Завтра мы снова будем врагами

Зереф терпеть не мог себя за всё, что он сделал. Он играл чужими жизнями, словно те были его марианетками. Обычными куклами из редкого дерева или серой глины, обожжённой в печи, он считал даже самых верных подданных. Они слепо шли за ним, как идут котята за первым кто их покормит. Зереф ненавидил себя и их тоже за слабость. Лишь из-за всепоглощающего, выжегающего сердце и тело одиночества он создал целую империю. Кажется он хотел когда-то уничтожить всемирное зло. Зереф хотел бы изменить прошлое, хоть и понимал как была хрупка эта идея с Нео-Затмением. Анна думала, что может помыкать им — на деле же сама стала очередной пешкой в бессмысленном плане Императора Сприганна. Зереф старался ненавидеть Мавис, потому что любил её, как никого до неё. У него не получалось. Каждый раз при светлых мыслях и утопийных воспоминаний проклятье гниющей чёрной рукой сжимало сердце и разрушало всё живое вокруг. Зереф старался забыть Мавис — сам себя убедил, что она лишь инструмент. Прекрасный, сделанный рукой бога инструмент, который поможет одолеть всемирное зло. А зачем? Этого Зереф и вовсе не знал. Забыл. Удалил из памяти. За что он так ненавидел Акнологию, что жалел до зубного скрежета о принципе работы проклятия? За что желал ему быть разобранным в клочья первозданной магией? Когда Зереф закрывал глаза, он представлял свою победу. Алыми ликорисами на чёрных крыльях зияют дыры. Перья, что острее ножа, обуглились и осыпались на землю, подобно гниющим листьям. В белых глазах отражается пустота, даже большая чем в самом Зерефе. Мощные когти больше не смогут разорвать чужую плоть, магию или пространство. Больше не упадёт ужасающая до дрожи в ногах тень на города и страны. Больше не будет слёз и криков о помощи, что режут слух и даже сейчас звучат в голове. Таков был образ Акнологии, сложенный из слухов и рассказов в голове Зерефа и сотни тысяч людей. А виновник бед и не был против. Он поддерживал слухи, скармливал голодным до зрелищ людям всё новые и новые ужасы. Зереф был так удивлён, когда лично встретил Акнологию. Чисто случайно, в очередных своих скитаниях по миру. Весь тот страшный образ кровожадного зла осыпался с ужасающей скоростью и оглушительным звоном. Выжженная земля и корявые почерневшие стволы деревьев — всё что осталось от огромного леса, полного редких зверей и трав. Война. Очередная битва унесла с собой не только людские, безполезные по большей части, жизни, но и дом удивительных зверей. А Акнология сидел на земле и колдовал. Колдовал над маленькими каштанами, желудями и прочими семенами, что чисто случайно здесь оказались. Из семян появлялись ростки, маленькие слабые, но зелёные. Акнология мягко улыбался, выращивая лес заново, с нуля. Он и не замечал Зерефа, пока тот не рассмеялся. Зереф срывал голос, царапал горло отросшими ногтями, вырывал пучками чёрные волосы и прерывался только для очередного вздоха или смаргивания хрупных слёз. Деревья росли к голубому небу с лениво бегущими на нём облаками. Акнология стоял в тени раскидистого дуба и смотрел прямо в прогнившую, чёрную душу чернокнижника, Императора, Зерефа. — Замолчи. Зереф совершенно пропустил тот момент, когда Акнология оказался прямо перед его носом. Чуть наклонить вперёд голову и можно будет почувствовать чужое тепло в полной мере. Зереф был холодным, как утопленник, поднятый из недр северных вод. Шершавая сухая ладонь зажимала рот, лишая возможности даже пискнуть. Зереф покорно замолчал, а слёзы всё катились по щекам. Вернулись первые птицы, облюбовывая новый лес. Акнология на секунду отвёл взгляд к шороху в листве. Зереф с абсолютно безумным видом изучал мерцающие бирюзой татуировки на смугкой коже лица. Глаза голубые-голубые, ярче неба и чище любого источника на всём белом свете. — Ты же тот чернокнижник. — Акнология щурится и склоняет голову к левому плечу, медленно убирая ладонь с чужого лица. Зереф заторможенно кивает. Сил не хватает даже на то, чтобы тихо связать два звука. — И что ты здесь делаешь? Акнология окончательно отпускает Зерефа, но отстраняется едва ли на пару сантиметров. Он улыбается. Зереф видит ровный ряд белых зубов и неестественно крупные клыки. Акнология встаёт и отряхивает протёртый и повидавший явно слишком много плащ от пыли и травы. Смотрит на Зерефа сверху вниз. У Зерефа кружится голова от усталости — опора в качестве зелёного ковра пропадает. Зерефу совершенно плевать на испачканную одежду, незнакомое место и вселенское зло рядом — он просто хочет спать. — О-о-о. — Тянет Акнология то ли растерянно, то ли издевательски. Сильные руки хватают Зерефа за широкие рукава и тянут в противоположную сторону от траектории падения. — Ты когда в последний раз ел что-то? — Зереф правда пытается вспомнить, но не может. Он же бессмертный — ему не нужно ничего из этого, но в таком случае тело совсем ослабеет. — Отлично. Просто отлично. Акнология закатывает глаза — Зереф этого не видит, но отчётливо ощущает кожей. Идти нет ни сил, ни желания. Тело стало врагом ему же, проклятье тоже в смятение — Зереф всё ещё пытается собрать образ Акнологии воедино. Сквозь плотную ткань привычной тоги Зереф чувствует чужой жар. Акнология живой и тёплый. — Ты можешь идти? — Вопрос звучит настолько неуверенно и осторожно, что окончательно выбивает всякую мысль из головы Зерефа. — Значит нет. Акнология рывком поднимает Зерефа на подгибающиеся ноги, придерживая за талию. Прикосновения ощущаются жаром далёких звёзд. Тепло заменяет кровь, растекается по телу. Проклятье опасно вертится под сердцем. Чужие ладони сильнее сжимают ткань и Зереф слишком резко отталкивает Акнологию от себя. Чёрная дымка проклятия сгущается перед глазами. — Уходи… — Из последних сил шепчет Зереф. Но Акнология стоит на месте. Он скользит взглядом по только что выращенному лесу — думает, как поступить. Зереф пытается сдержать волну смерти, но его попытки только отдаляют неизбежное на несколько минут. Перед глазами всё плывёт от слёз. На секунду пропадают абсолютно все звуки, будь то звон в голове или пение птиц. Глаза закрываются, а внутренние органы по ощущениям делают сальто раз сто. Зереф правда пытается понять, что же только что произошло, но удаётся ему это сделать только, когда глаза наконец открываются. На фоне голубого неба огромное чёрное крыло с острыми перьями, исполосонными бирюзовыми узорами. Всё ещё человеческие впиваются в бока, чуть пониже рёбер. От шока и страха, непонятно откуда взявшегося, Зереф сжимает ткань плаща. На ощупь шершавая, жёсткая, но тёплая. — Знаешь, что я сейчас сделаю? — Почему-то в голосе Акнологии отчётливо слышится ехидство. Зереф смотрит под ноги — за облаками еле-еле проглядывается лес. Акнология усмехается и расжимает хватку. Мгновение и Зереф летит вниз, стремительно набирая скорость. Смех сливается со свистом, свист — с собственным криком. Крылатая фигура всё меньше и меньше, на фоне голубого неба теряется чёрным пятном. Проклятье исчезает ровно в тот момент, когда Зереф закрывает глаза и вновь мечтает зарыть эту крылатую морду заживо. Зереф готовится к удару — мысленно, иначе не как. Он не раз падал со скал и в пропасти — примерно представляет весь процесс. Сначала страх, потом боль, онемение, холод, полная дизорентация и тьма в которой боли ещё больше. Пожалуй самым страшным здесь является именно восстановление, когда кости вырастают заново, обрастают свежими мышцами, органами и кожей. Вновь сильные руки хватают за талию и дёргают вверх. Воздух из лёгких пропадает окончательно. Зереф ещё несколько секунд пытается понять хоть что-нибудь. Под ним проносится лес, смываясь в однообразную зелёную стену. Взмах огромных крыльев вновь дёргает вверх и полёт окончательно выравнивается. Зереф поворачивает голову назад, насколько это возможно в его положении, и видит зубастую ухмылку. Голубые глаза недобро блестят. Акнология пикирует вправо, прокручивая в воздухе сальто и мёртвые петли, пока Зереф всеми силами пытается не упасть. Лес стремительно приближается, а Акнология и не думает тормозить, на всей скорости вылетая между раскидистых сосен с красноватым оттенком коры и весьма внушительной длины стволов. Ветки сверкают в опасной близости от лица, рук и крыльев. Акнология умело петляет между деревьями и опускается на поляну, ломая мелкие ветки взмахом крыльев. Зереф как ошпаренный отскакивает на добрых пять метров. Акнология смеётся. Его смех низкий, завораживающий. — Ты…! — Давай ты лучше будешь ненавидеть меня. — Бесцеремонно прервал Зерефа Акнология. Он вновь склонил голову влево, крылья чуть дрогнули. — Хорошо?