбежал из дворца, задыхаясь от необъятной паники. Этому сильному и непобедимому мужчине, который подмял под себя всех заклинателей, казалось, что за ним по пятам несутся толпы демонов и призраков, что выбрались из загробного мира и явились для того, чтобы содрать с него шкуру и выпить кровь. Этот достопочтенный был дерзким человеком, пожелавший разом заполучить все блага и удовольствия, которые щедрая рука распределила для всех его перерождений. И что самое печальное, принеся в жертву жизни тысячи невинных людей, он смог этого добиться, став солнцем и луной в мире людей. Именно поэтому после смерти Мо Жаня не ждало ничего хорошего. Даже более того, мужчине не было известно, сможет ли его душа после совершенных злодеяний вообще получить право на перерождение, или же Владыка Загробного Мира Яма лично разорвет ее на куски и развеет. В этот странный момент ясности Императору стало действительно тошно от самого себя. Кровь всех людей, что он убил, впиталась в его кожу, окрашивая ее в мерзкий алый цвет, и даже воздух вокруг мужчины сгустился и стал пахнуть ржавчиной. Неужели Мо Жань всегда был таким? Помнится, что раньше его не боялись, а любили. Девушки заигрывали с милым юношей, что покорял их сердца широкой доброй улыбкой и темными хитрыми глазами, а юноши искали в нем друга из-за веселого нрава. Даже после смерти Ши Мэя Мо Вэюй не был настолько плох… он направил свои ненависть и ярость всего на одного человека. Так когда родился Тасянь Цзюнь, и почему он вдруг возненавидел весь мир, желая утопить его в крови?! Мо Жань никогда не считал себя умным человеком, а поэтому даже не пытался ответить на все эти вопросы. Сейчас он уже не мог ничего изменить, так что это значит, что мужчине оставалось только плыть по течению и с равнодушием наблюдать за тем, куда же его в конечном итоге принесет. Император вдруг остановился и осмотрелся. Подавленный из-за головной боли и несвойственной ему паники мужчина смог взять себя в руки, но только тогда, когда оказался около большого пруда с танцующими на воде лотосами. Это место, несмотря на дурную славу, само по себе внушало покой и странное умиротворение. Казалось, что даже время тут шло совершенно иначе — оно замедляло свой ход, а то и вовсе останавливалось, чтобы полюбоваться тем, как алые лепестки дикой яблони, танцуя с лёгким ночным ветерком, медленно падали в серебряные от света луны воды. Изумительная красота, но будучи невежественным и грубым от природы, Мо Жань совершенно не замечал царившего вокруг великолепия и только отмечал простые вещи. Его глаза обратились к небольшому, погруженному во мрак дому. Странно, но обычно в это время Чу Ваньнин зажигал свечи и в полумраке возился со своими шестерёнками и прочим мусором. Однако сейчас павильон Алого Лотоса был тих, словно хозяин уже давно спал… или же его и вовсе не было дома. Тасянь Цзюнь принялся осматриваться и вдруг заметил тонкий силуэт, который стоял у воды. На одно мгновение сердце Мо Жаня остановилось, а потом забилось с такой неистовой силой, что мужчине стало нехорошо, и он пошатнулся. Тасянь Цзюнь поднял руку и приложил ее к груди. Замёрзшие, потерявшие чувствительность пальцы даже через плотные слои мокрой тяжёлой ткани ощутили жар, что зажёгся в мужчине, а стоило только ему увидеть Наставника. Прикусив губу до крови, Император Мира Смертных медленно подошёл ближе. Ядро его Учителя было разрушено, так что поэтому Старейшина Юйхэн не услышал приближения ученика и все еще расслабленно наблюдал за тем, как танцуют на воде лотосы. Мужчина держал в руке чашу и время от времени подносил ее к губам, делая маленькие глотки. Полная луна щедро лила на Бессмертного Бэйдоу свой свет отчего казалось, что будто его стройное гибкое тело слабо светится в темноте, а белоснежная одежда слегка просвечивала, позволяя Императору увидеть больше, чем Старейшина обычно позволял. Дыхание Мо Вэюя стало учащенным, и мужчина поспешил перевести взгляд на красивое лицо Юйхэна. Сейчас его бледные, словно дорогой нефрит, щеки приобрели поразительно нежно-розовый оттенок, который невольно наводил мысли о невесомых цветах яблони или же сладких персиках. Длинные ресницы откидывали густые тени на скулы, придавая облику Бессмертного больше таинственности и загадочности, а из-под полуприкрытых век ярче всех этих звёзд, что сейчас сверкали на черном шёлке неба, мягко сияли темные глаза. Тасянь Цзюнь больше не мог оставаться сторонним наблюдателем и беззвучно подошёл сзади к Чу Ваньнину. Сильные крепкие руки тут же обняли Наставника и прижали его к широкой груди мокрого и уставшего от борьбы с самим собой Мо Жаня. От неожиданности Старейшина Юйхэн вздрогнул и хотел было начать вырываться, но тут его носа коснулся сильный запах крови, и он замер. Тело мужчины напряглось, а по коже пробежались мурашки. Рука, что по-прежнему сжимала чашу, мелко задрожала, выдавая волнение и лёгкий страх. — Ты ранен? Тасянь Цзюнь не стал отвечать и только зарылся лицом в черные распущенные волосы Учителя. Теплый аромат цветов яблони наполнил лёгкие Императора, принося с собой такой долгожданный покой. Все те вопросы, что ещё совсем недавно грозили свести Мо Жаня с ума, вдруг стали совершенно незначительными и тут же забылись вместе с головной болью. Мужчина глухо простонал и крепче прижал Чу Ваньнина к себе. Жадно вдыхая этот запах, мужчина с лёгким удивлением уловил в нем ещё и тонкие нотки аромата цветов сливы. Видимо, в эту прекрасную ночь старейшина Юйхэн решил отложить работу и, выпив пару чаш сладкого вина, полюбоваться на красоты его владений. Вторгшийся Тасянь Цзюнь полностью разрушил эти планы, но теперь Бессмертному Бэйдоу было уже не до созерцания пейзажей. Вылив остатки хмельного напитка, Юйхэн повернулся лицом к Тасянь Цзюню и внимательно осмотрел его с ног до головы. — Почему ты не отвечаешь? Для чего тебе нужен язык? Наставник был явно раздражен, но Мо Жань продолжал молчать и только устало смотрел на хмурого мужчину. Чу Ваньнин поджал губы, шумно выдохнув, взял своего ученика за запястье и повел в дом. Правитель Мира Смертных мокрый и грязный, как брошенный на улице бешеный пёс, покорно поплелся следом, не думая возражать. Сейчас он чувствовал себя смертельно уставшим, и только этот ненавистный Чу Ваньнин мог подарить ему хоть небольшую передышку от проклятий, которые всегда смолкали в присутствии грозного Учителя. Стоило бессмертному Бэйдоу войти в дом, как он тут же отпустил руку ученика, намереваясь зажёчь свечу, но у мужчины не получилось сделать и шага, как Тасянь Цзюнь схватил его и снова прижал к себе, не желая отпускать. Чу Ваньнин мог стерпеть навязанные объятия, но ему уж точно не нравилось быть стиснутым мокрым и грязным учеником, от которого ещё и сильно несло перегаром и кровью. Последней каплей стало прикосновения ледяных рук: это окончательно разозлило Учителя, и он сердито прошипел, как кот которому наступили на хвост: — Прекрати меня хватать! Отпусти! Вот только резкие слова нисколько не подействовали на упрямого барана по фамилии Мо. Он продолжал прижимать Юйхэна к себе, при этом не проронив ни слова. Чу Ваньнин тяжело вздохнул и, стараясь унять раздражение, прикрыл глаза, терпя эти неловкие и совершенно неуместные объятия. Учитель и ученик стояли в полной темноте, и Бессмертный Бэйдоу был благодарен этому, потому что мрак скрывал то, как сильно в этот момент горело его лицо. Минуты утекали за минутами, но Мо Вэюй не отпускал своего Наставника, заставляя последнего нервничать все сильнее. Длинные ресницы задрожали от трепета, что постепенно распространялся по всему телу мужчины, и Юйхэн, подняв руку, похлопал Тасянь Цзюня по тыльной стороне ладони, таким вот неловким способом пытаясь его поддержать. Будь на месте Императора Сюэ Мэн, то Чу Ваньнину было бы куда проще совладать с самим собой, ведь никакие иные чувства не сбивали бы мужчину с толка. Мужчина, невольно смягчившись, тихо произнес: — Разве власть стоит того, чтобы ради нее так страдать? Тасянь Цзюнь, чье лицо, тело и руки были сплошь покрыты чужой кровью, только неопределенно пожал плечами и прикрыл глаза. — Понятно. Мо Жань, тебе нужно согреться и переодеться. Отпусти меня… и я помогу. Голос Старейшины Юйхэна был таким тихим и печальным, что Император невольно отвлекся от вдыхания согревающего, лечебного аромата и медленно приоткрыл глаза. У Мо Вэюя ушло несколько мгновений на то, чтобы понять, о чем именно говорил Учитель и принять решение. Неохотно, но Правитель Мира Смертных разомкнул объятия и криво ухмыльнулся, ожидая, что Чу Ваньнин сейчас просто уйдет, оставив его одного разбираться со своими же поступками. Вот только, к удивлению Императора, Юйхэн, как и намеревался ранее, подошёл к столу и зажёг свечу. Маленькое, дрожащее от каждого дуновения, пламя быстро прогнало темноту и осветило спальню Чу Ваньнина. Учитель, оказавшись в привычной обстановке, немного расслабился и, обернувшись, посмотрел на Мо Жаня, который по-прежнему стоял на месте, опустив руки, и изподлобья наблюдал за ним со звериной тоской в глазах. Сейчас обычно раздражительный Тасянь Цзюнь выглядел необычно потерянным и очень сильно напоминал того неумелого юношу, что когда-то давно Чу Ваньнин взял под свое крыло. Даже после всех тех издевательств, которые по воле Императора выпали на долю Бессмертного Бэйдоу, как его сердце могло не заныть от беспокойства при виде мокрого и несчастного ученика? Пусть все изменилось, но Юйхэн все также оставался Учителем, и тот факт, что мужчина искренне любил Мо Жаня, никак не относился к решению, что он принял. Бессмертный Бэйдоу решительно подошёл к Тасянь Цзюню и строго произнес: — Стой смирно. Изящные, словно высеченные из белоснежного нефрита руки, начали робко снимать с Императора мокрую одежду. Ловкие пальцы быстро и легко справлялись со своей задачей и откидывали прочь испорченное одеяние. Мо Жань застыл, не в силах справиться с потрясением. Он, как примерный ученик, которым никогда не являлся, не шевелился и даже не дышал, выбиваясь из образа жестокого тирана, мужчина лишь несколько взволнованно смотрел на застывшее лицо Учителя. Глаза феникса были полуприкрыты, но даже так можно было разглядеть в их темной глубине влагу. Из-за этой тонкой пелены взгляд Чу Ваньнина становился томным и невероятно соблазнительным. Мо Жань поднял руку, и Бессмертный Бэйдоу тут же нахмурился, сведя брови к переносице. — Я же просил не шевелиться, ты мне меша… Ледяная ладонь легла на горячую щеку, обрывая ворчание Юйхэна. Дрогнув, Учитель поднял свои невероятно красивые глаза на ученика и тут же опустил их вниз, пряча за двумя густыми полумесяцами ресниц смущение и любовную тоску. Бессмертный Бэйдоу сглотнул и тихим, с лёгкой хрипотцой голосом произнес: — Мо Жань, нужно снять одежду и согреть тебя, а иначе ты заболеешь… Чу Ваньнин знал, как вести себя в любой ситуации, но сейчас, под воздействием момента, мужчина откровенно терялся. Он положил свою руку на ладонь Тасянь Цзюня, которая всё ещё лежала на его щеке и, слегка погладив тыльную сторону пальцами, убрал ее от своего лица. — Дай мне закончить… Бессмертный Бэйдоу стремительно отвернулся и вышел из дома, собираясь немного остудить голову, а заодно и найти слугу. Эта передышка была жизненно необходима мужчине — она позволяла взять под строгий контроль свои чувства, которые буквально рвались наружу, требуя раскрыть Императору правду. Чу Ваньнин редко мог видеть такого нежного Мо Вэюя, а это всегда действовало на него особенно сильно. От взгляда этих ласковых глаз по всему телу Юйхэна разливались теплые волны радости, и в такие моменты мужчина искренне хотел позволить себе всего на миг поверить в то, что его чувства взаимны. Вот только это было ложью, а Бессмертный Бейдоу всегда предпочитал суровую правду сладкому самообману. Когда к Великому Наставнику вышел старый слуга, Чу Ваньнин попросил принести немного горячей воды и стопку полотенец. Конечно, предпочтительнее была бы ванна с целебными травами, но возможности и ресурсы Бессмертного Бэйдоу были ограничены самим же Тасянь Цзюнем, так что приходилось обходиться малым. Ожидая пока старик все подготовит, Чу Ваньнин коротал время, просто смотря на звёзды и думая о том, как можно было бы помочь ученику. Дорога, по которой пошел Мо Вэюй, ясное дело не приведет его ни к чему хорошему. Вероятнее всего она и вовсе погубит Императора, отобрав разум или жизнь. От этих тяжёлых мыслей в груди Бессмертного Бэйдоу словно появился огромный камень, который своим неподъемным весом лег на маленькое робкое сердце мужчины, грозясь раздавить его, оставив лишь кровавую лужу. Чу Ваньнин не хотел видеть страдания и боль Мо Жаня и готов был пожертвовать многим, чтобы горе не коснулось и тени ученика, но тут речь шла уже о жизни Тасянь Цзюня… Юйхэн нахмурился и раздражённо мотнул головой, стараясь избавиться от видения, где он сам стоит над мертвым телом своего мучителя и, будучи не в силах вынести боль от потери, просто безмолвно плачет. — До этого не дойдет. Я не допущу… Вскоре появился старик, и Чу Ваньнин, забрав из его рук все необходимое, вернулся в дом. Когда мужчина с небольшим тазом вошёл в спальню, Мо Жань, понурив голову, уже сидел на его постели и выглядел одиноким, брошенным всеми щенком. Император поднял несчастные глаза на Учителя и с укором посмотрел на него, словно обвиняя в том, что он оставил бедного ученика слишком надолго. Однако это представление не помешало Бессмертному Бэйдоу возмутиться и попытаться согнать наглого ученика с чистой кровати: — Ты весь грязный! Встань сейчас же и пересядь на стул! Мо Жань, который был уже по пояс обнажен, возмущённо приподнял брови. Сейчас он действительно почувствовал себя наглой псиной, которая посмела залезть на господскую кровать с грязными лапами. Такое сравнение ему уж очень не понравилось и, посчитав, что Учитель начинает переходить черту, Император принялся раздумывать, как бы потом отыграться на Наставнике за столь грубые слова. Естественно, Тасянь Цзюнь не стал выполнять команды Чу Ваньнина, а просто снял с себя все и снова плюхнулся на постель. Одежда Императора, что теперь бесформенной мокрой горой лежала на полу, настолько сильно пропиталась чужой кровью, что грязные, бордово-коричневые разводы сплошь покрывали все тело Мо Жаня. Чу Ваньнин тут же поспешил отвернуться, словно перед ним был не молодой здоровый мужчина, а обнаженная красавица, которая своими изгибами пыталась искусить Старейшину Юйхэна — вот только будь это девушка, то Учитель не почувствовал бы такого волнения, а кровь не ударила бы ему в голову. Бессмертный Бейдоу не испытывал желания ни к женщинам, ни к мужчинам, но он сгорал от страсти, стоило только краем глаза заметить крепкие мышцы своего ученика. Из-за своих неосторожных, стремительных движений Наставник чуть не пролил всю горячую воду прямо на себя. Чу Ваньнин, не поворачивая головы, бросил одно полотенце в сторону Мо Жаня и хрипло произнес: — Прикройся, что за бесстыдство! Раздражённо поджав губы, Бессмертный Бэйдоу поставил свою ношу на стол и посмотрел в сторону спасительного выхода. Мужчина с трудом сдерживал желание сбежать и тем самым скрыть постыдную реакцию своего организма. — Дальше разберёшься сам. Я пока пойду… Мо Вэюй несколько мгновений смотрел на напряжённую спину сбитого с толку Чу Ваньнина и лукаво улыбался, прекрасно понимая, что именно происходит с Учителем. Они делили постель уже бесчисленное множество раз, но при этом Юйхэн до сих пор испытывал крайнее смущение из-за своей реакции на обнаженное тело Тасянь Цзюня. Даже в тусклом и дрожащем свете от одной маленькой свечи Император видел, как покраснели кончики ушей мужчины. Мо Жань всегда находил стеснение Чу Ваньнина напускным и раздражительным, но сегодня, по какой-то неведомой причине, это смущение тронуло мертвое сердце. Тасянь Цзюнь вдруг ощутил, как необъяснимый прилив нежности смягчает его жестокую натуру. Мужчина подался вперёд и поймал руку Учителя, не позволяя ему сбежать. — Ваньнин, помоги мне… Бессмертный Бэйдоу замер и чуть повернул голову, чтобы бросить робкий, пугливый, как у кролика, взгляд на Правителя Мира Смертных. Тоска, что была заключена глубоко внутри чистого и недосягаемого, как вершины остроконечных гор, Чу Ваньнина вырвалась наружу, сметая своим неистовым напором преграду из гордости и условностей. — Хорошо… Юйхэн на одно мгновение слегка сжал ладонь Тасянь Цзюня, а затем неохотно, но все же отпустил ее, глубоко в сердце лелея остатки тепла, что все ещё ощущались от прикосновений Мо Вэюя. Повернувшись к столику и намочив полотенце, мужчина стал стирать с широких плеч своего ученика кровь. Император некоторое время сидел ровно, позволяя теплой влажной ткани скользить по его торсу, но усталость брала свое. Мо Жань уткнулся лбом в солнечное сплетение учителя и закрыл глаза, наслаждаясь его заботой и запахом хайтан. На самом деле Тасянь Цзюнь смертельно устал и сейчас был бы не прочь просто рухнуть в постель и уснуть, но, естественно, ему бы не позволил так поступить сам Чу Ваньнин. Странно, а ведь Императору даже не пришло в голову, что он мог отправиться в свои покои к супруге и уже там распоряжаться так, как хотелось именно ему… Он же был самим Наступающим на Бессмертных! Кто мог посметь указывать Великому Императору?! — Ты что уснул? Подними руки. Мо Вэюй тут же подчинился, но как обычно провернул все таким образом, чтобы извлечь выгоду для себя. Тасянь Цзюнь обнял за талию своего учителя и, чуть ли не засыпая, повис на нем. Чу Ваньнин, пошатнувшись от тяжести тела ученика и положив ладони на его плечи, перевел дыхание, раздумывая, как бы закончить начатое и не избить Императора. Раздражение боролось в его сердце с заботой об этом глупом мужчине, и конечно же оно проигрывало, так как Мо Вэюй действительно нуждался в его помощи. Отложив красный от чужой крови кусок ткани, мужчина взял ещё одно полотенце и насухо вытер торс Императора. От стараний Наставника бледная кожа порозовела и уже не была холодной, как у мертвеца. — Мо Жань? Этот крупный дремлющий мужчина, потеревшись лицом о живот Чу Ваньнина, невнятно пробормотал многозначительное: — М-м? Чу Ваньнин запустил руку во влажные волосы Императора и нежно погладил его по голове. Сейчас мужчина искренне сожалел, что у него совсем не осталось духовных сил для того, чтобы быстро высушить копну этих смоляных прядей. — Тебе пора ложиться спать… Тасянь Цзюнь вяло кивнул и, продолжая обнимать Учителя, стал заваливаться на спину. Бессмертный Бэйдоу попытался устоять на ногах, но силы мужчин были не равны, так что поэтому тонкое, стройное тело Юйхэна ночного неба упало сверху на Мо Жаня. Император, довольно улыбаясь, развязал пояс Наставника и запустил руки под его одежду, лаская ладонями нежную кожу. Чу Ваньнин, будучи не готовым к такому повороту событий, ахнул и тут же покраснел. Уперевшись руками в грудь Ученика, Бессмертный Бейдоу попытался встать, но однако у Тасянь Цзюня на все было свое мнение. Широкая ладонь погладила покрытую шрамами спину и спустилась вниз, властно сжимая ягодицу Учителя. Юйхэн дернулся от неожиданности и сел сверху на бедра Мо Жаня. Такая поза крайне смущала этого уверенного в себе мужчину, а потому он спрятал половину пылающего лица в ладони. — Мо Вэюй, нам не стоит делать это сейчас… Тасянь Цзюнь приоткрыл глаза, и его руки с зада Учителя переместились на бедра. Император, ощутив в словах Наставника слабину, самодовольно ухмыльнулся и произнес: — Что же делать, если я хочу трахнуть тебя именно сейчас? Столь вульгарные и грубые слова резали уши Бессмертного Бэйдоу, и он положил ладонь на губы своего ученика, заставляя его помолчать. Мысли роились в голове, словно осы в улье, мешая нормально соображать. На одно мгновение мужчина приложил к ноющему виску пальцы и мягко его помассировал, стараясь вернуть здравомыслие и прогнать нелепые, неприемлемые желания. Чу Ваньнину было стыдно признавать, но его собственное тело сразу же сдалось, стоило ему ощутить прикосновения Императора. Грязные словечки и эта дерзкая мальчишеская ухмылка Мо Жаня разожгли внизу его живота настоящий пожар, и теперь мужчина сам хотел ощутить страсть любимого ученика. — Я… Тасянь Цзюнь улыбнулся, заметив, как мужчина хмурится, борясь сам с собой. Это было так забавно, что Император тихо рассмеялся и, поймав длинную прядь волос Учителя, потянул ее вниз. Таким образом он хотел помочь Чу Ваньнину поскорее принять правильное решение. Бессмертный Бэйдоу был вынужден наклониться, но при этом мужчина имел крайне растерянный и смущённый вид. Холодные губы Мо Вэюя легко коснулись губ Юйхэна, и последний, сдавшись, сам углубил поцелуй, робко положив руку на щеку ученика. Язык Бессмертного Бэйдоу неуверенно начал медленный и чувственный танец, отправляя все здравомыслие Императора куда подальше. Перед глазами Мо Жаня словно разом вспыхнули все фейерверки мира, ослепляя его. Правитель Мира Смертных сразу же позабыл про ужасы, что творили его руки, и видели его глаза, и полностью растворился в восторженном ликовании, которое дарил мужчине его неопытный в вопросе любовных ласк Наставник. Поцелуи Чу Ваньнина были особенными — Юйхэн ночного неба не часто баловал ими ученика и только позволял последнему делать со своим телом все, что Император только захочет. На краткий миг Тасянь Цзюнь задумался о том, что было бы, если бы Бессмертный Бейдоу действительно испытывал к нему чувства. Старейшина Юйхэн не относился бы к нему так жестоко, а также не избивал до крови за каждую провинность, и, быть может, тогда Учитель не остался бы безразличным к его мольбам в тот страшный заснеженный день, когда раскололись небеса. Но… если бы Ваньнин любил его, то все тогда сложилось бы совершенно иначе. Ши Мэй бы выжил, и Мо Вэюй посвятил бы всего себя ему. В его сердце не осталось бы места для Ваньнина, и тот, кто бы действительно страдал, был не он сам, а этот гордый глупец. Если бы все сложилось именно так, то этот достопочтенный никогда бы не почувствовал пьянящие и такие сладкие поцелуи Наставника, а самое главное то, что Мо Вэюй никогда бы не познал истинного блаженства, при котором душа, сплетаясь с другой душой, вместе возносились в небеса и после, познав истинное мучение и счастье, камнем падали вниз, возвращаясь в дрожащие и мокрые от пота тела, которые льнули друг к другу, делясь теплом и нежностью. На одно короткое мгновение Тасянь Цзюнь подумал, что рад ненависти Бессмертного Бэйдоу, ведь она привела их к тому, что Учитель и Ученик имели сейчас. Чу Ваньнин отстранился, разрывая этот неторопливый и сладкий, как мед, поцелуй. Его тяжёлое дыхание коснулось лица Мо Вэюя, и последний небрежными движениями стал скидывать с Наставника одежду. Ткань соскользнула с белых, как кость, плеч, обнажая множество шрамов. Одни Тасянь Цзюнь нанес самостоятельно, другие же уже были оставлены до него. Император успел хорошо изучить каждую серебристо-белую полоску на этой нежной коже и всегда испытывал раздражение, видя, сколько же отметин получил Чу Ваньнин от других. Если бы у Мо Вэюя была возможность найти всех и каждого, кто когда-либо ранил его Учителя, то он бы лично подверг их пытке Тысячи порезов, срезая с их тел кожу и плоть до тех пор, пока не осталось бы ничего, кроме голого скелета. Кости же Тасянь Цзюнь отдал бы голодным собакам, чтобы они вдоволь попировали. Только этот достопочтенный мог ранить и мучить своего Наставника — Юйхэн ночного неба задолжал Императору слишком много. Неприятная правда этого проклятого, прогнившего мира такова, что за все долги рано или поздно приходится расплачиваться, и даже самому великому и сильному не избежать этого. Мо Жань слегка приподнялся на локтях и поцеловал шрам на груди Чу Ваньнина. Он был делом рук другого, но почему-то именно этот росчерк на месте сердца всегда отличался особой чувствительностью. Стоило губам коснуться его, как руки Учителя тут же обвили шею Тасянь Цзюня и прижали его голову ближе к груди. Чу Ваньнин мелко задрожал и запрокинул голову, выпуская на волю тихий стон. — Мо Жань… Тасянь Цзюнь провел кончиком языка по серебристой полоске шрама, оставляя влажную дорожку, которая холодила кожу при любом, даже самом незначительном движении воздуха. Такое несущественное касание, всегда сокрушительно действовало на Бессмертного Бэйдоу. Неискушенный в вопросах любви мужчина трепетал подобно листу на дереве во время дождя, когда каждая ласка, словно капелька воды, ударяла по нему, заставляя дрожать и извиваться. Тасянь Цзюнь погладил напряжённые бедра Чу Ваньнина и потянул его штаны вниз, приспуская их. Юйхэн, борясь с собственным удовольствием и учеником, попытался остановить Мо Жаня и, краснея, схватил его за запястья, взволнованно сверкая глазами феникса. Сейчас мужчина выглядел особенно соблазнительно для такого хищника, как Мо Жань. Припухшие от поцелуев губы Юйхэна были приоткрыты и едва-едва двигались, словно шепча слово «подожди», но при этом не было слышно ни звука, а изумительный румянец залил уже и плечи с грудью, приковывая взгляд голодных глаз Императора. Мо Вэюй приподнял брови и вопросительно посмотрел на напуганного реакцией своего же тела Чу Ваньнина. Прикусив губу и опустив голову в бок, мужчина спрятал свое лицо в густой тени, намереваясь избежать взгляда этих темных, но с озорными фиолетовыми искрами глаз. — Учитель… мы же уже делали это много раз, так чего же ты так смущен? Неужели, Старейшина Юйхэн боится делить с этим достопочтенным постель? Кто бы мог подумать, что ты столь труслив… Мо Жань знал, как поддеть Учителя, чтобы он тут же вспыхнул от гнева, как горстка сухих листьев. К сожалению, мужчина слишком рано освоил эту науку, и его собственная шкура была сплошь покрыта множеством шрамов, которые были оставлены во времена ученичества золотой ивовой лозой. — Наглец! В глазах феникса ярким пламенем полыхнуло раздражение. Шлепнув Тасянь Цзюня по рукам, Чу Ваньнин сам стянул с себя штаны и откинул их подальше. Его собственная плоть тут же дрогнула, привлекая к себе внимание, но, заметив подобное безобразие, Бессмертный Бейдоу отвёл глаза от этого непотребства и с вызовом посмотрел на раскрасневшегося Мо Жаня. Правитель Мира Смертных, глупо улыбаясь, смотрел прямиком на член своего Учителя, а точнее на то, как по нему медленно стекает мутная капелька смазки. Старейшина Юйхэн не мог выносить подобное и, схватив лицо ученика ладонями, приподнял его, вынуждая перевести взгляд на его лицо. — Лучше бы ты в свое время столько внимания уделял моим урокам! Тасянь Цзюнь расплылся в совершенно пошлой и до абсурда неприличной ухмылке, а затем накрыл член Чу Ваньнина своей ладонью. Боевой настрой Бессмертного Бэйдоу тут же дал трещину, и мужчина от удовольствия прикрыл глаза. Мо Жань подался вперёд и, прикусив нижнюю губу Наставника, парировал его колкость: — В том, что Ученик плох, есть доля вины и Учителя. Ведь так? Чу Ваньнин положил руки на грудь Тасянь Цзюня и снова попытался отпихнуть его от себя, но в этот момент Мо Жань стал ласкать рукой его возбуждённую плоть. Мужчина шумно выдохнул и положил голову на плечо Мо Жаня. Его густые черные волосы упали по обе стороны от лица Юйхэна, невольно скрывая от всего мира те грешные дела, что проделывал с ним ученик. Это все было неправильно — вот только Бессмертный Бейдоу ничего не мог поделать с реакцией своего тела и только кусал губы, чтобы с них не сошло ни одного предательского стона. — Да… в этом всем есть моя вина… Ах… Тасянь Цзюню не нравилось то, что он не мог видеть лицо Чу Ваньнина, и поэтому мужчина запустил руку в волосы Учителя и, сжав их в кулак, потянул назад. Наставник подчинился — удовольствие сделало из него послушного котенка, которого так и хотелось немного приласкать, что, собственно, Мо Вэюй и сделал. Его губы коснулись открытого и такого уязвимого горла Бессмертного Бэйдоу, а затем цепочкой легких поцелуев поднялись к красивой линии челюсти. Мо Вэюй прикусил ее и стал более резко и грубо двигать рукой.Чу Ваньнин в ответ на такие ласки тут же выгнулся в спине и глухо простонал. По коже Наставника бегали мурашки, а все внутри таяло от жара и страсти. Тасянь Цзюнь снова потянул волосы Бессмертного Бэйдоу назад, вынуждая мужчину отклониться ещё сильнее, до боли прогибаясь в пояснице. Губы Императора накрыли сосок Чу Ваньнина, а зубы безжалостно прикусили чувствительную вершинку. Тело Наставника дернулось от сладостной судороги, и горячее семя потекло по пальцам Мо Жаня. — Так быстро? Тяжело дыша, Старейшина Юйхэн обмяк, медленно приходя в себя. Сердце мужчины бешено билось в груди, и его неровный стук отдавался шумом в ушах, фактически оглушая. Собравшись с силами, Юйхэн попытался слезть с колен Мо Вэюя, думая только о том, чтобы помыться и скрыть свою наготу. Вот только он никак не ожидал встретить сопротивление со стороны Императора. Тасянь Цзюнь сжал ягодицы Наставника, оставляя на белой коже яркие пятна кровоподтеков. — Учитель, разве ты считаешь, что мы закончили? Я вот так не думаю… Для подтверждения своих слов Мо Жань потянул Бессмертного Бэйдоу на себя, и его член лег как раз между ягодиц мужчины. — Или Учитель считает, что раз он получил удовольствие, то за это не нужно платить? Ваньнин, а как же я? Ты оставишь своего ученика в таком состоянии? Хоть речи Тасянь Цзюня и были полны шутливого поддразнивания, но на Чу Ваньнина они неожиданно оказали иной эффект. Мужчина нахмурился и строго посмотрел на Мо Жаня. — Ты прав, как Учитель я должен нести ответственность. Юйхэн ночного неба прикрыл свои глаза и слегка двинул бедрами, отчего возбуждённая плоть Императора потерлась о ягодицы мужчины. Тасянь Цзюнь не ожидал такой решительности со стороны Бессмертного Бэйдоу и глухо простонал, сминая зад своего Наставника. От этого тихого томного выдоха, который сорвался с губ его ученика, по коже Чу Ваньнина пробежались мурашки, и он прильнул всем телом к Императору, раздумывая, как ему поступить дальше. Хоть Старейшина Юйхэн и выглядел уверенным в себе, но на самом деле он был смущён и растерян. Да, как говорил Мо Жань, они делали это не раз, но всегда ведущую роль играл именно Тасянь Цзюнь. Естественно, в теории было просто, но на практике… — Кажется, этот достопочтенный должен помочь своему Учителю… Мо Жань снова лизнул шрам на груди Бессмертного Бэйдоу, а его рука, испачканная в семени, опустилась прямо между ягодиц Наставника. Пальцы погладили хризантему по кругу, размазывая сперму. Тело Юйхэна тут же напряглось, а поникшая было плоть снова встала. Жар опалил лицо Чу Ваньнина, и он спрятал его в изгибе шеи Мо Вэюя, который явно наслаждался неторопливыми ласками. — Хватит болтать, просто сделай это! Мо Жань не смог сдержать смешка и слегка надавил на центр цветка. Сразу два пальца легко вошли внутрь и достали до нужной точки. Старейшина Юйхэн тут же отреагировал, вздрогнув и обняв ученика за шею. Член мужчины вжался в живот Императора, и Мо Жань резко передумал играть в игры. Мужчина толкнул Чу Ваньнина на постель и теперь взору Императора открылась изящная, покрытая шрамами спина и упругая попка. По всему стройному телу Бессмертного Бэйдоу были рассыпаны алые пятна синяков и засосов, которые были так похожи на лепестки крабовой яблони, только что упавших на белую кожу мужчины. Тасянь Цзюнь поднял руку и погладил изгиб талии Учителя, в очередной раз поражаясь изысканной красоте этого мужчины. Даже его супруга, что несомненно была прекраснейшей из женщин и несла в своих чертах намек на Ши Мэя, не могла сравниться с одним единственным мужчиной, который на данный момент приподнял зад, буквально лишая этого достопочтенного разума и силы воли. Чу Ваньнин повернул голову, и влажные от едва сдерживаемого желания глаза феникса посмотрели на Мо Жаня. В их бархатистой влажной глубине так и читался вопрос. Бессмертный Бэйдоу действительно не понимал, почему Мо Вэюй медлит, а это начинало раздражать его. Тасянь Цзюнь же просто не мог налюбоваться на такого покорного и жаждущего его ласк Учителя. Сейчас Мо Вэюй находил что-то прекрасное даже в том, как Юйхэн просто хмурился, ведь обладать таким мужчиной было сродни укрощению дикого норовистого коня. Конечно его волю легко можно было бы подавить и силой, вынуждая прогнуться под себя, но тогда в глазах этого прекрасного существа пропадут дерзкий блеск и вызов, который выделяет его из толпы. Сломать волю просто, но вот приручить такого гордеца было намного сложнее и интереснее. Тасянь Цзюнь развел ягодицы Учителя в стороны и посмотрел вниз на раскрывшийся нежно-розовый цветок, который жаждал поскорее принять в себя весь жар и напор Правителя Мира Смертных. Его края влажно поблескивали из-за семени, и это буквально сводило с ума Мо Вэюя. Крупная, налитая кровью головка мягко толкнулась в проход и стала медленно проскальзывать внутрь. Спина Чу Ваньнина напряглась, а руки судорожно стиснули шелковые покрывала. Император, тяжело дыша, наблюдал, как цветок стал сильнее растягиваться, подстраиваясь под его размер. Это зрелище было таким возбуждающим, что Тасянь Цзюнь ощутил, как сильный жар приливает к низу живота. Попка Чу Ваньнина крепко сжимала член Императора, и мужчина шумно выдохнул, стискивая талию наложника. Ещё никто и никогда не дарил Мо Вэюю столько удовольствия, как Учитель. — Ваньнин, должно быть ты ненавидишь меня за все то, что я делаю с тобой… но я наслаждаюсь каждым мгновением. Бедра Мо Жаня коснулись ягодиц Старейшины Юйхэна. Теперь Император полностью был внутри мужчины и чувствовал, как голова идёт кругом от ликования. — Ха-а-а… ты такой горячий и влажный внутри, и каждый раз, когда я говорю нечто настолько пошлое, ты стискиваешь меня сильнее. Да, вот прямо как сейчас… мгх… Бессмертный Бэйдоу выгнулся в пояснице, поднимая зад ещё выше и пряча лицо в покрывале. Ему было одновременно невероятно хорошо и ужасающе плохо. С одной стороны все эти грязные ласки доставляли Чу Ваньнину столько удовольствия, что на глаза наворачивались слезы, но с другой Юйхэн чувствовал отвращение к самому себе, ведь на данный момент это именно он использовал Мо Жаня, чтобы утолить голод своего тела и сердца. — Нет… я не ненавижу тебя. Я… Ах, подожди я должен… что-то сказать… Тасянь Цзюнь не собирался слушать Чу Ваньнина, так как острый язык Учителя мог говорить только то, что причинит боль. Его резкие и колкие слова порой били куда сильнее, чем Тяньвэнь, и если раны на коже со временем закрывались, то рубцы в душе нет. Они гнили и кровоточили по сей день. — Молчи. Император сделал первый сильный толчок и обрушился на зад мужчины, не жалея ни его, ни себя. Его член проникал так глубоко, что Учитель извивался на постели. Его стоны и сдержанные приглушённые крики действовали на Тасянь Цзюня словно самый дорогой и действенный «любовный» эликсир, разжигая страсть. В какой-то момент Мо Вэюй резко вышел из тела Чу Ваньнина и перевернул его на спину. Дрожа и задыхаясь, Император тут же снова вошёл внутрь, с пошлыми влажными шлепками вновь вбиваясь в тело Учителя. Сейчас Тасянь Цзюнь мог видеть, как удовольствие преобразило лицо любовника, и это действовало на мужчину как удар по голове. Красота Чу Ваньнина оглушала и лишала возможности нормально дышать. Особенно прекрасными были эти глаза феникса подернутые влажной пеленой. На миг Мо Жаню показалось, что он увидел в их бархатистой глубине любовь, но это было настолько нелепо и смешно, что мужчина тряхнул головой и фыркнул, дрожа от подступающего оргазма. — Скорее уж небеса трижды расколятся, чем я поверю в это… Такой идеалист, как Чу Ваньнин, не мог испытывать подобных чувств точно также, как и его было невозможно полюбить. Такой грубый, раздражительный, вспыльчивый и… невообразимо недосягаемый человек не заслуживал привязанности и любви своих учеников. Он должен был провести всю жизнь в одиночестве, а затем умереть самой жалкой смертью. Никто бы не горевал о некогда Великом Наставнике, и ни одна живая душа бы не стала бы жечь ради такого лицемера ритуальные деньги или отдавать другие почести. Чу Ваньнин был никому не нужен. Даже этот павлин Сюэ Мэн оставил своего любимого Учителя в лапах злого и безжалостного тирана, по сути бросив его. Только Мо Жань был рядом. Да, он унижал, причинял боль, но оставался подле Бессмертного Бэйдоу, несмотря ни на что. Разве Юйхэн заслуживал такого благодарного, преданного ученика?! Поддавшись порыву, Тасянь Цзюнь наклонился и вонзил зубы в плечо Наставника. Тело Чу Ваньнина напряглось, сжимая внутри член Правителя Мира Смертных. Этого было достаточно, чтобы Мо Вэюй ощутил то самое необыкновенное удовольствие, что он испытывал каждый раз, проводя ночь с Учителем. Его затылок онемел, а горячие волны экстаза буквально отправили его душу парить. Император накрыл тело Бессмертного Бэйдоу своим и крепко обнял, изливаясь внутрь. С искусанных губ Чу Ваньнина слетел тихий всхлип, и мужчина задрожал. Из приподнятого к верху уголка его глаза стала медленно скатываться одинокая слеза. Она блеснула в пламени свечи, подобно драгоценному камню, привлекая внимание Мо Жаня. Тасянь Цзюнь потянулся и слизнул солёную капельку с горячей щеки, ощущая необъяснимую тоску в груди. — Ты останешься со мной до конца… Чу Ваньнин медленно прикрыл глаза и уголки его губ дрогнули в лёгкой, полной грусти улыбке. — До самого конца…