(Не) его история

Просыпаясь в новом времени, Стивен совершенно не понимает чего от него хотят. Все вокруг почему-то уверены, что он сама Справедливость в человеческом обличии, и обязан служить своей стране с чистой душой и открытым сердцем. Или наоборот, он не особо вслушивается. Ему рассказывают о его храбрости, верности и чести, говорят о его подвигах. Он усмехается и поддерживает разговоры, вспоминает услышанные когда-то военные байки и рассказывает как свои. Потому что этого от него ждут, а проверить они не смогут. Потому что каждый его шаг контролируется, а слова записываются. Он показывает себя простодушным парнем, горюющим по былым временам и по потерянным друзьям, имен которых он не знает. Потому что у человека, протягивающего ему на подпись карточку с Капитаном Америка, цепкий взгляд и неприятные вопросы. С пустыми глазами ему выражают сочувствие, а значит он должен о чем-то сожалеть. И он показывает, что держался ровно до этих слов. Он усиленно тренируется и ест как не в себя, хотя ему не нужно ни то, ни другое — он может не питаться неделями и не изменится ни на грамм. Все потому что медсестричка Мелли, как-то упомянула, что все так волнуются о его здоровье, и еще что-то о депрессии и метаболизме, так что он подогнал свои аппетиты под ожидания. Он старательно удивляется технике нового века и изображает динозавра, не понимающего в какую кнопку ткнуть и куда смотреть, когда ему объясняют. Потому что он должен быть старомоден и сентиментален. И не важно, что вся эта техника до ужаса похожа на военные разработки Старка, дополненные элементарными обозначениями, разобраться в которых может и ребенок. Когда ему предлагают контракт с ЩИТом, он подписывает его твердой рукой и говорит, что будет служить своему государству с честью. Потому что одного взгляда на Фьюри достаточно чтобы понять: он выйдет отсюда либо на госслужбе, либо вновь замороженный в льдину. Но он, конечно, не показывает, что понял. Оказавшись вне наблюдения (открытого, естественно), он первым делом идет в музей. Найти в интернете проще, но не так безопасно, ненужные люди могут не понять его заинтересованности своей же жизнью. А вот в музее все уже собрано, и он будет выглядеть, будто решил вспомнить былые деньки. В самом здании он медленно идет от стеллажа к стеллажу, внимательно вчитываясь в каждый стенд и подумывая взять экскурсию. Но не может не восхищаться красотой обмана. После смерти из него сделали мученика, старательно расписав его жизнь красивой героической сказкой. Оказывается в детстве он был не мелким говнюком, с единственным другом из-за своего сволочизма (хотя другом он был верным, тут они не соврали), а непризнанным рыцарем, с добрым сердцем и жаждой справедливости, большими чем его слабое тело могло вынести. И на фронт то он попал, не потому что брали любых, лишь бы было пушечное мясо, а он был всего только одним из многих, пусть хилым, но феноменально живучим. Нет, он героически выбил себе место, невзирая на тяготы и лишения. И на эксперимент его выбрали за тот же самый сильный дух, а не потому что из всех проверенных, только у него какие-то частицы, введенные ВСЕМ ребятам под видом прививки, прижились. И любовь всей его жизни присутствовала, как же без нее? Яркая, решительная, верная боевая подруга. Которая ненавидела его украдкой за то, что даже не посмотрел в ее сторону, как она себя ни предлагала. Некогда ему было на войне отвлекаться, особенно с дамочками, гонящимися за славой. У него был слишком острый слух. И героическая смерть. Само (нет)убился во льдах, спасая человечество от жестокостей Гидры. И не важно, что двигатели были выведены из строя с самого начала «Коммандос», о чем ему почему-то (по приказу командования, почему же еще) не сообщили. Слишком неудобные вопросы он начал задавать, слишком близко подобрался секретам, о которых и заикаться не следует. Не соврали они только об одном — о Баки. Только представили все слишком ярко. Стерли всю ту грязь, что они устраивали на войне своими операциями. Не разместили информации о регулярных срывах друга героя и их жертвах, после плена. Не написали о том, что сорвался с поезда он не сам, а очередной «верный товарищ» отпустил руку, спасая свою шкуру. Правда не спас, он позаботился. Насмотревшись, Стивен запрашивает в ЩИТе информацию по всем его друзьям военного прошлого и очень быстро получает список размещений, лишь одно из которых не кладбище, а госпиталь. В выданной ему квартире он ласково гладит фотографию Пегги — единственной живой свидетельницы его истинного пути, и с грустью в глазах обещает навестить ее в ближайшее время, надеясь, что не переиграл. Через два дня он остается на ночь у какой-то дамочки, а после того, как она засыпает, выскальзывает в ночь, уходя от наблюдения. На следующее утро ему с прискорбием сообщают, что Пегги мертва — старое сердце не выдержало. Он даже приходит на похороны. Сложнее всего оказывается выйти на слабо завязавшийся в те времена контакт. Тогда он только разобрался, что к чему, и готов был дать ответ безликому связному, но его не особо длинной жизни пришел конец. Вот только Эта Тварь живучая, и он уверен, что никто так и не смог выкорчевать ее с корнем. А потому когда командир его группы поддержки, — Стив помнит, что его зовут Брок Рамлоу, хотя виделись они от силы раза два, — подходит к нему и в диалоге называет кодовое слово, Стивен не задумываясь тихо отвечает: — Хайль Гидра.