Тебе не убежать.

Как только Люцифер скрылся за углом, серафим Кроули коснулся локтя ангела Фенцио и указал в сторону своего кабинета. По его взгляду было видно, что за морщинистым напряженно-спокойным лицом скрывалась буря. Профессор молча кивнул и пошел к кабинету директора в конце галереи, выделявшемуся среди остальных дверей особой резьбой по дереву и мраморной ажурной рамой. Стук трости учителя разрезал тишину школьных опустевших коридоров. Все были на балу, веселясь, выпивая и кружась в танцах, даже не подозревая, что происходило за пределами освещенного тысячью свечей празднично украшенного зала. Зайдя в кабинет директор не сел за свой стол, а пригласил Фенцио сесть вместе с ним в кресла за шахматным столиком, стоящим у окна. Профессор принял приглашение и разместился в кресле, пока Кроули поджигал почти прогоревшую восковую свечу на подоконнике, давно уже приросшую к нему. — Ты как эта свеча, Фенцио. Прирос к тому, что тебе чуждо, и держишься за это до последнего, сжигая себя же самого. — О чем вы, Кроули. — О твоей бесполезной и ребяческой мести. В чем виновата эта девушка, Уокер? В поступке ее матери? Ресницы Фенцио задрожали от слов серафима. Все его тело напряглось от одного лишь упоминания фамилии «Уокер». — Почему ты все еще так держишься за Ребекку? Она ушла много лет назад. — Такие раны не зарастают, Кроули. Никогда. Все эти года… я хотел забыть, но не смог. — Ты поэтому решил отомстить? Ты же был уважаемым серафимом, ангелом, как ты позволил себе осмелиться на такое. — У меня горит все внутри. Горит. Я не могу просто стоять в стороне, опустив руки. Молча они двигали шахматные фигуры, не поднимая глаз от доски. На столе оставалось лишь две черные фигуры и почти все белые. За окном уже рассветало, расплавленный воск стекал каплями по каменной стене, застывая от ее холода. Свеча тихо и безропотно догорала. — Посмотри, Фенцио, из-за давней обиды, которую ты и не пытаешься подавить, ты необдуманно жертвуешь всеми фигурами и проигрываешь, — серафим поставил белую мраморную пешку перед черным королем. — Шах и мат. — Вы всегда побеждаете, Кроули. — Случайность ли это? Тебе придется отказаться. Ты ангел, один из лучших профессоров, обучаешь новоиспеченных, я все еще хочу, чтобы ты вернул свое положение, поэтому тебе придется учиться бороться с собой. Вики Уокер останется в твоей группе… — Но! — перебил его ангел. — Это не обсуждается, Фенцио. Она в твоей группе и выбрала путь ангела, ты обязан учить ее. — Не заставляйте меня это делать, прошу… Найдите ей кого-то вместо меня или дайте мне другую группу. — И не подумаю. Друг, смирись уже и оставь девочку в покое. Она смелая и, быть может, такая же способная, как… — Не говорите того, что собирались. Она ничтожество. И в сравнение не пойдет. — Дай ей шанс. Лицо ангела поморщилось. В голове у него мелькали воспоминания о том, что уже давно прошло. Перед глазами, будто наяву, появился образ светловолосой девушки, танцующей перед ним в легком прозрачном платье, чуть прикрывающем тело. Вдруг он исчез, а его место заняли мысли о том, на что он пошел, чтобы подстроить эту «неожиданную» встречу, и о том, что еще только собирался сделать. «Как же не вовремя у Люцифера обнаружилась совесть. Сейчас, небось, считает себя героем. Но ничего, рано или поздно ему все же захочется вернуться к нашему соглашению и тогда…» Тишину прервал тихий скрип открывающейся двери. Она распахнулась, и на пороге появился женский силуэт, еще не освещенный пламенем догорающей свечи и окутанный тьмой. — Серафим Кроули, Фенцио, — прозвучал мелодичный, но твердый женский голос; силуэт учтиво чуть преклонил голову в знак приветствия. — Я бы хотела поговорить с вами о недавних событиях. Высокая фигура сделала шаг вперед. Это была очень красивая женщина лет сорока по человеческим меркам, одетая в светло-серое строгое платье в пол. Она плавно подошла к шахматному столу, не отрывая серых, чуть прищуренных глаз от Фенцио. Лицо казалось ему очень знакомым, словно родным, но это не могла быть Она: «Я не видел ее столько лет… Она бы не пришла, даже ради дочери не пришла бы. Да и не могла она узнать обо всем, у нее же столько поручений, куда более важных». Но, чем ближе женщина подходила, тем яснее становились ее так хорошо знакомые профессору черты, а воспоминания оживали, заставив его словно окаменеть. «Все же она. Практически не изменилась: так же грациозна и прекрасна, как будто и родилась ангелом. О, эти светлые волосы… Но раньше они были гораздо длиннее, всегда падали с ее головы нежными кудрями. И румянец пропал, щеки впали. Нет, нет, что это я. Это не может быть она. Эта женщина не Она». Серафим Кроули встал с кресла, чтобы поприветствовать вошедшего ангела, и заметил, что друг его не двигается, уставившись на дверь. — Доброй ночи, директор, — тепло улыбнувшись, сказала женщина. Ее лицо сразу преобразилось, но лишь на миг. Как только улыбка исчезла с ее губ, она снова помрачнела и будто постарела. Она была прекрасна, но ее красота была холодной, словно неживой. — Доброй, Ребекка, — проговорил серафим, поглядывая на застывшего профессора. — Когда вы в этом кабинете, кажется, что прошедших лет и вовсе не было. — Ты редко заглядываешь, но с тех пор мало что изменилось в школе помимо учеников. Женщина слегка улыбнулась краем губ, но вскоре приняла более суровое выражение лица и обратилась к профессору: — Ангел Фенцио, вы меня не заметили? Он тут же вскочил, чуть ни уронив трость, но все же успев ухватиться за нее. — Р..Ребекка, рад. Женщина дернулась, услышав давно знакомый голос, произносящий ее имя. — Серафим Кроули, позвольте я сяду. — Конечно, милая, садись. Разговор длился около часа. Ребекка сидела неподвижно, гордо расправив спину, что-то разъясняя серафиму и ангелу, со стороны даже могло показаться, что она их отчитывает, как маленьких детей. В основном она обращалась к Фенцио, будто прикованному к своему креслу. Сейчас профессор и близко не был похож на того строгого и даже жестокого человека, проводящего лекции юным ангелам и демонам, некоторые из которых дрожали при виде его. Он молча слушал, замерев и понурив голову, даже не поднимая глаз. Директор же постоянно вставал, задумчиво ходил по кабинету взад-вперед, выслушивая то, что говорила его когда-то любимая выпускница. Вдруг женщина встала, оправляя платье, и заключила: — Надеюсь, этот разговор останется между нами. Фенцио, отныне держи себя в руках. Я доверила вам свою дочь и не хочу пожалеть об этом. Не попрощавшись, женщина покинула кабинет, оставив в нем безмолвно сидящих директора и профессора, тихо закрыв за собой дверь, и направилась в сторону спальных комнат. Небо уже совсем прояснилось, солнце поднялось над облаками, нежно лаская теплыми лучами спящую на коленях у Люцифера Вики и самого демона, задумавшегося о чем-то своем. Он посчитал, что настало время возвращаться в их комнаты, но разбудить девушку не решился. Демон поднял непризнанную на руки и вскоре уже клал ее на кровать. Видя, как девушка во сне пыталась руками согреть себя, он уже потянулся к одеялу, но одна мысль его остановила: «Я же, черт возьми, демон, Люцифер, сын Сатаны, а так бегаю за каким-то мертвым человечишкой?!» Мужчина тут же одернул руку, сделав вид, что и не собирался ничего делать, будто на него кто-то смотрел, развернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью. От грохота, сладко потянувшись, Мими открыла глаза и посмотрела на кровать соседки: «Вернулась, ну и славно». Зевнув, демоница перевернулась на другой бок, лицом к стене, и снова уснула. Без стука дверь снова открылась. На пороге стояла Ребекка. Она, будто плывя, подошла к кровати Вики и коснулась ее руки полупрозрачной ладонью. Лицо серафима оставалось таким же серьезным и холодным, как и в кабинете директора. Сложно было представить, что эта женщина и спящая девушка — родные мать и дочь. Вдруг демоница что-то возмущенно пробормотала сквозь сон, из-за чего женщина вздрогнула и обернулась к ней. Но, увидев, что обе ученицы мирно спят, спокойно выдохнула и так же, как и вошла, тихо вышла из комнаты.