Ночной разговор

— Ты никогда не спрашивал у родителей, почему тебе дали такое имя? — Какое — такое? Руки Кисаме, бегающие с бинтом вокруг Самехады, на секунду остановились. Он посмотрел на напарника, желая разглядеть, действительно ли тот не понимает вопроса. — Ну как... по преданиям, кама-итачи — это ёкай, злой дух. Увидеть кама-итачи — дурной знак, — пояснил он. Итачи отложил свиток и повернулся к Кисаме. В его глазах крутился мангекьо шаринган. Тело Хошигаки вмиг покрылось мурашками, волосы на загривке вздыбились. Пространство сжалось до размеров пещеры, а звуки исчезли, словно Кисаме поместили в водяную тюрьму. — Что ж... ты считаешь, это имя мне не подходит? У Кисаме пересохло горло. Он сконцентрировался, замедляя ток чакры в теле. — Кай! Ничего не изменилось. Костер приятно трещал, играясь с сухими ветками, где-то в темноте ухала сова. Самехада тихонько урчала, недовольная тем, как плотно хозяин наматывал бинт. Кисаме понял, что никакого гендзюцу не было — просто инстинктивный страх при виде проклятых глаз. Итачи дезактивировал мангекьо и еле слышно рассмеялся. — Блядь, ну и хуевые у тебя шуточки, Учиха, — Кисаме стало неловко от самого себя. В горле до сих пор ощущалась сухость, а руки слегка дрожали. Итачи вернулся к изучению свитка. Прилив веселья оказался недолгим. Теперь юноша сидел, сгорбившись, и на лице его застыло привычное отстраненное выражение лица. Кисаме с полминуты пялился на напарника, ожидая услышать хоть какое-то объяснение его выходке, но понял, что это бесполезно. Он вытер липкие ладони о майку и вернулся к Самехаде. — Бабушка со стороны моего отца была очень суеверна, — вдруг прервал молчание Учиха. Кисаме глянул исподлобья. — Она верила, что, дав ребенку плохое имя, можно обмануть злых духов и тогда несчастья обойдут его стороной. Кисаме ничего не ответил и продолжал молча менять обмотку меча. Иногда Учиха его... обескураживал. — Не думал, что ты веришь суевериям, — снова после продолжительного молчания произнес Учиха. — Сам бог платит мне за то, чтобы я убивал людей, а мир полон тварями вроде хвостатых или меня, — Кисаме осклабился, — я уже не знаю, во что верить. — Должно быть, ступать наугад сквозь туман очень непросто, — произнес Итачи пространно, не отрываясь от свитка. Кисаме отложил меч и уставился на Учиху пристальным взглядом. — Не сложнее, чем спускаться неизвестно куда в полной темноте, — ответил он. Как и ожидалось, Итачи даже бровью не повел. Тогда мечник добавил: — Хотя тебе-то как раз известно, что ждет внизу. Правда, Итачи-сан? Учиха промолчал. Сидели еще какое-то время, занятый каждый своим делом. Затем Кисаме, не вставая, затушил костер. Пламя зашипело, уничтожаемое водной техникой. Итачи сложил свиток в глубокий карман плаща, достал и принял таблетки из подсумка, после чего улегся в свой спальный мешок. Листья в далеких кронах перешептывались, словно лес рассказывал засыпающим путникам сказку. Сказку про злого кама-итачи, который путешествует с ветром и нападает на неосторожных людей. Наносит тысячи ран, но тут же и исцеляет их. До сражения Итачи и Саске оставалось чуть меньше месяца.