Тишина в лесу

Последние шаги всегда самые трудные; Рой преодолевает их, приближаясь к башне, возвышающейся среди темных деревьев и скал. В походах у него всё чаще болели ноги и спина: тело напоминает, что Мустанг становился слишком стар для подобных нагрузок. Когда Мустанг наконец добирается до хижины, то чувствует облегчение — его колени все еще ноют, когда он поднимается по деревянной лестнице, но это того стоит. Добравшись до хижины, Мустанг стоит на вершине мира. Он видит темное ночное небо, яркие звезды и сотни деревьев, купающихся в лунном свете, скалы, окрашенные в ночной пурпур. И когда он закрывает глаза, то чувствует, как витает в воздухе запах травы и древесины, чувствует, как ветер откидывает его волосы назад, охлаждая потный лоб. Усталая спина отдаётся болью, стоило только Рою поднять руку. Рюкзак веса не убавил, а созерцание природы может и подождать — всё лето впереди. Не стоит ради этого сейчас падать в обморок. Когда Рой включает свет, комната оказывается уютнее, чем виделось ему в кромешной тьме. Относительно новая мебель, совсем не пыльный ковер, приличная кровать — хотя сейчас Рою совсем не трудно угодить, и любая кровать покажется периной в сравнении с его старым спальным мешком. — Приём? Внезапный голос заставляет его вздрогнуть. Оглядевшись, Рой замечает желтое радио на столе слева от себя. Он снимает рюкзак, подходит к столу, берёт рацию и нажимает на кнопку сбоку. — Приём? — говорит он. — Кто это? — Это Рой? — спрашивает голос. — Да. Он смотрит на столешницу, рядом с раковиной. На ней поваренная книга и карта леса. — Я Эд, — представился голос. — Сокращённо от «Эдвард». — Ага… Именно так говорил человек по телефону, — отвечает Рой, вспоминая. — Итак, — говорит человек по имени Эд, — Что с тобой не так? — Прошу прощения? — Обычно люди берут эту работу, чтобы убежать от жизни. Так в чем же дело? — А с тобой что не так? — голос Роя слишком спокоен, чтобы предложение прозвучало агрессивно. Удивительно, что он вообще до сих пор может совладать с собой, при такой-то усталости. — Расслабься, мужик. Это просто вопрос. — Слушай, — у Роя нет настроения разбираться с кем бы то ни было, — я шел сюда пешком два дня. Я сейчас явно не в настроении для всего этого. — Хорошо. Тогда угадай, что со мной не так. — Слушай, могу я, пожалуйста, вздремнуть? Например, навсегда. — Конечно, дружище. Располагайся. Рой открывает дверь, выходит на улицу — если ему придется бодрствовать еще пять минут, можно и подышать свежим воздухом. — Ладно, — соглашается Рой. — Ты — буйный подросток, и больше не можешь жить со своей семьёй. Ты взялся за эту работу, чтобы от них сбежать, потому что никто тебя не понимает, и потому что это злит твою маму. И ты как раз добиваешься именно этого. — У-у-у, очень хорошо, Рой, — произнес Эд. Наглую ухмылку буквально слышно сквозь динамик рации. — Я впечатлен, даже поаплодировал бы, если кнопку держать не нужно было. Тебе бы в детективы податься. — Теперь я могу поспать? — Пока нет. Моя очередь… — Спокойной ночи. — Мне кажется… — Эд делает паузу, будто бы размышляет. — Ты только что развелся со своей истеричной женой. Она постоянно пилит тебя, постоянно твердит, что вам есть, что обсудить, но ты не хочешь ни о чём говорить. Поэтому сбежал в лес. Я прав? Рой вздыхает, потирая переносицу пальцами. — Спокойной ночи, Эд. — Добро пожаловать на работу, — говорит Эд, и Рой возвращается внутрь дома. День 1. — Доброе утро, солнышко! Рой открывает глаза или, по крайней мере, пытается их открыть: его веки все еще тяжелы от сна. — Или день. Вечер. Что угодно. Ты весь день проспал. У нас с тобой есть кое-какие дела, так что, позвони мне, когда будешь готов. Когда Рою наконец удается что-то разглядеть, он видит свет; яркий, оранжевый, но спокойный, свои руки, все еще онемевшие. Когда он садится на кровати, то видит, как в окне ветвистые лапы деревьев всё пытаются сожрать весь солнечный свет. Конечно, у них не выходит. — Да, привет, — говорит он, когда берет рацию. — Извини, кажется, я… слегка перебрал со сном. — Да пустяки, всего на тринадцать или четырнадцать часов. — О, — Рой смотрит на свое запястье. — Черт, уже почти семь. — Да не беспокойся. На самом деле было бы странно, если бы ты не проспал. В походах люди часто устают. Но теперь, когда ты проснулся, я могу наконец познакомить тебя с твоей работой. Видишь эту штуку в центре комнаты? Такую, с круглой картой. Рой поворачивает голову. — Да. Да, вижу. — Это отслеживатель огня «Осборн», — объясняет Эд. — Изобретен в 1914 году Уильямом… — Осборном? — Молодец. Его используют чтобы, ну, найти огонь… что за хрень? — Что? Что случилось? — Посмотри в окно… Блин, я не могу в это поверить… — Эдвард продолжает негодовать. Рой подходит к окну и видит, как в темном закатном небе вдалеке вспыхивают искры света. Он пересекает комнату и открывает дверь. Теперь ему слышится слабый шум, а затем — взрыв. — Фейерверки? — Блядские фейерверки! — ворчит Эд. — Тебе нужно туда спуститься… Офигенно. Людям просто похуй на собственную ебаную безопасность. Невероятно. — И в этом заключается моя работа? — изумляется Рой. Эд хихикает. — Твоя работа — делать то, что я говорю. То есть, прямо сейчас беги вниз и сделай так, чтобы этой херни больше не повторилось. Конфискуй у них все это дерьмо. Только пожалуйста, давай без мордобоя, мне проблем не нужно. Рой смотрит на лестницу. — Что, прямо сейчас? — О нет, не торопись. Приготовь себе кофе, насладись видом. Ничего срочного, просто, знаешь, все это место может нахуй сгореть. — Ладно, ладно, понял. Я спускаюсь… — Тебе, скорее всего, понадобится веревка, чтобы добраться к озеру. Одна лежит в коробке с припасами у выхода. Код 1-2-3-4, он одинаковый для всего. — Охренеть как надёжно. — Заткнись. Рой ухмыляется. Он опустошает свою сумку на полу, оставляя себе всё, что нужно: бутылку воды, карту и книгу (просто на всякий случай), и спускается по лестнице. Когда его ноги касаются земли, Рой на секунду останавливается, оглядывается по сторонам. Когда спать не хочется, вокруг открывается совершенно изумительный вид. Он чувствует легкое, почти незаметное прикосновение ветра к ногам, лучи послеполуденного солнца, достигающие рук и лица. Вдыхая, он понимает, что все вокруг пахнет сном, и его волосы жирные, и ему наверное следовало переодеться, прежде чем покинуть башню. Во всяком случае, Эд упомянул об озере — когда он туда доберется, то всегда сможет ополоснуть лицо свежей водой. Но, несмотря на всё это, находиться в лесу всё же приятно. Вокруг ни души, кроме Эда, и, вероятно, кучки хулиганов, играющих со спичками у озера — ничего, кроме деревьев, травы и запаха земли, ничего, кроме птичьего пения и опавших листьев, хрустящих под его ботинками. — Ну, как дела? — спрашивает Эд, когда Рой углубляется под сень деревьев. — Нашел коробку? Рой перепрыгивает через ствол, преграждающий путь. — Пока нет. — Можешь не смотреть на карту. Он должен быть прямо перед тобой, когда зайдешь в лес. Рой поднимает глаза. На пустом месте, неподалеку от большого камня, которое, вероятно, станет хорошим местом для пикника, стоит желтый ящик. — Нашел. — Замечательно, ты можешь пройти две минуты, не заблудившись. — Я когда-то был бойскаутом. — Вот это да! В коробке лежит карта, похожая на ту, что у него есть, маленькая бумажка со словами «Хорошего дня», и то, что он искал. — Нашел веревку, — сообщает он Эду, прикрепляя её к поясу. Он достигает места, где лес становится менее густым; здесь меньше деревьев, больше неба, и кажется, что лес никогда не закончится. — Ух ты, — говорит он по радио. — Вид просто невероятный. — Ага, — в голосе Эда слышится едва скрываемое волнение, на что Рой улыбается. — Ты должен видеть то же, что и я. Оттуда, где я стою, вид еще более ошеломляющий. Я пока не нашел наилучшей точки, чтобы наблюдать за этим местом — в чем, знаешь ли, и есть смысл, но да, — Рой чуть не спотыкается о маленький камень, потому что слишком занят, глядя по сторонам. — Если будешь хорошо себя вести, можешь прийти и увидеть всё своими глазами. Где-нибудь к концу лета. Рой снова улыбается и смотрит под ноги. И это хорошо, потому что если бы он этого не сделал, то, вероятно, сломал бы себе шею, ступив в пустоту — вдалеке сланцевая горка, крутая, и резкая, настолько, что почти вертикальная. Он прикрепляет свою веревку к карабину, который привязан к скале, обращенной к склону, и бросает ее вниз. Это не составляет труда, в основном потому, что он прошел через худшее — четыре года военной школы и семь проведенных в сражениях (убийства, убийства, убийства…). А на войне, как правило, привыкаешь к экстремальным ситуациям. И некоторые люди — из тех, кого Рой лично знал, и из тех, кого никогда не смог бы узнать — прошли через гораздо худшие вещи. Он взбирался на холмы, скалы и здания, проходил сквозь огонь и задерживал дыхание тысячу раз; некоторые люди падали, некоторые горели, некоторые тонули. Он говорит себе, что должен перестать думать… когда верёвка неожиданно рвётся. Рой не видит ничего, кроме черноты, не слышит ничего, кроме оглушительного звука. Он начинает терять сознание, но открывает глаза, и это хорошо, он видит — склон, камни, радио валяющиеся рядом, свою левую руку, которую он сперва не чувствует. Ему требуется некоторое время, чтобы встать, потому что голова болит, и резкий шум постепенно уходит, но затем он встает на ноги. Его руки исцарапаны, мелкие камушки впиваются в ладони, спина расцарапана в мясо, но он на ногах. — Ты там как, в порядке? Эд знает, когда лучший момент прикопаться. — Я — да, — говорит Рой, — но не моя спина. Нужно проверить… Эд смеется в рацию. Маленький ублюдок. — Господи, ты что, настолько старый? Тебе нужен перерыв? Может, немного вздремнёшь? Как жаль, что в лесу нет кресел-качалок! — Я не старый, — говорит Рой. — Просто веревке, должно быть лет сто, потому что она просто… порвалась. — и смотрит вверх. Конец веревки находится в двух метрах над головой — неудивительно, что он больше не чувствует своих конечностей. К счастью, в рюкзаке не лежало ничего, что могло бы сломаться. — Срань господня. Ты там как вообще? — Как я уже сказал, могло быть и лучше, — ходить немного больно, но высокая трава мягкая и щекочет икры. — Знаешь… может, она порвалась, потому что ты слишком тяжелый? Рой останавливается. — Ах ты мелкий засранец. — Засранец, это да. Но не смей называть меня мелким. — Мелкий засранец. — Ты хочешь нарваться на неприятности, старик? — Нет, спасибо. На сегодня мне уже хватило. Эд ухмыляется — Рой это чувствует. — Умник. Он добирается до обширной низменности; светлой и просторной. Посередине стоят два камня, достаточно больших, чтобы на них можно было сесть, и одна, две, десять пустых банок из-под пива. — Кажется я приближаюсь к нашим пиротехникам. — Попробуй спуститься по озеру. Продолжай двигаться на запад. По пути Рой находит ещё банки пива, как пустые, так и полные, а ещё целую бутылку виски «Ямазаки». — Эти ребята здесь намусорили. Банки повсюду, — Рой предусмотрительно решает умолчать о виски. Бутылку в руке аккуратно суёт в рюкзак. Тетя Крис бы его убила, если увидела, что он просто уходит, оставив всё, как есть. Сейчас она не стала бы его ругать и наказывать, будто нашкодившего ребенка. Гораздо страшнее для Роя, как и в детстве — её взгляд. Полный теперь не гнева, а разочарования, что гораздо хуже. Крис ничего не говорит: она считает, что Рой достаточно взрослый, чтобы самостоятельно обеспечивать свой зад. Она ни слова не говорит… но она знает. Она всё знает. — Господи, — вздыхает Эд. — Может уборку оставишь на потом? Сделаешь это после того, как отчитаешь этих придурков. — Это не моя работа. Но природа — мой друг, так что на этот раз я могу быть хорошим парнем. — Умница. Здесь больше травы и камней. И один из них огромный, возвышающийся над головой Роя. Чем дальше — тем больше мусора. Находится даже кучу горящих дров. — О, надо же. Видимо, они решили развести костер. — Я уже устал себя о чем-то спрашивать. Ничего не важно, если они просто идиоты. Они предупредили Эда о том, кто он такой? Они предупредили его, что он может подпалить весь лес, от корней травы до вершин деревьев, лишь щелкнув пальцами? И хотя ему не нужны перчатки, он держит их в кармане на всякий случай, потому что война осталась в его костях осадком, и он все еще знает формулу, все еще помнит круг… — Ага, — на другой скале, поближе к костру, разбросана одежда, в основном черная: две пары шорт и джинсы, три рубашки, которые кажутся слишком короткими, чтобы прикрыть что-либо, три одинаковых кожаных куртки, на спине которых красными буквами написано «ГОМУНКУЛ» чуть выше рисунка, похожего на змею, — Кажется, они повесили свою одежду сушиться, — говорит он. — Думаю их трое. — Они точно должны быть на озере. Что, в целом, не удивительно. Сейчас отличное время, чтобы поплавать. — Ну, судя по пиву и фейерверкам, не думаю, что они пришли сюда для этого. — Вот почему ты пойдешь к озеру и сделаешь им выговор. — Ага, — он ступает на что-то необычное. — О! — Что? — Я нашел лифчик. Мустанг поднимает с земли свою находку. — Ты уверен, что сможешь сохранять хладнокровие? — доносится из рации. — А ещё здесь трусики в тон, — улыбается Рой, пройдя чуть вперед. Эд снова смеется. — Что ты сказал? — Не заставляй меня повторять это снова. — Почему? Тебе что, двенадцать? Рой убирает с дороги тонкую ветку. — Тридцать шесть, но ты был близок. — О, так ты правда старый. — А сколько тебе лет? — интересуется Рой. Он слышит шум воды, и музыку, и голоса. — Это секрет. Рой вздыхает. — Конечно, — говорит он. — Потому что ты на самом деле работаешь на секретные службы. — Так и есть. На земле также валяются пара боксеров. Ну конечно. — Я нашел еще другие части нижнего белья, — сообщает он Эду. — И что? — А это значит, что там три голых подростка. — Надеюсь, ты сможешь с ними справиться? — Эд притворяется, что возмущён. — Да ладно, не думаю, что там есть что-то, чего я не видел… но они могут… делать что-то, — он никогда не расскажет об этом Маэсу. Он никогда не перестанет над этим смеяться; он будет напоминать ему об этом на смертном одре. — О боже, Рой! У тебя реально бурное воображение, а? Чёртов извращенец. — Ох, да ладно… Я бы просто… лучше не вмешивался в то, что не поддерживаю. — Чувак, — говорит Эд. — Только что был еще один фейерверк, минуту назад, и я уверен, что ты тоже его видел. Это я к тому, что жить вообще опасно, но, кем бы ни были эти дети, я не думаю, что они запускают салюты и ебутся одновременно. Они… типа, просто голые. Так что постарайся держать язык за зубами и делай свою работу. — Это не моя работа. Эд не отвечает. «Говнюк». С ответом или нет, но Рой наконец добирается до озера. Поначалу на это трудно смотреть, потому что солнце еще не зашло за деревья, и оно ослепляет, отражаясь от кристальной воды. Когда его глаза наконец привыкают, он видит темные пятна — три фигуры, стоящие на скале вниз по озеру. Подсветка показывает только их силуэт и ничего больше, слава Богу — это то, с чем ему не придется иметь дело. — Эй! — но он все равно видит, как все трое оборачиваются на его голос, — Прекратите пускать гребаные фейерверки, или у вас будут проблемы, хорошо? — Не угрожай нам! — кричит голос. — Ты кто вообще такой, придурок? — вторит ему другой голос. Рой замечает радиоприемник на земле. Он берет его в руки. — Эй! Положи! — вопит первый голос. — Он дорого стоит! — Заканчивайте с фейерверками. — Ладно, ладно, хуесос! — У тебя, наверное, маленький член! — смеется второй голос. Рой бросает стерео в воду. Жаль, играла хорошая песня. — Ублюдок! — взрывается первый голос. — Я тебя порежу, сука! — человек спрыгивает со скалы. Вода едва доходит ему до колен, поэтому он передвигается достаточно быстро. А это значит, что всего несколько метров отделяют Роя от разъярённого голого подростка. Он даже не думает о том, чтобы вытащить перчатки или сжать кулаки, если что пойдет не так, потому что ситуация кажется ему настолько смешной… — Энви, вернись! — кричит девушка. Первый голос — Энви, — (что за идиотское имя?) — останавливается и оборачивается назад. Рой старается не смотреть на его гениталии, но и не хочет на всякий случай смотреть слишком вдаль. Его взгляд блуждает по длинным темным волосам, с мокрыми концами, кожаным браслетом на каждом запястье, ярко-красной татуировке на бедре. — Это не твою блядскую стереосистему бросили в воду! — кричит Энви. — Это того не стоит, — говорит женщина, подходя ближе, достаточно близко, чтобы коснуться плеча друга и чтобы Рой смог ее разглядеть. У нее точно такая же татуировка, как у Энви, но чуть выше груди, и Рой вспоминает куртки — с той же красной змеей. Он смотрит достаточно долго, чтобы это заметить, затем переводит взгляд на ее лицо, потому что он все еще джентльмен, и он не собирается смотреть на голую грудь незнакомки. У нее длинные ресницы, вьющиеся волосы и темные губы, и улыбается так, словно съела любого — не образно. — Забудь, ладно? — тянет она бархатным голосом. — Пойдем на другую сторону озера, поплаваем. Вода еще теплая. Было бы преступлением этим не насладиться. Брови Энви все еще нахмурены, его конечности напряжены, готовый наброситься на Роя, как на животное. — О, черт! — кричит мальчик, стоящий на скале, после чего раздается плеск, и тот оказывается в воде. — Просто дай мне набить ему рожу! — Рой точно никогда не расскажет об этом Маэсу. Банда голых подростков, пытающихся потрахаться друг с другом, гордо демонстрирующих свои гениталии… это история будет преследовать его всю жизнь. Бросать колонку в воду было действительно не самым лучшим решением, потому что современные дети, вместо того, чтобы убегать в страхе, предпочитают подходить и бить в лицо. И даже не важно, одеты ли они в этот момент, или нет. Боже, он стар. Эд был прав, но он все равно ему никогда не признается. — У нас же выходной, — говорит женщина другому — он выше Энви, с более короткими волосами и более широкими плечами. Его руки скрещены на груди, и Рой видит ту же татуировку на его руке, и да, это определенно банда. — Мы должны отдохнуть, — говорит женщина. — На этот раз мы никого не станем бить, — Рой не хочет знать, что значит «на этот раз». — Пойдем, ладно, Энви? Энви требуется несколько секунд, чтобы обдумать предложение, и, наконец, расслабляется, отводит взгляд от Роя и разворачивается. — Ты скучная, — говорит последний парень девушке, когда они уходят. Рой больше не смотрит на них, потому что на сегодня с него хватит голых подростков-незнакомцев. Однако его заинтересовали камни лежащие неподалеку. — Выходные должны быть веселыми. В чем же веселье, если в ней нет драки? — Честно говоря, Грид, если ты искал драку, тебе не следовало сюда приходить, — говорит девушка. — Тогда я буду пиздиться с белками, — ворчит Грид. Господи, что за имена. — О да! — смеется Энви. — Мы поохотимся, как воины! Рой не слушает, что было сказано после этого, потому что их голоса начинают исчезать за звуком плещущейся воды, и спустя некоторое время раздается голос Эда. — У тебя все в порядке? — Я… понятия не имею, что только что произошло, — говорит Рой. — Но они сказали, что больше не будут. Так что, да, думаю, все в порядке. — Господи, — говорит Эд. — Ну, это хорошая новость. Спасибо, что спустился, — песня, заела в голове Роя, и она не скоро забудется. — Но что именно произошло? Я хочу узнать. Просто, чтобы убедиться, что ты их не убил. — Я никого не убивал, — возражает Рой, и это самая большая ложь, которую он когда-либо говорил. — Они могли убить меня. Кажется они состоят в какой-то преступной подростковой банде. — Ты надо мной смеешься. — Ты бы пришел к такому же выводу, если бы увидел троих детей с одинаковыми логотипами на куртках и с татухами — поморщился Рой. — И ты бы слышал как они называют друг друга: Энви и Грид. — Блять, — ругается Эд. — Как пафосно. Ты уверен, что они не из-за какой-нибудь панк-группы? Рой обходит озеро и сходит по тропинке вниз. Трое детей скрылись из виду. — Разве это не одно и то же? — Видишь? Именно это и выдает в тебе старика. — Заткнись. Он карабкается по склону вверх, примерно такому же крутому, как тот, по которому он пришел сюда. На это раз нет риска, что он сломает себе спину. — Извини, я не подчиняюсь приказам, — говорит Эд. — Я, как ты знаешь, твой босс. — К сожалению, — ворчит Рой и продолжает идти.

***

Только позже, когда наступает ночь и Рой переходит от одного камня к другому, Эд снова выходит на связь. — Приём, Рой. Все еще здесь? Рой снимает с пояса рацию. — Да. Направляюсь обратно в башню. — Хорошо. Я просто хотел… — Рой слышит неясные вздохи. — Э-э, я был… пьян вчера вечером. Когда я пригласил тебя на работу. Ты не думай, я так не часто делаю. Типа, мне просто было пиздецки скучно. Это не оправдание, потому что это было, типа, совершенно непрофессионально… и, эм, да, я просто хотел… извиниться. Рой хочет сказать, что не может его винить, когда сам стащил целую бутылку виски у кучки хулиганов, чтобы напиться. Но ему кажется неуместным признаваться в таком кому-то, кого знаешь меньше суток. — Да всё в порядке. — Я знаю, что иногда могу быть мудаком, — говорит Эд. — Я не имел права так давить на тебя. Так что, да. Прости. — Не беспокойся об этом. — Такого больше не повторится. В любом случае, дай мне знать, когда вернешься на пост. Рой собирается ответить, но прямо перед ним появляется ослепительный свет. Он долго держит глаза полузакрытыми, пока тот не гаснет — когда зрение возвращается, Рой видит человека, стоящего на маленьком утесе наверху. Он не двигается, и Рой тоже. Ему требуется время, может быть, минута, чтобы нажать на кнопку радио. — За мной кто-то следит, — говорит он Эду, и в ту же секунду, как он заканчивает фразу, мужчина исчезает. — Это те придурки? Рой снова бросает беглый взгляд на вершину утеса. Никого не видно, так что Рой продолжает путь. — Он стоял один в нескольких метрах от меня. Кажется, просто наблюдал. — Просто наблюдал? И всё? — Не думаю. Рой добирается до вершины утеса. Ничего не видно, кроме неба — солнце уже почти село; лишь оранжевая аура из-под деревьев может доказать, что оно есть, остальная часть неба — темносиняя. — Рой. Есть одна вещь, которую ты должен знать об этом месте. — Какая? — Ну… — Эд делает драматическую паузу. — Дело в том, что… — Ну говори уже… — Это называется «природа». Бывает, здесь появляются люди… Они ходят везде, где захотят, никто им и слова не скажет. Просто безумие какое-то. — Знаешь, две минуты назад я уже начал думать, что ты хороший человек, но я пожалуй поспешил с выводами. — Заткнись. Я-то знаю, что ты от меня без ума. Рой улыбается.

***

Когда Рой добирается до верха башни, в одно окно разбито, другое — выбито из петель. — Твою мать, — бормочет он себе под нос, и берет рацию. — Эд? — Что? — отвечает Эд почти мгновенно. — Кто-то ко мне вломился… — Что? — Дом разгромлен, — ворчит Рой, оглядываясь вокруг. Стул упал, лампа лежит на столе, его книги разбросаны по всему полу, так же как и его одежда; даже банка с бобами пролита на пол. — Я не думаю, что они что-то украли, — говорит Рой. — Они просто… все переворошили. — Твою мать… Зачем кому-то это делать? Рой смотрит на кровать. — Чёрт. Они что-то украли. — Что они взяли? — Мои… мои сраные простыни. — Что? Отстой — зачем кому-то это делать? — одна из книг была дана ему Маэсом перед отъездом. Для того, чтобы ему было что почитать, если ему надоест присматривать за деревьями. Рой надеется, что она не слишком повреждена. Он наклоняется, чтобы ее поднять и осторожно кладет на стол. Он все еще не включил свет. — Значит, они действительно были бандой, — говорит Эд. — Дети с озера. Рой садится на кровать. — Думаешь, это те придурки? — Не знаю. Это может быть кто угодно… — Зашибись. — Хочешь, я позвоню кому-нибудь? Мне нужно, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. — Не волнуйся, все нормально. — О, ты можешь защитить себя, да? О, да, я могу. Я могу уничтожить кого угодно и что угодно, просто щелкнув пальцами, я могу поджечь всю эту область, без усилий, и это не дает мне покоя… — Говорю, не волнуйся об этом. — Отлично. Продолжай в том же духе, и проведёшь отличное лето.

***

Около десяти Эд снова позвонил. Рой только что закончил убирать пролитые бобы — буквально пролитые бобы — и почти все остальное. Он пытается повесить вторую фотографию на кусок ленты, который нашел в одном из ящиков, который не был перевернут. Это фотография его совместная фотография с Маэсом в студенческие годы, сделанная Крисом, который кричал на него в течение добрых десяти минут, пока тот не встал прямо, поправив волосы. На другой фотографии он в возрасте восьми лет, через два года после смерти родителей, и сама Крис, моложе, чем он когда-либо мог вспомнить, мягко улыбается. — Привет. Все еще не спишь? Рой берет трубку. — Я проспал четырнадцать часов. И не собираюсь спать как минимум до трех ночи. — Это хорошо. Потому что тут кое-кто хочет с тобой поговорить. Подожди, сейчас соединю. Спустя какое-то время в рации слышится голос Ризы Хоукай: — Здравствуйте, сэр. — Добрый вечер, лейтенант. Что-то случилось? — Нет, я… Просто хотела убедиться, что вы еще живы. Как у вас дела? Рой смотрит в окно. Жаль, что у него нет никаких фотографий с Ризой, кроме тех, что есть в газетах — и тех, которые он не хранит, потому что не хочет вспоминать, для чего они были сделаны, какие названия были помещены большими буквами на первой странице, чтобы вся страна прочитала и похвалила их за ужасы, которые они сотворили. — Отлично. Здесь… здорово. — Я знаю. Мы с отцом ходили в те места в походы, когда я была маленькой. Часто вспоминаю те дни. — Ты никогда не рассказывала. — Ну сейчас рассказываю… — в ее голосе слышится что-то сладкое; то, что он слышит лишь когда они разговаривают наедине. — Эдвард, кажется, хороший парень. — Он сопляк. — Значит, у вас много общего, — Рой слабо улыбается. — Я вас оставлю. Не сидите допоздна. — Я сделаю все, что в моих силах, — он смотрит на бутылку на столе. Это наглая ложь, и Риза это знает. Она молчит — Спокойной ночи, Риза. — Спокойной ночи, Рой. Наконец Рой засыпает, выпив два стакана «Ямазаки». Он выпивает еще одну стопку, когда просыпается посреди ночи; ему снится деревня, которую сжирает бушующее пламя. День 2. Он просыпается в своей постели без простыни, но с головной болью и ощущением, что его сердце сжимается в груди. Солнце все еще стоит низко над горизонтом, и воздух, просачивается через отверстие в окне — он свежий, почти холодный. Рой встает. В любом случае, он не может больше заснуть и переводит взгляд на на бутылку на полу. Рой не собирается пить — пока нет. Сейчас все в порядке — он будет делать то, что должен делать. Поэтому Рой встает, поднимает бутылку с пола и убирает ее подальше. Он спускается в башню, чтобы воспользоваться ванной, включает плиту, чтобы вскипятить воду и сделать себе кофе, готовит два бутерброда с джемом, который Хьюз дал ему перед уходом — Грейс — святая, которая превращает каждый кусок пищи в золото, и проклятый джем не исключение. Рой наблюдает за медленно восходящим солнцем, и открывает книгу; он читает, пока не наступает яркое утро. Ему нравится: отпуск — в форме работы, но все же отпуск — и он должен отдохнуть, позаботиться о себе, и поправиться. Он говорит себе: Расслабься, расслабься, расслабься. Он говорит себе: Риза бы тобой гордилась. — Эй, проснись, — слышится голос Эда. — Проснись! — он повторяет еще раз, прежде чем Рой успевает поднять рацию. — Да не сплю я, не сплю. У тебя проблемы? — У нас обоих проблемы. Ночью шторм оборвал телефонную линию, по которой я связывался со службой. Это значит, что мы отрезаны от мира. Я попробовал связаться по радио, но оно тоже не работает. Рой ставит свою кружку на стол перед собой. — О. Это и правда проблема. — Ага, самый простой способ разобраться с этим — пойти проверить провода. Путь не близкий, но если выйдешь сейчас, то успеешь туда и обратно как раз за сегодня. Если там что-то не так, я могу послать кого-нибудь, чтобы исправить проблему. — Хорошо, — говорит Рой, и его все устраивает. Ему нравится ходить: это очищает сознание, убирает сонливость, помогает дышать. Эд дает ему инструкции, и когда Рой допивает кофе, он наполняет бутылку водой, кладет ее в сумку и выходит с картой в руке. Он никогда бы не подумал, что по утрам будет так холодно, но не так как в Централе; тот почти всегда сопровождается бледно-серыми облаками и дождем. В Централе холод ощущается как собака, кусающая тебя за ногу, или как старое, неприятное воспоминание, от которого ты предпочел бы избавиться. Этот холод другой: яркий, как утренняя свежесть. Как и вчера, Рой молча идет между скалами и деревьями. Место уже не выглядит таким же зеленым там, где оно было оранжевым, дым там, где земля была теплой. — Так, что это было за дама? — спрашивает Эд. — Ничего, что я спрашиваю? Не хочу, знаешь ли, вторгаться в твое личное пространство, просто хочу поговорить. Пещера едва ли настоящая, больше похоже на очень короткий туннель, и требуется всего несколько шагов, чтобы выйти. — Я не против, не волнуйся. Она… моя подруга. И коллега. — О, здорово. Кстати, я слышал, что ты приехал из Централа. Не поделишься, что ты там делал? Это всего лишь разговор, не допрос, и Рой должен перестать переводить дыхание. — Был на службе. — О, — произносит Эд, прежде чем сделать паузу. Рой дышит — он видит, как прозрачный дым выходит у него изо рта. — Я был в Ишваре перед тем, как отправиться в Централ, — признается он, потому что лучше признаться сейчас, нежели потом. — На случай, если тебе интересно. — Так ты… Ты Рой Мустанг? Тот самый Огненный Алхимик Рой Мустанг? Рой замирает на секунду, всего на одну секунду. — Да. И должен был сказать что-то еще, должен был сказать, что работает в пекарне, или в банке, или еще где-нибудь, что не связано с убийством гражданских, чтобы Эд не сравнивал его с оборванными фотографиями из СМИ, и подумать, что его вид кричит о холодном убийстве. Он должен был сказать, что нет, он не был этим Роем, что Рой Мустанг — презренное существо, он должен был притвориться обиженным, как Эд мог связать его с таким ужасным человеком. — Ну… Зато теперь я знаю, как ты выглядишь, — говорит Эд после продолжительного молчания, и замолкает. У Роя болят ноги. Спина тоже неприятно напоминает о себе. — А я все еще не знаю как выглядишь ты, — его голос становится спокойным. Он давно уже мастер в этом деле. — Немного несправедливо. — Хорошие вещи приходят к тем, кто их ждет, — явно ухмыляется Эд. Рой ждет колкого комментария об Ишваре, о нем, но ничего не приходит. — То есть ты намекаешь на то, что я не хороший? — Ни на что я не намекаю. Так, где ты сейчас? — Только что вышел из маленькой пещеры… — Рой смотрит на карту. — Грозовая Пещера? — Названия не я придумывал. — Честно говоря, меня бы это не удивило. Хотя для тебя это звучит слишком сдержанно. Ты бы скорее назвал её «Ебучая Грозовая Пещера Смерти». — Заткнись нахер… И шевели задницей, старик. Если бы мы шли вместе, я давно оставил бы тебя позади. Рой ставит рацию на скалу. Прежде чем ответить, ему нужно на неё забраться — а для этого требуются свободные руки. — Там, откуда ты родом, не учат уважать старших? — спрашивает он, как только оказывается наверху. Вытирает пыльную руку о рубашку и продолжает свой путь. — Кстати, откуда ты? — Ризенбург. В голосе Эда слышится тоска.

***

В конце концов, Рой добирается до места назначения. Воздух ли становится теплее, или его тело, а может, и то, и другое, — но он потеет. Кол стоит на самой вершине скалы, рисуя прямую линию в голубом небе. Рой видит, что к нему приклеен листок бумаги, но он все еще не видит, что на нем написано; вокруг разбросаны пустые банки из-под пива в нижней части башни и кабель, висящий вдоль нее. — Приём. Провод определенно вывели из строя. — Замечательно… Я могу послать кого-нибудь починить его. Хорошая находка. Рой продолжает идти к столбу и подбирает бумагу с земли. — Кто-то его разрезал. — В смысле? — Записка осталась. А также банки пива той же марки, что я нашел вчера у озера. — Черт, я так и знал, я, блядь, так и знал! Разве эти чертовы идиоты не знают, что так люди и умирают? Я имею в виду — что если что-то случилось с одним из наблюдателей? Или если там, я не знаю, гребаный пожар? Рой все еще держит лист в руке. — Что нам делать? — Не ебу. Мы можем… то есть, ты можешь их найти. — А потом? Что мне делать? — Рой смотрит на лес. С высоты горы ему вновь кажется, что он забрался на вершину мира. — Я не знаю. Не имею в виду ничего незаконного, но знай, что в случае чего их крики в этом лесу никто не услышит. — Мне стоит бояться того, во что превращается наш разговор? — Просто найди их… А ещё можешь напугать как следует. Рой припоминает дорогу к озеру, предполагая, что подростки не успели перенести свои вещи. Все в порядке, он может идти — если бы он был напуган долгим походом, он бы пошел на эту работу. — И как же мне это сделать? — Не знаю, чувак, используй свое воображение. Я уверен, что у тебя его много. — Я должен признать, что никогда раньше не состоял в конфронтации с бандой разгневанных панков, — смеется Рой. — Прости, у меня нет опыта в этом деле. — Учись. Я уверен, что ты справишься. — после чего Рой возвращается в путь. — Кстати, что было в записке? — спрашивает Эд. Рой все еще держит её в руке, Бог знает зачем. — «Не связывайся с гомункулами», — читает Рой. — И их логотип нарисован внизу. Он слышит вздох на другом конце линии. — Что за кучка мудаков…

***

Позже Рой находит рюкзак, висящий на дереве. Потому что он был хорошим бойскаутом, а также потому, что он один любопытный человек, ему удается посмотреть внутрь. — Я только что нашел брошенную подвешенную к дереву сумку, полную веревок, — говорит Рой по радио, доставая веревки и сумку со спины. — Ты везучий ублюдок. — Их достаточно, чтобы я не беспокоился о том, что они вернутся, как только я спущусь вниз. — Рой привязывает к карабину ту единственную веревку, которую не запихнул в свою сумку. — Спасибо, Нина Такер. — Подожди, кто? Он спускается по склону, и, ступая на землю, отвечает. — На сумке было написано имя. Нина Такер. Ты ее знаешь? — Да, я просто… давно не слышал этого имени. Рой оставляет веревку на месте и продолжает путь. — Бывшая девушка? Он не уверен, почему имя Нины Такер кажется ему каким-то странным. — Ещё бы. Она всегда летала вокруг меня. Конечно, ей было лет десять, так что нашу любовь невозможно было понять. — Ты ужасен.

***

Все было так, как предполагал Рой: «Гомункулы» не ушли из озерной зоны — более того, Рой смог добраться до их лагеря, следуя за столбом дыма. — Ладно, они действительно идиоты, — сказал Эд. В их лагере еще больше бардак, чем вчера — пиво, порно-журналы, пустые пакеты из-под чипсов и его простыни. — Так ты уверен, что это они? — слышится из рации. — Я нашел свои простыни, — говорит Рой, снимая сумку со спины и хватая свое белье. — Так что-либо это они, либо у нас появилось две банды мятежных детей, которые полны решимости превратить мою жизнь в ад. — Столько драматизма… Рой оглядывается вокруг. — Пиво такое же. Надеюсь это они, потому что в противном случае, здесь гуляют две банды детей, которые полны решимости превратить мою жизнь в ад и любят одно и то же пиво. — А газеты не врали, Мустанг. Ты действительно остер на язык. — Так пишут в газетах?! — Рой вскидывает бровь, и продолжает запихивать простыни в рюкзак. — Ага. А ещё они говорят, что за твоим мягким голосом и пристальным холодным взглядом может скрываться очень мрачная история ветерана Ишвара. Рой почти удивлен. Он чуть не отвечает «как будто горящие деревни, полные гражданских — это недостаточно темная история.» — Ты что, читаешь женские журналы? Забавно. Никогда бы не подумал, что тебе нравятся бульварная макулатура. — Нет, — говорит Эд. — Я подписан на некоторые газеты, и мне их сюда доставляют. Нужно как-то справляться со скуки, полковник Красавчик. — О боже. — Должно быть, это написала какая-нибудь стажёрка Джанин, лет девятнадцати отроду. И писать её пустили только из-за того, что реальный журналист заболел, и писать было некому. Других вариантов я здесь не вижу. — Ну, я думаю, Джанин не смогла правдоподобно описать меня, потому что на публике без униформы я почти не появляюсь. — М-м-м… Может, она следила за тобой до продуктового магазина? Или она ходит по тем же барам, в тот же банк, к тому же доктору, что и ты? Ты просто никогда этого не замечал, потому что Джанин каждый раз переодевается. Каждый уик-энд она покупает новый костюм на сэкономленные деньги, а друг-стриптизёр одалживает ей парики… Джанин никогда не упускает тебя из виду. — Это довольно специфично. Откуда у тебя все эти идеи? — Триллеры — единственная литература, которую я люблю. — Но тебе также нравится женская пресса. Полезная информация. — Нихера мне не нравится. Я просто убиваю время. — Конечно, — усмехается Рой и оглядывается. Вокруг никого; но может кто-то прячется в деревьях, чтобы наброситься на Роя, когда есть возможность, Энви, Грид и та девушка, должно быть, отправились на прогулку — или к озеру, хотя Рой отсюда ничего не слышит. Но видит палатку или то, что от нее осталось. — Палатка разорвана в клочья. — Вот дерьмо. Думаешь, это медведь? — Тебе лучше знать, — отвечает Рой. — Я-то не знаком с этими лесами. На палатке висит бумага, приклеенная к ткани, которая не была разорвана на куски. — Кажется, они в порядке, — он снимает листок, — Я нашел записку. С логотипом. Ещё одну. — Твою мать. Кажется, это никогда не закончится. — «Дорогой мудак, — говорится в записке. — Мы уходим. Мы с Гридом хотели набить тебе ебало, но, как сказала Ласт, у нас гребаные выходные, и мы не хотим тратить наше время на таких придурков, как ты. Спасибо, что испортил колонку, разрушил нашу палатку и украл наше гребаное белье. Ты мерзкий ублюдок. В любом случае, беги, если мы когда-нибудь встретимся, потому что мы заставим тебя подавиться своим собственным членом. Надеюсь, это стоило того, из-за каких-то фейрверков. Говнюк». — Так что там написано? — нетерпеливо спрашивает Эд. — Что я в мудак, придурок и ублюдок. А ещё говнюк. — Господи, ты что, ругаешься? Странно звучит. — Кажется, они думают, что это я разрушил палатку. И украл их нижнее белье. — Что? Серьёзно? — — Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь? — Не знаю, мужик. Я знаком с тобой от силы два дня… Значит, это не медведь, — заключает Эд. — Похоже, они достаточно разозлили кого-то, кто сорвал палатку и… украл их нижнее белье. Неудивительно. Эти дети все равно были той ещё занозой в заднице. — Ага, — вздыхает Рой. — Но если они разругались с кем-то еще, то почему сразу на меня подозрения? — Почему ты думаешь, что они думают, что это ты? — Они упомянули фейерверк. — Э-э-э, — Эд делает паузу. — В лесу происходят странные вещи… — Тебя не беспокоит тот факт, что кто-то только что напал на группу подростков? Они оставили целую пачку пива, — богатые дети. — Да не парься. Это могут быть другие люди, или неудачный трип с грибами, или и то, и другое. Может быть, они подрались с кем-то или между собой, но были слишком пьяные, поэтому все забыли. Мы не знаем. Они же не собираются звонить в полицию. Ты сам сказал, они бандиты. Не думаю, что они будут жаловаться на разорванную палатку и украденные трусики. Пиво лежит нетронутым, поэтому Рой решает забрать его себе. — Конечно. Они больше похожи на тех, кто… — Рой снова перечитывает слова, — заставят меня подавиться собственным членом. — Сколько смелости, — хихикает Эд. — Да ладно, я уверен, что Огненный Алхимик сможет защитить себя от кучки разгневанных детей. Без разницы, угрожают ли они тебе поеданием членов или нет. Рой хочет ответить: обычно я не против того, чтобы кто-то ел мой член, если обстоятельства благосклонны, но вспоминает, что знает Эда лишь два дня. Поэтому вместо этого говорит:  — Да. Кстати, хочешь, кое-что забавное? В письме написано, что девушку зовут Ласт. — Черт возьми, — на этот раз, Эд разражается смехом.

***

— Итак, — говорит Рой несколько часов спустя, возвращаясь в свою башню. — Ты можешь сказать мне, кем на самом деле была эта Нина Такер? — Она была здесь с отцом и собакой в прошлом году, — объясняет он. — Они остановились в твоей башне. Она была замечательным ребенком — очень умным, добрым. Она обещала мне, что когда лето закончится, возьмет меня к себе, чтобы мы смогли поиграть с ее собакой, и я мог увидеть огромную библиотеку ее отца, так как я очень любил науку, и у него было, по-видимому, тонна книг о разном — Сюда можно приходить с детьми?. — Хм, нет. Но я бунтарь и ненавижу правила — И почему меня это совсем не удивляет… — В любом случае, они уехали в середине лета, — продолжает Эд, игнорируя сказанное. — Но почему? — Не знаю. Я никогда не разговаривал с ее отцом — Шу Такером. Большую часть времени он позволял своей дочери докладывать мне обо всем, потому что так она чувствовала себя взрослой. Я просто знаю, что однажды они ушли. Никаких прощаний. Я проверил башню, на всякий случай, но их вещи тоже пропали, а это значит, что они не пропали, они просто… ушли. Было отстойно. — Подожди, — Рой внезапно понимает. — Ты сказал, что ее отца звали Шу? — Да, а что? — Шу Такер был известным государственным алхимиком… Он известен тем, что сделал первую — и последнюю — говорящую химеру. Ты никогда о нем не слышал? — Нет, а что? — Он и его дочь пропали в августе прошлого года. Они уехали в отпуск, и больше их никто не видел. — О, — следует пауза. — Дерьмо. Черт… Как же я этого не знал? Рой на это не отвечает. — Такер должен был сдать экзамен после летних каникул, — говорит он Эду. — Есть экзамен, который каждый государственный алхимик должен проходить каждые два года, чтобы доказать свою пригодность. От него требовалось воссоздать одну из этих говорящих химер. Ходили слухи о том, что Такер борется со своими работами и не может воссоздать то, что когда-то его прославило. Когда он уезжал сюда со своей дочерью, люди говорили, что ему будет полезно подышать свежим воздухом, а когда они не вернулись, они сказали, что, вероятно, покинули страну, потому что Такер не мог вынести унижения. — Оу. — По крайней мере, так рассказывают. Возможно, они сейчас в безопасности, так что… Не волнуйся. Рой добирается до башни и поднимается по лестнице. — Хорошо, — шепчет Эд после нескольких секунд молчания, и в его голосе все еще звучит беспокойство. — Да, ты прав. Обычно, если что-то случается, есть доказательства. Я имею в виду, что лес — совсем не типичный выбор для серийного убийцы, и если на кого-то напал медведь, я сомневаюсь, что потребуется много времени, чтобы найти раздавленное тело и отпечаток от лап. — Похоже, ты много об этом знаешь. — Я, блять, надеюсь. Я работаю здесь уже третье лето. — Я говорил о серийных убийцах. — А, — останавливается Эд. — Как я уже сказал, триллеры — единственные романы, которые я люблю. День 3 Рой снова просыпается рано и решает, что пора начать ходить в ногу с хорошими привычками. Он делает себе чашку кофе, прячет бутылку Ямазаки под раковину, чтобы не искушаться, и спускается за деревянными досками для разбитого окна. Он берет молоток и гвозди и принимается за работу — это все равно лес. Вокруг нет никого, кого мог бы потревожить этот шум. Позже в тот же день он спрашивает Эда, что ему нужно делать. — Твоя работа — сидеть в башне и звонить мне, когда увидишь дым, — ухмыляется он. — Волнующе, я знаю. Забавно, что он пытается предотвращать пожары, когда всю свою жизнь мог только сжигать. День 12 — Рой, — слышит он отдаленно; звук слабый, а голос звенит в голове, словно это сон… Может быть, это правда сон? — Рой, проснись. Рой открывает глаза. Он резко просыпается, и приходит в себя; давняя привычка просыпаться среди ночи, выпивать, выходить на прогулку, в кино, куда угодно.  — Я проснулся, — говорит он, сжимая радио в руке. — Хорошо, — говорит Эд. — Мне звонит твоя коллега — Риза. Она сказала, что это важно. — Поставь меня на вызов, — тело Роя напрягается, его тон сух и резок. Следующий голос, который он слышит, — голос Ризы. Это плохо. Рой вместо сэра, полковника или Мистера Мустанга — это плохо. — Что случилось? — спрашивает он прямо. — Это Маэс, — говорит Риза, и кровь застывает в жилах Роя. — И Элисия. Они попали в аварию. — Рой чувствует, как у него отнимаются конечности. — В них врезалась машина. Мы сейчас в больнице — они сказали, что пытаются сделать все, что могут. К ним не подпускают, даже Маэса. — Черт, — говорит Рой, когда он наконец говорит. — Да, — говорит Риза. — Маэс позвонил мне, и я приехала, и теперь мы ждем, когда они расскажут нам, что происходит, и мне кажется, что Маэс сходит с ума, поэтому я спросила, могу ли я что-нибудь сделать, что было совершенно глупо, потому что любовь всей его жизни находится в хирургическом отделении, и он даже не знает, выживут ли они, но он сказал: «Позвони Рою». Поэтому я сказала, что попробую. — Я рад, что ты это сделала. — И я рада, что Эдвард ответил. Я его позову. Подожди, хорошо? Он выходит на улицу, ожидая шума, чего-то, что заполнит пустоту. Но все предательски тихо, не слышно, кроме звука его собственных шагов. — Рой? Он останавливается. — Привет, — говорит он. — Привет, приятель. Это все, что нужно Маэсу, чтобы рухнуть. — Боже, Рой, — говорит он. — Я не знаю, что делать. — Ничего, — отвечает Рой. — Это несправедливо и тяжело, и я это ненавижу, но ты ничего не можешь сделать. Вам просто нужно подождать, пока эти люди сделают свою работу. Будь храбрым. — Не знаю, смогу ли я без них жить, — плачет Мэйс. — Не знаю, смогу ли я когда-нибудь быть сильным и храбрым. Маэс хранит в своем бумажнике полароидную фотографию его семьи, показывает ее всем, кого встречает. Он хвастается как красива его жена, какой большой стала Элисия. Иногда он таскал с собой какие-нибудь рисунки и рассказывал всем, что его дочь только что узнала, что такое жираф, что она решила, что это ее любимое животное, что она больше ничего не будет рисовать, кроме него. Если бы ему когда-нибудь пришлось объяснять, что его семья мертва, это было бы самой большой трагедией в мире. — Тебе и не придется, — успокаивает его Рой. — Потому что они будут жить, Маэс. Они их спасут и впустят вас в комнату. Ты поцелуешь свою дочь, скажешь жене, что любишь ее, и никогда их не отпустишь. — А что, если они не выживут? Элисия встретила меня впервые лишь через несколько месяцев после рождения, меня не было рядом, когда она родилась. Я был слишком занят, убивая, блять, людей, чтобы быть отцом, что если я даже не доберусь до нее… — Все будет хорошо. Они сильные. Ты сам знаешь. Помнишь письмо, которое Гресия прислала тебе в Ишвар? Она сказала тебе, что всегда рассказывала Элисии истории о тебе, с самого рождения, чтобы она знала, что у нее есть отец. И когда Элисия спросила, сколько времени прошло с тех пор, как ты ушел, Гресия сказала ей, что незадолго до ее рождения. Элисия назвала тебя сильным и храбрым. Ей было, сколько, три года? — Она всегда была умным ребенком, — сказал Маэс. — Она получила это от своей матери. — А затем Гресия сказала ей, что стоит подождать, потому что ты стоишь того, чтобы потерпеть. И Элисия сказала ей… — Я тоже буду сильной, и когда папа вернется, он будет гордиться мной, — заканчивает Маэс. — Да, — улыбается Рой. — Они храбрые. Так было всегда. И они будут жить. На этот раз, ты ждешь, что они вернуться к тебе. Хорошо? Маэс всхлипывает. — Хорошо, — говорит он дрожащим голосом. — Я должен быть сильным ради них, верно? — Да. Наступает тишина, и Рой смотрит на небо; в нем все еще темно, но за деревьями он видит восходящий свет. — Когда они проснутся, — продолжает Рой, — скажи Элисии, чтобы она больше никогда так не пугала своего дядю Роя. Маэс все еще плачет, что прекратится не скоро, но хихикает. — Я так и сделаю, — говорит он и уходит. — Это снова я, — появляется Риза. — Спасибо. — Нет, — произносит Рой устало. — Спасибо, что позвонила. Можешь позвонить, когда что-то узнаешь? — Конечно. Прощай, Рой, — Риза вешает трубку.

***

Рой смотрит на восход солнца. Несколько часов спустя Риза звонит ему, чтобы сказать, что Маэс в комнате с Гресией и Элисией, живыми и дышащими, и что Элисия сказала, что очень гордится тем, что ей удалось так напугать дядю Роя, но она обещает никогда больше этого не делать. Рой улыбается. День 33 Рой просыпается от криков и выстрелов, ослепленный грязью и дымом, его кожа горит, голова раскалывается. Он просыпается с кровью на руках, его глаза широко раскрыты, дыхание прерывистое. Проходит добрых пять минут, прежде чем ему удается его замедлить. Ни солнца, ни дыма, ни криков — только ночь, деревянные стены хижины и тишина. К его сапогам не прилипает песок из-за крови. Но кровь в венах кипит, он потеет, но нет никакого огня, только плохие сны, его собственный разум швыряет его в воспоминания о худших годах, которые ему когда-либо приходилось проживать. Рой проводит рукой по волосам, убирая их со лба, и встает. Бутылка «Ямазаки» уже давно была опустошена, но недавно пришел первый ящик с запасами — внутри лежало дешевое красное вино и мини-бутылка Филадельфии, которую он еще не открыл, но скоро соберется, или не соберется — может пора взять себя в руки. Он не похож на Маэса и его семью, не похож на Ризу. Рой никогда не мог найти силы в одиночку, и он никогда не был в состоянии протянуть руку помощи. Это все, что у него есть. Он идет за вином, потому что виски слишком сильное для пробуждения. Всего несколько глотков. Всего несколько глотков, и все будет хорошо. Может быть, он мог бы подышать свежим воздухом. Может быть, после этого он снова сможет заснуть. — Ты не спишь? Рой поворачивает голову к радио, и понимает, что включил свет. Он выключает его обратно, берет с собой радио, бутылку и выходит. — Эй, извини. Я не хотел тебя беспокоить. Просто… хотел узнать, все ли в порядке. Рой садится. Дует тихий ветер — может быть, ему следовало бы взять одеяло, потому что его волосы мокрые, и он весь в поту, но легкий ветерок и освежает его пылающее лицо, и, возможно, он простудится, но это того стоит. — Извини, — бурчит он по радио. — Я только что вышел — выключил свет, чтобы не было комаров. — О. Хорошо. — Не волнуйся, — Рой открывает бутылку. — Ладно. Ты в порядке? — Да, — Рой делает глоток. — Плохой сон. — О, — каждый раз, когда Эд замолкает, появляется странная звенящая тишина, непривычная для его шумного характера. Ему, кажется, нравится язвить и дерзить людям, — или просто Рою — и много ругаться и говорить с сарказмом, но иногда он остывает. Иногда его тон смягчается настолько, что почти не расслышать. — А у тебя? — на конце другого провода чувствуется нерешительность. — Плохой сон, — наконец отвечает Эд. Рой открывает бутылку. Вино кислое и горькое, но на вкус лучше, чем должно быть. Это приносит ему облегчение, и он ненавидит это чувство; вкус безопасности, свежести, и чистого дыхания. — Хочешь… поговорить об этом? — спрашивает Эд. Он никогда не разговаривает об этом с Ризой, когда она ловит его дрожащим во сне, в офисе. Она никогда не спрашивает. Она просто гладит его по плечу так нежно и твердо — лишь шепчет: «Эй, полковник, пора просыпаться», и когда он вскакивает, запыхавшись, с широко раскрытыми глазами и в бреду, она держит его лицо в ладонях и смотрит ему в глаза, говорит, что мы в центре, все в безопасности. Затем Рой снова начинает дышать, она бросает на него последний обеспокоенный взгляд, и они возвращаются к работе. Но он не на работе, и уже поздно, и это лето, и находится он в нигде. Рой делает глоток, потом включает радио. — Я… ты знаешь об этом, — он тяжело дышит, — Я был в Ишваре. Вот и все. — он не может признаться, что убивал людей, и каждый раз когда закрывает глаза, видит огонь сжигает кожу Ишварцев, до костей. Но Эд знает. — Да. Это… это трудно. Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти. — Я не заслуживаю жалости, — сухой смешок срывается с губ Роя, и он снова чувствует себя опустошенным. — Я знаю, — говорит Эд. Он знает. День 41 У них появляется привычка разговаривать по ночам, когда сна ни в одном глазу. Рой просыпается, успокаивается и смотрит в окно. Если у Эда горит свет, он зажигает свой, и ждет, пока тот заговорит, а затем снова выключает, прежде чем выйти на улицу с бутылкой в руке. Плохие привычки — становятся менее вредными, когда есть с кем поговорить. — Привет, сова, — бормочет Эд. Голос у него сонный — должно быть, он недавно проснулся. Рой задается вопросом, не будят ли его плохие сны Эдварда чаще, чем его — каждый раз, когда Рой просыпается, каждый раз, когда он смотрит в окно, зажигается свет, и Эд звонит ему по радио. Он пытается угадать кто Эдвард такой, и узнает ли он когда-нибудь. — Эй, — Мустанг выключает свет. — Мне интересно, — Рой открывает бутылку. — А как ты выглядишь? — Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? — Эдвард смеется. Потому что ты читал газеты, смотрел новости и слышал, как люди говорят обо мне, а я ничего не знаю о тебе, потому что если бы я мог хоть немного узнать о единственном голосе, который держит меня в здравом уме в этих лесах, тогда все стало бы реальным. — Не знаю, — отвечает Рой. — Ты знаешь, как я выгляжу, так что я хочу узнать как выглядишь ты, — он делает глоток. — Как в алхимии. Равноценный обмен. — Ах да, люблю грязные разговорчики, — Эд снова смеется. — Ты правда начинаешь меня узнавать. — Так, как ты выглядишь? — Ну… У меня нет никакой фотографии, чтобы тебе отправить, и, к счастью, мое лицо нет в газетах, и описывать себя было бы чертовски неловко. Поэтому я предлагаю тебе задавать вопросы, а я буду отвечать да или нет. Так пойдет? — Похоже на сделку, — Рой улыбается. Он бы нарисовал портрет, если бы он умел. Когда он был ребенком, Крис подарил ему коробку с цветными карандашами — он хранил их до тех пор, пока они не потерялись, с рисунками воображаемых городов, драконов и рыцарей. Он сдался в возрасте двенадцати лет и в военной школе, когда Маэс попросил его нарисовать жену его мечты; он не смог воссоздать ничего, кроме фигурки из палочек. — Начинай. — Хорошо. У тебя светлые волосы? — Точно в цель! Я впечатлен. — И голубые глаза? — Нет. Это сложнее. Не думаю, что ты угадаешь. Рой делает еще глоток. — Что? — спрашивает он. — У тебя глаза… фиолетовые или серебряные, как в дрянных любовных романах? — Как жаль, что ты не прав, — вздыхает Эд. — Даже если они не фиолетовые и не серебряные. Что-то между — Значит, золотые? — Молодец. У тебя хорошо получается. — Интересно, почему никто не написал о тебе любовные истории, — смеется Рой. — «Эдвард был ошеломляющим, с волосами такими же золотыми, как и его глаза. Он наклонился и медленно убрал волосы с моего лица, мед в его радужках встретился с с моими очами цвета лазурного берега…» — Прекрати или я тебя уволю. — Это не я, — протестует Рой. — Это стажер Джанин. Ей нравится мечтать о том, что она писательница. — Надеюсь… Мечтать никогда не глупо. — Хорошо. Думаю, стоит перейти к самому важному вопросу. — К какому? Рой ухмыляется. — Что на тебе надето? — Не увиливай, Мустанг. Я могу ответить только «да» или «нет», помнишь? Позже Рой закрывает глаза и пытается представить, как выглядят черты лица Эда. Это ни к чему не приводит, но он все равно засыпает. День 48 — Приём! Ты никогда не говорил мне, что твой отец был актером! Это очень круто! Эд стоит снаружи, прислонившись спиной к стенам домика. — Ты опять читаешь идиотские журналы? — Рой закатывает глаза. — Середина ночи, Эдвард! Мне кажется, у тебя зависимость. — Это не просто журнал, а очень серьезная статья. «Жизнь героя Ишвара». — О боже, — Рой прикрывает глаза от стыда. — Так твоя мама была из Ксинга? — голос Эдварда пестрит удивлением. — Не мама. Бабушка. Дед был аместрийцем. Что делает мою мать наполовину ксингийкой, а меня, наверное, на четверть. — он выжидает паузу, затем спрашивает: — А ты? Ты никогда мне ничего о себе не рассказываешь. — Я же говорил тебе, как выгляжу. И у меня нет родителей. Старый ублюдок ушел, когда мне было четыре года, а мать умерла, когда мне было восемь. — О, — Рой внезапно жалеет, что завел этот разговор. — Мне очень жаль. — Все в порядке, — бормочет Эд. — То есть, это было очень давно. Я больше не скучаю по папе — наверное, я слишком долго ненавидел его за то, что он бросил нас и никогда не вернулся, даже когда мама была больна. Но вот по ней я все еще скучаю, иногда. — Понимаю. — Я пытался вернуть ее, когда мне было десять. — Что? — Рой давится воздухом. — Да, эм… человеческая трансмутация, — говорит Эд, как будто это самая обычная вещь на свете. — Ты когда-нибудь слышал об этом? — Да, — Рою не нравится, к чему ведет разговор. — Мы провели ее с моим братом Альфонсом. Мы были детьми, и очень хотели увидеть маму. Но то, что встретило нас на другой стороне, украло у меня ногу, а у Ала — всё его тело. Кое-как мне удалось привязать его душу к доспехам, которые лежали рядом — я все еще ненавижу своего отца, но если я когда-нибудь увижу его снова, я должен буду поблагодарить его за то, что он коллекционировал гребаные доспехи в пещере. — Эд ненадолго замолкает. — В общем… так я потерял руку. А потом все закончилось, — и это неправильно, дети не должны выживать за то, чего они не делали. Неправильно, дети не должны ломать свою жизнь, из-за того, что скучают по своей матери. Рой не понимает, когда в мире все пошло не так. — Кстати, она не сработала, — Эд горько смеется. — В книгах об этом не говорится. Просто предупреждается: это запрещено, что глупо, потому что, в любом случае, все будут пытаться, даже если это незаконно. Они не пишут, что это просто городская легенда, что это никогда, никогда не работает. Нельзя вернуть мертвых. Во всей этой грязной массе, появилось что-то, но не наша мать. Я проверил, спустя годы — цвет волос был другим, и рост не соответствовал. Похоже, это придумал кто-то, кто только слышал о людях, но никогда их не видел, поэтому пытался воссоздать лишь идею. Во всяком случае, эта тварь прожила недолго — дважды вздохнула, потянулась к нам рукой и умерла. — Боже мой, Эд, — говорит Рой, и как Эд может быть таким спокойным? Как он может говорить об этом, как будто это ничего не значит? — Сейчас все в порядке. Это было очень давно — мы потратили годы на поиски способа вернуть Алу тело, прежде чем, наконец, обнаружили, что решение было прямо перед нашими глазами все это время, и теперь я больше не могу использовать алхимию, но я вернул своего брата в целости и сохранности. — Не уверен, что понимаю о чем ты, но я рад, что все наладилось. — Он сейчас в порядке — продолжает Эд. — Он на обучении в Ксине. Я провел с ним три месяца — не знал, что буду делать в то время. Я провел столько лет с одной единственной целью, что было трудно представить, как мне жить без этого. И в Ксине мне не очень понравилось. Я много где бывал, пытался узнать о стране побольше, но в конце концов мне просто стало очень скучно, потому что — мне нужна была цель, понимаешь? И вот однажды Ал, который знает меня гораздо лучше, чем я сам, маленький ублюдок, сказал мне сесть и просто его выслушать. Не могу сказать, что у меня было желание спорить: мой рот был забит едой, я даже не мог сформулировать простое предложение. Поэтому он сказал мне: «брат, ты не можешь всю жизнь думать о моем благополучии, а не о своем». Поэтому я доверил ему свою же жизнь и признался, что поехал в Ксинг из-за отсутствия каких-либо планов. — Кажется, он хороший человек. — Он самый лучший, — подтверждает Эд. — Как бы то ни было, он надрал мне задницу и отправил обратно в Аместрис, а я в конце концов решил, что делать. Пришлось расстаться и с парнем, с которым я встречался в Ксинге. — Трудно было? — О, нет. Не совсем. У наших отношений не было будущего — я все равно собирался вернуться домой. И это не было похоже на романтические комедии: он не гнался за мной по аэропорту, чтобы остановить самолет, и не решил, что я стою его времени, чтобы жить со мной вечно. Ему нравилась девушка… Ну, в любом случае, мы с ним повеселились, но ничего серьезного не было. Честно говоря, свидания — слишком сильное для этого слово. — Забавно. С таких слов начинается множество романтических комедий. — Да, но чтобы быть романтичным, нужно быть влюбленным, а все, что я испытывал к этому парню была не больше, чем дружба. — Ах, какая жалость. Ты потерял свой шанс на слащавую любовную историю. — А ты? — в голосе Эда слышится насмешка. — Газеты все время пишут, что ты тот ещё бабник. Что ты на это скажешь? — Что ты не должен верить всему, что они пишут. — Конечно, нет, придурок, я не наивный, поэтому и спрашиваю тебя, — смеется он. — Значит, никакой леди? — Боюсь, ничего серьезного, — Рой пытается не думать, вообще ничего за последние несколько лет, если быть честным. — И никакого парня тоже? — Нет… — Ты можешь… рассказать, если ты… Ну, знаешь. К примеру, гей. Рой не отвечает. — Ну то есть, помнишь, я же говорил тебе, что встречался с парнем. И был не единственный случай, потому что мне нравятся парни, и все такое. Так что не мне тебя судить. Рой не может найти слов, чтобы ответить. — И я никому не скажу, если ты так боишься. Я не собираюсь… продавать эту информацию прессе. Даже если бы я захотел, никто мне все равно не поверит. Или, лучше пошли меня нахер. Я снова лезу не в свои дела, прости. — Да, — выговаривает Рой через некоторое время. — Я просто… никогда никому не говорил. Кроме Ризы. И мужчинам, с которыми я был, и… моя тетя Крис, потому что однажды она поймала меня. Кроме них, никого. — Никто не может винить тебя за это, — говорит Эд. — Эта страна — этот мир — делает нашу жизнь сложнее. А ты вроде как знаменитость, так что. — Да. — Твоя тетя одобрила? — Удивительно, но да, — рассмеялся он. — То есть, в то время я думал, что она была самым строгим человеком на свете, и будет презирать меня за это, но теперь я понимаю, что она никогда не могла ненавидеть кого-то за что-то столь незначительное. — Она кажется классной, — улыбается Эд. — Как это произошло? — Я привел… своего парня, если его можно так назвать… домой. Чтобы сделать домашнее задание. — Ах, эта старая отмазка с домашним заданием. — В свою защиту скажу, что мы действительно собрались его делать. И не перевозбуждайся, потому что мы только целовались. Оказывается, Крис выбрала именно этот момент, чтобы ворваться в мою комнату. Эта женщина никогда не стучится в двери. — Господи!.. — Так или иначе, Дэйв — так звали того парня, просто убежал через окно. А потом Крис сказал мне, чтобы я закончил своё чертово домашнее задание, и все. — Я обожаю твою тетю. Воцаряется молчание, и Рою требуется некоторое время, чтобы выдавить из себя: — Спасибо. — За что? — Эд, кажется, удивлен. — Наверное, за разговор. С тобой… приятно пообщаться. — О, не будь со мной настолько любезен, Полковник-красавчик. Мне начинает казаться, что ты в меня влюбляешься. — Не мечтай, — но что-то в его груди неприятно сжимается, рушится. Он игнорирует это чувство. День 56. В тот день Рой добирается до края оврага и спрашивает Эда, куда ведет проволока, пересекающая пустоту. — В мой сектор, — отвечает Эд. — Я мог бы как-нибудь приехать… — Он заперт. Его можно использовать только в экстренных случаях. Лес на другой стороне слишком густой, и деревья стоят слишком близко, и концы слишком высокие, чтобы Рой смог увидеть башню Эда, но все же — это ближе, чем он когда-либо к нему был. — О, Боже, помогите! — Рой преувеличенно кричит в рацию. — Это чрезвычайная ситуация! — О, правда?! Типа, чрезвычайная ситуация, вопрос жизни и смерти? — Да! Приближается шторм, мне нужно убираться отсюда прямо сейчас, или он меня унесет! — М-м-м… Нет, думаю, тебе крышка. Прости. — Как грубо! Рой смотрит на другую сторону оврага минуту или две. Где-то в своей башне, в тишине среди деревьев, Эд наблюдает за лесом. Иногда он берет книгу и читает все сразу, иногда он берет лист бумаги и рисует то, что приходит ему на ум. И Рой не может это увидеть. Оборачивается и снова уходит в лес. День 63 Наступает очередная ночь, на этот раз, в черном небе висит ярко-оранжевое пятно сопровождаемое едким запахом дыма. Рой не знает, красиво это или ужасно. Вид огня сложно вынести, когда знаешь, сколько разрушения оно приносит, особенно когда оно от ваших рук. И Рой взялся за эту работу, зная о возможности огня — это была своего рода сделка. Он проходил через это не раз, пробирался сквозь пламя и выходил без ожогов на коже. Это не было проблемой. Проблема в том, что он был в этом одинок. К счастью для него, в этих лесах нет ни души. — Ты сейчас смотришь на самый большой пожар этого года. — Ага, — соглашается Рой. — Так как же мы его назовем? — спрашивает Эд с излишним энтузиазмом. — У него еще нет названия. Почему бы тебе не оказать мне эту честь? — «Эдвард», — говорит он, после небольшого молчания. — Что? — Нет, ты не понял. Я думаю, его стоит назвать «Эдвард». — Идиот. — Я думал, что это будет точно, так как ты уже разжег огонь в моем сердце, — говорит Рой самым дрянным тоном, на который только способен. — Я тебя увольняю, — говорит Эд. Затем останавливается. — Не смей так шутить. Не смей. — Хорошо, хорошо. — Серьезно, мы не можем назвать это пожаром Эдварда. Найди что-нибудь другое. — Хорошо, — и делает паузу. — Пожар «Альфонса»? Он практически слышит улыбку Эда — он бы многое отдал, чтобы увидеть его выражение лица. — Ну вот мы и договорились. Я скажу ему в следующий раз, когда он позвонит. Он будет очень смущен. Рой не знает, сколько времени он улыбается как чертов идиот. — Ты сейчас смотришь на огонь? — Да. И никакой ужасный опыт не может изменить его мнение — блики огня расцветают, окрашивая небо. — Я рад, что ты здесь, — говорит Эд, понизив голос до более мягкого тона. — Неужели? — Еще бы! Здесь чертовски скучно; я бы сошел с ума, если бы не мог ни с кем поговорить. — Рой может в это поверить. — К тому же ты не самый плохой собеседник. Ты мне даже нравишься. Рой смотрит на огонь. — Ты мне тоже нравишься. В ту ночь, он чувствует, как его сердце снова загорается жизнью. День 76 Солнце стоит высоко в небе, и несмотря на то, что выходить наружу — довольно плохая идея, Рою нужен свежий воздух — обжигающий, тяжелый, летний. Рой потягивается, жалуясь в рацию: — Все еще не могу поверить, что ты доставляешь свои припасы вручную, а мне нужно идти пешком… Эд смеется, потому что он маленький говнюк. Рой уже к этому привык. — Приходи следующим летом, и они будут к тебе более снисходительны. Думаю, что они жалеют меня — двадцатилетнего подростка, тратящего лето в глухом лесу, вместо того, чтобы пойти выпить с друзьями. Это печально. — У тебя что, есть друзья? — О, заткнись. Ты не лучше меня. — Я этого и не говорил. В воздухе висит дым. Рой недалеко от источника. — Они все еще не потушили пожар Альфонса? Сколько времени это займет? — Не знаю. Они просто сказали мне, что проследят, чтобы все прошло хорошо, но больше я ничего не знаю. — Как-то неопределенно. Сразу после того, как он забирает припасы, Рой замечает камень с радио и планшетом на нем. Подбирая его с земли, его глаза расширяются. — Твою мать. — Странно ты ругаешься. И довольно горячо, надо сказать. — Я нашел кое-что по-настоящему странное, — его голос, должно быть, звучит так, будто он увидел чертово привидение, потому что Эд сразу перестает шутить. — Что случилось? — Я нашел блокнот, — говорит Рой, — со всем, что мы говорили друг другу всё это время. — О чём ты? — «Здесь чертовски скучно», — читает Рой. — «Я бы сошел с ума, если бы не мог ни с кем поговорить, к тому же ты не самый плохой собеседник, и ты мне нравишься.» — Рой продолжает читать про себя. Под этой строкой есть его собственный «Ты мне тоже нравишься» с подписью «Р». На папке также написано «Лаборатория 5». — Черт возьми, — говорит Эд. — Ты ведь не ел никаких грибов, а? Потому что если ты начинаешь видеть глюки, возвращайся обратно в башню, и если ты просто смеешься надо мной, клянусь, я спущусь и убью тебя. — Это не глюки! И я не шучу — это совсем не смеш… Он не успевает закончить предложение, потому что получает удар по голове.

***

— Рой? — голос звучит расплывчато, будто бы издалека. — Рой? Ты здесь? Что там у тебя, черт возьми, произошло? Он чувствует себя так, будто его сбил грузовик. Господи, у него болит голова. — Рой! Он встает и смотрит вниз. Рация лежит у его ног. — Я просто… кто-то ударил меня по голове. Камнем, вроде бы? Я не знаю, я не видел… — Серьезно? Что, блять, происходит? Рой осторожно кладет руку на затылок. — Не знаю, — он медленно проводит ею по волосам и смотрит на ладонь — ни следа крови. — Ладно, давай подытожим, — говорит Эд, приходя в себя. — Ты нашел блокнот с записями наших разговоров. Есть ли в нем что-нибудь еще? Рой оглядывается. Рация исчезла, и сами записи. — Нет, его больше нет. Должно быть, этот человек убежал. — он делает паузу. — Что такое Лаборатория 5?

***

Рой добирается до Лаборатории 5 быстрее, чем ожидал. Он идет вдоль проволочной решетки, пока не добирается до входа — на нем висит несколько знаков «посторонним вход воспрещен», в том числе один на воротах. — Я на месте, — говорит он Эду. — Похоже на чертову крепость. — По-видимому, они обвели всю секретную лабораторию, — Эд появляется на связи. — Черт знает, что они там делали раньше. На воротах, конечно, есть замок. — Она заперта. — Черт, — ругается Эд. — Конечно же. — Так что мне делать? — Подожди. Он молчит несколько секунд, может, минуту. Рой ждет. — Есть ли кто-нибудь поблизости? — возвращается Эд, — Ты кого-нибудь видишь? Рой оглядывается. — Я один. — Хорошо. Взгляни-ка на это. Раздается жужжащий звук, а затем чей-то кашель. Рой замирает. — Ты только что кашлянул? — Эд понижает голос. — Нет, — говорит он громко, но предпочел бы шептать, если бы не радио и Эд, который должен был его четко слышать. — А ты? — Нет… Блять. Сердце Роя забилось сильнее. — Нас подслушивают? — Только если кто-то поставил здесь прослушку. Снова воцаряется молчание. — Возвращайся в свою башню, — говорит Эд. — Не звони мне, подожди, пока это сделаю я. Свяжемся завтра. Не используй радио. Ты меня понял? — Понял. — Хорошо. А теперь иди. Рой повинуется. День 77 Около шести вечера, Эд, наконец, звонит и наводит его к ручью, возле озера. Когда Рой открывает ящик с припасами, он находит другое радио — чуть побольше и другого цвета, военного зеленого цвета. — Она у меня, рация. — Наконец-то, — выдыхает Эд. — Я потратил весь день, чтобы достать тебе эту штуку. Рой представляет, что они могли бы встретиться, но прогоняет мысль, ведь сейчас не время. — Я солгал трем рейнджерам, — говорит Эд. — Прямо им в лицо. Но теперь у тебя есть рация, которая не прослушивается. — Да. Спасибо. — Черт возьми, Рой, — теперь, когда его больше никто не слушает, он вернулся к своему обычному шумному тону — он был странно спокоен и рассеян с тех пор, как позвонил Рою. — Ты должен вломиться на эту чертову станцию. — В Пятой Лаборатории? — Да. Иди туда и узнай, что происходит. У тебя есть что-то, чтобы перерезать замок? — Боюсь, что в этой башне нет ни одного предмета, который мог бы выполнить эту работу. Все в порядке, я перелезу через забор. — Хороший план. Они не разговаривают, и Рой делает то, что он всегда делал, когда случалась непредвиденная ситуация — сохраняет спокойствие. По крайней мере, так выглядело со стороны. Он намеренно замедляет дыхание, говорит собранным тоном, когда это необходимо, и делает то, что должно быть сделано. Когда все это закончится, он упадет в обморок там, где его никто не увидит. Если немного повезет, все это просто большая, глупая шутка, и они будут смеяться над этим завтра утром. — Я на месте, — говорит Рой Эду, когда тот снова подходит к забору — Я поднимаюсь, хорошо? Я скажу тебе, когда буду на той стороне. — Хорошо. Не ломай себе ноги. Рой бы пошутил, он бы сказал что-то вроде «не стоит недооценивать мастерство полковника красавчика», но Эд не стал бы смеяться, да и он тоже. Он прикрепляет рацию к поясу, затягивает рюкзак на плечах и принимается за работу. Он делал это в военной школе, и с тех пор прошло много времени, но это все еще получается. Было бы еще проще, если бы у него было что-то, чем можно было перерезать провод, сделать дырку в заборе — его сумка кажется тяжелой, полной банок и коробок, и он даже не может бросить ее на другую сторону, потому что бутылки могут разбиться. — Я подумал о Такерах, — Эд звучит задумчивым. Рой уже на конце забора, рация все висит на поясе. — Я думаю — может быть, что-то дерьмовое случилось с ними прошлым летом, может быть, эти люди уже были там — они просто исчезли, и … Рой спускается. Когда он наконец оказывается на земле, его пальцы горят; на них остаются отпечатки линий. — Думаю, с ними все в порядке, — говорит Рой, когда берет рацию обратно в руку. — Я же говорил тебе — Такеру было не очень хорошо, поэтому он, вероятно, просто сбежал с дочерью, записал ее в новую школу и нашел новую работу. Нина должно быть веселится на летних каникулах. — Да, ты прав. Ты уже там? — Ага. — Хорошо. Что ты видишь? Станция огромна, и нужно пройти несколько метров, чтобы увидеть что-либо, и упирается в большую наблюдательную башню. — Какие-то серьезные коммуникационного оборудования. Беспроводные. — он оглядывается по сторонам, — Вокруг никого нет. — Радиосвязь? Или что ты имеешь в виду? — Огромная передающая башня. Эти люди, вероятно, могут слушать все, что хотят, и оттуда их никто не видит — ни я, ни ты. Никто. — Черт. Вот дерьмо, Рой. Рой проходит дальше. — На полу провода, — говорит он. — И мониторы — тоже средства наблюдения. Такое оборудование не продается в обычном хозяйственном магазине. — Рой смотрит чуть вдаль. — А там… палатка. Эд не тратит ни секунды на ответ. — На что это похоже? — Свет включен. Все их оборудование здесь, несмотря на то, что там никого нет. На столе беспорядок, и некоторые вещи упали на пол — как будто кто-то ушел в спешке. Там также есть волновой приемник — который я собираюсь взять, на всякий случай. — Он смотрит вверх. — А еще есть карта с линиями маршрута, похожие на те, по которым я шел. — Черт, ты уверен? — Думаю, да. — Они за тобой охотятся? — Не знаю, Эд. Рой снова смотрит вниз. На столе только пустые страницы, так что, возможно, они были положены туда с целью что-то скрыть. Рой убирает в сторону, и понимает, что прав; он встречается взглядом с папкой с его именем, и именем Эда. Сперва он натыкается на бумагу с информацией. ОБРАЗЕЦ: ЭДВАРД ЭЛРИК ВОЗРАСТ: 24 ГОДА ОБЗОР ПРОГРАММЫ: 10 НЕДЕЛЬ ЧЕРТЫ: НАХАЛЬНЫЙ ХАРИЗМАТИЧЕСКИЙ УМНЫЙ ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ ИМПУЛЬСИВНЫЙ СООТВЕТСТВУЮЩИЕ НАБЛЮДАЕМЫЕ ФАКТЫ: АЛХИМИК ИМЕЕТ МЛАДШЕГО БРАТА ПРОВОДИЛ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ТРАНСМУТАЦИЮ ГОМОСЕКСУАЛ КОШМАРЫ ВОСПРИИМЧИВОСТЬ К МАНИПУЛЯЦИЯМ: 3 Взгляд Роя перемещается на левую страницу-его собственное досье. — Черт возьми, — говорит он. — Что? — Эд спешит ответить. — В чем дело? — Тебе это не понравится. — Тогда, блядь, не говори мне сохранять спокойствие, — выплевывает Эд. Рой отрывает бумаги от папки. — Здесь файлы о нас. Имя, возраст и наблюдения, которые они сделали. Есть некоторые вещи, которые я тебе тоже не сказал, срань господня… — Надо просто сжечь это чертово место, — говорит Эд. И Рой не знает, говорит ли он это, потому что знает кто он, но Рой — может. Просто вынуть перчатки из правого кармана, наденьте их и щелкните пальцами, и все исчезнет. Все, включая весь лес, потому что концепция леса заключается в том, что огонь распространяется, и именно поэтому они здесь в первую очередь. — Возможно, это не самая лучшая идея, — говорит Рой. — У нас могут быть проблемы. Трава совершенно сухая, она сгорит за секунду. — Ты, наверное, прав, — говорит Эд. — И я ненавижу это, потому что я так чертовски устал» — Слушай, я собираюсь спуститься с башни. У меня есть приемник волн. Мы придумаем, что делать. Хорошо? На этот раз Эду требуется время, чтобы ответить. — Хорошо. И Рой возвращается в поход. Трудно дышать, трудно не бежать, но он должен справиться — таким образом он выжил, прошел через собственный огонь, убивая людей, и сумел не умереть; может это и к худшему. И дело даже не в том, что люди знают правду о том, что ему не нравятся женщины. Если есть вероятность, что он потеряет из-за этого работу, ничего страшного — он найдет что-нибудь, что не связано с убийством и посттравматическими кошмарами. Несмотря на то, что он слишком популярный военный, чтобы его так просто отпустили — они, вероятно, просто похоронят информацию и сделают ее поддельной. В любом случае, это не проблема. Дело в том, что за ним подслушивают, следят, не имея личного пространства. Все разговоры, которые он вел с Эдвардом, все секреты, все секунды, которые он пытался сохранить в памяти, чтобы потом вспоминать с тоской — не его вовсе. — Хм, Рой? — появляется Эд. Рой хватает рацию. — Что? — Что, черт возьми, случилось с не самой лучшей идеей? — Что? — Подними блять глаза! За озером идет дым — как раз там, где он только что был, где находится Лаборатория номер пять. — Это не я. — Черт, — шипит Эд. — Что же нам делать? — Просто сообщи об этом, как о любом другом пожаре, — говорит Рой. — Не знаю, что еще можно сделать. — Убраться оттуда! — Да. Именно. Рой продолжает свой путь к башне, когда внезапно что-то начинает пищать в его рюкзаке — это приемник волн. Он берет его в руки, пробует несколько направлений и идет по тропинке из кустов, когда аппарат начинает пищать быстрее. В конце концов, звуковой сигнал становится почти непрерывным, и Рой его выключает. К дереву привязан рюкзак — желтый, большой, такой же был у Нины Такер. Снимая его с сука, слышится гораздо более сильный и громкий звуковой сигнал, и Рою требуется время, чтобы понять, что это сигнал тревоги — к счастью, он отключается при первом же по нему ударе. В сумке только самое необходимое — в основном одежда и походное снаряжение, пачка десен. Но тут Рой замечает висящее сбоку кольцо для ключей с прикрепленной к нему маленькой металлической пластинкой. — Ты когда-нибудь доберешься до дома? — спрашивает Эд. — Почти добрался, но волновой приемник начал сходить с ума, и я нашел рюкзак, а главное — несколько ключей. На них написано «пещера 452». Есть идеи, где она находится? — Это… подожди. В каньоне рядом с твоей башней. Но я не знаю её внутри. — Ты думаешь, мне стоит сходить? — Вижу ты вернулся в свою каморку — может быть, просто отдохнешь? Отдышись. Мы разберемся позже, хорошо? Рой останавливается, словно вкопанный. — Я не дома… — Я вижу человека в твоей башне, и это не ты? — Нет. — Черт, — его дыхание прерывистое, голос нервный. — Быстрее беги туда.

***

Хорошо, что Рой всего в нескольких метрах от башни — это значит, что ублюдок не может убежать, и это значит, что он его поймает. Он достает перчатки из карманов и надевает когда поднимается по лестнице. Просто предосторожность — не то, чтобы он действительно намеревался сжечь человека, но никогда не знаешь; тот, кто подслушивает ваши разговоры может оказаться врагом. Возможно. Но когда он забирается на вершину, уже никого нет; ни снаружи, ни внутри. — Здесь никого. — Но он же был там! — восклицает Эд дрожащим голосом. — Клянусь, он был там всего минуту назад. — Я тебе верю, — у него нет выбора, так как незнакомец оставил подарок, — Мистер Сталкер оставил кассетный плеер, приклеенный к моей двери. — Ну так послушай. Рой надевает наушники и нажимает кнопку. Он слышит расплывчатую версию голоса Эда, говорящего, что «мы должны просто сжечь это чертово место». Следующим идут его собственные слова. «Трава совершенно сухая, она сгорит за секунду.» — Это запись нашего разговора на станции. И они отрезали несколько частей, чтобы все выглядело так, будто мы его подожгли. — Ты что, блядь, издеваешься? — Хотелось бы — Нам пиздец. — Рой практически чувствует тяжелое дыхание Эда. Или, может быть, это просто его собственное. — Не волнуйся. Мы с этим разберемся. — Нам пиздец, Рой! Что за херня здесь вообще происходит? Рой хотел бы ответить на этот вопрос, но не может. День 78 В полдень позвонил Эдвард. — Просто заебись! Кое-кто, назвавший себя Роем Мустангом, сегодня утром вызвал смотрителя из другого сектора и сообщил ему, что я устроил пожар в Пятой Лаборатории. Офигенно, правда? — Господи… — вздыхает Рой. — Этому конца и края нет? Главное, чтобы не стало хуже. — Короче, смотритель вызвал меня и спросил, знаю ли я о пожаре. Кажется, они думают, что это я всё устроил, и просто ебучая сволочь. Как бы то ни было, мы с тобой оба в полной, полной жопе… Кажется, я сейчас блевану. А, да… У этого мудака может быть запись наших разговоров в качестве доказательства нашей вины. Копию он оставил мне. И если… — Эд переводит дух. Рой должен оставаться спокойным, и дышать ровно. — Если это он — а в этом я уверен, — то и рюкзак, найденный нами вчера, оставил тоже он. Мы должны узнать, что он прячет в той пещере. Потому что, если это он — он сделает всё, чтобы помешать нам узнать правду. — Ты ведь понимаешь, что он прослушивает нас прямо сейчас, да? — Да мне поебать. Тебе нужно туда спуститься, Рой. — Хорошо. Я иду туда прямо сейчас. Когда Рой покидает башню, дым расползается повсюду. Пожар Альфонса сжирает Пятую Лабораторию, и в лесу становится нечем дышать. Рой старается добраться до пещеры так быстро, как только возможно. По словам Эда, она внизу, в каньоне, где он когда-то встретил таинственного незнакомца, наблюдавшего из тени. Если подумать… с него всё и началось, верно? — Ты точно никому не звонил утром? — спрашивает Эд. — Я просто… до сих пор спрашиваю себя, что, если ты просто… солгал. Я не знаю… — Конечно нет! Зачем мне это делать? — А я почём знаю. Может, ты хотел убедиться, что останешься чистеньким, ведь обвинять Огненного Алхимика в том, что он спалил лес, чертовски резонно… Да и на записи всё звучало так, будто это была моя идея. Для тебя это было бы проще простого… — Я никому не звонил, ясно? — Рой молчит секунду-другую. — Эдвард, пожалуйста, поверь мне. Я никогда бы этого не сделал. Эти сволочи просто пытаются натравить нас друг на друга. После долгой паузы Эд наконец отвечает: — Да… Да, ты прав. Прости. — У них ничего не выйдет, Эд. Мы будем вместе, что бы ни случилось. — Да… Спасибо, Рой. Рой проникает внутрь пещеры. Сперва она выглядит небольшой, но за вратами открывается просторный зал, уходящий далеко вглубь на несколько миль. В этот момент слышится грохот — и двери за спиной захлопываются. Рой пытается открыть их ключом, но дверь не поддаётся. Замок есть только с другой стороны, а с этой ключ бесполезен. — Класс, — говорит Рой в рацию. — Кто-то только что меня запер в пещере. — Кто? — Не имею ни малейшего понятия. Просто хлопнули дверью и сбежали. — Ты охуенно спокоен для человека, застрявшего в какой-то жопе. — Я как-нибудь выберусь. А может, и сдохну тут. Но до этого… — Рой смотрит в темноту. — Здесь есть, куда спуститься. Пещера выглядит глубокой, но в рюкзаке есть кое-какое альпинистское снаряжение. Так что… Я пойду туда. — Ты уверен, что это безопасно? — Ну вот и проверим. — Не говори так, блять. Рой начинает свой спуск.

***

Пещера и правда плавно уходит на несколько миль в глубину, если не больше. Но Рой продолжает спускаться вниз пешком, даже не пользуясь альпинистскими тросами. Как жарко было на поверхности — и как пробирает холод здесь. Наверное, можно даже счесть эту пещеру освежающей, если бы Роя так не гложили страх и беспокойство. Внизу может быть всё что угодно, и, даже если он доберётся прямиком в ад — не факт, что он оттуда выберется обратно. Свет сюда, конечно, проникает, но дыры в стенах недостаточно велики, чтобы в них пробраться. Надежда снова возвращается к нему, когда далеко впереди загорается неизвестный источник света. Это выход, точно, сейчас он должен… Рой смотрит себе под ноги и зажимает рот рукой. На земле лежит мёртвое животное… или то, что от него осталось. Оно напоминает собаку со светлым мехом и густой бурой гривой от затылка до хвоста. Рядом с останками валяется ошейник с биркой, на которой написано «Александер». Одному богу известно, сколько времени это здесь пролежало — от трупа остались лишь кости. Рой берёт рацию, чтобы рассказать обо всём Эду, но сигнала нет. Он поднимает голову и начинает подготавливаться к тому, чтобы выбраться. Много камней удобно выступают из стены, и, хоть верёвку привязать негде, Рой знает, как не упасть (и как падать — он тоже знает), и как правильно сгруппироваться, чтобы ничего не сломать. Он сможет это сделать. Шаг за шагом он взбирается вверх по стене, преодолевая уступ за уступом. Наконец, добирается до щели, обратно в мешанину голубого неба и серого дыма. Сигнал наконец появляется. — Эд, приём. — Наконец-то. Я о тебе беспокоился. — Я в норме. И нашёл… кое-что. — Что? — Кажется… мёртвое животное, — Рой вдыхает тяжёлый воздух. — Разлагающееся, так что трудно сказать, кем оно было при жизни. Я думаю, это была химера. Похожа на собаку, но не совсем, как будто с какой-то примесью. Грива, большие лапы… — Думаешь, Шу Такер мог её создать? — Если это и правда она, то… Да, я определённо так думаю. В мозгу Роя начинает формироваться по-настоящему ужасная идея. И с того момента, как он нашёл бедное мёртвое создание в пещере, эта идея не желает утихать. — Он должен был… пройти ту проверку, помнишь? Такер хотел создать живую говорящую химеру, чтобы ему продлили лицензию Государственного Алхимика. — Думаешь, он создал эту тварь и убил её? — Не совсем. Я думаю, она сбежала и хотела выбраться, но упала с высоты и разбилась. Может, увидела свет из отверстия в пещере, но не смогла забраться. — Блять. Бедное создание. Шокирующая догадка не выходит у Роя из головы — и он надеется, что ошибается. Боже, он надеется, что ошибается. — Эд. Такер… никогда не рассказывал, как именно ему удалось заставить химеру разговаривать. Ему позволили оставить это втайне. Все думали, это какое-то чудо, но ответ был на поверхности. И теперь, когда я думаю об этом, я не понимаю, как это раньше не приходило мне в голову… — Рой, ты о чём… — О том, что, чтобы создать химеру с определёнными свойствами, нужно трансмутировать существа, которые этими свойствами обладают. Никто не пытался узнать секретов Такера, всем достаточно было мысли, что он просто гений… Но всё действительно очень просто. Чтобы создать химеру, способную говорить, тебе нужно лишь трансмутировать существо, способное говорить. Эдвард молчал. — Эд, — тихо произнёс Рой. — Как выглядела собака Нины? — Нет. Нет, блять, нет, этого не может… — Там лежал ошейник. Химеру звали «Александер». — Блять, — у Эдварда дрожит голос. Кажется, он вот-вот заплачет. — Ты… Ты говорил, там были волосы, типа, как грива, да? Какого она была цвета? Рой издаёт тяжёлый вздох. — Каштанового. Может, это просто совпадение, но… — Блять… — раздаётся из рации. — Блять, блять… Это, блять, всё я… Это моя вина… Если бы я кому-нибудь рассказал, она бы не… — Ты не мог ничего сделать, Эд. Ты не мог знать, что всё… так закончится. — Я просто хотел, чтобы она была счастлива! — голос Эда срывается на крик. — Я просто хотел, чтобы она… Она ведь вечно говорила, что её папаша постоянно работает, что ей скучно, потому что её мама умерла, и ей не с кем играть, кроме Александра… Но я ничего ей не сказал. Я позволил ей остаться здесь, потому что она… блять, она была так счастлива быть где-то кроме её старого дома… — Это не твоя вина, Эд, — продолжает повторять Рой. — Ты не мог этого предвидеть. Это не твоя вина… День 79. Из-за густого дыма с башни ничего не разглядеть: верхушки деревьев залиты бледно-жёлтым светом, и возможно это было бы даже красиво, если бы не дым. Точно, как в первый рабочий день Роя, когда тот проснулся в семь вечера, сейчас свет проникал сквозь окна его домика. Тогда на столе не было ни одной фотографии; сейчас их множество. Две фотографии Рой берёт с собой, стараясь не помять. — Ладно, — вздыхает по рации Эдвард. — Пожар «Альфонс» и Пятая Лаборатория теперь объединились в одну ёбаную катастрофу. Сообщают, что два процента удалось спасти. Рой берёт рацию в руки. — Значит, весь лес сгорит? — Очень похоже на то. Кажется, сегодня Эдвард вообще не спал. Как и Рой. Несмотря на это, никто из них не пытался связываться по рации. — Хочешь поговорить? — заботливо спрашивает Рой. Слышится вздох. Не раздражённый, но очень усталый. — Не о чем разговаривать. Хренов ублюдок превратил свою дочь и собаку в чудовище, чтобы спастись от безработицы. Не о чем говорить. Эд делает паузу. — Мы ведь до сих пор… Не знаем, где этот говнюк. Если это и был Такер — ему не составило труда ускользнуть, а парень в лесу может быть кем угодно. — Но кто-то же запер меня в пещере. Значит, этот кто-то очень не хотел, чтобы я выбрался оттуда живым и рассказал, что нашёл. Если не Такер — то кто ещё хотел бы утаить мёртвую химеру? — Да, ты прав… Скорее всего, это был он. Но наших проблем это не решает. Когда я выберусь отсюда, меня отвезут в комнату для допросов и начнут выпытывать о пожаре. И поймут, что то, что я говорю, как-то не стыкуется с записью, на которой я — причина всему. И меня посадят. В этот момент приёмник в рюкзаке начинает подавать слабый сигнал. Звук слабо слышен из сумки, так как Рой оставил прибор под всей одеждой и оборудованием. Спустя время его наконец удаётся извлечь. Сделав это, Рой нажимает на кнопку. — Эд, ты слышал? — Ага. Это… — Да. Я иду вниз. — Возьми всё, что тебе нужно, потому что, если нас вызовут, вернуться ты не сможешь. И береги себя, хорошо? Я не знаю, что может случиться. — Да. Я тоже не знаю. Вокруг не просто дым. Эта дрянь поднимает грязь с земли, так что увидеть дорогу почти невозможно. Деревья скрипят так, что почти заглушают сигнал приёмника. Путь не становится легче, когда Рой выходит на тропу к озеру, но он хочет зайти как можно дальше, и найти какие-нибудь улики. Если повезёт — это будет что-то, что послужит доказательством их невиновности. Доказательство, что это всё время был чёртов Такер… или что это был не он, и они ошибались с самого начала. Истина наконец будет открыта. Приёмник начинает подавать сигнал чуть быстрее, когда Рой оказывается на склоне, на котором в свой первый день чуть не повредил спину. — Рой, они позвонили. Они идут за мной. Тебе придётся пересечь овраг. — Понял. Я приближаюсь к источнику сигнала. — Поспеши, пожалуйста. Рой спускается по склону. Каждый раз, когда он берёт в руки верёвку, ему видится, что она вот-вот разорвётся и он полетит вниз. Сигнал здесь такой же частый, как там, на озере. Когда сигнал стихает, Рой разворачивается и идёт в другую сторону, прежде чем пиликанье наконец не ускоряется. У подножия скалы сигнал превращается в ровный постоянный гул. Рой поднимает взгляд и видит собственное имя, вычерченное мелом на скале. Рядом с именем — стрелка, указывающая вверх. А также верёвка, чтобы подняться наверх, отслеживающий ошейник с датчиком и кассета без подписи. — На скале написано моё имя, — сообщает он Эду. — Кто-то хочет, чтобы я поднялся наверх и лично послушал запись. — Блять, Рой… Он берёт кассету, достаёт плеер из сумки и немного возится с наушниками. Нажимает на кнопку «PLAY». — Приветствую, полковник Мустанг! — раздаётся усталый мужской голос. — Вы должны найти эту запись, прежде чем лес сгорит дотла. Я знаю, что доставил много головной боли… Но не вините меня в том, что я просто за вами присматривал. Потому что вы ходили кругами вокруг той пещеры. Рой чувствует пламя и поднимает взгляд. Вероятно, он должен залезть наверх. — Мне нужно искать новое место, потому что это ты вот-вот отыщешь… — Такер запинается. — Я просидел там целый год. Было так скучно. Но хотя бы Эдвард меня повеселил. Я понимаю, почему он так понравился Нине… Я хочу сказать, полковник: я не убивал свою дочь. Поверьте мне. Вы не знаете какого это: быть на грани провала, смотреть, как на твоих глазах рушится вся твоя жизнь. Вы всегда были на вершине, полковник, вам всегда все поклонялись. Я просто хотел хорошей жизни… Для нас с Ниной. Я сделал её такой, потому что это был единственный выход. Горло Роя сжимается. Ублюдок был просто болен. — Она не должна была умереть. Я хотел, чтобы мы вернулись в Централ, я бы прошёл бы тест и… Я обещал ей хорошую жизнь. А она просто попыталась сбежать и разбилась о скалы. Я ничего не смог сделать. Рой стоит на обрыве и смотрит вниз. Ничего не видно, кроме пыли и дыма. — Я не мог никому сказать, что я… трансмутировал свою дочь. Меня бы арестовали. Я собираюсь вернуться в Централ, объяснить, что на неё напал медведь. Так я выиграю какое-то время, немного подожду, а затем… попробую снова сдать чёртов экзамен. Страшно слышать, что мужчина пытается оправдать себя, играясь с жизнью маленькой девочки… и притворяется, что делает её счастливой. Вы не найдёте меня. Я оставляю вас здесь… Знайте, что я никогда не желал зла вам или Эдварду… Удачи, — произносит Такер, и на этом запись заканчивается. Рой оглядывается по сторонам; он не ступил ни шагу с тех пор как достиг вершины утеса. Вокруг не было ничего о чем говорил Такер — ни секретного лагеря, ни тайника, ни остатков еды, ни одежды, ничего, кроме деревянной доски на полу — Рой поднимает ее, и оказывается, что это люк в туннель, конца которого он не видит. Внезапно он вспоминает о своей рации на поясе. Стоит рассказать об этом Эдварду. — Так, — говорит он, — Это был Такер. С самого начала. Он наблюдал за нами, потому что я подошел слишком близко к пещере, в которой была Нина, и он боялся, что я узнаю. — Да, потому что он блять убил свою дочь, — рычит Эдвард. — Он сказал, что она умерла упав со скалы. Но это не меняет того, что он с ней сделал. Он сказал, что он лишь заботился о ее безопасности. — Ублюдок, — в голосе Эда столько ненависти, словно он вот-вот готов убить Такера. Такер создал себе уютное место: принес несколько досок, чтобы сделать два рабочих стола — на одном стоит кружка с кофе, походная плита, и даже пластиковая тарелка с остатками панировочных сухарей. Другой стол завален бумагами, похожими на те, что он нашел в лаборатории номер пять. — Я только что нашел отчет, — говорит Рой. — О тебе. Копия того, что я нашел на станции. — Значит это он был в лаборатории пять. Как это вообще возможно? Рой поднимает еще несколько листов. — Он туда пробрался, — его голос задумчивый, — Судя по всему, персонал ушел до середины августа. Поэтому он ворвался и устроил все так, словно они вели за нами наблюдение. Он перепугался. Он складывает бумажные листы и кладет их в карман, на всякий случай, если они могут пригодиться, когда начнется допрос о то, что случилось со станцией. Пещера ведет к отверстию в скале — Такер установил там походный стул и… — У него есть базовая радиостанция, — Рой осматривает оборудование, — Вот как он нас подслушивал. — Это просто… жесть, — стонет Эд. — Это, блять, безумие. Рой возвращается в пещеру. Над импровизированной кроватью висит фотография Нины Такер из газеты. Написанное под ней было оторвано, но было видно половину двух первых букв слова «ПРОПАВШИЕ». На том же месте висит фотография Такера с его женой, — без униформы, мужчина выглядит худее и сильно усталым; Рою он всегда казался неопрятным, даже в военном обличии. Справа висят рисунки с изображенной семьей, в том числе мама и Александер и снимок с башни. Она была хорошим ребенком. — Такер сохранил несколько рисунков, которые сделала Нина, — говорит Рой. — Там даже есть твое изображение. — О, — говорит Эд. — Она… да, она попросила описать себя, чтобы нарисовать. На рисунке у мальчика желтые глаза и волосы, и улыбка, полная зубов. Написано «мой старший братец Эд». — Я могу… взять его, если хочешь, — говорит Рой. — Или нет. Если это слишком больно. — Нет, возьми, — голос Эда еле слышен. — Иначе он сгорит, исчезнет — я не хочу, чтобы она исчезла. — Хорошо, — Рой аккуратно складывает рисунок и тоже кладет его в карман. — А теперь поторопись. Огонь распространяется. Ты сгоришь, если ты не доберешься до дома в ближайшее время. — Хорошо, — повторяет Рой, бросает последний взгляд на пещеру и выходит.

***

— Я все думаю, — появляется Эд, его голос отдается тихим треском, — что если бы я сказал правду, что она здесь, она бы не умерла. Рой спускается вниз по каньону. Ему приходится щуриться, чтобы грязь не попадала в глаза, или чтобы видеть что-либо вообще. — Это не твоя вина, — успокаивает он Эда. Он хочет сказать что-то еще, что-то, что действительно может помочь — но никакие слова не могут исправить смерть маленькой девочки. — Я знаю, — его голос сквозит грустью и тоской. — Подожди-ка. Они прилетели, — он делает паузу. — Только что, на вертолете. Они сейчас уедут, но вернутся после обхода, — и снова выдерживает паузу, — Думаю, мне пора идти. Они за тобой вернутся, хорошо? Я сказал им, что ты все еще здесь. Рой хочет попросить его остаться. — Хорошо. Позвони мне, когда будешь в безопасности? — Да, так и сделаю. Удачи тебе, Рой.

***

Несмотря на дым, вдалеке виднеется башня Эда. Рой наблюдает за ним, когда заходит в маленькую кабину со своей стороны провода, ведущую в другой сектор. Теперь башня пуста, — Эд ушел. Они его забрали, и когда Рой будет на месте, они вернутся. А если они не вернутся, может это и к лучшему. Может, ему суждено быть съеденным пламенем, окруженный хаотичным спокойствием — будет иронично, будет праведно. Шанс красиво уйти.

***

Когда Рой добирается до башни, вертолет еще не вернулся. Перед ним башня Эда — высокая и пустая. Рой оглядывается и обдумывает принять подвернувшийся шанс остаться. Может, он сможет войти внутрь. Не то чтобы он надеялся кого-то застать, но… может, он сможет посмотреть на то, как Эд раньше здесь жил. Рой не может поверить в своё отчаяние. С виду башня не такая уж большая, по сравнению с его пятнадцатью метрами, домик Эдварда похож на хижину, которая находится на большом холме. Чтобы попасть туда, нужно карабкаться по скалам, и только в конце этого пути стоит деревянная лестница, такая же, как и у его башни, но намного короче. Вид, должен быть потрясающим, — Рой помнит, как, в один из первых дней Эд предложил ему прийти и посмотреть. Сейчас не видно ничего кроме дыма, и чуть вдали, огонь, поглощающий все живое и мертвое в этих лесах. У Роя что-то сжимается в горле; его гложет мысль о том, что лес внезапно напоминает ему дом. Он оборачивается и направляется к двери, распахивая ее настежь, и глаза его расширяются от удивления. На кровати сидит молодой человек. У него длинные светлые волосы, собранные в конский хвост, металлическая рука и глаза, полные печали. Локти уперты в колени, лицо прикрыто длинной челкой, скрывая слезы, падающие на одежду. Эд — во плоти, и реальный, такой безнадежно живой — встает, когда полностью осознает чужое присутствие. Он вытирает слезу с лица рукой из плоти и резко делает вдох; шумно, и со свистом. — Ты… ты остался, — говорит Рой, и он не в силах отойти от входа. — Да, — Эд издает смешок, который больше похож на хныканье, — Глупо с моей стороны, да? Его голос странно и предательский живой, но Рой наконец находит в себе силы, чтобы подойти чуть поближе. — Сперва я хотел… я хотел уйти как можно скорее… — он замолкает, и не смотрит Рою в глаза. — Я не мог… оставить тебя, — вырывается из него почти шепотом. Рой нерешительно проводит рукой по подбородку Эда, ожидая одобрения, на что Эд берет его руку и прижимает к своей щеке. Он закрывает глаза, нахмурив брови, издавая еще один шмыгающий звук. — Живым ты выглядишь лучше, — бормочет Эд с грустной улыбкой на губах. — Ты тоже, — говорит Рой, и Эд смеется. Но это правда. Эд сильно отличается от того, кого он себе представлял — лучше. Образ в его голове был расплывчатым, с едва различимыми чертами лица. Эд настоящий, и он прекрасен. — Иди сюда, — говорит Эд, кладя руки Рою за спину. Рой выше, и ему легко положить голову на плечо Эда — его кожа теплая и покрытая шрамами там, где автоброня прикреплена к руке, но сам металл отдается странным жаром. Рой закрывает глаза и обнимает Эда за талию. Они не двигаются. Рой пытается запомнить каждое чувство, каждое ощущение — холодное прикосновение металлических пальцев Эда к его затылку, волосы, соприкасающиеся с его кожей там, где она соприкасается с его щекой, запах дыма от рубашки. Скоро они уйдут, оставив все случившееся позади — все прожито, их мирные летние ночи подошли к концу, все горит, и Рой так сильно не хочет отпускать воспоминания. В конце концов их зовут на выход — Рой отпускает Эда, позволяет ему взять рацию и сказать им, что они спускаются. Все расплывается, когда Рой следует за Эдом — он не слышит ничего, кроме громкого звука вертолета, не видит ничего, кроме дыма. Ему кто-то помогает взобраться, и присесть на лежак. Его разум все еще в тумане, когда Эд что-то говорит. — Ты в порядке? — спрашивает он. Рой моргает, и смотрит на него невидящим взглядом. — Нет, — отвечает он. — А ты? — Нет, — Эд оборачивается на лес. — Но будем, — говорит Рой, больше для себя, чем для Эда. — Да, — Эд грустно улыбается и кладет ладонь на его руку. Когда вертолет улетает, они наблюдают за тем, как сгорает лес, и их пальцы переплетаются.