Они все умерли...

*** Они все умерли… Казалось бы, разве может быть что-нибудь хуже чем потерять родителей? Оказалось – может. Потерять друзей. Всех. И остаться одной. Пустота в районе сердца, причиняющая невыносимую, почти физическую боль, которую ничем не заполнить. Но ничего, возможно совсем скоро пред ней предстанет беззубая старуха в потертых кроссовках и с темным лезвием косы за спиной. Они все ее увидели. Один за другим, словно бы кто-то решил поиграть с ней в страшную, изматывающую ожиданием неминуемой гибели, игру. Теперь она одна. Сломлена. От былой силы духа ни осталось и следа. Потускневшие рыжие волосы, впалые щеки, жесткие сладки вечного страха прорезали лоб. Никто из старых друзей сейчас и не узнал бы ее. Впрочем уже некому узнавать… *** Это началось весной, когда еще не успел растаять последний снег, а хмурые прохожие высмаркивались в одноразовые бумажные платки. В безрадостном безмолвии города раздавались громкие крики первых птиц, грачей кажется, а хотя кто их знает? В то пасмурное утро кроме птиц кричал еще и человек. Крик этот был полон боли и отчаяния, загнанной в угол жертвы. Но он прервался так же внезапно, как и возник, лишь труп светловолосого парня лежащего посреди залитого чем-то густо-красным, асфальта, напоминал о случившемся здесь убийстве. Светлые волосы, местами слипшиеся и потемневшие от крови, простая одежда, в руках порванный пакет с несколькими разбитыми яйцами. А на месте когда-то прекрасных васильковых глаз – кровавое месиво. Жестоко? О да! И это было только начало, начало череды жестоких, на первый взгляд совершенно бессмысленных убийств. Но она понимала, что это все – лишь прелюдия, вступление к основному действию – ее смерти. Они все умерли… Их всех убили... Сейчас она воспринимала это, как предательство, проявление редкостного эгоизма с их стороны. Ведь они были ее опорой, они всегда ее поддерживали, заставляя жить, идти дальше с гордо поднятой головой. А сейчас? Что ей делать сейчас? Только ждать и бояться. Бояться каждой тени, каждого шороха, каждого мгновения… Кажется она начала сходить с ума. А как вообще понять, цел ли твой разум? Что же значит быть сумасшедшим? Может – это разговаривать с бестелесными призраками твоих друзей? С ожесточением царапать ладони в приступах беспричинного страха? А может, просто жить? *** И все же она ждала его, ждала этого негромкого стука, скрипа открываемой двери и тихих, мягких, как у кошки шагов за ее спиной. Ждала и одновременно боялась. А кто не боится смерти? Только глупцы, возомнившие себя храбрецами. Да и те, в назначенный час пытаются убежать, не понимая всю бессмысленность этого действия. Она закрыла глаза, молясь о быстрой смерти. Но вряд ли ей была приготовлена столь легкая участь. Ее некромаг никогда не шел напрямик. Легкое дыхание на обнаженном плече, словно мимо пролетел мотылек. Прямо перед ней черные, как беззвездная ночь глаза, наполненные болью, яростью и всепоглощающим безумством. Вот, что значит – быть сумасшедшим. Любить и убивать ради любви. «Бессмысленно!» – закричит разум, но ни в этом ли смысл безумства? Острие ножа легко, без предисловия и бессмысленных слов, словно танцуя, заскользил по плавным изгибам молодого тела, заставляя его обладательницу вздрагивать от боли. И тихий, бархатный баритон прямо над ухом: «Я ждал этого мгновения. Теперь я сполна смогу насладиться твоей болью… - Кончики пальцев касаются безжизненных рыжих локонов. Их обладательница лишь устало опускает веки. - Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю!» - разрезал тишину звонкий, словно пощечина голос, а затем вновь, мягкий, обманчиво нежный: «Так-то лучше, любимая…» - он удовлетворённо, словно сытый кот наклонил голову на бок, всматриваясь в почти столь же безумные зрачки своей возлюбленной. Нож, словно сам по себе, продолжал скользить по гладкой, словно тончайший шелк, коже, заставляя алые струйки крови стекать по полуобнаженному телу вниз. Он наслаждался всем этим. Ему доставляло удовольствие видеть боль и безумство сквозившие в каждом ее движении, каждом ее вздохе, в каждом взгляде. Но ему было мало... Жесткий, яростный, словно высасывающий душу поцелуй! Он безуспешно пытался добиться от нее хоть одного осмысленного жеста, хоть одной яркой эмоции, кроме страха, боли и безумства. Но в ответ только пустота, словно перед ним просто кукла, а не живой человек. В очередном приступе ярости, он бьет девушку по лицу, желая доставить ей еще больше унижения, что бы она отпила хоть глоток из той чаши ненависти, из которой он пил всю жизнь. Но все безрезультатно, точно та же вялость и легкие всхлипы боли. Даже не интересно… Парень ждал чего угодно – сопротивления, злости, ярости, ненависти, всех тех чувств, когда человек, которого убивают, хочет жить. Так было со всеми, а с ней не так. В чем же причина? Когда она, его сильная, смелая и жизнелюбивая Татьяна Гроттер успела превратиться в ничто, в тупое животное, которого ведут на убой? Лишить это тело жизни, отпустить полумертвую душу – казалось избавлением, подарком судьбы! И он, Глеб Бейбарсов, решил сделать ей этот подарок: "Осталась только ты. И ты в моей власти...". Лезвие ножа мягко, не находя на пути никакого сопротивления входит в податливую плоть, пока не достигает своей цели. *** Она хотела, но не успела задать лишь один вопрос: «Почему?», но тихий, лишенный всякой злобы голос прошептал: «Потому что люблю…» *** Они все умерли, и она умерла…