Гость

— Чего ко мне-то? — спросил Тамао, разглядывая стоявшего на пороге Шуна в упор. Тому было пофиг — один глаз заплыл сплошняком, другой закрывался сам по себе. — Шел бы в больницу. — Нахуй, — отверг предложение Шун. Тамао скорее угадал, чем понял — губы у Шуна тоже заплыли и едва шевелились. — Ладно, — сказал он, заходи. — И сначала в ванную, а то заляпаешь все. Была, конечно, опасность, что Шун свалится под душем, но Тамао понадеялся на его упрямство. И не напрасно. Когда Шун вышел — в одних штанах, с невытертыми толком волосами, — оказалось, что все обстоит даже хуже, чем на первый взгляд. Кулаки распухли, сбитые костяшки сочились сукровицей. На ребрах живого места не было, а лицо напоминало откормленного иглобрюха. — Под асфальтоукладчик попал? — спросил Тамао, вынимая мазь и бинты — что-что, а это в доме не переводилось. — Почти. — Шун долго примеривался, наконец сел, охнув, и тут же растянулся на полу во весь рост. — Я тебя на футон закатывать не буду, — предупредил Тамао. — У меня правило — где лег, там и спишь. — Я и не просил, — насмешливо ответил Шун. Тамао догадывался, насколько ему должно быть херово, чтобы прийти за помощью хоть к кому-то. — Вот и хорошо, — сказал он, быстро и аккуратно обматывая бинтом смазанную лекарством левую кисть. Пластырем было бы лучше, но пластыря разве напасешься. Шун отключился, когда бинт обматывался вокруг правой ладони.

* * *

Было уже глубоко за полночь, но Тамао не спалось. Он сидел на полу, глядя на Шуна, которого все-таки затащил на футон, смотрел и думал. Одним из насущных вопросов был — кто? Тамао давно бы уснул, если бы имел возможность представить, как завтра разобьет в кровь чье-то лицо. Но Шун, как обычно, о своих делах промолчал. Эгоист. Остальные мысли были не то чтобы мыслями, так, чем-то неопределенным, вроде облаков в небе. Почему-то радовало, что Шун пришел не к кому-то, а именно к нему. Беспокоило его хриплое, с присвистом дыхание — может, легкие повреждены? И вообще, надо бы уговорить завтра в больницу. Опухшее лицо совсем не походило на обычного Шуна, да еще лунный свет добавлял искажений. Забинтованные кисти ярко белели в темноте. Хорошо было бы перебинтовать и ребра, но Тамао не рискнул ворочать отключившегося Шуна с боку на бок, просто намазал мазью, где смог. Может, еще добавить? Быстрей заживет. Он осторожно водил пальцами по горячей, ненормально вспухшей коже, когда услышал тихое, но вполне отчетливое «Тамао». Обернулся, будто его застали за чем-то нехорошим или слишком личным, но глаза Шуна были закрыты. Значит, говорил во сне. Интересно, что ему снится? Тамао устал сидеть, растянулся рядом, на боку, наблюдая за Шуном. Незаметно уснул.

* * *

Утром на футоне никого не оказалось. Тамао подумал бы — приснилось, если бы не записка. «Матоба». Тамао смотрел на иероглифы, и улыбка расплывалась все шире и шире. Отличный день. Очень плохой день для Матобы Тоши из Хосена. Но просто отличный для Серидзавы Тамао из Судзурана. Сначала он отпиздит Матобу, а потом разыщет Шуна и спросит, что ему снилось. И тот, возможно, даже ответит.