Ты будешь мне предана до конца?

Кай смотрит телевизор, и в тусклом свете экрана волосы кажутся не синими, а светло-голубыми. У него что-то со зрением, думает Уинтер, когда Кай пододвигается ближе к ящику и вытягивает шею. Когда новости его огорчают, он громко ругается на всю квартиру. Когда радуют – не менее громко кричит что-то среднее между «Ура!» и «Да!». Уинтер считает, что он сумасшедший – совершенно чокнутый. И те, кто им восхищаются – такие же безумцы. Соответственно и те, кто его любят… она встряхивает головой, прерывая рефлексию. С таким подавленным состоянием можно додуматься до совсем нехороших вещей. По утрам Уинтер подолгу смотрит в треснувшее зеркало в ванной. Его бы заменить, вяло думает девушка, но Каю плевать, а у нее нет сил. Ни на что нет сил, уже давно. Под глазами залегли крупные синяки, уголки губ опущены вниз, а цвет лица желтый, как у покойника. Да, как у одного из тех парней, которых они приговорили на этой неделе. Когда Кай надевает костюм, и жуткая голова клоуна на время сменяет его собственную, у Уинтер почти получается ненавидеть брата. За гордые, самовлюбленные речи, за стеклянные глаза приспешников, за реки крови и за то, что научил в них плавать и не тонуть. За то, что трахает каждую вторую женщину в банде, и, если совсем откровенно, кого-то из мужчин тоже. Но потом Кай снимает клоунскую голову, и Уинтер видит синие волосы, стянутые в пучок или обрамляющие худой овал лица, и ненавидеть уже не получается. Темные глаза брата похожи на колодцы с ядовитой водой. Если упадешь в них – детка, у тебя нет шансов. - Ты будешь мне предана до конца? – спрашивает Кай, слегка сжимая мизинец. За окном темно, и девушка не может вспомнить, как прошел этот день. Чем она занималась, хотя бы? Кажется, это один из признаков клинической депрессии. Кай говорит, что она должна родить мессию. Что она должна раздвинуть ноги перед этим пережравшим стероиды Самюэлсом, она должна ради их семьи, их крови и… Прохладная ладонь гладит по щеке. Уинтер думает, что, если закрыть глаза, будет проще сказать «нет». Но глаза не закрываются, а вкрадчивый голос Кая не дает отключиться от реальности. Он приближает к ней лицо, и она чувствует прерывистое дыхание. Кай рассказывает о том, как Самюэлс будет в нее входить. - Он войдет в тебя, а я войду в него. Какая мерзость, думает Уинтер, но не может сопротивляться воле брата. Особенно когда он так близко и смотрит, почти не мигая, один-в-один хищная рыба. Уинтер отчаянно хочется сдаться. Броситься на колени и кричать, что она его просто любит. Любит, но боится до потери пульса, до спазмов внизу живота. Что она не знает, что сделать, чтобы этот кошмар закончился. Чтобы вернулся добрый и безопасный брат с каштановыми вихрами, не заставляющий убивать, не подкладывающий ее под других мужиков. Уинтер хочется сдаться, но молчит, кусает губы и смотрит в окно. За окном темно и идет снег. Скоро должен прийти Самюэлс. Кай заставляет надеть розовое платье из струящейся ткани. Уинтер сидит на диване и думает, что выглядит, будто собралась на бал (а на деле – просто в койку к малознакомому парню). Самюэлс сидит рядом и смотрит куда-то в сторону (и на том спасибо). - Дети мои, вы готовы к священному обряду? – на Кае длинная белая рубаха в пол. Он включает романтическую музыку и объясняет заложенный в ней сакральный смысл. - Что за хрень? – спрашивает Уинтер. Вроде как о музыке, но и о ситуации в целом. Кай ожидаемо игнорирует и предлагает собравшимся «оголить тела». Пока она переглядывается с Самюэлсом, брат первый скидывает рубаху. У Уинтер сладко сосет под ложечкой при виде бледного сухого тела с выпирающими ребрами. Кай выводит какие-то символы на ее лбу маслом (он называет это «помазанием»). Уинтер ниже на полголовы, ее взгляд упирается в острые худые ключицы, и больше всего на свете хочется притронуться к ним, погладить, опуститься к впалому животу, и… она закусывает губу и думает о том, что, возможно, все пройдет не так плохо. При условии, что она будет видеть Кая в процессе. - Ложись на спину, - приказывает Кай и девушка, как под гипнозом, выполняет требование. Простыни неожиданно оказываются шелковыми. Все до деталей продумал, гад, восхищенно думает она. Уинтер закрывает глаза, когда Кай целует Сэмюэлса. Все происходящее дальше различает по звукам. Вот брат отдает приказание «войти». Раздается шорох, скрипит кровать. Блондин нависает над ней, и между ног упирается что-то твердое. Потом - боль, не сильная, но достаточная, чтобы вскрикнуть. Придурок даже не позаботился о смазке. Несколько механических фрикций, и Сэмюелс нащупывает ее грудь, сильно сжимая. Не очень-уж он похож на парня, который интересуется исключительно своим полом. Уинтер раскрывает глаза и смотрит на него - потного, некрасивого, с искаженным от удовольствия лицом. Чуть наклоняет голову и переводит взгляд на Кая. Он стоит за его спиной, скрестив руки и молча наблюдает. Брови сведены чуть ближе, чем обычно - Кай хмурится. Уинтер понимает, что-то не так, брат недоволен. Но силы в очередной раз покидают ее, их не хватает даже для оценки ситуации. Ну, кроме слова «пиздец», само собой. Кай подложил ее под этого чувака и теперь чем-то недоволен? Прекрасно! Внизу у Уинтер все печет и болит, ее не подготовили к сексу, это выглядит почти как насилие. Кай ловит ее взгляд, и черты лица смягчаются. «Я люблю тебя» - думает Уинтер, когда долбанный Самюэлс набирает размах, увеличивая амплитуду движений, в прямом смысле втрахивая ее в шелковые простыни. Я люблю тебя, несмотря на то, что ты психопат. Несмотря на то, какие жуткие вещи вытворяешь. Я люблю твои бледные плечи и сальные синие волосы. Черные глаза-колодцы и губы, растягивающиеся в острую улыбку. - Я люблю тебя, - вслух произносит Уинтер и Кай вздрагивает. Самюелс ничего не замечает и продолжает насиловать с закатанными от наслаждения глазами. Потом раздается выстрел. Блондин дергается, замирает и как-то криво заваливается на нее. Уинтер шипит и сталкивает Самюэлса на край кровати. Прекрасные шелковые простыни залиты алой кровью, и розовое платье тоже. Уинтер готова поклясться, что кровь затекла ей и между ног. - Грязный предатель, - шепчет Кай, впрочем, никак не обосновывая эту мысль. Уинтер смотрит на кровавую лужицу, собравшуюся в складках розового платья и хохочет. За окном темно и все еще падает снег. Кай выносит труп Самюэлса в соседнюю комнату и возвращается с совершенно безумными глазами. - Я люблю тебя, - повторяет Уинтер. На душе отчего-то спокойно и легко, как в детстве перед Рождеством. Пускай немного кровавым. Кай забирается в кровать, и от его близости кружится голова. Прохладные пальцы касаются губ, очерчивая их по контуру. - Ты будешь мне предана до конца? – спрашивает он. - Разве не похоже на то? Кай наклоняется и наконец-то целует, рукой задирая подол платья. Уинтер обхватывает его лицо, отвечая, вкладывая в поцелуй всю горечь и отчаяние последнего года. Она проводит по бледной спине брата, чувствуя, как напрягаются его мышцы, когда он входит. Ей все еще больновато после Самюэлса, но это уже не имеет значения. Низ живота наливается непривычным теплом, и это тепло расходится волнами по всему телу. Уинтер чувствует себя защищенной в кольце напряженных рук брата, и от этого нового чувства хочется плакать и смеяться одновременно. «Господи, как же я люблю тебя, люблю, люблю» - пульсирует в голове, и больше ничего, ни единой мысли. Он стонет, выгибаясь, синие пряди касаются ее лица и щекочут. Кай-психопат, и она такая же, понимает Уинтер. Ничем не лучше. Час спустя за окном светлеет и Уитнер, лежа на боку, наблюдает за медленно падающими хлопьями снега. Кай давно оделся и ушел по важным политическим делам. Уинтер подтягивает колени к подбородку, и пояс платья врезается в кожу. Пахнет кровью, размазанной по простыни и немного духами брата. Она засыпает, и видит во сне глубокие, черные глаза-колодцы Кая. Разбегается и прыгает в них, счастливо смеясь.