Pr.
— Ты знал, Гарри, что дементоры — это не просто магические существа, а целая магическая раса? — шёпот Мионы едва не сливался с ветром, треплющим тонкие, но надёжные стены палатки. Это были напряжённые времена, которые Гарри всё же вспоминал с нежностью в глубине своей прочерствевшей души. Рон бросил их посреди огромной чёрной расщелины жизни, и они не знали, что ждёт их завтра. Сколько ещё имён они услышат среди эшелонов мёртвых и пропавших без вести, сколько ещё у них осталось времени, прежде чем егеря схватят их… Но он мог танцевать под песни на радио, и он мог хлебать лёгкую неумелую похлёбку, сваренную Гермионой, и он мог слушать её рассказы. В её бездонной сумочке завалялось пару хороших книг, и чтение, очевидно, стало её отрадой. Наверно, об этом и говорил Дамблдор, завещая им «уметь видеть свет даже в самые тёмные времена». Но Дамблдор был мёртв, а Герми зажигала его лампочки посреди ночи. Милая, милая Гермиона… Её энтузиазма и желания жить хватило бы на тысячу таких девушек, но только у неё были знания. — Наверно, поэтому Волдеморт и может говорить с ними… — произнеся имя без страха перед парой букв. Поэтому Гермиона сильнее Рона, и, должно быть, их всех. Ей хватило бы сил спасти мир только потому, что она никогда не перестанет пытаться. Крестражи — загадка, а Грейнджер готова жизнь положить на поиск ответа… — Как думаешь, Гарри, можно ли выучить их язык? — её пальцы перебирают пряди его волос, пока его голова покоится на её коленях. Наверно, Герми похожа на маму, — подумал Гарри. Иначе почему рядом с ней так спокойно и тепло? Может бы, на какую-то крошечную долю, она была воплощением матери, которой у него никогда не было. От короткого воспоминания о Лили к горлу подкатил удушливый комок, но Поттер сморгнул солёную росу с ресниц. — Полагаю, для этого не нужно особого дара. Не может же Он быть змееустом и… Заклинателем Дементоров? Одновременно, — в её голосе звучало сомнение. Грейнджер перелистнула страничку, начиная новую главу. Подобравшись, огласила до смешного менторским тоном: — Этикет Дементоров… Гарри рассмеялся.***
I.
Смерть окружала Гарри, казалось, с рождения. Смерть и Магия — вот его единственные возлюбленные, его семья и его посмертный крест. Они оберегали его, носили в своих нежных руках, словно младенца. Магия щитом стояла вокруг него, искрила в крови, разжигая её до магмы, звёздами горела в турмалиновых глазах… А Смерть, как любящая мать, всегда ждала его. Но в последний момент исполнилась милосердной жалостью. Он бы умер таким молодым, если бы… Если бы не её холодное дыхание, освежающее, вернувшее его к жизни. Словно бурное ключевое течение, вытолкнувшее утопленника на поверхность вод. В этом есть какая-то страшная ирония бытия — как Гарри платил ей за услугу, окружая себя смертниками. Как он посмел полюбить, только чтобы в очередной раз увидеть Её лик на одре. Какая тонкая аналогия на сожжение ведьм. Только он умирал быстро и в морозе, без мучения в пламенной агонии. Гарри помнил словно это было вчера — картина всё ещё стояла перед его глазами. Всё было какое-то немного чёрно-белое, серые мраморные своды зала суда, обезличенная бумажная публика из друзей и близких, чёрная роба судьи и тяжёлый, набатом, стук молоточка тёмного дерева о дощечку-подошву. И Драко. В грязной от пепла серо-чёрной мантии, в чугунных кандалах, с белым лицом и опавшими засаленными лохмами… Даже его кровь, сочащаяся из порезов-прорех в тощем боку, казалась какой-то чернильно-бордовой, почти синюшной, тёмной как никогда…И эхом на всю залу, отдаваясь под высокими сводами:
— Привести приговор в исполнение сию же минуту.
Где-то на фоне белым шумом всхлипнула навзрыд Нарцисса, а тело Гарри стало пугающе лёгким от бессилия. Он словно оказался в кошмаре наяву — оборачивался вокруг, искал взглядом хоть чего-то, какой-то помощи, знак, что ничего ещё не предрешено, но… Никого не волновало. Все его аргументы, все его угрозы и мольбы стеклом раскрошились в тисках чиновничьего аппарата. И снова, он всего лишь бесправный мальчишка пред безжалостным ликом общественности. Он кричал: — Да что же вы стоите, на что смотрите?! За что мы боролись? Гарри дёргал за рукава людей взрослых, но малодушных, и просил ответа: — Сменились палачи и жертвы, а казнь всё та же — так чем я лучше Волдеморта?! И многие всё ещё шарахались от имени, хотя его владелец давно уже обратился в пыль. И Гарри знал, что пока люди боятся, ему не победить в этой его маленькой личной войне. Пока эти люди боятся Драко Малфоя — самого бесправного, сломленного ребёнка тёмной стороны, сильного достаточно, чтобы спасать Гарри каждый чертов раз… Люди вроде Драко будут умирать пластами. Гарри кричал в бессильной ярости, разрывая горло в кровь, не замечая как глаза затопило пеленой: — Я УМЕР ЗА ВАС! Но никто его не слушал. А потом шершавые острые стены Азкабаны, чёрные балахоны, сотканные из тьмы да тумана — и его Драко, с головой, опущенной на грудь. Он даже не смотрел на Поттера, а Гарри взгляда отвести не мог. Пытался выбить, выжечь чужой образ на сетчатке — чтобы никогда не забывать, как же он слаб. Чтобы стыд, вина и боль поражения жрали до конца его дней — он не просто терял свою любовь, он терял невиновного. Очередного из сотни. Драко встал в последний ряд нового полка эшелона. Гарри ясно помнил ощущение восторга от победы, но теперь воспоминания вселяли ужас. Как глуп, как наивен он был, думая, будто всё кончилось… Самый ужас только начинается. Да, Драко потух быстро и хладно — крошечную тёмную камеру заполнил мороз, от которого Гарри воротило с начала третьего курса. Головная боль сверлом ввинтилась в виски — это его ментальные щиты трещали под паразитирующим влиянием дементора. Высокая дряблая фигура скользнула в комнату подобно январскому сквозняку в щели окна, Гарри казалось — он даже слышал завывания этого губительного ветра… Малфой не шарахнулся, подобно двум другим людям в комнате — он был стойким почти до самого конца, лишь немного отпрянув в отвращении от своей несчастной судьбы. Стоило дементору приблизиться, Гарри заметил, как дрожали тонкие малокровные губы, а в сизых глазах застыли непролитые слёзы… Но вскоре Драко успокоился в хватке костлявых рук, словно крошечный зверёк в захвате хищной змеи, завороженный собственной болью, вытянутой дементором на поверхность… Видел ли он перед глазами смерть своего отца, или змеиный лик Волдеморта?.. Он был таким маленьким в этот момент. Таким измождённым и жалким, и Гарри хотел бы пожалеть его, убаюкать, обласкать перед смертью. Сказать ему, что это не больно и не страшно, сказать, как ему жаль… Мерзкая, покрытая струпьями морда создания склонилась к светлому лицу. Впалая щель, похожая разве что на Чёрную дыру, завладела ртом, который Гарри когда-то мечтал целовать… Если бы Гарри только мог умереть ещё разочек, если бы только он мог забрать всю боль, всю участь Драко… Вот и всё. Глаза Драко — светлые, безмятежные, слепые — закатились, мягко смежились веки с мокрыми серебряными ресницами. Его тело опустилось на сырой пол. Гарри показалось, он не слышал своего дыхания, не чувствовал биения сердца в груди. Словно вместе с Драко умер и он сам. Самое смешное, что Малфой будто бы всё ещё дышал, Поттер почти видел как вздымается тонкая грудина… Но это не было Драко — всего лишь пустая оболочка. Тело без души. Будто спящий принц. Какая сладкая, какая горькая иллюзия… Палач удалился, и Нарцисса опустилась на колени перед телом. В её руках светлый платок утирал испарину с бледного лица Драко. Гарри упал рядом, по другое плечо от женщины. Она всё шептала, убирая волосы с высокого лба сына: — Мой сыночек, мой маленький… Гарри потеряно подумал, что чувствует страдающая мать, потерявшая своего ребёнка. Та же ли в ней зияющая кровоточащая дыра, что и в его собственной груди? Гарри смотрел на Малфоя-младшего и глаза предавали его. Всё это было каким-то глупым, ужасным сном. Хотелось лечь рядом с Драко и тоже умереть. Гарри в последний раз опустил руку на тонкую открытую шею. Огладил пальцами, едва ощутимо… Пытаясь почувствовать пульс, биение живой крови. Но вены молчали. В тот вечер Гарри вернулся домой на Гриммо и долго ревел навзрыд. Выл диким зверем, и, будто в ответ на его страждущий глас, уныло подвывали на улице все кошки и собаки. Он долго пил огденское и то сильное, мерцающее гоблинское вино, отшибающее память напрочь. Свернувшись клубком на диване в гостиной, думал о том, что просто сейчас загнётся. От этого всепоглощающего чувства кололо в груди. Даже воздух, набившийся в лёгкие, казался злокозненным чужаком. В этом угрюмом, недружелюбном доме, посреди города, где он оборванец и в то же время всеобщая надежда, без семьи, без единого любящего сердца, неспособный хоть кому-нибудь рассказать о своих метаниях, Гарри был как никогда одинок. *** Утром Гарри неожиданно проснулся без каких либо чувств. Он ощущал себя таким уставшим и измотанным, что даже на печаль внутри него не хватало места. Казалось, удушающая боль соизволила на мгновение отпустить его. Если бы он только знал, что это плохой знак. Голова была неожиданно пустая и чистая. Он налил себе немного кофе с виски и закурил кретек в открытое окно. В лицо бился освежающий поток воздуха, откуда-то с улицы доносился невнятный городской шум, гул машин… Можно было подумать. В очередной раз Гарри с раздражением заметил, как ужасна на деле стала его жизнь. Кошмары о призраках минувшего преследовали его каждую ночь, сон не приносил никакого успокоения и отдыха беспокойному сознанию. От одной мысли о Драко хотелось беспросветно бухать. И, помимо того, что он неожиданно осознал бессмысленность своего бытия, ведь от Героя после победы избавились как от старой безделушки, мир вокруг Гарри бесповоротно изменился. И он вдруг оказался не в той Британии, за которую боролся. А в каком-то ужасающем цирке абсурда. Было здорово, как-то даже умиротворяюще-удовлетворительно видеть, как отстраиваются разрушенные деревни, как Косой переулок и Хогсмид обрастают новыми фасадами и вывесками… Но новая политика Министерства, в которой они пытаются закрыть глаза на весь мрак и смрад, творившийся при Волдеморте, как будто они могут смести крошки под ковёр… Приводила Гарри в ярость. Он прожигал дни и страницы Пророка, ожидая. Благословения свыше, кого-то умного, облегчения или может всего сразу. Чудо пришло, обратившись Гермионой Грейнджер в сером шерстяном тренче.***
II.
Хлопнула входная дверь и чайник засвистел трелью, оповещая о готовности чая. — Гарри! Гарри, ты не поверишь, что я нашла! — Поттер иронично наблюдал, как сапог, беспорядочно скинутый Гермионой, по широкой траектории приземляется в середину коридора. В его руках надёжно покоились две чашки с горячим, источающим пар чаем. — Удиви меня, — скептично выдал юноша, грузно опускаясь на диван. Гермиона упала в кресло напротив и благодарно приняла чашку из его рук. Её портфель скользнул на стол и, по велению волшебной палочки, из него на свет выпали несколько бумаг и крайне потрёпанный фолиант. Гарри несколько мгновений изучал листы с печатями Гринготтс и Отдела Тайн, пока Грейнджер, сделав глоток, не прервала его. — На этот раз шансы высоки. Но и риски немалые, — негромко и серьёзно начала девушка. Гарри заметил, что её голос был глубже и ниже, чем в прошлые разы, когда она, как ей казалась, находила панацею от смерти. — Всё это взаправду, Гарри. Я нашла кое-какие подтверждения, датирующиеся девятым веком. — Это какой-то бред, — фыркнул Поттер. — Как ты можешь знать, что они не сфальсифицированы? Грейнджер одарила его тяжёлым взглядом. — Ты не знаешь, чего мне стоила эта информация, Гарри, — голос её напоминал шипение потухшей свечи. Парень притих, почувствовав укол вины. Герм была собрана, как никогда. Должно быть, это было очень серьёзным делом. Но… — «Дары Дементоров», серьёзно, Герм? Мне в моей жизни мало всяких «даров» перепадало, по-твоему? — саркастично ухмыльнулся он. Девушка закатила глаза, но на какое-то мгновенье уголки её губ всё же поднялись. — Я знаю, что ты думаешь. Это всё, конечно, не очень научно. Так их прозвали искушенные в теме. Одним словом, народные байки, — недовольно проворчала она, быстро листая ветхие странички книги в руках Гарри. — Дементоровы Дары — это несколько артефактов и… предметов, — неуверенно окончила девушка. Гарри глянул на неё с подозрением. Гермиона, впрочем, бодро продолжила: — Но дело не только в них, ключевое значение имеет ритуал с их участием… Это очень, очень тёмный ритуал, Гарри. Из областей некромантии. Тон её был строг и суров, и хотя она сама предлагала это, её голос давал Поттеру понять всю тяжесть того, что они собираются совершить. *** — Это просто безумие, — заключил Гарри, докуривая четвёртую пряную сигару с гвоздикой. Его пальцы тряслись от нервов, он курсировал по комнате туда и обратно. Задорные кудри Мионы растрепались во время жаркой дискуссии, часть была стянута в пучок и заколота её палочкой. Её руки, разгорячённые активной жестикуляцией, оголились под закатанными рукавами. — Какие-то… сказки для мелких консервативных аристократишек! Мантия, сердце и поцелуй любви… — Гарри лающе, гулко и злобно рассмеялся. На мгновенье, на какую-то долю секунды… Он позволил себе поверить. В то, что чудесный выход есть, что Гермиона, его любимая, сильная Гермиона, взаправду нашла какой-то способ, лазейку в законах магии… Поттер лишь обречённо показал головой. — Это не имеет никакого смысла. Грейнджер насупилась, не ожидая такого ярого отвержения. Её грудь тяжело вздымалась, и ресницы трепетали в праведном гневе. — Да как же ты не понимаешь! — отчаянно воскликнула девушка. — Это единственная зацепка! Мы не можем просто избавиться от неё, если легенды гласят, что это единственный способ вернуть душу, украденную Дементором! — Это просто сказки. — твёрдо отрезал Гарри. На мгновенье они столкнулись взглядами. Оба не готовы были сдаться. — Дары смерти тоже были просто сказкой, но это спасло тебе жизнь. Почему эта очередная сказка не может спасти кого-то другого? Это был весомый аргумент. Гарри тяжко вздохнул. Он ещё раз посмотрел на книгу. С видимым сомнением, как будто она была бомбой замедленного действия. Гарри не хотел обнадёживать себя. Не хотел в очередной раз поверить и обжечься осознанием — не поможет. Гермиона, похоже, видела его терзания. Девушка поднялась с кресла и одним взмахом палочки разгладила одежду. — Мне пора идти, дела не ждут. До сих пор пытаюсь пропихнуть правки к новому законопроекту насчёт оборотней, — по её раздражённому тону можно было понять, что возится с этим она уже очень давно, а результатов кот наплакал. Гарри кивнул, но, в целом, речь Мионы прошла мимо него. Он был задумчив, и не отрывал взгляда от фолианта в чёрной обложке. Только хлопнувшая входная дверь на мгновенье вернула его в реальность. * * * Время шло. Герми больше не навещала его с тех пор, как ураганом ворвалась в его жизнь с этой безумной авантюрой. Дни Гарри проходили единообразно — он просыпался, пил свой прогорклый чёрный кофе, устало и злобно пялился в окно на серое небо. Где-то в обед сомнения и природное любопытство доводили его, и он брал в руки книгу. Это был очень старый томик, обтянутый чёрной кожей. Края обложки истрепались, а страницы едва не осыпались прахом от старости. Книга была рукописная, а не печатная, что говорило либо о возрасте, либо об уникальности сия экземпляра. На самой обложке, почти гладкой, едва шероховатой, не было никаких опознавательных знаков. Внутри, на форзаце, имелась красноречивая надпись «Дементоры», и не более того. Ни имени автора, ни года, ни содержания. Гарри садился в кресло, брал книгу. Листал страницы, борясь с желанием прочитать за вечер от корки до корки. Когда жажда знания одолевала его, он открывал первую страницу, и… Замирал.«За сим, завещаю свой труд тем, кому не посчастливилось встретить на пути своём посланников тьмы, кому эти тоскливые тени принесли лишь несчастья и страдания, и кто решителен оставить всё насущнее, былое, физическое, живое»
Эти слова смотрели внутрь его души каждый раз, стоило ему наткнуться на предисловие. Предупреждение автора давало ясно понять — когда ты окунёшься в чтиво, пути назад не будет. Ты либо идёшь до самого конца, либо никогда больше в своей жизни не прикасаешься к книге, пытаясь забыть ужасы, о которых прочитал. И Гарри сидел, завороженный вязью каллиграфического почерка, не в силах решиться. Он бы отдал что угодно, лишь бы услышать заполошное биение маленького сердца. Если бы это было правдой. * * * В то злополучное утро Гарри забыл о кофе. Ему в очередной раз приснился кошмар, чуть более жуткий, чем обычно. В его сне Драко не удержался, упал в самое жерло Адского пламени… Стал пеплом на стенах Выручай-комнаты. Жуткий, душераздирающий крик ужаса всё ещё дрожал на барабанных перепонках, когда Гарри проснулся. Лицо было липким от слёз, но он даже не замечал этого. Единственное, о чём он мог думать — что не может потерять Драко вот так. Из-за собственного страха, бездействия. Малфой мог умереть ещё тогда, мог быть убит Волдемортом за непослушание, и сейчас судьба даёт Гарри последний шанс. У него нет никакого морального права отказываться. Следующие несколько дней Поттер провёл, не отрываясь от фолианта. «Дементоры» прочно закрепились, как его настольная книга. Он читал даже во время еды (когда вспоминал о необходимости питания) и в кровати, не способный заснуть, пока веки не станут свинцово-тяжёлыми. Его смуглые пальцы почти благоговейно переворачивали истончившиеся листы, а глаза за стёклами очков неустанно бегали по строчкам, поглощая новую информацию. А объёмы её просто ужасали. Всего за несколько дней Гарри узнал больше, чем за все семь лет Хогвартса и пару мракоборческой академии. Как раз за чтением последней главы его застала Миона. Она выглядела измождённой и запыхавшейся, работа явно давалась ей с большим трудом… Но она всё равно пришла навестить его. Сердце Гарри кольнула нежность. На какое-то время он почувствовал себя свободным от тоски, злости и страха. Лицо Герми, с глазами по галеону, явно выражало её изумление. Наверно, она ожидала, что ей придётся изощряться и заставлять Гарри прочитать книгу в долгих кровопролитных дискуссиях. Но вот он здесь, уже закончил изучение и обзавёлся тонной вопросов. Чашки, полные чая с бергамотом, заняли законное место в руках. Миона грела пальцы о керамические бока, пока Гарри суматошно складывал вокруг свои хаотичные записи и какие-то выписки. — Как я понял, всё это записи одного «экспериментатора» с его субъективного опыта? — Поттер испытующе глянул на подругу. Она серьёзно кивнула. — И, если честно, не очень-то он потрудился всё подробно объяснить… — Я знаю, что там много недомолвок, — Герм перебила его, вытаскивая из сумки какие-то свои записи, — но ты должен понимать что для каждого случая всё это очень… Индивидуально. Хотя бы потому что наш автор писал про совершенно другой род дементоров. Гарри кивнул и сокрушённо вздохнул. Взъерошил волосы в нервном жесте. — Это всё ещё безумие, — тихо произнёс он, закусив потрескавшуюся губу. — Я не представляю, как мы собираемся сделать это. Гермиона вдруг улыбнулась ему, и Поттер поначалу не понял, из-за чего. Взгляд Герми смягчился, когда она пояснила: — Но мы делаем это, не так ли? Гарри фыркнул, хотя его руки дрожали в предвкушении. У них не было точного плана, но он собирался попытаться.***
III.
— Мантия дементора, новое сердце, несколько капель крови, заклинание и поцелуй для закрепления… По аналогии с поцелуем дементора, конечно, — торопливо шептала Герм. Гарри фыркнул, в очередной раз за вечер бросив заварку в кипяток. Он пытался сдержать ярость и раздражение. Если вы думали, что скитания по всей Британии в поисках крестражей было сложным заданием, вы охуеть как ошибались. И, очевидно, не слышали о Дарах Дементоров. — Мантия, чтобы сохранить физическое. Она имеет свойства вроде заклинания Стазис, только более изощрённые, — продолжила девушка, помешивая в чае ложкой, управляемой магией. — Новое сердце, чтобы вернуть телу жизнь. Не знаю, что здесь имеется ввиду… Кровь, чтобы пробудить его, перезапустить жизненные процессы… — Гарри поставил перед ней тарелку с печеньем, и Герм благодарно улыбнулась ему. — Самой сложной частью исполнения кажется заклинание, верно? — он хмыкнул, закинув орешек в рот. Гарри не спал, наверно, пару дней, и его мозг не особо был настроен анализировать. Лучшее, что он сейчас мог — послушно запоминать слова Гермионы. — Ты прав. Это не просто заклинание, это… своего рода ритуал в ритуале, — девушка кивнула и раздражённо фыркнула на выбившуюся из причёски прядь, что лезла в глаза. — Заговор-речитатив на латыни, сигилы… Она вдруг замолкла, и Гарри подумал, что ей нужно немного времени дочитать, но когда он поднял глаза… Лицо Гермионы не выражало ни единой эмоции, но в глазах бился загнанный ужас. Поттер напрягся всем телом и нахмурился. — Что там? — осторожно спросил парень, пытаясь заглянуть в книгу со своей стороны стола. Герм просто протянула её ему, открытую на нужном развороте. По мере прочтения его лицо принимало всё более озадаченное выражение. — Гарри, это… — мягко начала девушка, явно не зная, как подобрать слова. Она сглотнула. — Это ритуал деления души. По телу Поттера прошлись мурашки. Он резко поднял на подругу мрачный взгляд. — Ты хочешь сказать… — Нет, — Герм помотала головой. — Точно нет. Но… Что-то похожее. Гарри вздохнул и взъерошил волосы. — Ладно. Пожалуй, на сегодня хватит… Тебе стоит найти перевод, я всё равно не понимаю латынь, — Миона подкатила глаза, собирая бумаги. Должно быть, она подумала про себя что-то вроде «Вот именно поэтому нужно было ходить на Древние Руны на третьем курсе!». Гарри думал: «Очередная темномагическая мерзость на мою голову…» * * * Гарри вытянул руку в воздух. Сразу за носками его ботинок начинался отвесной обрыв, и высотный морской ветер трепал пожухлую траву на краешке земли, раздувал чёрную мантию Поттера парусом за спиной. Узловатые пальцы парня ловили редких солнечных зайчиков, жидкие лучи светила отражались в стёклах очков, дымчатыми бликами покрывали воду внизу, кожу и одежду, словно веснушки на оголённом теле Земли… — Зимой вода здесь поднимается так, что лижет нижние кирпичи здания, сэр! — добродушно рассмеялся сторож. Это был дружелюбный старик с лукавыми глазами, и Гарри подумал, что нужно быть действительно жизнерадостным человеком, чтобы многие годы выдерживать гнетущую близость дементоров. Гарри задумчиво кивнул ему, не желая проявить неуважение. Кто бы мог подумать, что лето в Азкабане может быть таким? Едва тёплым, но солнечным и даже… мягким. Без бушующих гроз и ливней, без штормового моря, разбивающегося волнами об острые скалы… Всё здесь словно напевало тихую колыбель погибающим магам. Смерть не пугающая. Смерть спокойная, как тихие летние воды Азкабана, беспристрастная и неумолимая как дементоры. Гарри отказался от услуг смотрителя, который мог бы провести его через здание. Это должно было быть личным достижением Поттера, он должен был пройти этот путь от начала и до конца в одиночку. Гарри направился к зданию в форме треугольной призмы. Изнутри Азкабан был ещё более неприветливым, чем снаружи. В застенки не попадало и единого луча света, а холодное сияние Люмоса едва ли помогало в такой кромешной тьме. Нечеловеческие завывания узников раздавались будто из каждого угла, из каждой щели, не облегчая волнения Гарри. Чем ближе к центру он пробирался, тем холоднее и угрюмее становилась обстановка. Центр волшебной тюрьмы был и вовсе из неотесанного, необработанного булыжника, словно Азкабан просто вырезали из единого камня скалы. Бесконечные проходы виляли, и единственной отрадой вторженца оставались высокие своды «пещер»… Он вышел во внутренний двор как-то совсем неожиданно, едва не сорвавшись в пропасть. Вокруг выхода на многие метры в стороны были только голые скользкие стены, а прямо от пола коридора начиналась полуразрушенная и вихляющая лестница вниз. Гарри успел пройти несколько ступеней, прежде чем его начала охватывать слабость. «Дементоры», — услужливо шепнуло подсознание, и Поттеру пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы противостоять их давлению. — Ты должен будешь пойти туда. — В Азкабан? Гермиона кивнула, а затем добавила: — Ты должен будешь пойти туда и убить одного дементора. Гарри ждал, пока она поправит сама себя, как бывало обычно, и привнесёт в предложение хоть толику смысла. Но Миона молчала. — Подожди, позволь мне уточнить, — потерянно рассмеялся Поттер, — то есть ты хочешь… Чтобы я отправился в Азкабан, чёртову тюрьму для волшебников, посещения которой запрещены и подлежат наказанию по закону, и убил, — он снова не справился с позывом расхохотаться, — одного из её жутких охранников? Грейнджер насупилась, но подтвердила: — Всё верно. Гарри долго смотрел на неё, ожидая… непонятно чего. Просвещения, объяснений? — Ты же понимаешь, что я падаю в обморок только от приближения одного дементора? А там их, должно быть, тысячи. И я молчу о том, что… Их вообще возможно убить? — Да, и даже сравнительно просто. Никаких артефактов-вместилищ души, — они оба фыркнули в унисон. — Всего лишь очень сильный Патронус. Вроде твоего. Всплеск такого количества светлой энергии просто… развеет его до тумана, — загадочным тоном поведала Герм и сделала жест рукой, словно отмахнулась от дыма. Гарри покачал головой: — Хорошо, допустим, моего Патронуса будет достаточно чтобы пустить дементора по воздуху. Но для этого к нему нужно хотя бы подойти. Герм закатила глаза, будто это было чем-то очевидным. — Конечно, ты можешь это. Я бы не говорила тебе, если бы это было чем-то нереальным. Послушай, Гарри, магия дементоров — это всего лишь очередная форма ментального воздействия… Они «присасываются» к твоему сознанию в поисках питательных для них эмоций. Ты можешь защититься от этого как от легиллеменции. — Ну, если по чести, я и в этом не так уж хорош… — с сомнением произнёс парень. Грейнджер одарила его весьма скептическим взглядом, прежде чем уверить, мягко, но настойчиво: — Это дементоры, Гарри, а не Волдеморт, пытающийся взломать твою голову каждую ночь. Защититься от них будет гораздо легче, чем тебе кажется… Раньше у тебя не получалось только потому, что крестраж сжирал здоровую часть твоих сил. Голос Герм звучал так возмущённо, как будто если бы Том был всё ещё жив, она бы убила его ещё разочек, просто ради сатисфакции. Голыми руками. Гарри смешливо фыркнул. Да, тогда всё действительно звучало не слишком сложно… Но говорить и делать — не одно и то же. Сейчас, окружённый сотнями существ, заинтересованно пялившихся на него слепыми глазами из-под оборванных капюшонов, он не был и на толику уверен в своей удаче. «Давай, Гарри, всё должно быть сделано по правилам», — подгоняло подсознание, пока сам Национальный Герой едва справлялся с паникой. Он сильнее сжал в кулаке палочку. — Я ищу того из вас, — его горло издавало странные, рваные и клокочущие звуки, когда он говорил. Если бы Гарри каким-то шестым чувством не узнавал в своей «речи» знакомые слова, он принял бы эти звуки за рычание рассерженного зверя. Он им, по сути, и был. Они забрали его любимого, они забрали то, что принадлежало ему. Но на зарождающийся в груди огонь ярости времени не было. — Я ищу того из вас, кто забрал душу Драко Малфоя, — громче и твёрже повторил Гарри. Уголками глаз он следил за пакостливыми духами, норовящими зайти со спины. Чем больше из них собиралось вокруг, тем тяжелее их присутствие давило на плечи, тем сильнее сжимался обруч вокруг головы Поттера — вот как физически ощущается атака на ментальные щиты. Вдруг, из беспорядочных рядов дементоров отделился один. Гарри различал их очень поверхностно, и всё, что он мог сказать — этот был более длинным и горбатым, словно старик. — Ч Т О П Р И В Е Л О Т Е Б Я ‚ М A Г? — вопросило существо. Звуки настоящей речи дементоров, а не жалкого подражания ей, какое продемонстрировал Гарри, были гораздо более ужасающими. Будто перезвон чугунных цепей… Гарри склонил голову в церемонном поклоне, произнеся: — Я желаю вызвать тебя на дуэль. Назови своё имя. Зловещим шелестом ночного Запретного Леса пронёсся по двору дементорский шёпот. Дух, парящий перед Гарри, казался заинтригованным… насколько вообще может быть заинтересованным тёмный капюшон с дырой в области рта. Он произнёс что-то зловещее, что, очевидно, было его именем. В замысловатом сочетании звуков угадывалось что-то отдалённо напоминающее знакомые слова… Но у Гарри не было времени задумываться над этим долго. — Я П Р И Н И М A Ю Т В О Й В Ы З О В, Г А Р Р И П О Т Т Е Р Гарри напрягся всем телом и поднял палочку наизготовку. Стоило ему сделать это, все прочие дементоры расплылись в стороны, а пред его взглядом встали картины из кошмаров. Автор книги описывал дуэль с дементором как «мучения грандиозные, достойные разве что десятого ада круга…», но даже это удручающее описание было далеко от истины. Все его тело горело. Холодные восковые губы трупов друзей и близких шептали бесконечное «За что Гарри? За что? Почему…», «Ты виноват. Твоя вина. Из-за тебя мы умерли». Там были его родители, там был Сириус, белоснежный до просвечивающих вен, Римус и Тонкс держались за руки, с покорностью принимая судьбу, шестнадцатилетний Колин Криви с проломленной головой укоризненно смотрел на него единственным глазом… А в самом центре цирка ужаса стоял Драко. Вернее то, что когда-то было им. Обуглившаяся, расплавленная плоть облезала со скелета. Он тянул к Гарри изломанные руки с торчащими оборванными жилами, а лицо, разлагающееся на глазах, выражало мучение. Гротескную картину дополнял знакомый, почти родной шёпот «Гар…ри.», вытекающий из самой глотки трупа. Гарри захлёбывался собственным оглушающим криком. Он не мог ни закрыть глаза, ни заткнуть уши, и всё, что ему оставалось — наблюдать… «Борись!» — увещевал он сам себя, хватаясь за ускользающее сознание, — «Найди безопасное место!» Что-то светлое, радостное… Что-то реальное. Грязное и мокрое от слёз лицо Гермионы, и громовой победный клич Рона: «МЫ ПОБЕДИЛИ!» Сияющее мириадами звёзд небо в потолке Большого зала, полного счастливых лиц. «Война всё ещё за нашими спинами, никто не сможет исправить это, но в этот великий день мы можем ненадолго забыть о скорби и праздновать, праздновать жизнь». Всеобъемлющее счастье полёта впервые за долгие месяцы, когда не нужно ни от кого бежать и спасаться, можно просто расправить руки и взмыть ввысь… Горячечные пьяные улыбки друзей, и бутылка Огденского, поделённая — одна на всех. Как будто они снова дети, всё ещё способные радоваться пресловутой пьянке, и нежность с благодарностью затопляют Гарри огненной рыжей волной… Кремовый розарий Мэнора, и руки Нарциссы на его плечах, сжимающие его так нежно и вкрадчиво. Единственный человек, способный понять его боль. Принятие, прощение и… надежда. Ведь они всё ещё живы. А ещё очень много Драко. Не что-то важное, значимое… Но краткие моменты. Миг, когда Гарри с головой проваливался во всеобъемлющую любовь. Как он кусает губу на Трансфигурации, его изящные руки, выводящие крючки и завитушки на пергаменте, его танцующие бёдра, его смех, его глубокий бархатный голос и дыхание возле уха… И хотя всё глубже в голову свёрлами ввинчивались крики мертвецов, нарастали набатом, контроль возвращался к Гарри капля за каплей, пока он укутывался в счастливые воспоминания, словно в уютную шаль… И тогда с его губ сорвалось громогласное: — ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ! Ослепляющая вспышка белоснежного света, столь яркая и сильная, что её можно было спутать с разрывом сверхновой, скрыла фигуру могучего благородного оленя, ударившего рогами ровно в грудину существа… И стало тихо. Когда он открыл глаза, он успел увидеть, как истончается и растворяется фигура дементора. Он издал протяжный хрип, прежде чем исчезнуть насовсем… Только его мантия, лёгкая, как пушинка, медленно стремилась к земле. Гарри вскочил на ноги и осторожно подхватил её, пока она не коснулась поверхности. Шепнул почти ошарашено, сорванным горлом: — Я победил. Очень давно, на третьем курсе, Люпин увещевал: «Воспоминание должно быть абсолютно радостным, не омрачённым печалью…» Но вместе с болью, Гарри ощущал бесконечную, всесильную любовь и надежду. И она придавала ему сил. * * * В Уилтшире лил дождь, когда Гарри настойчиво постучал в двери поместья. Была глубокая ночь, но он не мог ждать до утра, и с каждой минутой становился всё раздражительнее. Нарцисса открыла ему, одетая в ночную сорочку и со свечой в руках. За её плечом виднелась любопытная и озабоченная мордочка эльфийки в парадной наволочке. На заспанном лице женщины явственно проступило изумление. Должно быть, Гарри был последним, кого она ожидала принимать у себя в такое время суток. — Мне нужно к Драко, — без предисловий поведал парень. Леди Малфой не выглядела особо довольной этим заявлением, но, казалось, понимала серьёзность ситуации. И то, что у неё нет выбора. Нарцисса провела его глубоко во двор, мимо битых стеклянных теплиц, цветников и рядов деревьев. За изящной витой калиткой начиналось крошечное родовое кладбище. Гарри совершенно не нравилось это место, но он уважал решение Нарциссы оставить Драко здесь. В светлой комнате, в центре родового склепа, который открывался капелькой крови Малфоев, находился постамент белого мрамора. Из-за атласной подложки поверх каменной плиты, он скорее напоминал пафосную кушетку. На ней, на бархатных подушках, и лежал Драко. Это место не напоминало гробницу. Обилие света и свежие цветы в нескольких вазах предавали ему безобидный вид. И Драко вовсе не походил на труп, скорее… на спящего красавца. Спокойный, безмятежный. Его лицо почти улыбалось. Его раны были залечены, тело заботливо омыто и одето в тонкий льняной костюм. Единственное, что Гарри мог подумать: «Ему, наверно, ужасно холодно». Нарцисса медленно подошла к сыну и устало присела на край постамента, заправив выбившуюся прядку коротких волос ему за ухо. Поттер знал, что она часто бывала здесь — наверное, каждый день. Должно быть, это зрелище уже давно её не шокировало. Но Гарри был здесь всего второй раз и, застыв на пороге, едва справлялся. В самый первый раз он помогал обустроить комнату — поставить тяжёлый камень и приладить стекло в потолочном куполе. Он не видел Драко с тех пор, и не особо готовился «встретиться» вновь. Но вот он здесь. Юноша медленно подошёл к телу и вытащил мантию из-за пазухи. Нарцисса перевела на него напряжённый взгляд. — Что это, Гарри? — тихо и кротко спросила она. — Это не навредит ему, — быстро заверил Поттер. Чуть поколебавшись, всё же ответил: — Это плащ дементора. Глаза женщины округлились в изумлении, она поднялась и медленно подошла к нему. — Ох, милый… — её голос дрожал. Гарри осторожно приподнял младшего Малфоя за спину (его голова мягко откинулась назад, на плечо Поттера, что предавало ему особенно хрупкий вид) и укутал в сизую мантию-дымку. Нарцисса обняла его за плечи и расправила тонкую складочку на одеянии сына. Спустя несколько минут они вернулись в дом, и Нарцисса настояла, чтобы Гарри остался на ночь. Будучи полностью честным, едва ли он сопротивлялся. Едва выбравшись из Азкабана, он чуть не свалился с ног. Адреналин, до сих пор удерживающий его в твёрдом рассудке, улетучился, и на Гарри разом обрушилась вся усталость, полученная за последние несколько дней. Помимо ужасной, опустошающей борьбы с дементором, непосредственно за трое суток до вылазки в тюрьму Гарри перестал спать и тратил все свои силы на подготовку. Ему пришлось в усиленном темпе потренировать окклюменцию, прошерстить множество инстанций, чтобы выбить себе пропуск непосредственно в тюрьму, скрыть это от прочих непосвящённых личностей… Кому-то платить, угрожать, кого-то шантажировать. В целом и общем неделька выдалась чересчур насыщенная, и, уже находясь в Мэноре, Поттер едва ворочал языком. Речи о том, чтобы пешком идти до ворот поместья и аппарировать к себе, не шло. Нарцисса отвела его в комнату где-то в восточном крыле второго этажа. Она пожелала Гарри спокойной ночи и, когда она, наконец, ушла, юноша с замиранием сердца обнаружил, что это была комната Драко. Это было сродни удару под дых. В горле уже во второй раз за ночь образовался острый комок. Место, где Драко жил. Настоящий Драко Малфой, а не та бездвижная кукла, что лежит в склепе. Здесь всё дышало им. От книг на полках, до забытых фигурок оригами в ящике стола, даже пыль. Всё это было каким-то непередаваемо Малфоевским, что если бы Гарри попросили описать комнату одним словом, он не нашёл бы ничего лучше лаконичного, но исчерпывающего «Драко». Должно быть, Нарцисса сохранила это место в том состоянии, в котором её сын оставил. Так же, как Вальбурга когда-то сделала для Регулуса… Очередная женщина из Блэков повторяет судьбу предшественницы. Какое горькое наследие… Поттер не видел никаких признаков иного вторжения, и он был бесконечно благодарен Леди, что она позволила ему нарушить покой. Стоило верхней одежде покинуть тело, Гарри обессилено упал на кровать. Он глубоко вдохнул воздух, но лучше бы он этого не делал. Постель одурительно пахла Драко. Гарри свернулся клубком, и в груди его было так жарко и больно, что хотелось реветь навзрыд. Но на слёзы не хватало сил. Последнее, о чём он успел подумать, прежде чем забыться сном — что Драко больше не будет холодно в его стерильно-белом склепе. Потому что мантии дементоров на удивление тёплые.***
IV.
Не успев вылезти из зелёного пламени перемещения, Гарри запнулся о каминную решётку и душераздирающе закашлялся. Чарли хохотнул, но протянул ему руку и помог подняться. Должно быть, приземление задницей на пол — это не то, как Национальные Герои должны приветствовать знакомых, но Гарри было плевать. Правила и формальности были последним, чем он руководствуется в своём поведении. Когда он вернул себе устойчивость и немного манер, чтобы поприветствовать второго по старшинству из сынов Уизли, Чарли крепко пожал ему руку и предложил экскурсию. И хотя Гарри было немного не до экскурсий со всеми его проблемами, он кивнул в согласии. Поттер решил быть милым и покладистым, проявить уважение, раз он здесь по факту на птичьих правах. Гарри на самом деле не особо понимал, как провернул эту авантюру. Мало того, что любой драконий заповедник в любой точке мира всегда будет являться закрытой для посещения не квалифицированных в драконологии персон территорией, так и цель его визита была, мягко говоря… Далека от идей гуманизма. Поттер не ожидал понимания, когда объяснил Чарльзу свой план и для чего вообще ему это нужно. И пусть поначалу он метал молнии глазами и готов был едва ли не с кулаками лезть, но, по какой-то причине, Уизли согласился. Гарри думалось, что всё дело в Джордже. Потеряв близнеца в Битве за Хогвартс, Джордж Уизли сгорел как спичка за каких-то полгода. Сначала вспыхнул яростно, проклиная и обвиняя весь мир за свою утрату. А затем так же скоро потух. Совершенно по-магловски вскрылся в ванной. Гарри до сих пор помнил мешанину бордового на бирюзовой керамической плитке. Цвета совершенно не сочетались, выдавая мерзотный неестественный оттенок… И, наверно, Чарли всё ещё переживал двойную утрату. Для всех Уизли и их близких эта смерть стала откровением, шоком. Никто не ожидал, что Джордж сорвётся в пропасть. Фред был ударом по сердцу, но кончина второго близнеца их добила. И даже если Чарли едва знал Гарри, он никогда бы не пожелал ему такой участи — просто напросто наложить на себя руки, потому что не справился с потерей. Парень выглядел жизнерадостным, рассказывая о штабе и своих коллегах. Должно быть, он не желал думать о том, что им предстоит сделать через пару дней. Гарри уважал это решение и также постарался отвлечься. Дом драконологов был уютным и обжитым. Он был достаточно опрятный изнутри, чтобы не выглядеть «на свой возраст». Гарри даже удивился, когда они вышли на улицу и он мог лицезреть разваливающийся деревянный фасад здания, тёмный от влажности. Затем они долго гуляли по холмам и склонам. Чарли говорил беспрестанно, Гарри больше молчал, как он обычно и делал. Во времяпрепровождении с Чарльзом было что-то, что есть у всех Уизли, и что заставляло Поттера чувствовать себя словно он дома, словно он часть одной большой семьи со всеми ними. Так и было. * * * Вечером того же дня они вернулись в дом, где уже собрались остальные ребята. Гарри не запоминал их лиц или имён, в этом не было никакого смысла, и он вряд ли нравился им, учитывая его просьбу… Но все отдыхали, смеялись, и пили пиво вместе. И Гарри на мгновенье подумал, что то, что он делает, не было таким уж страшным. Следующий день прошёл преступно быстро и едва ли отпечатался в памяти. Что-то ел, о чём-то думал… А потом вдруг очутился в своей постели (на твёрдом продавленном старом диване) с мыслями о завтрашнем дне. И мысли эти были отнюдь не весёлые. Утром Чарли разбудил его очень рано — было едва ли часов пять утра, или что-то около того… Гарри только успел нацепить одежду и очки. Он совершенно не был готов к тому, свидетелем чего станет и в чём будет участвовать. Чарли был хмур, как и двое других драконологов, сопровождающих их в огромный амбар далеко за домом, на грани владений заповедника. Чем ближе они подходили, тем громче становились звуки, раздававшиеся из амбара. Рёв пламени и стенания дракона. Гарри потерянно выдохнул и сжал руки в кулаки. Он должен был сделать это. В дверях амбара стоял рослый чёрный детина с угрюмым лицом. Он просканировал троицу пронзительным взглядом, затем кивнул Уизли. — Кто сегодня, Майк? — негромко спросил Чарли, на что парень незамедлительно, но так же тихо, ответил: — Красный китайский. Чарльз недобро усмехнулся и склонил голову к плечу, так, что его шёпот услышал только Гарри, да и то хорошо прислушавшись: — Повезло тебе сегодня, драконоборец. От этого напутствия у Поттера по спине пробежали мурашки. Внутри, несмотря на открытые высокие окна, было сумрачно. Единственным источником света было мелькающее то тут, то там пламя дракона. Юноша тут же подобрался, одним слитным движением выудив палочку из крепежа на рукаве. Несколько здоровых мужчин удерживали длинного дракона заклинаниями и цепями за хвост, крылья, шею… И в грозном рокоте зверя Гарри чудились мольбы о пощаде. — Ну вот и всё, маленький Герой. Делай своё дело, — у Чарли был стеклянный взгляд и странный голос, но у Поттера не было времени разбираться. Медленно, крадучись, он приближался к дракону. Чудовище то смирно сворачивалось кольцами, пытаясь уйти из-под града жалящих проклятий, то снова своевольно взбрыкивало, рычало, разевало пасть… — Вам не одолеть меня! — раздался вдруг могучий рёв. Гарри застыл на месте, как вкопанный. — Я СОЖРУ ВАС ВСЕХ, ЖАЛКИЕ ЧЕЛОВЕЧИШКИ! СЛЫШИТЕ?! — вой повторился. И юноша с ужасом понял, что он может понимать дракона. Должно быть, в отличие от многих прочих, красный китайский дракон был всего-лишь большим крылатым змеем. Не взирая на недовольные крики драконоборцев, Гарри подошёл вплотную к зверю. Существо пятилось, не зная, как воспринимать такое наглое бесстрашие. — Почему этот человек не боится меня?! — Меня ты не пугаешь, — спокойно ответил Поттер. — Ты меня понимаешь?! — изумлённо рыкнул змей, наклонив массивную голову, чтобы разглядеть Гарри. Парень не замечал таких же удивлённых взглядов драконологов, он мог только смотреть в большие тёмные глаза со зрачками-щелями, и разноцветными прожилками, словно звёзды в ночном небе… — Освободи меня, Говорящий! Гарри притронулся к морде дракона, и тот позволил, благодарно подставляясь под руку. Огладил пальцами крошечные шершавые щитовые чешуйки, переливающиеся всеми оттенками рыжего и бордового, будто танцующее пламя в камине… Почувствовал ладонью пышущее паром горячее дыхание, и утробный клокот — не то заглушенный рык, не то какое-то особое драконье мурлыканье… — Я освобожу тебя, — задушено шепнул Гарри, а потом Чарли пихнул ему в руку кинжал. Змей издал потерянный, жалостливый звук, когда дюжие маги натянули поводья, сгибая его тело петлёй. Гарри прижал широкую шею к земле, как мог, и, широко размахнувшись, нанёс удар в извивающуюся грудину, вогнав длинный клинок по самую рукоять. Зверь болезненно взревел, трепыхаясь в неплотной хватке, а Поттер рванул нож вниз, распарывая грудину. На свет показались слои мяса, жил, клеть рёбер… Отбросив кинжал, Гарри опустил голую руку прямо в открытую рану и собственными когтями вырвал, с обрубками вен и артерий — словно бы с корнями, ещё живое, бьющееся в его руке сердце. Это было какое-то ужасающее, сюрреалистическое ощущение — пульсация крови, вытолкнутой сосудистым мешком прямо на его ладонь… — АРЕСТО МОМЕНТУМ! — возопил кто-то из-за левого плеча, и Гарри словно бы очнулся от морока. Перед глазами его встал сеновал, кучка перепуганных людей с суровыми лицами… Гарри ещё раз взглянул на морду легендарного зверя — потускневшие, аметистовые глаза, усыпанные осколками светил, смотрели на него с прямым укором. Дракон больше не двигался. Он был мёртв. На плечо Поттера приземлилась тяжёлая сильная рука Чарли, и он обернулся. На лице Уизли было написано такое явное изнеможение и страдание, что Гарри понял — нужно уходить отсюда к чертям собачьим, прямо сейчас, иначе они оба вот-вот потеряют рассудок. Но он только сглотнул сухо-солёный ком в горле и благодарно кивнул. * * * Несмотря на усталость, в то утро никто не спал. После подобного зрелища в принципе немного проблематично заснуть. Большинство драконологов возились с тушей в амбаре. Гарри только в общих чертах представлял, что можно сделать с телом мёртвого дракона, но не то чтобы он вообще хотел знать. Чарли среди них не было. Когда грязное дельце было окончено, он первым же выбежал из амбара. У него было серое лицо и лихорадочный блеск в глазах, и никто его не останавливал. Что интересовало юношу гораздо больше — куда персона столь примечательной наружности могла деться на пустой открытой местности участка? Гарри так же мог сказать, что Уизли не вернулся в дом, потому как находился там в одиночку. Сердце, упрятанное в медную шкатулку, покоилось на прикроватной тумбе. Поттер снял одежду и направился в ванную комнату, чтобы смыть с себя кровь. В какой-нибудь другой ситуации он, может, представил бы себе жадный (исключительно в научном интересе!) взгляд Гермионы или возмущённый подобной халатность к столь редкому драгоценному ингредиенту тон профессора Снейпа, но не сегодня. Сегодня ему было плевать, сколько стоит каждая струйка и капелька, покрывающая его тело — будь у него возможность, он стёр бы с себя даже кожу, вымыл из больной головы даже воспоминание об ужасном утре. Когда Гарри вышел на улицу, ещё только занимался рассвет. Блёклое солнце лениво выкатывалось в середину небосвода, подтягивая за собой васильковую завесу. Волосы парня, ещё мокрые после душа, роняли на голую спину и грудь капельки воды. Он прилагал все усилия воли, заставляя свой разум перестать видеть в них розоватый оттенок. Поттер осмотрелся. Выгоревшая осенняя трава переливалась на ветру, словно шерсть большого спящего животного. Вдруг что-то вдалеке бликануло Гарри прямо в лицо. Парень приложил руку ко лбу, козырьком, и вгляделся вдаль: там, на верхушке пологого холма, среди рыжих мхов и кустарников таким же рыжим горела шевелюра Чарли. Теперь было понятно, как ему удалось спрятаться от внимательного взгляда волшебника — Уизли просто-напросто сливался с окружающей обстановкой. Если бы не блестящие на солнце остеклённо-янтарные бутылки Огденского, Гарри не отыскал бы его вовек. Когда Поттер подобрался к подножию холма, солнце сместилось ещё немного вверх, а на вершине оно и вовсе напекало макушку. Гарри сел рядом с Чарли. Тот вяло улыбнулся ему одним лишь уголком губ. Отпил от своей бутылки, и предложил Гарри другую. Несмотря на пол-ящика пустых торб, он не выглядел хоть сколько-нибудь пьяным. Юноша вертел бутылку в руках, и не знал, что тут можно было сказать. С этикетки огневиски на него смотрел пышущий огнём дракон. — Мне жаль, — тихо произнёс Гарри и сглотнул. Это была правда, но он всё равно чувствовал себя лжецом. Потому что он всё равно это сделал, и никакие извинения не умалят его вины. Дамблдор тоже сказал «мне жаль», когда сделал его таким. Агнцем на заклание. Но жалел ли он по-настоящему? Вопреки всем ожиданиям, Чарли рассмеялся. Это было так неожиданно, что лицо Гарри приняло совершенно детское, до смешного изумлённое выражение. А Чарли всё смеялся навзрыд, и Поттер уже не мог бы сказать, был то горький смех или стоны отчаяния. — Тебе не за что извиняться, Гарри, — вопреки словам, голос его был жёстким и жестоким. — Днём раньше, днём позже… Разница невелика. Быть может, сегодня мы обошлись малой кровью. — Что ты имеешь ввиду? — он осторожно спросил. Чарли посмотрел на него странными глазами. — Как ты думаешь, Гарри, на какие шиши заповедники вообще выживают? — Поттер снова почувствовал себя наивным и хитро обманутым, но предположил, что подобные заведения спонсируются Министерством. Уизли в ответ заполошно покачал головой: — Никому это к пикси не интересно. Ты хоть представляешь, каких затрат это требует?! — со всем пылом пьяницы провозгласил Чарли, но тут же снова стал серьёзным: — И речь уже идёт не о тысячах, а сотнях миллионов галеонов ежегодно. Одно только разрешение на содержание и разведение магических существ пятой ступени обходится в кругленькую сумму. А ещё аренда земли, защитные купола, маскировка от магглов, страховка… Ни у кого нет столько денег, да и слишком большая это морока — содержать целый драконий заповедник. Для большинства «сильнейших мира сего» это совершенной невыгодное вложение. Гарри нахмурился и задал закономерный вопрос: — Тогда откуда у вас такие деньги? И Чарли сказал, не смотря ему в глаза: — Ингредиенты для алхимии и зельеварения. Гарри молчал, не особо понимая, какая здесь связь. Чарли отпил виски и продолжил: — Одна туша среднего дракона покрывает затраты на несколько месяцев вперёд. Чешуя, органы, кровь, слёзы, когти, клыки, сердечные жилы… ингредиенты такого качества на рынке расходятся по весьма привлекательным ценам. Драконьи заповедники, Гарри, это в то же время самые большие волшебные скотобойни в мире. А потом слова, вместе со слезами, полились из него рекой. Гарри подумал, что, должно быть, никто больше не знал об ужасах повседневной жизни Чарли, что Уизли долгие годы хранил свою боль в секрете, раз сейчас она словно вылезала уродливым гноем из разверзнувшейся раны. У Поттера от его рассказов перед глазами вставали пугающие, мрачные картины — мечты, обернувшиеся ночными кошмарами, тревога и пьянство из-за разбившихся на острые осколки ожиданий. Пронзительное осознание собственной грешности, когда ты знаешь, что впереди тебя ждёт только Геенна Огненная — Ад ещё более беспощадный, чем тот, что ты переживаешь сейчас, каждой клеткой кожи ощущая кровь на руках, каждой фиброй своей светлой, доброжелательной души переживая очередное убийство. Убийство дракона — преступление против самой Магии. И от этого хворь волшебного ядра внутри распространяется, как чума. Всё глубже и глубже с каждым прожитым днём. Или это давление вины? Чарли шептал холодными горькими губами: — Я ведь люблю их, Гарри. Каждого, как родного брата — от шипастых недружелюбных гибридов, до пакостливых ядовитых змеезубов. Это умные, прекрасные существа, а к ним относятся как к скотине на убой, но что ужасней — я один из палачей, — его мокрое лицо купалось в золотом солнечном блеске, предавая его выражению какой-то невозможный, глухой трагизм, — они льнут ко мне, доверяют, чтобы потом я привёл их на плаху? Его руки дрожали, расплёскивая виски, но Чарли не было до этого дела. — Ты знаешь, как страшно драконы плачут по своим детёнышам? А ведь «молодняк» самый прибыльный, самый чистый… — слова злые и жестокие, — Какой это душераздирающий, утробный вой, и некоторые даже умирают от тоски… Как это жутко — видеть в любимом друге загнанную огнедышащую тварь. Они не хотят умирать так, Гарри. А я ничем не могу помочь. И Гарри находил в этом какую-то извращённую близость, какой-то отклик в своей душе. Светлые, чистые, прекрасные, могущественный существа, отданные на произвол невежественного рода волшебников. Их боятся, и от того уничтожают — вот судьба Драконов. Одним словом, ближе к вечеру упоённо напивались уже оба. Гарри исчез с порталом следующим же утром.***
V.
С размаху хлопнула дверь, едва не слетая с петель. Гарри проорал за спину, надеясь спрятаться в глубине дома: — ИДИ К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ, ГЕРМИОНА! ДАЖЕ СЛЫШАТЬ НЕ ХОЧУ, ЧТО ТЫ ПРИДУМАЛА НА ЭТОТ РАЗ! Он кричал, надеясь выжечь яростью горечь и отвращение из своей души, но его горло снова сдавило рыданиями и в глазах запекло. Гарри хотелось снять с себя кожу, вытянуть вены по одной, глотнуть отбеливателя — сделать хотя бы что-то, чтобы не чувствовать своё жалкое чёрствое гниющее сердце, не способное на настоящую любовь. Хотелось изничтожить своё тело, само своё существование, только причиняющее боль и страдания. Гарри хотелось трусливо подохнуть. Он думал, что знал, на что идёт. Думал, что готов к любой возможной темномагической грязи. Но всё оказалось гораздо хуже, чем он мог помыслить даже в самых смелых своих предположениях. Он не знал, в какой моменте всё пошло в тартарары, когда их спасительная миссия превратилась в гротескный эксперимент Франкенштейна. На отвороте его век капиллярами выведено: — Секо. Секо — как шипение ядовитой змеи, предвестницы зла… Внутри распоротой груди виднеется болезненное сплетение сросшихся вен и артерий, словно выступающие из трещин в асфальте корни, словно извивающийся ком змей и сороконожек — явление мерзкое и неестественное… Этот нарост тяжело пульсирует, как настоящее сердце. Крошечные кровяные русла словно шевелятся под его давлением… Чтобы добраться до него, Гарри пришлось выломать грудину и расправить рёбра. Их оглушительный треск напоминал звук ломающихся арматур. Тонкая, нежная кожа вокруг раны, как резиновая, сбилась в некрасивые складки и едва-едва сочилась сукровицей. В голове у Гарри стучало набатом, руки мелко подрагивали. Гермиона сжала его плечи и велела Нарциссе выйти. — Всего пара заклинаний, и дело сделано, — её голос вливался в уши ядовитой патокой. Ещё одно Секо, и узел вен вскрыт, изливается горячей бледной кровью. Дрожащей рукой Гарри распахивает шкатулку, от взмаха палочки с неё слетает заклинание и драконье сердце делает два натужных последних удара, как будто оно билось внутри живого существа всего мгновенье назад. Гарри вкладывает сердце в грудь Малфоя и шепчет заживляющие чары. Обрубки артерий нехотя врастают в подрезанные вены, и, спустя несколько долгих мгновений, сердце делает ещё два гулких удара, прежде чем Поттер понимает — что-то не так. Драко начинает трясти; мышцы непроизвольно сужаются, его тело вибрирует в каком-то абсолютно бешеном ритме, глаза вращаются под сомкнутыми веками, натягивая их до предела, и из раскрывшегося рта раздаётся совершенно потусторонний хрип. А затем эта сущность поднимает голову, и широко распахнутые глаза смотрят прямо внутрь Гарри, и в них нет ничего живого. Одна лишь безжизненная, мутная пустота — пугающая, мёртвая. Гарри в ужасе пытается прижать его к постаменту, чтобы он не мог причинить себе ещё больше травм — аккуратные края раны уже рвутся и расходятся шире положенного, а вживлённое сердце стучит в позвонок так сильно, словно пытается вырваться. Гарри кричит: — Что происходит?! И Гермиона кричит в ответ: — Я не знаю! Это ненормально! Тело под руками неконтролируемо гнётся, изламывается в неестественных позах. Плечи выворачиваются в обратную сторону, спина широкой дугой возвышается над поверхностью камня, шея и вовсе вот-вот треснет… Единственное, что Гарри может сделать — снова вырвать сердце, чтобы оно не отравляло и без того измученное тело. Грейнджер напрочь игнорирует его и продолжает идти напролом. Поттер скрывается в ванной и запирает дверь заклинанием; остаётся уповать лишь на то, что дом в очередной раз послушается его желаний и не впустит незваную гостью. — Гарри! Открой немедленно! — слышится возмущённый возглас по ту сторону двери, но парень не реагирует. Он пытается подавить всхлипы и не смотреть в зеркало. Потому что боится увидеть там монстра-себя. — Гарри, пожалуйста! — Гермиона увещевает, — Мы ошиблись, но всё ещё можно исправить! — ИСПРАВИТЬ?! — взревел Поттер, — Как ты не понимаешь! Гарри распахнул дверь, изливая на испуганную девушку всю злость и всё отчаяние, что у него были. — Он мёртв, Гермиона. Его душа больше не принадлежит его телу, и то, что мы с тобой видели — это живой труп, — как бы ни было больно произносить эти слова, его голос был твёрдым и мрачно-решительным. Необходимо признать правду. — Это аморально, противоестественно, пытаться вернуть её в тело. Разве ты не читала все эти книги про «оживление»? Оттуда не возвращаются. Это будет уже не он, а что-то жуткое и жестокое, что-то далёкое от всего людского, к чему мы привыкли. Нечеловеческое. И автор твой — больной на голову псих-некромант, играющий с материями слишком тонкими для его понимания. Это всё, — он резко махнул рукой, выражая что-то неопределённое, — гораздо сложнее и опаснее, чем какой-то твой дурацкий научный эксперимент. Это реальные жизни реальных людей, и силы, неизвестные и не подвластные нам с тобой. Гарри выдохнул и закончил жалостливым тоном: — Так что пожалуйста, пожалуйста, давай закончим на этом. Я сегодня едва не убил свою любовь, и я очень, очень сильно устал. На лице Мионы промелькнуло что-то навроде сочувствия, но затем она сказала, будто пропустив тираду Поттера мимо ушей: — Мы взяли сердце не того дракона. Гарри простонал, воздев руки к небу: — Что ж, не то чтобы у меня был широкий выбор! Предложишь мне распотрошить Венгерскую хвосторогу?! Герм качнула головой и шепнула: — Нам нужно сердце именно Драко. Юноша тихо вздохнул и прикрыл глаза. Две солёные капельки застряли во впадинах у переносицы. Какая-то суровая, выгоревшая, сломленная уже до предела часть его подумала: «Оно было у меня когда-то, но затем я его потерял». Гарри уже не был уверен, будет ли он когда-нибудь целым, найдёт ли он хоть какой-то покой. * * * С головой погрузившись в напряжённую работу, они едва не пропустили начало ноября. Как-то раз Гарри проснулся в пять утра, а на улице было ещё довольно сумрачно, и он вдруг с удивление осознал, что его морозит. Пришли первые холода, и всего через пару месяцев начнутся настоящие заморозки. Содрогаясь в своей тонкой футболке, юноша спустился в кухню и поставил чайник на плиту. Затем, по неприятно холодной плитке, вернулся в гостиную и растопил камин. На каминной полке, рядом с кувшином летучего пороха, лежали пара писем и короткая, слегка обугленная по краям записка. Текст гласил: «Для Гарри и Гермионы. Мы все скучаем по вам! Особенно Рональд. Были бы рады видеть вас в это воскресение! Молли». Миссис Уизли была в своём репертуаре. Где-то глубоко внутри Гарри почувствовал маленький тёплый шарик, размером с монетку может быть. Это ощущение было нежностью, или признательностью, или благодарностью; или всем этим вместе. Но на короткое мгновение Поттеру стало совсем немного легче. Записка пришла, должно быть, пару дней назад. Гарри подумал, что они могли бы немного отложить дела и развеяться всего на одно воскресение. Сверху раздались шаги, и из коридора выплыла сонная, уставшая Миона в домашнем халате. Она поселилась в доме Поттера после их последней «миссии», потому что следующие шаги требовали более серьёзной подготовки. Во-первых, Гермиона искала более подробную информацию о некоем «особом месте» с очередной необходимой вещью (Гарри ужасно злило, что она не могла дать более конкретного ответа), а во-вторых её предстояло создать уникальную формулу заклинания, подходящую именно Гарри и Драко. Чары, описанные в книге, могли быть базой и фундаментом для ритуала, но они требовали множества правок и дополнений, рассчитанных на определённую ситуацию. Поттер, взглянув на эту писанину лишь единожды, понял, что здесь он бессилен, и оставил интеллектуальную часть работы подруге. Герм же играючи распутывала клубок из формул и уравнений. Любопытство и азарт подпитывали её энтузиазм. Гарри протянул зевающей девушке записку, а сам отправился на кухню стряпать завтрак. Вернулся он уже с двумя левитирующими чашками горячего чая и полной тарелкой сендвичей с индейкой. Он завалился на диван с одним бутербродом, и решил просмотреть оставшуюся корреспонденцию. Первый конверт имел на себе печать Министерства, отчего Гарри резко стало глубоко индифферентно его содержание. А вот второй был помечен фамильным гербом Малфоев, и это уже было весьма занятно. «Дорогой Гарри, Нахожу необходимым сообщить тебе, что апартаменты Драко будут перенесены в конце ноября. Новое место находится на территории Хогвартса, на дне Чёрного озера, у самых стен замка. Это нестандартный вариант, и он, возможно, поразит тебя. Но Драко хотел бы быть ближе к Слизерину, который считал единственным своим домом. Буду рада видеть тебя на месте. С уважением, Нарцисса» Гарри выпрямился на своём сидении и нахмурился. О, это действительно было очень в духе Драко — драматично и до безбашенности решительно. Это решение волновало его, ведь теперь доступ к… телу осложнялся средой. Поттер мог понять причины. Нарцисса была сильной женщиной, но она далеко не всё могла бы стерпеть. Видеть сына, неподвижного, чахнущего с каждым днём, было для неё настоящим мучением. Каждый день она проводила у кровати Драко, или в попытках не приближаться к ней. Наверно, Нарцисса хотела оградить сына от себя, спрятать его как можно дальше, чтобы наконец освободиться от каторги ежедневных волнений. Также, она волновалась за сохранность Драко… и психики Гарри, пожалуй. И хотя она не знала, что конкретно он делал в каждое своё посещение, и хотя от червоточины в груди младшего Малфоя остался только тоненький белёсый шрамик, она видела одержимость Поттера. Его почти безумную тягу к Драко, и неспособность отказаться от него. Леди Малфой была достаточно сильной, чтобы проститься со своим сыном и идти дальше. Единственное, чего она не учла — сакрального значения небольшой авантюры, что Гарри и Гермиона проворачивали у неё прямо под носом. Юноша вздохнул. От неясного волнения его кожа покрылась мурашками, и это не было особо приятным чувством. Он в любом случае не мог просто сказать Нарциссе «Нет». Миона бросала на него взгляды над краешком какой-то книги. Поттер просто протянул ей короткое письмо и кивнул на записи, разложенные на кофейном столике: — Есть подвижки? Герм пробежалась взглядом по нескольким строчкам листа, затем смерила Гарри долгим взглядом, и только тогда ответила, приняв очень важный вид: — Да. Я знаю, куда ты отправишься далее. В Азкабан. Парень громко простонал и съехал по сидению, утопая в диванной подушке. Грейнджер ухмыльнулась, но он этого, конечно, не увидел. * * * В этот раз путь Гарри был несколько легче — никаких споров с министром, лишь небольшая взятка и проплаченный портключ. Смотритель встречал его, как родного, и не нужно было пробираться через муравейник внутренних коридоров. Гарри выделили комнату и приказали ждать. Уже на месте его настигла неуверенность — что делать теперь? Победить дементора в дуэли может быть и было легко, но заключить сделку с дементором? От самой формулировки вставали волосы дыбом. Больно это всё напоминало сделку с дьяволом. Что он мог предложить злостным духам-пожирателям счастья? Гарри смутно себе представлял даже правила договорённостей с этими чёрными балахонами. С мрачной решительностью Поттер подумал, что в худшем случае ему придётся обменять одну жизнь на другую. Но всё разрешилось проще, чем он предполагал. Дементор появился спустя долгие десятки минут. Должно быть, они в целом были существами достаточно неспешными. В помещение (это не было камерой, но и называть это голое неприглядное место комнатой язык не поворачивался) он скорее «вплыл», как и подобает всем порядочным духам. Гарри напрягся всем телом, готовясь ко враждебному присутствию на ментальном уровне, но… ничего не произошло. Дементор вдруг сделал странный жест, низко склонив голову на длинной костлявой шее. Что-то вроде поклона, который Гарри продемонстрировал на дуэли. — Ч Т О П Р И В Е Л О Т Е Б Я В Э Т О Т Р А З, М А Г? — спросило существо. Поттер напряжённо нахмурился, остерегаясь столь радушного приёма. — Ты не навредишь мне? — спросил юноша, чтобы удостовериться. Его голос снова издавал шаркающее бульканье, вместо нормальных слов. Звук, напоминающий перезвон кубиков льда в стеклянном бокале, можно было принять за усмешку. Явление ещё более шокирующее и подозрительное. — Н Е Т. Т Ы О К А З А Л У С Л У Г У М О Е М У С О Б Р А Т У. — Услугу? — ошарашенно переспросил Гарри. — Т Ы У Б И Л Е Г О Н А Д У Э Л И. — с чем-то вроде признательности в утробном рычании поведал дух. Юноша подумал, что лицо у него сейчас презабавнейшее. В любом случае, у него не было времени размышлять о моральных принципах дементоров. У него была чёткая цель, не терпящая каких-либо отлагательств. — Ты можешь провести меня на своё кладбище? — напрямую спросил Гарри. Он был серьёзен и учтив, и, если честно, взволнован своей властью. Даже забившись в самый угол безликой каморки посреди Азкабана, он уверенно, на равных беседовал с чёртовым дементором. А это уже было что-то. Дух долго молчал, прежде чем ответить с, как показалось Поттеру, толикой неудовлетворения: — П О Ж А Л У Й, Я М О Г У Э Т О С Д Е Л А Т Ь. И прежде, чем юноша мог бы сказать что-то ещё, они исчезли. Место, в котором Гарри оказался, предвосхищало любые ожидания. Единственное сравнение, которое он мог придумать — сюрреалистичный сад, или сцена из готического фентезийного мюзикла… Скалистая неоднородная почва Кладбища, поросшая мхами и разнообразными суккулентами, была усеяна рассадой из крошечных, всего с ладонь размером, стеклянных гробов. Бесконечные, бескрайние поля сердец в надёжных кварцевых саквояжах. Здесь не было троп в их общепринятом значении — лишь относительно пустынные участки, свободные от «захоронений». Поначалу Гарри боялся ступать, чтобы ненароком не повредить сложную организацию пространства. Но чем дальше он продвигался, тем ловчее преодолевал новое расстояние. Его проводник тенью следовал за ним, правда на почтительном расстоянии. Поиск нужного сердца — занятие довольно неупорядоченное. Ты не увидишь его сразу, и не сможешь нарисовать карту. Гарри шёл скорее по наитию, чем к определённому пункту назначения. По сути, он всего лишь бродил туда-сюда, осматриваясь. На Кладбище не было видно неба (или, вполне возможно, его не было вовсе — если место это расположено в каком-нибудь параллельном измерении), склоны скал заволокло туманом, который поднимался вверх и сливался с белой дымкой, застилающей обзор на небосвод. Всё, что окружало парня на многие мили вокруг — не закопанные гробики без надгробий. Гарри находил это место странно умиротворяющим. Тихое, спокойное… И беспристрастное, как сама Смерть. Здесь нет места печали, злости, вине; и бурная радость тоже кажется неуместной. Простое безвременье, словно замерший момент — даже воздух такой, каким был, наверно, когда-то много лет назад. Ни мушки, ни птичьей трели, лишь лозы сорняков да глупые стойкие васильки. И Гарри растворялся в этом концентрированном Никак. Он не знал, сколько шёл, или как много он прошёл — пейзаж вокруг оставался неизменным, но голова его была лёгкой и светлой, как никогда прежде. Он знал, чего хотел, сколько бы боли это ни приносило; и он знал, как это заполучить. Его ноги ведут его к цели. Дементор следовал за ним безликой, беззвучной тенью. Руки балахона сцеплены за спиной, как у образцового смотрителя, а темнота глядит из-под капюшона как будто с интересом. Снова ледовый звон: — С О М Н Е В А Ю С Ь, Ч Т О Т Ы Н А Й Д Ё Ш Ь Т О, Ч Т О И Щ Е Ш Ь. Гарри слегка хмурится, но игнорирует непрошенное замечание. Вдруг, на краю зрения что-то едва заметно блеснуло, но Поттер, чутко воспринимающий окружение, всё равно заметил. Он направился в ту сторону. Через несколько — десятков, сотен, тысяч? — шагов, Гарри заметил одну шкатулку, отличную от прочих. Пластинки этого гроба соединялись золотым каркасом, и на крышечке золотилось тиснение слов: Cordis est Draco С благоговением, Гарри прикоснулся к стеклу, стёр тонкую пелену пыли. Внутри, на подложке из крошечных васильков и мягкого мха, под плотно запаянной крышкой, хранилось бескровное белое сердце. Всего лишь хрупкая сосудистая оболочка, но такая важная. Частичка Драко, украденная, которую необходимо вернуть на законное место — владельцу. Чтобы оно билось, гоняло кровь, даровало жизнь. Гарри осторожно поднял стеклянную торбу, и спрятал за пазуху. Рукой провёл по мантии, придерживая столь драгоценный дар. Какой каламбур бытия — под рубахой он носил сердце. — П О Л А Г А Ю, Т Ы Н А Ш Ё Л Ч Т О И С К А Л. Дементор хрипит словно с толикой разочарования, но не достаточно великой, чтобы действительно задумываться об этом. Поттер едва заметно кивнул, не сводя глаз с пустой ямки, где раньше хранилось сердце Драко. Дементор отправился в обратном направлении, и Гарри поспешил последовать за ним, чтобы ненароком не затеряться здесь. Совсем скоро они вышли к высокой арке светлого камня, за которой туман сгущался. Дементор застыл у раздвинутой створки ворот. Юноша замялся на мгновенье, склонил перед духом голову в знаке уважения и благодарности. Стоило ему шагнуть в арку, он очутился в своей кровати. Это могло бы быть сумасшедшим сном, если бы Гарри не держал в руках стеклянный гроб. * * * В этот ранний утренний час было морозно, пасмурно и, по всем параметрам, сонно. Глаза Гарри были воспалены и слезились, он кутался в шерстяное пальто. Нарцисса стояла слева от него, прямая и непоколебимо спокойная, как вода в озере. Казалось, даже взрыв нуклеарной бомбы не сдвинет женщину с места. Они смотрели, как белое тело Драко медленно, дюйм за дюймом, погружается в серость воды. Какой-то глупый страх внутри Гарри кричал, что он сейчас утонет, что ему нельзя на дно, но тело Малфоя итак было ватное, а все жизненные процессы в нём замедлились до предсмертного состояния. Под защитой заклинания даже давление воды ему не страшно. Так что волнение было абсолютно бессмысленным. Верно? Гарри смотрел, как тихие волны нежно перебирают светлые пряди и вздувают складки рубашки. Из-под переливающейся толщи воды, он блестел перламутром и платиной. Это напомнило Поттеру о призывном мерцании меча Гриффиндора в водах, в чаще леса. Драгоценный клад на дне озера. Нарцисса сжала его руку в своей. — Это пройдёт, — мягко произнесла женщина. — Всё проходит. — Царь Соломон, — шепнул Гарри. Они стояли так ещё долго, прежде чем Леди Малфой потянула его к школьным воротам. Гарри не хотел навестить МакГоннагал или своих друзей, оставшихся в школе. Он не хотел прогуливаться по территории. Он хотел вернуться к озеру, но не мог. Остался ритуал. Драко будет ждать его, укрытый чёрными водами.***
VI.
Стены в доме Гарри приобрели вид современного авангардного искусства — от пола и до потолка они были покрыты листами с заметками. Особенно много листов было в гостиной, где они обитали вместе с Гермионой, в спальне юноши и на зеркале в ванной. В сущности своей, записки находились везде, где бросались в глаза, метафоричными восклицательными знаками напоминая парню: это нужно доучить, это повторить, тут поправить произношение, а рядом с этим написать руну! — Extremu spiritum meus dare vestri, — как мантру вбивал себе Поттер. — Extremum spiritum meum dare vobis, Гарри, ну сколько можно! — с тяжёлым вздохом в тысячекратный раз исправила Герм. Он уронил голову на книги и издал стон умирающего. Склонения его просто выводили, они были абсолютно бессмысленными и непоследовательными. Конечно, только для него, но не для Мионы. И хотя он всё ещё не мог запомнить падежные окончания, в остальном Гарри был готов. Он понимал смысл своих слов, знал их последовательность, выучил начертание символов и порядок действий. Он довёл это знание до автоматизма — реши Герми проверить его посреди ночи, он бы повторил всё от начала и до конца с закрытыми глазами, во сне. Часы, проведённые за чтением книг по ритуалистике и посвящённые практике, постепенно окупались. А когда Гарри думал о цели всех стараний, его руки зудели от нетерпения. Надежда была сладострастным, но опасным чувством, которое он не давал себе ощутить в полной мере. И всё равно… Время от времени он мечтал. У них был разговор об этом. Гермиона спросила: — Ты правда хочешь этого, Гарри? — она неловко остановилась посреди кухни, с чашкой чая в руках. Парень курил в окно и снова смотрел в небо. Серо-голубое. У него была прорва времени, чтобы подумать об этом, и сейчас он только хмыкнул. Гермиона становилась всё менее уверенной с каждым днём, будто теряла жизненные силы. Она начала сомневаться ещё после их провала с первым сердцем, а теперь и вовсе казалась способной оборвать концы. — Хочу ли я? — риторически вопросил Поттер. Он повертел огарок кретека, источающий плотные струйки дыма, прежде чем затушить его в пепельнице. — Мы зашли слишком далеко, чтобы останавливаться. Пути назад уже в любом случае нет. Две невинные жертвы, и ради чего? Чтобы просто струсить в шаге от триумфа? Ну уж нет, — он фыркнул. Гермиона выглядела полной сомнений, почти несогласной — хмурила соболиные брови и зыркала из-под пушистых ресниц, так что Гарри поспешил продолжить с нажимом: — Хочу ли я, чтобы Драко был здоров? Это единственное истинное желание моего сердца. Это не просто «долг», Герми, это стремление всей моей души. Я до сих пор живу лишь далёкими отголосками того, как было когда-то. Воспоминаниями о его улыбке, запахе весны и кислых яблок, с какой-то горькой пряной ноткой… Я был однажды счастлив, и я не потеряю шанс быть счастливым впредь. И это было сущей правдой. Это было его маленькой внутренней войной. Каждый день он боролся с собой, чтобы не вспоминать о Драко — не бередить ещё совсем свежие раны, но, с другой стороны, Малфой был единственным, что держало его в строю. Надежда, что однажды он снова будет живым, придавала и Гарри сил. Мир без Драко казался какой-то экстравагантной безвкусной шуткой, картонной картинкой, в которой Поттер не знал как жить. Гарри чувствовал, что все вокруг уже похоронили Драко, потому что он был неподвижным инертным телом. Но это было не так. Он дышал, он жил и хотел снова чувствовать. Где-то там, глубоко под водой, в середине раскуроченной грудины, он всё ещё был тем же Драко Малфоем. Запрятанная в самый дальний угол, словно какая-то хрупкая драгоценность, его мятежная душа всё ещё бушевала в желании жить по-настоящему. Нарцисса и Гермиона могли говорить что угодно, но Гарри никогда не сомневался. Он пылал изнутри ровным пламенем решительности. Миона слабо улыбнулась ему, словно заранее поставила крест, но парень её за это не винил. Они обговорили все возможные варианты развития событий. Шанс на успех был высок как никогда. День Х был назначен на первое декабря, пока озеро не оделось ледяной коркой. * * * Гарри стоял на берегу. Царила почти непроглядная темнота, но вода ярко отражала свет луны. Мёрзлая земля жалила голые ступни, но он этого не замечал. Его ждало очередное испытание жизни, до жути напоминающее испытание Турнира Трёх Волшебников на четвёртом курсе — снова в озеро, снова за пленником. В этот раз Гарри был умнее и осторожнее. Он снял и аккуратно сложил одежду на землю, оставаясь в одних брюках, и наколдовал воздушный пузырь вокруг головы. Он мало представлял, насколько глубоко находится тело Драко, но это не особо его пугало. То ли дело всевозможные морские твари… Он бесстрашно нырнул в самую глубь, вспарывая водную гладь ладонями. Юноше повезло, что в прошлый раз он долго смотрел на удаляющийся силуэт Малфоя, пока тот полностью не скрылся в водах, ведь теперь он знал что искать. В густой темноте озера было несложно заметить светлый проблеск шевелюры Драко. Его постамент действительно находился у самой стены, ограждённый от воды и пакостливых подводных существ куполом заклинаний. По обе стороны от камня разбились заросли водорослей и вились крошечные цветные рыбки. Гарри подплыл ближе и просунул руку под завесу заклятий. Она нехотя, но безболезненно пропустила его, что было весьма кстати — распутывать клубки защитных формул в невесомости не очень-то удобно. Подобравшись ещё ближе, Поттер аккуратно подхватил Малфоя на руки. Может быть дело было в воде, но он казался ещё тоньше и легче, чем в последний раз, и от этого сердце Гарри кольнуло жалостью. Он поспешил подняться на берег, чтобы окончить наконец этот парад фарса. Юноша глотнул воздух ртом, всплывая в метрах от берега. Он так же осторожно поднял свою ношу, и тогда голова Драко появилась над гладью. Прозрачные капли, стекающие с потемневших волос, капающие с ресниц и кончика острого носа, делали его необычайно живым. Гарри нравилось это зрелище, но они не могли оставаться в ледяной воде вечно. Он уже почти чувствовал судорогу лодыжек, нужно было срочно выбираться. Таким он и был — то есть, мокрым, дрожащим и холодным — когда почувствовал, что должен сделать всё прямо сейчас, не отлогая. Гарри бережно водрузил Драко на расстеленную поверх жухлых осенних листьев мантию. Плащ дементора всё ещё сохранял тепло, и плечи юноши, покрытые им более всего, были почти согретыми. Гарри глубоко вдохнул и сосредоточился. Он сделает это, сейчас. И тогда всё вернётся на круги своя. Долгий певучий призыв нестройными балладами выливается изо рта. Он нужен, чтобы воззвать к высшим сущностям, привлечь древнюю магию, достаточно могущественную, чтобы изменить душу человека. Длинное заклинание после необходимо для восстановления связей между душой и телом. И, наконец, последние кусочки заклинаний соединяются в цельную мозаику: — Et brachia ex donare viribus, — мягкий, хриплый шёпот сорвался с его губ, повторяя шелест лиственных крон, — Peto ut reverterentur ad hoc pertinet quod terra. Изогнутый кинжал появляется в руке Поттера. Юноша режет палец, чтобы оставить символ на белом лбу Малфоя. — Et in nomine meo, det vires vobis, — два символа появляются на ладонях, — et vitam vobis, — и ещё один в центре груди. Гарри проводит широкую рану по линии жизни на своей ладони. Он призывает шкатулку с сердцем Драко, и окропляет крышку своей кровью. Стекло отворяется рывком, а сердце пропадает. Оно делает три сильных удара в груди Малфоя — бьётся прямо в ладонь, Гарри чувствует это каждой клеточкой кожи. Несколько скупых капель крови выкипают, бурлят, увеличиваются в объёмах, превращаясь в стройные ручейки. Но это не страшно, Поттер смеётся, ведь кровь — это жизнь, и она течёт! Теперь самое страшное. — Et dabo vobis pars animae meae, — голос его всё твёрже, но он жмурится, ощущая фальшивую агонию отслаивающейся кожи. Тело горит и крошится, как застывшая вулканическая магма, как гранитный камень под напором лезвия. Это всё — неправда, это всё пройдёт через пару мгновений. Глаза чешутся и ногти мешают, они ощущаются на пальцах чем-то инородным, но это ложное чувство. А потом внутри становится до ужасного пусто. Словно всё тело титановое, тяжёлое, а в груди невесомость. И Поттер может поклясться, что ощущает каждую частичку своего тела — от кончиков волос до резьбы на подушечках пальцев… Борясь с непослушным языком, Гарри склоняется над лицом Драко, и видит его невероятно ясно, будто впервые. Бледное, со впалыми щеками, тонкими хмурыми морщинами, золотыми ресницами и тонкими губами. И Гарри целует эти мокрые холодные губы, выдыхая Малфою прямо в рот: — Do tibi sola ultimum posuisti refugium tuum. Posthac, erimus una. Ut sit. Долгие мгновения дыхание Драко всё такое же тихое, едва слышимое, спокойное и размеренное. А затем он открывает глаза. Зрачки сужаются на мгновение, долго фокусируются. И говорит, без голоса, одними губами: — Гарри.