look at me

Каждому из нас предназначен свой мучитель, сколько бы мы этого не отрицали. И не каждый готов дать отпор тому, кто заставляет страдать, метаться между любовью и ненавистью, уютной тишиной и вдребезги разбивающими её криками. Минсок точно не может сопротивляться. Да и хочет ли он? Минсок вздрагивает, когда слышит звук открывающейся двери. Это может быть только один человек, лишь ему он отдал дубликат ключей от собственной квартиры, на тот самый «всякий случай». Но эти ключи явно используются чаще, чем должны бы были. Чондэ, слишком уставший после записи очередной песни, на этот раз той, что «точно должна помочь ему пробиться на большую сцену», не отдаёт себе отчёта в действиях и называет таксисту адрес Минсока, а когда осознает это, то уже стоит около двери его квартиры. Сил ехать домой у него просто напросто больше нет. Да, безусловно, Чондэ мог воспользоваться звонком, но зачем? Проворачивая ключ в дверном замке он думает: «закрыто на один оборот, значит он дома», ему требуется не больше полминуты для того, чтобы пройти в светлый коридор и скинуть с себя верхнюю одежду с обувью. Он делает несколько шагов по направлению к гостиной и тормозит, когда его взгляд цепляется за сидящего к нему спиной парня. Тот не мог не заметить его прихода, а значит сейчас, скорее всего, просто не может заставить себя обернуться. Минсок напугался бы меньше, если бы в его квартиру ворвался грабитель и потребовал отдать ему все деньги и драгоценности, потому что Чондэ был явно более пугающим, он обычно требовал куда больше - полного подчинения, поэтому каждый тихий шаг по направлению к гостиной заставлял что-то в глубине души обрываться и напоминать себе, что дышать всё ещё нужно. Он сильнее сжимается, когда пришедший парень останавливается на мгновение, а после возобновляет свои шаги. Минсок затылком чувствует его пристальный взгляд и не знает, чего ему хочется больше: сбежать или подорваться и броситься Чондэ в объятия, быть отвергнутым и перестать быть зависимым или ощутить прикосновения прохладных пальцев к чувствительной шее. Он тяжело вздыхает, опустив голову, в надежде, что сегодня ему не придётся собирать себя по кусочкам. Незваный гость обходит диван и опускается на корточки перед парнем, рассматривая его в свете лампы, ресницы того слегка подрагивают, он не поднимает головы и кажется Чондэ ещё более очаровательным, чем обычно, когда пытается скрыть свой страх. — Почему ты не смотришь на меня, хён? — Не дожидаясь ответа, Чондэ проводит пальцами по линии челюсти парня и чуть сжав их на подбородке, приподнимает его голову, заглядывая в глаза. Губы Чондэ трогает уставшая улыбка и он чуть приподнимается, оставляя сухой поцелуй на скуле, от чего Минсок снова чуть заметно вздрагивает. — Я скучал. Позволишь мне остаться? И Минсок осторожно кивает, потому что не может иначе. И потому что он тоже. Тоже скучал. В их сложной и противоречивой истории достаточное количество тёмных пятен, что несут в себе сплошную боль, от которой не спастись и не убежать лишь по одной причине: в неё они добровольно нырнули без права на другой исход. Минсок страдал от того, как его любил Чондэ, а тот в свою очередь чувствовал вину, но ничего не мог сделать со своей манией к превосходству. Они сосуществовали вместе в замкнутом круге из нежности и грубости, желания подчинить и желания подчиняться. Невообразимо тяжело, и одного и второго ломает так сильно, что слов не подобрать, но, может, их всё устраивает, насколько это возможно, раз они продолжают быть вместе? Минсок надрывно всхлипывает, когда Чондэ вдавливает его в диван и нависает сверху. Он проводит кончиком носа по увлажнившейся от слёз щеке парня и скалится. — Ну, чего ты плачешь, милый? Я тебя чем-то напугал? Минсок отрицательно машет головой, он совсем не хочет, чтобы Чондэ злился на него. — Тогда поцелуешь меня? Это же не сложно, так? — Парень медленно наклоняется к губам старшего, усмехнувшись и останавливается всего за несколько сантиметров от них. По щекам продолжают катиться солёные слёзы, дышать становится труднее из-за тяжести придавившего его тела, но Минсок не осмелится его оттолкнуть. Он знает, что будет наказан, если попытается противиться. Парень подаётся чуть вперед и прикасается губами к губам терпеливо ожидающего младшего, Минсок жмурится и замирает, а Чондэ крышу в момент сносит. Он толкается языком в рот парня, но тот на секунду зажимается от неожиданности, за что получает неслабый укус, который Чондэ спешит зализать, заглушить боль, хотя на него это совсем не похоже. С губ Минсока срывается благодарный стон, парень слабо отвечает на эмоционально болезненный поцелуй, приоткрыв глаза и положив руки на плечи младшего. Ему нелегко, но он не откажется от этого, он будет соглашаться на всё снова и снова, стоит Чондэ лишь попросить. Их отношения не радужные, а любовь не из сказок. Их любовь неправильная, больная, но несмотря на это, до боли в рёбрах сильная, неразрушимая. Почему-то сегодня младший берёт его как-то осторожно, можно даже сказать нежно. Однако долгими, будто успокаивающими, поцелуями, и неторопливой подготовкой, а после и размеренными, глубокими толчками, Чондэ старшего настораживает, словно всё это иллюзия, всё ложь. И пусть страх притупляется ещё в самом начале, когда младший отрывается от его покусанных, припухших губ и спускается ниже, касаясь оголённой кожи обжигающим поцелуем, а последующими своими действиями заставляет дрожать от удовольствия, Минсок всё равно ощущает странное волнение. Он просыпается ранним утром, Чондэ рядом уже нет, Минсок, в принципе, и не надеялся застать его, он был уверен, что его снова оставят одного, его мысли подтверждала и хрустальная тишина в квартире. Поднявшись с дивана, после пятиминутного сканирования абсолютно белого потолка безразличным взглядом, он накидывает на плечи рубашку, которую прошлой ночью Чондэ не глядя кинул на пол, отмечает ломоту в теле, и идет на кухню, на ходу застегивая пуговицы. Он только успевает переступить порог, как его тут же толкают к стене, от неожиданности он больно прикладывается об неё головой, до темных пятен перед глазами. Чондэ сминает его губы в грубом поцелуе, перехватив парня за шею, от пальцев точно останутся следы, хотя в тот момент об этом даже подумать тяжело. Минсок пытается что-то сказать, но кроме мычания у него ничего выходит, он пытается вырваться, словно надеется на что-то, но лишь получает усилившуюся хватку, голова через несколько секунд начинает кружиться от нехватки воздуха, попытки сделать вдох ни к чему не приводят. Пока Чондэ не наиграется и не разрешит, всё, что бы он не пытался сделать, будет напрасно. Чондэ отстраняется от его губ и расслабляет пальцы только тогда, когда ноги Минсока уже подкашиваются, старший делает судорожные вдохи и выдохи, цепляясь за плечи парня, скопившиеся в уголках глаз одинокие капли слёз скатываются по его бледным щекам, но не успевают преодолеть и половины пути, будучи стертыми большими пальцами младшего. Он ничего не говорит, смотрит задумчиво, как будто пытается заглянуть в самую душу, Минсоку даже на секунду кажется, что в этих глубоких глазах проскальзывает сожаление, но Чондэ тут же отходит от него и отворачивается, сжимая ладони в кулаки. Напряжение копилось в нём всё это время, он с трудом мог держать себя в руках. Было ошибкой сделать к нему шаг. Во всех смыслах: к нему не стоило подходить, с ним не стоило пытаться говорить. Не сейчас. — Что тебя беспокоит, Дэ? Ты можешь мне, — предложение обрывается на середине звонким ударом наотмашь, Минсок не удерживается на ногах, хватается за горящую щёку и с какой-то безысходностью и непониманием смотрит на Чондэ снизу вверх, тот же отвечает ему какой-то до жути мрачной усмешкой и в спешке отводит взгляд. Минсок подтягивает колени к груди, сжимаясь, в который раз мечтая исчезнуть, словно никогда и не существовал. От каждого грубого слова или удара, который рискует стать последним, не так больно, как от редкого тепла и заботы, искренней улыбки и очередного «я скучал», от приятных мелочей вроде любимого кофе в бумажном стаканчике или поцелуя в щеку на прощание. Чондэ готов уйти, вот уже в который раз оставив старшего наедине с щемящей густотой, и он уже разворачивается, делая несколько шагов к выходу из кухни, но слова, брошенные в спину, заставляют его застыть на месте. Минсок еле стоял на ногах, с трудом поднявшись, ни столько из-за физической боли, сколько из-за моральной, похолодевшими пальцами он цеплялся за любую возможную поверхность, лишь бы устоять и с вызовом сорваться на задушенный крик. — Почему, почему я так сильно люблю тебя, Чондэ?! Почему я, чёрт возьми, так нуждаюсь в тебе?! С каких пор я всё это терплю и позволяю, — возглас обрывается, уступая место надрывному всхлипу, парень совсем тихо, но договаривает, собирая в себе силы по крупицам, — позволяю тебе ломать себя.. Ответь мне, почему, Чондэ? А у младшего всё обрывается, в голове одна за другой мелькают картинки с образами из прошлого, перед глазами стоят сияющие улыбки того, кто за спиной сейчас плачет так, как никогда раньше. Чондэ медленно разворачивается, сталкиваясь взглядами с парнем, что уничтожен полностью, но всё ещё держится. Минсока пугают решительные шаги младшего, он готов к боли, готов к новому унижению, но точно ни к тому, что тот молча прижмет его к себе, позволит почувствовать опору, когда точно знаешь - теперь не упадешь. Минсок не понимает, мысли путаются, а глупые слёзы набирают обороты, он цепляется за Чондэ, хотя мозг твердит - не верь. Не делай этого снова. Чондэ обнимает старшего, его руки успокаивают, несмотря на то, что личный мучитель, предназначенный Минсоку – именно он. Зарываясь носом в волосы старшего, вдыхая вместе с его запахом все тревоги, Чондэ вдруг ощущает, как старший расслабляется и дышит ровнее, неуверенно сцепляя руки в замок за его спиной, отвечая на это объятие. Оно кричит «я тебя не оставлю, я буду рядом, отныне не позволяя никому причинять тебе боль, никому, а особенно – себе». — Позволь мне.. — Чондэ запинается, лихорадочно пытаясь сформулировать предложение по-другому. Он закрывает глаза, — Прости меня, Минсок, прошу тебя, прости меня. — Младший чуть отстраняет парня от себя, чувствуя как пальцы того в зарождающейся панике сжимаются на ткани его рубашки. Но он не собирался отпускать его, разорвав расстояние между ними лишь на минимум. — Хён.. Пожалуйста, посмотри на меня, Хён. Катализатором боли редко становится её возбудитель, но не в их случае. С того дня, изменившего всё, исправившего, починившего, прошёл уже целый год. Должно быть, не великий срок, но для них он стал началом вечности, той самой, о которых пишут в дешёвых романах. Оборачиваясь назад, туда, где всё было «неправильно», где было место мыслям об ужасных вещах, где каждый выбор был лишь тупиком, туда, где выхода не было, хочется лишь рассмеяться. Прямо в лицо всему тому, что было пережито. Хочется закричать «я.. нет, мы! Мы в порядке». Чондэ хотел, чтобы Минсок бы счастлив с ним, пусть напротив его характеристики в небесной канцелярии явно стоял минус, накладывающий на него отпечаток отрицательного героя. Чувства, что он испытывал к парню, перекроили его, вырвали все последствия болезненного прошлого, оставили лишь сияющий огонек, что теплится в груди по сей день. Сегодня Чондэ впервые выступает перед таким большим количеством людей со своей собственной песней, а не в задымлённом ресторане. Но выступает он только для одного человека. Для единственного. — Хён, ты смотришь? — Он произносит эти слова перед выступлением, с одной из самых тёплых из своих улыбок, пробегаясь по залу глазами и на лишнюю секунду задерживает взгляд на улыбающемся ему в ответ Минсоке.